I know how much it matters to you

– Хисын, можешь подойти ко мне? Голос классного руководителя раздался в учительской сразу после того, как последний его коллега вышел оттуда. Ли в это время вновь перебирал какие-то листы, замыленным взглядом следя за движением собственных рук из последних сил. Только третий урок прошел, а он уже готов рухнуть и уснуть прямо здесь, ибо устал до жути. Вчерашняя "беседа" с отцом оставила слишком много переживаний и тревоги внутри, отчего спалось ночью тоже плохо. Щека до сих пор саднила, а губа при каждой улыбке или длинном разговоре отдавала острой болью. Но парень все же послушно подходит к преподавателю и встаёт перед ним, перебирая пальцами обеих рук и опасливо глядя в чужие глаза. Учитель Пак добрый и молодой мужчина с американскими корнями. Потому и преподавал он в школе английский язык, на котором все звали его "учитель Джей", а не по фамилии или корейскому имени. В этом году ему вдруг захотелось попробовать взять классное руководство, чтобы быть ближе к детям, и у него очень даже неплохо получалось. Он чувствовал каждого своего ученика насквозь, а Хисына в особенности, ибо тот был к нему ближе всех, как староста, и проводил с ним больше всего времени. И сейчас преподаватель позвал его не просто так. – Да, учитель Пак? – раздается в пустом кабинете неуверенный вопрос, на который Чонсон разворачивается на офисном стуле и смотрит на парнишку снизу вверх проницательным взглядом, которого Хи до жути боялся. Боялся, что им мужчина выведает все его секреты. – Ты подрался? – внезапный вопрос застаёт врасплох, и Ли ошарашенно хлопает глазами, пока преподаватель указывает на его щеку. Очевидно, всё ещё красную, ибо в другом случае он не обратил бы внимания. – Что? Нет, вы чего, я бы никогда, – опомнившись, проговорил Хисын, поднимая на учителя глаза. Внутри всё сжалось в тугой узел, и вместе с тем нервных клеток в организме стало, по ощущениям, меньше в разы. – Тогда в чём дело? Всё утро ходишь подавленный. Я же вижу, что что-то не так. Ли в ответ на автомате поджимает губы и склоняет голову, будто перед отцом, и чувствует, как лопнувшая губа неприятно тянет. Такое чувство, будто только что отчитали за враньё, хотя на деле он сказал правду. С опущенной головой видно плохо, но преподаватель тянет руку к чужому подбородку, чтобы повернуть голову, и от такого внезапного касания Хисын дёргается, едва ли сдерживая себя, чтобы не вывернуться, ударив по чужой ладони со всей силы. Но он сумел вовремя спохватиться, игнорируя дикое желание и секундный страх. Мужская сильная рука поднимает его лицо за подбородок, поворачивает в сторону, чтобы получше рассмотреть саднящую щёку, слегка надавливает большим пальцем на разбитую губу, что неприятно отзывается пульсацией. – Хорошо, – Пак тяжело выдыхает, убирая руки от чужого лица и откидываясь на спинку стула, – давай так. Я не буду тебя допрашивать, и ты, в свою очередь, не обязан мне отвечать. Но в случае чего, – он осторожно тянется к руке парнишки, легонько и приободряюще её сжимая. – Ты знаешь, что можешь ко мне обратиться. Я не собираюсь делать поспешных выводов или осуждать. Я просто хочу, чтобы мои дети мне доверяли. И ты в первую очередь, Хисын, потому что ты ко мне ближе всех, и я уже доверяю тебе многое. Я могу рассчитывать на то, что ты расскажешь мне об этом когда-нибудь? – Возможно, – после короткой заминки отвечает Ли, – если вы сами не узнаете раньше. Тогда, наверное, я смогу рассказать. – Хорошо. Я не буду лезть в твое дело самостоятельно, пока того не потребуют серьезные обстоятельства. Ты в любой момент можешь сказать мне, что хочешь поговорить, и мы всё обсудим. Хорошо? Хисын кивает, сверля взглядом их сцепленные руки, и под ним учитель ослабляет хватку, выпуская из ладони чужие пальцы. На удивление, от осознания того, сколько безопасности и поддержки идёт от Джея, Хи становится тепло на душе. Как-то спокойно, что ли. В голову даже приходит быстрая мысль, что он сможет когда-нибудь с ним поделиться... – До скольки ты вчера остался в школе? – возвращаясь в свое рабочее состояние, учитель Джей выпрямил спину и развернулся к столу в пол-оборота. – До часов семи-восьми, наверное, если правильно помню. – С ума сошел? Зачем так долго сидел? – удивлено переспрашивает преподаватель, вновь цепляясь за ученическое лицо взглядом. – Так вышло... – Ладно... Щека и губа болят? Обрабатывал? – отрицательный кивок в ответ. – Совсем сдурел? Топай к медсестре, попроси мазью помазать. Можешь лечь отдохнуть. Какой у вас следующий урок? – Английский, вроде. – Тем более. Иди и не беспокойся, никакой новой темы не будет, я тебя освобождаю от сегодняшнего занятия. Просто отдохни. Выглядишь измотанным. Хисыну кажется, что он прямо сейчас готов расплакаться от благодарности. Всё же, его классный руководитель – самый лучший учитель во всей школе. Самый понимающий и добрый, это уж точно. Иногда хочется его искренне заобнимать и поблагодарить от всего сердца за эту заботу, однако субординацию никто не отменял – Спасибо, учитель Пак, – Хисын кланяется почти на девяносто градусов, и вновь талдычит, – спасибо, правда, я... – Успокойся уже, бедолага. Иди, пока я не передумал. А мне бы на урок к вам еще дойти... – озадаченно вздыхает он, хватая со своего рабочего стола какую-то папку и поднимаясь с места. Мужчина мягко улыбается и легко обнимает Ли за плечи, приободряюще хлопая ладонью по руке, и направляет его в сторону выхода из учительской вслед за собой. – Нормально всё будет, прорвёмся. Угу? – Угу, – кивает Хисын, мягко улыбаясь ему в ответ и выходя из уже привычного кабинета. Преподаватель в последний раз хлопает по плечу, разворачивается и уходит влево, по направлению к классу 3-1. Ли же сворачивает вправо и шагает в сторону мед кабинета. В коридорах уже тихо, не слышно ничего, кроме голосов учителей из кабинетов и шороха карандашей о бумагу. Хи чувствует, как его мучает совесть за прогул, как она давит на грудь, заставляя легкие с каждым вдохом вздыматься все сложнее. Стоило подойти к двери с табличкой "медицинский кабинет", Ли стучится к медсестре, тихонько входит внутрь и совсем глупыми глазами смотрит на молодую девушку, которая копошилась до этого в каких-то бумажках. Кажется, какие-то заявки на прививки или типа того. Медсестра поднимает голову на вошедшего парня, хлопает длинными ресницами и ждет от него хоть одного пояснительного слова, ибо поначалу даже не замечает никаких ссадин на его лице. Но как только Ли, неловко мешкая, всё же открывает рот, чтобы начать, она тут же замечает причину, по которой он пришёл, и поднимается с места, чтобы лучше его видеть и оценить масштаб проблемы. – Я... Мне сказали подойти к вам, чтобы вы помогли обработать... – Я уже поняла, – заканчивая быстрый осмотр, она идет к стеклянному шкафчику и достает оттуда две мази и ватные палочки, вновь возвращаясь к ученику, – присядь на кушетку, пожалуйста. Ли без вопросов повинуется и усаживается на край "кушетки", которую с трудом можно было таковой назвать, ибо больше она была похожа на полноценную кровать с подушкой, так еще и шторками можно было отгородиться. Хи удивлялся, ибо был в этом кабинете почти впервые, и подобной роскоши раньше не замечал. Просто поразительно, что школа так позаботилась, выделив деньги на такой хороший мед кабинет. Молодая девушка, в свою очередь, открывает один из тюбиков и набирает на ватную палочку немного мази, после чего тянется к хисыновой разбитой губе с ожидаемым вопросом. – Подрался? – мазь неприятно холодит губу и ощущается противно, но возражать парень не смеет. Да и ответить не может тоже, чтобы чужой работе не мешать, и потому поднимает ладони тыльной стороной вверх, показывая девушке, что его руки целы, и даже костяшки не сбиты. – Значит, получил от кого-то? След только на одной щеке, слишком очевидно. Ли молчит, ничего не отвечая, и только следит взглядом за чужими руками, которые уже тянутся к другому тюбику и выдавливают немного мази на пальцы, которые после этого осторожно касаются щеки. От неприятных ощущений Хисын прикрывает глаза и хмурится, уже мечтая о том, как приляжет на этой невероятно мягкой кушетке и провалится в неглубокую дрёму. – Болит? Рука тяжелая, сразу видно, – всё не унимается девушка. А Хи, только бы она отцепилась, согласно мычит и едва разлепляет глаза, чтобы не уснуть прямо на месте. – Надо было сразу что-то холодное приложить, может быстрее сошло бы, и сегодня не было бы видно. – Возможности вчера не было, – наконец подает голос парень, понимая, что молчать совсем уж неприлично. – Учитель разрешил мне, так что... Могу я остаться тут и поспать немного? Всего на один урок, не больше. – Конечно, – девушка мягко улыбается, закончив свою работу, идет к небольшой раковине, смывая с пальцев остатки мази, после чего убирает медикаменты обратно в шкаф. – Мог и не спрашивать. Разбудить тебя на перемене? – За пять минут до урока, если можно, – он уже довольно снимает обувь, задёргивает шторки, чтобы оградить себя от излишних источников света и беспокойства: окна и двери в коридор, после чего аккуратно укладывается на правый бок, чтобы проделанная медсестрой работа не прошла насмарку. – Можно, можно. Надеюсь, в следующий раз увижу тебя здесь не с побоями, а с простым желанием отдохнуть, – хмыкает она, возвращаясь к бумажной работе и полностью замолкая, чтобы позволить Хисыну уснуть.

•••

Казалось, будто он и не засыпал вовсе, настолько уж быстро пролетел этот незапланированный дневной сон. И вот уже Ли чувствует, как его плеча осторожно касается женская рука, нежно толкая, чтобы разбудить. Парень почти моментально открывает глаза, благодарит медсестру, обувается и выходит. Пытается вспомнить, что ему снилось, но не может: перед глазами только приятная чернота, и это к лучшему. В коридоре до жути шумно. Со всех сторон кричат парни, и поначалу было сложно понять, что вообще происходит. Только когда Хисын протискивается сквозь толпу, чтобы пройти, наконец, к классу, он видит, почему все встали. Взрослые лбы снова решили поиграть в футбол комком бумаги, и потому сейчас метались по всему коридору с этой бумажкой, уже почти сбивая друг друга с ног. Наверное, он никогда не поймет этот вид спорта. Просто травмоопасная беготня за мячом по полю. Ну, в этом случае, по коридору. Ли вздыхает с легкой улыбкой и пытается пройти мимо играющих, шагая вдоль стены, но даже это не помогает. Внезапно в его плечо врезается парень, кажется, чересчур уж сфокусированный на "мяче", на что Хи только хмурится, ибо ощущения не из приятных, и переводит недовольный взгляд на виновника. – Прости! – быстро кидает уже знакомый голос, после чего пинает скомканный лист и попадает в импровизированные ворота из двух портфелей, на что все играющие за его команду парни вскрикивают от радости. Юноша почти сразу оборачивается на того, с кем столкнулся, и натыкается на проницательные глаза. – О, Хисын! Блин, прости еще раз, я тебя не видел. Джеюн подходит ближе, вместе с тем пытаясь перевести дух после беготни, и приветственно хлопает Ли по плечу, как бы здороваясь. Изучающий взгляд мажет по лицу, сначала останавливаясь на совсем ещё заспанных глазах, следом проходясь по щеке и цепляясь за губы. В голове пазл не складывается, и он всё же задаёт вопрос на свой страх и риск. – А что... С лицом? – он растерянно хлопает глазами, кажется, даже дышать переставая, и по привычке убирает волосы назад, проходя сквозь них пальцами. – Ты уже третий, кто спрашивает об этом, – вздыхает Ли, потирая глаза, чтобы разбудить себя окончательно. – И третий, кто не получит ответа, я так понимаю? – Ага, – подтверждает догадку он, глядя Джеюну за спину. – Там твои друзья расходятся уже, я не отвлекаю? – и он говорит правду, потому что глядя на то, как Шим завис со старостой из параллели, они стали успокаиваться, забирать лежащие на полу портфели и подобрали свой "мяч" с пола, пряча в одну из сумок. – Не, пофигу, – буквально машет на них парнишка, – ты обработал? – Только что из мед кабинета вышел, – кивает Хисын, успокаивающе улыбаясь. – А... Так вот почему такой заспанный. Не выспался ночью? – Угу, спалось плохо. Короткий диалог, казалось бы, совсем обыденный и дружеский, прерывается звонком на урок. Хисын вздрагивает и уже собирается бежать к кабинету, но Джеюн перехватывает его руку, останавливая и заканчивая свою мысль. – Когда у тебя уроки заканчиваются? – Сегодня в два, но я еще побуду в школе, домашнюю сделаю. А что? – Останусь с тобой. – Зачем? Не надо, Джеюн... Но парень не дает ему договорить, просто усмехается, полностью игнорируя чужой протест, хватает сумку и бежит в свой кабинет. Какой же он всё-таки оболтус.

•••

– Хисын! – радостный голос зовет со спины, отчего парень дёргается, пугаясь внезапности. На часах уже двадцать минут третьего, и он думал, что Джеюн не вспомнит о своем обещании остаться, не придёт к нему в библиотеку. Но он всё же явился, и даже притащил что-то с собой. Стоит Хисыну обернуться, и взгляд падает на две упаковки бананового молока в одной руке, и две кремовых булочки в другой. Казалось, что к глазам сейчас безостановочно начнут подступать слёзы, но Ли сдерживал их, как мог. Он не знал, как реагировать даже на такое элементарнейшее проявление заботы. Не знал, что ему с этим делать и как быть, потому что, когда Шим ставит на его тетрадки перекус, сердце почему-то сжимается. – Зачем, Джеюн?.. – Чтобы ты не забыл покушать. У меня тоже такое бывает, так что всё в порядке! Просто хочу сделать тебе что-то приятное. Ли в неловкости прячет смущённую улыбку, но всё же берет небольшую бутылочку бананового молока, вставляет в нее трубочку и делает глоток. Вкусно. Он искренне обожает этот напиток, и сейчас действительно не может понять: Джеюн просто угадал или выспросил у кого-то? Хотя, у кого там спрашивать. Угадал, без вопросов. – Спасибо большое, – звучит тихий голос, почти шёпот. Шим улыбается в ответ на это, хмыкая. – Да не за что, – парнишка сам не стесняется приняться за еду и с интересом заглядывает в чужие тетрадки. – Кстати, я всё спросить хотел. Почему ты тут домашку делаешь? Дома разве не удобнее? Там и покушать нормально можно, и комфортнее, разве нет? – Ну... Мне тут больше нравится. Атмосфера подходящая, – отвечает Хисын, хотя на деле хочется честно сказать "не в моем случае" на слова Джеюна. – Да ну, – вновь усмехается он, открывая упаковку и вынимая из него булочку, – интересные у тебя предпочтения. – Можно я тоже спрошу у тебя? – тот хлопает своими щенячими глазами в ожидании этого самого вопроса, давая добро автоматически. – Почему ты остался со мной, если тебе не нравится в школе? Дома же лучше, зачем торчишь тут со мной. – Ммм... – задумчиво мычит Шим, жуя булочку, и через пару секунд отвечает. – Ты прикольный. Интересный. Не знаю, мне просто нравится сидеть и болтать с тобой. С одноклассниками только про футбол и игры поболтать можно, да и после школы они сразу в компьютерный клуб идут, а мне там не нравится. Дома лучше, там Лейла с мамой. – О чем со мной говорить? Я же скучный, – смеётся Ли, тоже кусая булочку, и крем остается у него в уголках рта. Вместе со сладостью начинки и теста на языке чувствуется горечь заживляющей мази, всё ещё оставшейся на губах с утра. Но в голове всплывает вопрос по поводу произнесённого имени, и это не даёт покоя. – А Лейла – это..? – Собака. Самая лучшая девочка на свете, – с гордостью заявляет тот, вздёргивая нос, что выглядит до безумия смешно, ибо в уголках его губ всё ещё остается белый крем от булочки. – Хочешь, познакомлю вас? Она любит новых людей, ты ей сто процентов понравишься. – Ты хороший хозяин, раз так хорошо о ней отзываешься, – улыбается Хисын, делая глоток молока. – Хочу. Но только не сегодня. Сегодня я после школы сразу домой. – Ну вот, а ты говоришь, что ты неинтересный, – на эти слова Ли удивлённо подымает брови, и Джеюну приходится пояснить. – У тебя столько секретов. Почему, например, вчера ты сначала отказывался от того, чтобы поесть со мной? Почему рвался вчера домой, а сейчас говоришь, что нравится оставаться в школе? Почему иногда осекаешься и молчишь, как будто тщательно слова подбираешь? Где ты, в конце концов, получил по лицу? Столько вопросов, хотя мы всего пару дней знакомы. Я ни в коем случае не давлю на тебя, если что! Мне просто очень интересно, но ты не обязан отвечать сейчас. Просто хотелось бы когда-нибудь... – А ты... Внимательный, – Ли всё ещё поражен чужими словами, и даже моргнуть лишний раз боится: а вдруг Джеюн заметит, как сильно у него забилось сердце и участилось дыхание при одном упоминании осечек и ссадин. – Когда-нибудь... Возможно, когда-то я скажу. Тебе точно. И, кажется, это будет даже раньше, чем мне бы хотелось, – последнее предложение он добавляет совсем уж тихо, даже неслышно почти, чтобы Шим не услышал. И зачем он это сказал? Звучит, как какое-то обещание или признание в доверии, хотя этого Хисын явно не планировал. Но теперь уже ничего не сделаешь. – Вааа, – довольно дрыгает ногами Джеюн, улыбаясь до ушей. Кажется, такой ответ его более, чем устроил. – Я очень ценю! Мне правда приятно, что ты... Что я у тебя... Короче, приятно мне, – смеется он сам над собой, и неловко затыкает рот булочкой. Ли подхватывает за ним, заливаясь смехом, и чуть ли не задыхаясь, будто их глупый смех – это зараза какая-то. С этим парнем почему-то всё так... Просто? Он такой приятный, добрый и смешной. Такой живой. В отличие от Хисына, который, казалось, много лет уже столько не смеялся и не улыбался, сколько делает это рядом с Шимом. Рядом с ним он как будто оживает вновь.

•••

Домой Хисын заходит так же тихо, как и делал это вчера. Хоть сейчас на улице и светло, и он не опоздал ни капли, всё равно какое-то давящее чувство жмёт в груди и заставляет затаить дыхание, пока он снимает кеды. Из головы до сих пор не выходят их с Джеюном разговоры в библиотеке. Тихие, потому что библиотекарь, каждый раз, когда проходила мимо, шикала на них, и оттого такие секретные и сокровенные. Хисыну ужасно понравилось. Так понравилось, что с новым другом приятно говорить, приятно делиться даже самыми обычными вещами, приятно... Всё. Приятно даже просто сидеть в тишине под шорох карандаша о бумагу, когда они оба писали что-то в своих тетрадях. И хоть Шим делал это намного меньше по времени, его вовлеченность оставалась ощутимой. Наверное, теперь Хи понимает, что тот имел в виду, когда говорил, что даже молчать вместе интересно. Ли вновь осторожно шагает мимо зала, где даже не идет какой-то футбольный матч. Сейчас атмосфера не такая, как вчера. В квартире не полная темнота, а из окон валит свет вечернего солнца. В зале не валяются пустые жестяные банки от пива, они все стоят на выходе в черном мешке. Видимо, отец опять вызывал клининг. Что-то здесь не так. И не потому, что дом прибран, хотя и это тоже кажется подозрительным. Больше удивляет голос мужчины из зала, и каждое его слово не переплетается со следующим, как это обычно происходит, когда он пьян. – Хисын, ты вернулся? Иди сюда. Сердце зашлось стуком. Наверное, отец всё же услышал шорох одежды, когда Хисын проходил мимо. И самое страшное то, что парень даже не знает, чего ожидать. Интонация не так хорошо знакома, и можно даже сказать, что не предвещает ничего плохого, но всегда нужно быть наготове. Собрав всю волю в сжатые кулаки, он заходит в зал и встаёт перед отцом, который сидел на диване с каким-то нечитаемым выражением лица. Ли чувствует, как жмётся на месте, от дискомфорта переминаясь с ноги на ногу, и из последних сил держится, чтобы не спрятать глаза в пол, смотрит на мужчину перед собой. – Хисын-а... – отец говорит это таким голосом, которого юноша не слышал уже давно. Он не понимает, что происходит. Просто бред какой-то, не мог же он... – Как твои дела? Что нового в школе? Мог. Смог резко подобреть, как это обычно бывает раз в год. Когда он вдруг трезвеет наутро и понимает, что у него есть сын, и внезапно начинает проявлять к нему интерес. От таких резких перемен всегда страшно, потому что Хисын уже на опыте знает, из-за чего это, и как плохо бывает после них. Когда он снова уходит в запой и становится раздражителен до жути. В такой период лучше вообще из дома не выходить и не приходить, просто сидеть в своей комнате и не высовываться дня три-четыре, пока не стихнет. – Всё хорошо. Сегодня помогал учителю Паку, как староста. Он попросил разобрать документы в учительской, – это звучит, как заученный текст, и парнишка пытается улыбнуться, чтобы сгладить ситуацию хотя бы с виду. – Староста... Ты молодец, сынок, раз учителя так доверяют тебе, что даже позволяют находиться в учительской. Похвала режет по ушам. Она кажется такой странной, такой подозрительно доброй и искренней, что даже не верится. К горлу внезапно подкатывает противный ком слёз. Потому что эта похвала бывает настолько редко, настолько по особенным случаям, что каждый раз хочется разрыдаться и обнять того человека, которого Хисын искренне любил когда-то. Но он знает, что этот папа ненастоящий. Что эта акция с похвалой и мягким голосом – разовая, и уже через пару дней всё вернется на круги своя. Мало того, станет хуже. Парень уже выучил это, и не позволяет себе обманываться. Потому что будет больнее. – Что ещё нового, сынок? – его глаза бегают по родному лицу, осматривая каждый сантиметр. Как будто он запоминает его перед тем, как снова ударить и попортить. Зрачки цепляются за щеку. Ту самую, по которой врезал вчера дважды. У Хисына на секунду сердце останавливается, когда отцовская грубая рука тянется к чувствительной коже лица, и осторожно касается её. Ли просто не может это контролировать, он непроизвольно крупно вздрагивает, потому что именно от этого человека подобное ожидаешь меньше всего. Потому что именно от него появилась жгучая боль и ссадина, и Хи ждал повтора. Он сжимается сейчас, потому что просто не знает, как папа воспримет его реакцию. – Я... – начал мальчишка предательски дрожащим голосом, из-за чего осёкся, – я сегодня сдал проект, из-за которого вчера опоздал. Учитель похвалил... От этих слов лицо отца скривилось в жалостливой гримасе, бровки съехались домиком, а рот раскрылся, готовясь что-то сказать. Безусловно, он помнил, что ударил сына вчера, помнил за что, и как тот просил ему поверить, почти молясь. Мужчина внезапно поднимается с дивана и стискивает Хисына в объятиях, отчего тот вновь вздрагивает. Поначалу посещают мысли, что стоит вырваться, выкрутиться, оттолкнуть и сбежать. Но хоть он и знает, что это просто иллюзия, разовый обман, но всё же позволяет хоть разочек почувствовать себя нужным, любимым. – Хисын-а, прости меня... – чужой голос дрожит, как и его грудная клетка, к которой мужчина прижимает голову сына. – Прости меня за то, что я у тебя такой... Такой непутёвый, такой козёл, прости. Я не хотел делать тебе больно. Тебе было больно? – он внезапно отстраняется и хватает парня за плечи, наклоняясь к его лицу и обеспокоенно водя по нему глазами. Трезвыми. Хисын молчит. Потому что знает, что врать о прощении нет смысла, ибо он не простил ни капли. Ведь в первый раз он действительно поверил, действительно сказал, что прощает, искренне обнял и заплакал. А через пару дней его вновь отхлестали за то, что прошел мимо недостаточно тихо. Парадокс. Но парнишка учится на своих ошибках, и потому сейчас отводит взгляд в сторону, ничего не отвечая ни на одну из просьб и на поставленный вопрос тоже. Не хочет врать самому себе. Одними только губами шепчет: "больно", думая, что его не услышат. Но отец слышит, ибо слух у него действительно хороший, и в ответ произносит только такое же тихое: "прости". Но Ли не верит уже. – Ты кушал сегодня? – вновь через пару секунд звучит вопрос. – Да. Мне принесли сегодня в обед. – Кто принёс? Учитель? – Нет, – Хисын искренне не хотел распространяться и рассказывать этому человеку что-либо, не касающееся учебы, но и врать не хотелось тоже. – Друг. – Друг? У тебя есть друзья, Хисын-а? Я... Я так рад... Почему ты не рассказывал о нем раньше? Может, пригласишь его к нам? – поспешные решения. Снова. Совсем скоро отец передумает, и если бы парень был настолько наивен и глуп и повелся бы, то за гостей ему бы прилетело чем-нибудь тяжелым сразу после их ухода, это точно. – Потому что мы с ним познакомились вчера. К нам... Я думаю, не стоит. Мы еще недостаточно близки, – вздыхает парень, вновь крутя головой по сторонам, только бы не сталкиваться с отцовскими глазами. Только бы не обманываться снова. – Па, я немного устал сегодня... Можно я пойду к себе? Голова болит. – А... Конечно, сынок, конечно. Я принесу тебе аптечку, иди в комнату. И Ли послушно разворачивается, шагая к себе. Ровно через минуту копошений на кухне отец заходит к нему, ставя аптечку на письменный стол, и Хи говорит, что сам отнесет её обратно, и тот может идти. Мужчина нехотя кивает и уходит, закрывая дверь. Хисын же остаётся, сидя на кровати, неподвижным. В горле встаёт ком. Снова. Снова этот обман, который закончится буквально через пару дней. Его глаза начинают блестеть, и если бы он не был в комнате совсем один, то точно бы сделал всё возможное, чтобы не позволить этому водопаду случиться. Но он в этой комнате в безопасности. Потому по щекам начинают безостановочно литься соленые реки, а из глотки вырываются с завидной периодичностью всхлипы. Ну почему, почему так не может быть всегда? Почему это бывает только раз в чертов год? Почему по такому ужасному поводу? Почему его отец просто не может быть нормальным. Вскоре простой плач перерастает в рыдания. В искренние, самые настоящие, срывающиеся на крик, заглушаемый подушкой, рыдания, от которых кровь стынет в жилах. Сквозь пелену в глазах Хисын подошёл к двери и закрыл ее на щеколду, которая на удивление всё ещё не была вырвана отцом когда-то в порыве гнева. Она сейчас спасала. Потому что не хотелось, чтобы папа в таком состоянии слышал и тем более видел всё происходящее тут. Рыдания уже совсем скоро перерастают в откровенную истерику, по-другому не назвать. И Хисын не знает, что с этим делать и как успокоиться. Он просто не может остановиться, слёзы льются из глаз, застилая взор, ноги не держат, и потому он просто падает на колени прямо перед кроватью и утыкается лицом в подушку на ней. Как же давно он не выплёскивал всё. Как же давно не слышал тех слов, которые сказал сегодня отец, как же давно он хотел почувствовать это. И сейчас он просто плачет, потому что не может сделать так, чтобы слышать это постоянно. Чтобы быть постоянно любимым, а не вечно наказанным. От рыданий уже глаза болят. Завтра опухнут до жути, если сейчас не успокоиться. Но он не может. Не знает, как. И рука сама собой почему-то тянется к телефону, ища контакт нового друга, хотя его и искать особо не надо. Он сразу всплывает первым непрочитанным сообщением в какаоток, и Ли бездумно тычет на него.

Jakeee

Хисын, как дела? [18:21] Ты придешь познакомиться с Лейлой? [19:34]

Да, приду [20: 39]

О [20:39] Когда тебе будет удобно? Можем заодно и у меня посидеть [20:39]

Завтра? Получится? [20:39]

Конечно, братан, без вопросов [20:40]

Спасибо тебе большое, Джеюн. Я не знаю, как мне правильно сказать это, но ты очень помогаешь мне, особенно сейчас [20:40]

Оу [20:40] Неожиданно хаха [20:40] Я вроде ничего особенного не делал[20:40] Но всегда пожалуйста [20:40] Дышать становится легче. Хисын не знал, сколько не мог успокоиться, но явно больше часа. А то и больше раза в два, кто знает. Но от одних только сообщений Джеюна стало легче. Он будто бросил спасательный круг, а Ли схватился за него, как за последний шанс. И отпускать не хочется. Слезы засыхают на щеках, и появляются силы перелечь на кровать. Спасибо Шиму. Главное не потопить его вместе с брошенным им самим спасательным кругом, когда Хисын будет совсем на дне.