I know how much it matters to you

Очередной день, в котором не будет даже свободной секундочки, чтобы подумать о себе. То, что нужно. Устает ли от этого Хисын? Просто безумно. Но перестать нагружать себя он не может. Это словно наркотик, который затягивает в оборот, и теперь выбраться из этого кошмара переработок невозможно. Почти физически невозможно, ибо учителя надеятся на него с каждым днём всё в большей мере, и подводить их – подводить свою репутацию, наработанную за все два года в старшей школе. Потому даже сейчас он, как последний идиот, вместо совмещённой с параллелью физры сидит и перебирает бумажки в учительской, максимально пересиливая себя, чтобы не вчитываться в содержимое. Перед глазами то и дело мелькают табели успеваемости для учителей-предметников, причем не только учеников своего класса, но и даже параллели. Вперемешку. По сути, в этом и заключалась работа, данная на сегодня, которую не успел выполнить классный руководитель, – перебрать эти бумаги и отделить свой класс от параллельного, всего-то. Ага, всего-то... У Хисына уже в глазах плывет от знакомых фамилий и крохотных циферок в табличке. Просто ужас, и как учителя в этом что-то видят? У них же у всех поголовно плохое зрение, что там можно разглядеть вообще? Ли пробует разок, останавливаясь и поднимая перед собой один из чьих-то табелей. Вчитывается в фамилию и имя: Шим Джеюн, – и опускает взгляд ниже, чтобы попытаться разобрать оценки. К слову, вполне себе неплохие. Очень даже. По математике у него достаточно высокий средний балл, вызывает уважение. Хисын достаточно быстро разобрался с тем, где найти этот самый балл, и потому отложил листочек в сторону, куда складывал табели учеников с других классов. В голове мелькает мысль, что стоит познакомиться с этим парнишкой с параллели, ибо он кажется достаточно умным. Такие знакомства никогда не помешают, никто даже спорить не станет. А еще не помешал бы сейчас кофе. Иногда (почти ежедневно) Ли очень сильно жалеет, что ложится спать так поздно, готовя домашнюю работу, в ущерб своему здоровью, но поделать с этим ничего не может. Всё же он староста, а значит, должен быть на первом месте всегда. Он сам для себя так решил. Однако, из-за маленького количества сна, действия зачастую становятся заторможеннее, а голова соображает медленнее. Именно поэтому Хисын заканчивает перебор бумаг позже, чем планирует, но всё равно быстро поднимается с места и укладывает две тяжелые стопки бумаги крест накрест в коробку, чтобы отнести в другой корпус, как и просил учитель Пак. Заодно и посмотрит на своих одноклассников, которые сейчас, наверное, с невероятным рвением играют во что-то на спортивном поле. Парень без особых раздумий подхватывает на руки коробку с бумагами, лежащими в ней, и которые он так усердно перебирал последние минут тридцать точно, а то и больше. Чувствуя, как руки начинает неприятно тянуть от веса листов, он толкает плечом дверь учительской и неторопливо спускается с одной из лестниц, прислушиваясь к каждому звуку, и шагает по коридору к выходу. Сейчас еще шёл урок, и потому по коридору разносились звонкие голоса учителей и редкий шепот учащихся, которых урок не интересовал. Хисын никогда не понимал, зачем шептаться, если можно заняться намного более полезным делом: поспать, например. Он останавливался на секунду у одного из кабинетов, глядя в большое стеклянное окно практически на полстены, из которого открывается вид на класс. На последних партах, подложив под голову руку и специально купленную для этого мягкую подушку, спал светловолосый парнишка, явно крашеный блондин, и ресницы его лишь изредка трепетали от слов преподавателя. "Красивый", – пролетает в голове, но быстро эта характеристика сменяется на более отстраненное от внешности юноши: "завидую". Опомнившись, Ли быстро моргает и продолжает путь к выходу из корпуса. Да, он действительно завидует. И тому, что кому-то позволяют даже(!) красить волосы, и тому, что этот кто-то настолько симпатичный, что, вероятно, все оплошности ему прощаются, и тому, что этот кто-то позволяет себе спать на уроках. Он тоже хочет. Хочет хотя бы на секундочку почувствовать себя свободным и капельку бунтарем, хочет отдыха, но не может смириться с тем, что пропустит важный материал, от которого могут пострадать оценки. Как же хочется порой забить на все учительские просьбы и как все хотя бы поиграть в футбол на физре, в конце концов... К слову об этом. Стоило вновь толкнуть плечом входную дверь и выйти под аккомпанемент в виде скрипа, в глаза ударило яркое весеннее солнце, ослепляя. Однако нужно лишь быстро проморгаться, чтобы открылся вид на громадное футбольное поле, никак не огороженное, если не считать невысокий сетчатый заборчик, едва доходивший до плеч. Не огорожено потому, что опасаться тут нечего, ибо на задний двор школы вряд ли проберутся, да и бегать за вечно вылетающими мячами через "вход"(если бы он был), а не перепрыгивать через низкий заборчик, было бы очень неудобно. Прямо сейчас, очевидно, шел урок у класса Хисына и их параллели, потому что по полю метались парни одного роста, да и играли наравне. Наверное. Точно Ли сказать не мог, ибо не разбирался в этой игре вовсе. Девчонки сидели в стороне на трибунах, поставленных вдоль одной из импровизированных стен из сетчатого забора, и явно скучали, ибо играть не хотелось, а болтать друг с другом уже наскучило. М-да. Зато Хисыну просто очуметь как весело, просто руки на отсечение можно дать, чтобы доказать, как сильно ему нравится быть старостой. Под ругань ровесников он шагает по тропинке, проходя мимо футбольного поля и максимально стараясь не поворачиваться туда, чтобы не увлечься и случайно не запнуться, рассыпав при этом все бумаги. Будет жаль свою работу в таком случае. Да, вот только даже его опасения по этому поводу были напрасны. Тотальный пиздец будет преследовать Хисына везде и всегда. – Вышел! – слышится откуда-то слева, со стороны поля, громче других голосов. – Баран! Куда ты так сильно бьёшь?! – слышится ругательство, но Ли принципиально не поворачивается. К сожалению. Потому что мяч, выпнутый с поля со всей силы, летит прямо ему в висок, успешно преодолевая недо-препятствие в виде заборчика и ударяя с глухим стуком. Со стороны слышится уже более громкое: "Блять, вы по старосте попали! Долбоебы, он прибьет нас!", – но Хисын уже едва ли разбирает сказанное. В ушах звенит, а руки сами собой отпускают коробку с проделанной работой, буквально ощущая, как все листы разлетаются по мощёной тропинке, ведущей в другой корпус, и все старания катятся в бездну. Ли бездумно прижимает ладони к вискам, сжимая руки в кулаки в надежде, что это поможет, но всё без толку. Голова всё еще не соображает от внезапной вспышки боли, а координация теряется, ибо Хисын чувствует, как начинает пошатываться, но всё еще держится на ногах. Падать было бы совсем стыдно. – Ты выпнул, ты и разбирайся! – вновь слышится крик слева, который Хи уже может разобрать, ибо начинает отходить от внезапности и медленно поднимает голову в сторону звука. Взгляд цепляется за парнишку, что на полной скорости рванул к Хисыну, и уже через пару секунд был совсем близко, без труда перепрыгивая заборчик и подходя почти вплотную. Он тяжело дышал от совсем недавнего бега, тяжело сглотнул, зачесывая пальцами влажную от пота челку назад, и даже так выглядел вполне себе ничего. Даже такой, казалось бы, запыхавшийся и уставший, он все еще миловидно и жалобно сводил брови к переносице, явно выказывая свое беспокойство. – Эй, ты как? – надо же, даже голос слащавый. – Сильно прилетело? Прости, я не хотел, правда, кто ж знал, что ты пойдешь здесь в такой момент. Хисын молчал, чтобы не сорваться. Молчал, чтобы не выплеснуть на невинного парня абсолютно всё, что копилось с самого утра, с самого начала недели, с самого начала его обучения. Ли только убирает от висков руки, отрицательно кивая, чтобы показать, что прилетело ему не так уж и сильно, хотя это чистая ложь. Пытаясь сделать так, чтобы нахмуренные от боли брови распрямились, парень садится на корточки и пытается оценить масштаб своей проблемы. Судя по всему, он в полной заднице. Листы прокатились вперед минимум на полметра, и вместе с осознанием, что придется собирать всё это и снова складывать, к горлу подкатывает ком обиды и разочарования. – Эй, ну, ты это... Ответь хоть. Немой что ли? – он мельком усмехается, присаживаясь на корточки рядом с Хисыном и начиная поднимать бумаги без разбору. Хисын чувствует, что сейчас взорвется. И так и происходит. – Убери руки! – он резко взмахивает ладонями, на что парнишка так же быстро, как и стал поднимать, отпускает документы из рук и, казалось, даже отшатывается. – Просто не трогай, блять! Мне хватило мяча в голову, всё, хватит! На этом твои извинения приняты, – голос, сорвавшийся на крик, вдруг ломается и предательски дрожит. К глазам начинает подступать отвратительная влага, которую Ли старается быстро сморгнуть, продолжая кричать. – Просто свали уже! Не надо мне ничем помогать, просто уходи! – Ты чего так завелся-то?.. Уйду я, уйду, – вздыхал парнишка, поднимаясь и опасливо делая шажок назад, вместе с тем крутя головой в сторону голоса с поля, кричавшего что-то вроде: "Джеюн, неси мяч уже". – Ну, ты это... Прости меня еще раз, я правда не специально. Ли только поднимает взгляд, полный неконтролируемой агрессии и застывшего холодного блеска, и пилит им парня без слов, чего хватает вполне, чтобы тот замолк окончательно и побежал в сторону мяча, сверкая русой макушкой на солнце. Еще с полминуты Ли не отрывает от него глаз, пока юноша перекидывает мяч через заборчик, перепрыгивает его сам и вяло бежит к остальным парням на поле. Никто больше не подходил. Все остальные вернулись к игре, уже спустя пару секунд послышались радостные вопли и свисток, а Хисын вместе с тем обессиленно склонил голову, пряча ее меж рук, которые опер на колени и вытянул, сидя на корточках. И зачем он сорвался на этого бедолагу? Он же просто помочь хотел, извиниться, а Ли вот так вот сорвался. Даже обидно за него как-то, он ведь действительно не сделал ничего криминального... Черты лица смягчаются, с губ срывается тихий всхлип, а глаза вновь невольно наполняются влагой, сверкающей на солнце и быстро скатывающейся по щекам. Никто не видит, и на этом спасибо. Руки тянутся к листам, которые только что пытался помочь поднять парнишка, и осторожно подхватывают их. Минут десять еще уходит на то, чтобы собрать сначала все листы, которые изначально лежали в коробке вертикально, вновь вернуть их на место, а потом, уже ускоряя темп, ибо наловчился, Ли подобрал табели своего класса, пересмотрел снова, чтобы убедиться, что не спутал, и положил сверху. Теперь все так, как и было. Только плюсом к усталости теперь еще и чувство вины за срыв и влажные щёки. Но это уже на втором плане. Со звонком Хисын поднимается на ноги, вновь подхватывая на руки коробку, и шмыгает носом, убеждая самого себя, что успокоился. Одноклассники и параллель в это время дружно хлынула с поля, выходя по-цивильному через дверцу, хотя кому-то все же не унималось, и он перескочил через заборчик. Среди покрасневших и измотанных от беготни лиц, Ли цепляется только за одно, когда оглядывается напоследок. И понимает, что тот тоже смотрит на него, вдумчиво следя за каждым действием. Именно поэтому Хисын спешит ретироваться. Ну, и потому, что второго тоже окликают коротким: "Джеюн, пойдем уже, чего встал". Так вот, как его зовут... Джеюн? С которым только с минут двадцать назад хотелось построить дружбу, базируясь на оценках в табеле? Видимо, уже не судьба. Хисын молниеносно разворачивается и почти бежит в сторону другого корпуса. Классный руководитель и так заждался его.

•••

Вечером Ли вновь остался одним из последних. Чтобы самому уйти домой пораньше, охранник поручил Хи закрыть кабинет и учительскую, в которых тот допоздна сидел и делал домашнюю работу, только бы не идти домой. Не хотелось вновь пересекаться с отцом усталым взглядом и выслушивать упреки о том, что он своей кислой миной портит все настроение. Ну да, конечно, ему же так важно хорошее настроение, чтобы сидеть перед телевизором с банкой пива в руках. В любом случае, всё, что требовалось, Хисын сделал, и даже чуть больше, чтобы загладить свою сегодняшнюю вину за опоздание перед классным руководителем, который, между прочим, тысячу раз сказал, что делать этого не стоит, и всё в порядке. Но парень всё равно решил помочь разложить по папкам табели, ибо знал, что учителю Паку в любом случае пришлось бы делать это позже, а ему вовсе "не сложно". Не сложно было бы, если б от головной боли после удара мячом не пульсировали виски и не слипались глаза, и если бы усталость вновь не перетекала в недовольство и злость на самого себя. Борясь с собственным организмом за право держать глаза открытыми и двигаться, Ли вышел из учительской, закинув портфель на плечо, и, звеня связкой ключей, которую передал недавно охранник, закрыл дверь на ключ. За окнами уже смеркалось, но всё еще было недостаточно темно для того, чтобы родители беспокоились за своих детей. Идеально. Парнишка прошел к своему кабинету, проверил, нет ли там никого, и стукнул выдвижной дверью, со звоном ключей закрывая ее. Теперь уж точно всё, казалось бы, все обязанности выполнены, и можно уходить, если бы не одно "но". Одно "но" в лице парня, спящего на парте в полумраке пустого кабинета, зарывшись при этом носом в сложенные на столе руки. Получается, и кабинет этот не закрыт. М-да, лучше бы Хисын не смотрел в окна классов, когда шел по коридору. Теперь придется будить бедолагу, чтобы тот не остался тут на ночь. Дверь с шорохом отъезжает в сторону, парень подходит ближе к спящему, стараясь при этом по привычке ступать осторожно, и вглядывается в русую макушку. Волосы достаточно длинные, красиво уложенные, но взлохмаченные и смутно знакомые. Внезапно появляется резкое желание развернуться и уйти, однако он все же насилу остается, понимая, что поступит ужасно некрасиво, если так сделает. Господи, очередная головная боль, причем во всех смыслах, ибо от быстро и стыдливо бьющегося сердца пульсация в висках усиливается. Игнорируя это, парень осторожно толкает чужое плечо, тихо произнося пару слов в попытках разбудить. – Эй, – он тормошит чуть сильнее, когда чувствует, что просыпаться никто и не торопится. – Эй, парень, вставай. Юноша недовольно морщится и мычит в ответ на это, но всё же слегка приподнимает голову, глаз так и не открывая. Но если б Хисын знал, зачем тот приподнялся, то вообще бы будить придурка не стал. Чужая рука наотмашь бьёт по воздуху, ибо не видит куда, но всё равно попадает по хисыновой руке, отчего он возмущённо вздыхает и одёргивает её. Он тут благое дело пытается сделать, а его еще и бьют. Ли недовольно хмурит брови и разворачивается в сторону выхода, недовольно бросая напоследок: – Не хочешь – как хочешь. Ключи на охране возьмёшь, или вообще кабинет не закрывай, мне нет дела. И шагает решительно, так, будто его только что оскорбили. Но уже у самой двери слышится обеспокоенный и вместе с тем сонный и еще не совсем внятный голос позади. – Эй, подожди! – позади слышится копошение, и Хисын всё же разворачивается, чтобы посмотреть, кто это был. И он не ошибся в своих догадках, ибо то был парнишка, который сегодня отправил мяч прямо ему в голову. – Подожди, подожди, я сейчас, – и он быстро подскакивает с места, явно понимая, кто перед ним, после чего подхватывает в руки рюкзак и хлопает себя по карману, ища телефон и находя его. Ли молча смотрит за этими нелепыми попытками проснуться за пару секунд и едва сдерживает усмешку, выходит из кабинета и встаёт у дверей, ожидая, когда класс уже опустеет и его можно будет закрыть. Юноша вылетает оттуда почти кубарем, после чего оказывается позади Хисына и терпеливо ждет, пока тот закончит звенеть ключами, и когда он разворачивается, просто тупо смотрит в уставшие глаза и хлопает своими, едва только осмысленными, не зная, с чего начать. И староста решает этот вопрос за него. – И часто ты так засыпаешь на уроках? – Я... Нет, сегодня просто вымотался, вот и уснул. Прости, не хотел доставлять тебе проблем, – он трет заспанное лицо, даже не подозревая, что на его щеках и лбу отпечатались складки от долгого лежания на рубашке. – И это... Ты прости ещё раз за то, что мячом тебе зарядил. – Всё нормально, Джеюн, забудь уже, – делая вид, будто не случилось ничего необычного, Хисын разворачивается и шагает дальше по коридору к выходу, чувствуя, как ровно через секунду парень равняется с ним и шагает почти в ногу. – И ты прости. За то, что сорвался. – Стой, ты моё имя знаешь? – он хлопает глазами, удивляясь с каждой секундой еще больше. – Я много чего знаю, – хмыкает Ли, пряча связку ключей в карман. – Вот как... Да я это, не злюсь вообще за то, что ты накричал тогда, – он машет рукой, как бы отнекиваясь. – Ты же староста? Я понимаю, это выматывает, и держаться сложно. – Угу, – тянет Хи, стыдливо пряча глаза, – в любом случае, мне не следовало кричать. Ты не виноват. – Всякое бывает, – Джеюн отчего-то улыбается и на секунду замолкает. Пару шагов они делают в полной тишине, пока Шим снова не нарушает её. – Голова не болит? – Немного, – врёт во благо. – Может, в больничку? Так и сотрясение заработать можно. – Да нормально всё, забудь. – Ты ел? – заладил с вопросами Шим, что начинало уже раздражать. – Да какая разница? – Хисын искренне пытался избежать этого вопроса, ибо сам перед собой чувствовал вину за то, что даже питаться нормально не успевает. – Большая. Я вот не ел и очень кушать хочу, пойдёшь со мной? В качестве извинения за мяч. – Сказал же, забудь уже про этот мяч. Мне домой надо... – Не могу забыть, мне все еще стыдно. Ну так пойдешь? Пожалуйста, – парень обернулся к нему с таким миловидным и жалобным выражением лица, что отказать было бы просто варварством. – Боже... Только если тебе от этого будет легче. – Ура, – самодовольно фыркает Джейк, подходя к лестнице и запрыгивая на перила, чтобы скатиться с них. М-да, и у него-то отличные оценки? Верится с трудом. Выглядит как типичный раздолбай, которых еще поискать надо. Хисын спускается следом за ним, как обычные люди, по ступенькам, и даже не перепрыгивая через одну, ибо ноги банально не выдержали бы и просто подкосились. Уже у выхода Ли заглянул в каморку охранника и повесил связку ключей на специально выделенный для этого пустующий крючок, после чего вернулся к Джеюну и вышел из школы вместе с ним. Почему-то даже молчать с этим парнем не казалось чем-то неловким. Очень странно. – Выглядишь очень уставшим, если честно, – констатирует Шим, когда обгоняет Хисына на тропинке по пути к входным воротам и шагает спиной, чтобы вглядеться в собеседника. – Спасибо за комплимент, и так знаю. У меня хотя бы на лице не отпечатались складки от рубашки, – он неоднозначно обвел пальцем свое лицо, намекая парнишке обратить на себя внимание. – Блин, серьезно?! И почему ты сразу не сказал? – бурчит он, стыдливо накрывая щеки ладонями и отворачиваясь на ходу, едва ли не падая при этом. – Не хотел портить твой веселый настрой, но ты первый начал. – Блин, ну серьезно... Такое чувство, что ты только и делаешь, что с этими бумажками возишься. Хисын многозначительно молчит, после чего потирает глаза, пытаясь стереть с них усталость. Не выходит. – Нет, не говори мне, что ты реально меж уроков всё время учителям помогаешь, – Джеюн даже морщится от одной только мысли, что ему пришлось бы этим заниматься. – Эй, серьезно? Да нужны они были! А когда спать? Когда отдыхать, когда в футбол листком бумаги в коридоре гонять? – Так вот за кем мне приходится каждый раз поднимать скомканые листы, – вздыхает Ли, открывая калитку и выпуская сначала Шима, а после и выходя сам, следом закрывая её. – Так вот кто их вечно выкидывает, – возмущённо бурчит он. – Не выкидывай больше, у меня скоро тетрадка закончится, из которой можно листки вырывать. – Господи... Хорошо, постараюсь. – И всё же, когда ты отдыхаешь? – Ночью. По возможности. – Сколько? – Говорю же, по возможности. – Даже приблизительного времени назвать не можешь? – Ну, часов шесть, если о... – он осекается, понимая, что говорить об отце с фактически незнакомым еще парнишкой – гиблое дело. – Если всё в порядке. Часам к двенадцати ложусь, и в шесть стараюсь вставать, чтобы пораньше из дома выйти и успеть добраться. "И успеть уйти, пока папаша еще спит", – мелькает в голове, но Хисын сдерживает порыв откровений снова, глядя на то, как Джеюн перед ним останавливается на светофоре. – Капец, поэтому ты и выглядишь так... Так отстраненно, что ли, – смягчил выражение Шим, – если с тобой не говорить, кажется, что и начинать не стоит – набросишься тут же с недовольствами. – Вот как... – тихо произносит Хисын, замолкая и поджимая губы в тонкую ниточку. Он староста. Старосту все должны любить, уважать и ценить, сохранять хорошие отношения, ибо у старосты есть своего рода власть. И Хисын знал, что к нему относятся очень даже хорошо, уважают, но почему-то никто не хочет даже банально с ним поговорить во время перемен, не обращаются за помощью, лишь изредка. Он часто задумывался, почему так выходит, и в конце концов пришел к выводу, что его элементарно боятся. Что уж говорить о какой-то там любви, если от его недовольного (вовсе нет) лица и вечной молчаливости одноклассники обходят стороной. Старосту должны любить, а не бояться, но только не в случае Хисына. И когда Джеюн об этом сказал, хоть и косвенно, факт стал еще очевиднее. В скромной тишине они дошли к закусочной, где Шим заказал две порции токпокки, и, подождав совсем недолго из-за небольшой загрузки маленького заведения, он забрал тарелки и пошел к столику, где устроился Хисын, ставя перед ним еду и вручая палочки. Казалось, от вида и запаха токпокки у Ли даже глаза заблестели, и улыбка сама собой расплылась на губах. Шим даже поймал себя на мысли, что считает это милым. Внезапно. – Кажется, еда действительно делает тебя счастливым, – усмехается Джеюн, так же, как и Хисын набивая рот и пустой желудок вкуснейшей, по его мнению, едой за весь день, – а говорил, что не пойдёшь. – Просто тут действительно вкусно готовят. Никогда не думал, что когда-то попробую такие вкусные токпокки, – с улыбкой говорил парень, продолжая жевать. – Может, это потому, что уже поздний вечер, а ты ничерта не ел за весь день? – Вполне может быть. Вдруг от осознания этих слов прошибает холодным потом. И нет, вовсе не потому, что Хисын понял, что не ел весь день. Поздний вечер. Пиздец. Дома его действительно ждет полный пиздец, если он не будет до жути осторожен, и если издаст хоть малейший звук, когда будет входить. Опыт был, знает. Надо же, из-за этой фигни даже кусок в горло не лезет. И Шим это замечает, ибо внимательно следит за чужим лицом и каждой эмоцией. – Ты чего скис? Только что же всё хорошо было. – М? А, да всё в порядке, просто показалось кое-что. Забудь, просто ешь, не обращай на меня внимание. – Не могу я есть спокойно, когда ты с такой кислой миной сидишь. Рассказывай давай, – он закинул последнюю рисовую клецку с тарелки в рот и откинулся на диванчике, складывая руки на груди. – Рано тебе еще такое знать, спать плохо будешь, – пытается отшутиться Хисын, выдавая даже какое-то подобие улыбки. – Эй, мы одногодки, вообще-то! – парень дует губы, всё еще играя в обиженного. – Не в возрасте дело, Джеюн, – парень тяжело вздыхает, жуя тесто, тающее во рту. – Тогда в чём? Не понимаю, почему ты не хочешь рассказывать? Где-то внутри Хисына стянулся тугой узел вины. Он знал, что так нужно, но и оставлять парнишку, такого наивного и искреннего, без ответа тоже совестно. – Понимаешь, – задумчиво начал Ли, начиная жестикулировать и откладывать палочки в сторону, ибо закончил трапезу. – Я ещё почти не знаю тебя. Не знаю, как скоро мне стоит рассказать, какова будет твоя реакция, как сильно ты восприммчив к некторого рода... – он замялся на пару секунд, но всё же продолжил, – историям. Я еще совсем не знаю тебя и не хочу горячиться. Мы буквально заговорили друг с другом часа два назад от силы. – Ты прав, – кивает Шим, внезапно поднимаясь из-за стола и заставляя сделать то же самое Хисына. – Но знаешь... Если что, ты знаешь где меня искать. Если понадоблюсь, я обычно сижу у себя в классе. Заходи и зови, если вдруг что. – Мгм, – мычит Ли, кивая, и топает к выходу вслед за Джеюном, устало перебирая ногами. Они останавливаются на улице на перекрестке, и задумчиво рассматривают лица друг друга, будто пытаясь найти ответ на вопрос: "отчего ты так притягиваешь?", – но так и не находя его. – Я так и не спросил, – внезапно вспохватился Джеюн, хлопая по карманам и доставая из них телефон на ощупь. – Я совсем идиот, чуть не забыл. Как тебя зовут? От нелепости вопроса Хисын прыскает смехом впервые за весь день, причем хохочет так, как не делал этого никогда. Этот парнишка такой смешной, ну действительно. Как он может так много болтать, и при этом забыть спросить имя? Просто абсурд, не иначе. Оттого и становилось смешно до боли в животе, и вскоре сам Шим начинает хохотать вместе с Хисыном, стараясь прикрывать рот рукой, но вскоре они оба забывают о правилах приличия. Ли вообще забывает обо всем. О головной боли, о проблемах, которые ждут его дома. Сейчас его волнует только волна смеха, которую уже пора бы прекратить. – Так, – Джеюн вновь хихикает в перерывах между словами, – как тебя зовут? – Ли Хисын, – на выдохе выпаливает парень, выпрямляясь, наконец, и пытаясь отдышаться. – Оставишь свой номер? – он протягивает тому раскрытые контакты, и тонкие пальцы, до того изящные, будто у пианиста, перехватывают мобильный без раздумий и тыкают по кнопкам. – Я напишу тебе вечером. И ты пиши, если понадобится помощь или просто захочешь поговорить. Ладно? – Хорошо. Тогда... – Ли зависает, будто не веря, что сейчас они разойдутся и не увидятся целую ночь. – Пока?.. – До завтра, – улыбается Шим, размахивая рукой на прощание и разворачивась в сторону автобусной остановки. Хисыну в другую сторону, к сожалению, и тот тоже уходит, а улыбка сама собой пропадает с лица.

•••

Дома пахнет затхлостью и спиртным. Хисын слышит, как в зале на полную громкость работает телевизор, и чувствует, будто бы у него есть шанс незаметно прошмыгнуть в свою комнату и не быть замеченным. Он закрывает входную дверь так тихо, как не делал это ни один ребенок, у которого не было бы схожих с хисыновыми проблем. Даже без малейшего скрипа или щелчка замок закрывается, жалея парнишку сегодня, а сам он максимально тихо наклоняется, чтобы снять обувь. Никакого шороха со стороны зала, что не могло не радовать. Он выпрямляется, отставляя кеды на обувницу и босиком старается прошмыгнуть по коридору мимо красной зоны – зала. Шаг за шагом, ступая на носочках, он пытается пройти мимо дверного проема, но мужская голова не вовремя отворачивается от экрана, чтобя потянуться за очередной банкой пива, и взгляд темных, как ночной мрак, глаз впивается в Хисына раскалёнными иглами. Бежать уже нет смысла, если он не хочет, чтобы комната была разнесена в хлам. А он не хочет. Сердце ухает вниз с почти слышимым стуком, и парнишка замирает на месте, видя, как грузная фигура поднимается с дивана и подходит всё ближе и ближе, уже через секунду угрожающе нависая сверху. Ли вжимается спиной в стену, будто пытается раствориться в ней или как минимум слиться с ней же, но не выходит. Его ладони крепко сжимаются на единственной лямке рюкзака, накинутой на плечо, и хват усиливается, когда отец начинает говорить. – Ты время видел? Его голос страшный, холодный, пробирающий до дрожи. Глаза зоркие, от них не скрыть ничего. Хисыну остается только коротко и тихо отвечать в надежде на то, что сегодня он отхватит не так сильно. – Не видел. – Кому ты пиздишь. Всё ты видел, – в ответ парнишка молчит, не смея сказать слова против. – Какого хрена домой так поздно явился? Забыл, что я тебе говорил? – Нет, не забыл, – он почти шепчет уже, опуская голову вниз и рассматривая свои поджимающиеся пальцы ног. – Я был в школе, сегодня много домашней работы, и пришлось пользоваться библиотекой, – он выдумывает на ходу, но звучать должно достаточно правдоподобно. Ах, если бы. – Что ты мне тут собираешь стоишь? Самому не стыдно перед отцом? – не прокатило. Чужая крепкая рука замахивается, и Хисын успевает только в страхе зажмуриться, когда ему по щеке прилетает сильная затрещина. Ну да, ему же было мало мяча. От внезапной вспышки головной боли, пронизывающей всё тело, Ли неконтролируемо, но тихо ахает, не смея даже дотронуться до горящей щеки. – Это за враньё. Я говорил тебе, что будет за опоздание? Говорил. И Хисыну этот вариант абсолютно не нравится. Ему не прельстит исход событий, в котором он завтра мучается от ноющей боли в икрах, по которым получил тонким проводом от зарядки. Внутри всё скручивается от животного страха. Ноги подкашиваются сами собой, и парень решает идти на самые крайние меры. Он встаёт на колени, едва ли поднимая лицо кверху. – Пап, я правда... Я не вру, я правда остался в школьной библиотеке допоздна, не заметил время, – уже почти как молитву читает он, нерешительно поднимая глаза на чужое устрашающее лицо и хватается за край старой растянутой футболки. – Я правда просто не заметил, клянусь тебе. Учителя и охранник доверяют мне ключи, поэтому я могу оставаться допоздна... Его глаза ищут хоть каплю понимания и доверия в чужих, отцовских, но не видят ничего. Ничего, кроме темноты. Мужчина морщится и через секунду в коридоре звенит еще одна пощёчина, всё по той же щеке, которую Хисын уже с облегчением терпит, выслушивая возмущения. – Ноешь, как сука, ей богу. Тебе просто везёт в этот раз, потому что я пока что верю, что ты стараешься ради учебы, понял? – он тыкает пальцем в лоб сыну, отчего тот крупно вздрагивает и боится раскрыть глаза, поджимая губы. Во рту вдруг ощущается солоноватый привкус. – Если не дай бог вскроется, что ты соврал мне сейчас, я высеку тебя так, что ты еще неделю на ноги не встанешь. Всё понял? Ли осторожно кивает, слыша чужой вздох. Мужчина разворачивается и уходит в зал, и только тогда Хисын позволяет себе подняться на дрожащие ноги и доковылять до комнаты. Внутри как обычно темно, и он тянется к столу, хватая с него миниатюрный пульт и тыкая на нем кнопку включения. Под потолком загорается синий цвет светодиодной ленты, которую юноша повесил сам на свои карманные, и про которую отец, на удивление, не сказал ничего против. Это просто шокировало, но и радовало одновременно. Хисын скидывает с плеча рюкзак и кидает его у стола, потом стаскивает с себя школьную форму, переодеваясь в пижаму, и садится за стол, включая яркий свет настольной лампы и поворачивая его на себя. Тянется за зеркалом на полке, ставит перед собой и оценивает масштаб проблемы. Левая щека красная, почти бордовая, а нижняя губа лопнула от резкого удара тяжелой руки. В принципе, не так критично, можно и не обрабатывать. Потому что выходить из комнаты и идти на кухню за аптечкой не было абсолютно никакого желания, если уж так поглядеть. Ли со вздохом убирает зеркало на место и выключает свет, лезет в портфель за телефоном, который даже не достал ни разу за вечер, и заваливается на кровать, которая на удивление не скрипит под его весом. Он включает мобильный, которые бьёт ярким светом в лицо, заставляя сощуриться и быстро убавить яркость. На экране тут же высвечивается уведомление, на которое Хисын бездумно тычет и переходит в чат.

Jakeee

Спасибо за то, что поел со мной сегодня. И за то, что разбудил [22:05]

Не за что, спасибо, что позвал [22:27]

О, ты ответил [22:27] Ты в порядке? [22:27]

В полном, просто сообщения не видел, прости [22:27]

Всё хорошо! [22:27] Ложись спать, Хисын, тебе нужно больше отдыхать [22:27]

Хорошо [22:27] Спокойной ночи [22:27]

И тебе спокойной [22:27] Так же быстро, как Джеюн зашёл в сеть и ответил, он исчез, оставляя Хисыну пищу для раздумий. Выключив единственный источник света и вместе с ним отложив телефон на зарядку, Ли действительно задумался. Почему ему так хочется всё рассказать этому парнишке? Почему он так сильно хочет услышать от него еще больше слов поддержки? Почему его губы такие красивые, когда растягиваются в доброй улыбке? С этими мыслями Хисын проваливается в сон.