Иероглифы на теле

Он немного теряется в пространстве и времени. Потому что ничего подобного ранее не испытывал. Только с трудом осознает, что его по-прежнему крепко держат, не собираясь отпускать. Губы Лань Сичэня касаются его шеи, кончик носа проводит по линии челюсти. — Было приятно? – шепчет он, обжигая дыханием. — Да… — Цзян Чэн не способен сейчас на более осмысленные ответы. Поэтому считает, что этого целиком достаточно. Тихий смешок не вызывает возмущения. Наоборот, хочется услышать его снова. Лань Сичэнь нежно целует его в висок и укладывает на постель. Цзян Чэн не сопротивляется. Он полностью поглощён Сичэнем, который раздевается. Получается это удивительно грациозно, изящно и невероятно. Цзян Чэн понимает, что у самого бы никогда так не вышло. Это что-то врожденное у этих Ланей просто… Как можно заворожить только одним движением? Ханьфу с тихим шорохом падает вниз. Тело Лань Сичэня – совершенство. Наверное, даже луна, взглянув на него, стыдливо спрячет свой лик, понимая, что никогда не сможет затмить. Цзян Чэн протягивает руку, чтобы коснуться кожи, сияющей во тьме нефритовой белизной. Когда Сичэнь успел всё погасить? А, впрочем, это совершенно неважно. Важен только мужчина, который к нему склоняется. Удается провести по щеке, подняться по виску и пропустить сквозь пальцы черные, сумасшедше гладкие черные пряди. А ещё захлебнуться от потемневшего взгляда Лань Сичэня. Сейчас это не солнечный янтарь, в котором можно греться, закрываясь от злых ветров, а впитавший всю тьму ночи гагат, который утягивает душу в свою бездну. И от этого внутри снова пробуждается что-то дерзкое и тревожное. Цзян Чэн осознает, что хочет вновь почувствовать жар его ладоней на своем теле. Не стесняясь и позволяя себя увидеть именно таким. Не отводя голодного взгляда, Лань Сичэнь накрывает его руку своей и прижимается губами к середине ладони. От этого в груди будто что-то ломается, и с губ Цзян Чэна срывается дрожащий стон. Второй следует за первым, но его забирает безумно жадный и требовательный поцелуй. Лань Сичэнь целует так, что забываешь обо всем на свете. Цзян Чэн чувствует, как в бедро упирается член Сичэня. От смущения снова сложно дышать. Но поздновато уже об этом думать, когда лежишь абсолютно голый и тебя целуют практически без остановки. К тому же до этого прекрасно чувствовалось возбуждение, просто на тот момент всё внимание было сосредоточенно на другом. Теперь же Цзян Чэн совершенно отчетливо понимает, что должно произойти дальше. Лань Сичэнь, словно что-то почувствовав, разрывает поцелуй и внимательно смотрит. Очень внимательно. Так, что вынимает душу. Остановится ли он, если Цзян Чэн сейчас даст понять, что не готов? Это мысль даже самому кажется немного странной. Он хочет продолжения. Сейчас это почему-то признать очень легко. Потому что немного стёрлись границы стыда, и темнота позволяет побыть собой? Признаться в самых затаенных желаниях? Или же это всё Лань Сичэнь, который дает себя почувствовать себя таким… свободным? Цзян Чэн смотрит на него и едва заметно кивает, будто дает одобрение на всё, что будет происходить дальше. Лань Сичэню не нужно других подтверждений. Он ждёт только этого. Снова целует, заставляя забыть прошлое, где было жесткое ледяное убеждение – таких не любят. Гладит и сжимает плечи, талию, бока. Разводит ноги Цзян Чэна шире, чтобы приласкать внутреннюю часть бёдер. Возбуждение снова возвращается, остается только кусать губы, шумно выдыхать и впиваться пальцами в простыню в немом убеждении, что если он сейчас не удержится, то произойдет что-то страшное. — У тебя такой красивый голос, Ваньинь, — шепчет Лань Сичэнь. – А каждый стон, как яшмовая бусина, которая полна оттенков и загадочных узоров. – Язык проводит линию по низу живота, и Цзян Чэн выгибается. – Подаришь мне ожерелье? Щеки горят, мысли путаются, горло начинает саднить от непрекращающихся стонов. Кажется, Сичэнь просто задался целью довести его до неистовства. Он ласкает всё тело Цзян Чэна кроме самого главного, того, что больше всего сейчас требует внимания. — Цзэу… цзюнь… — наконец-то всхлипывает Цзян Чэн. Лань Сичэнь резко прекращает все ласки. И этого хочется застонать, но теперь от ледяного разочарования и холода. Что? Почему? Он сделал что-то не так? Видимо, это всё отражается на лице Цзян Чэна, потому что Лань Сичэнь внезапно улыбается. Возвращается к нему и шепчет на ухо: — По имени, Ваньинь. Зови меня по имени. От этого вдоль позвоночника проносится дикий жар. Это, конечно, логично, но… Цзян Чэн сам не понимает, что смотрит сейчас так растеряно, словно совсем этого не ждал. — Супругов зовут по имени, — голос Сичэня мягок, и получается снова расслабиться. – Ты что-то хочешь, Ваньинь? – Тыльная сторона руки проводит по щеке Цзян Чэна. Он прикрывает глаза и шумно выдыхает: — Нет… Да… То есть я уже да, а ты… — От смущения, пожалуй, полыхают не только щеки, но не получается подобрать нужных слов. Лань Сичэнь тихо смеется: — Ты хочешь, чтобы я тоже… да? Цзян Чэну удается только энергично закивать, потому что своим словам он больше не доверяет. Зато с облегчением снова отвечает на поцелуй, когда к его губам прижимаются голодно и властно. А дальше всё словно в каком-то тумане. Цзян Чэна переворачивают на живот, заставляя опереться на локти и колени. Он с трудом понимает, что под бёдрами оказывается подушка, а по комнате плывет запах масла. Нужно время, чтобы привыкнуть к тому, как скользкие пальцы Лань Сичэня мягко проникают внутрь. Вместе с этим ци волнами идет по телу, отвлекая от неприятных ощущений. Тем не менее, они достаточно быстро отступают на задний план. Цзян Чэн слабо понимает, что через какое-то время сам начинает подаваться и безмолвно требовать большего. И как только Лань Сичэнь держится? Вот уж точно хвалёная ланьская выдержка… Он бы сам не смог так. Точно не смог. А потом не получается ни дышать, ни мыслить, потому что Лань Сичэнь наконец-то толкается в разгоряченное тело, крепко прижимая к себе Цзян Чэна. Так близко. Так сумасшедше. Лань Сичэнь двигается размеренно, но сильно. Цзян Чэн полностью отдается его рукам, оставив за собой только право подчиняться и позволять делать всё, что вздумается. Ему шепчут, какой он красивый, горячий, отзывчивый. Как его не хочется выпускать из постели. Цзян Чэн больше не может стонать – только всхлипывает и бесстыдно прогибается. Оргазм сносит штормовой волной, бросает в беззвездную ночь. Не получается ни двинуться, ни вздохнуть. Лань Сичэнь ещё делает несколько движений и прикусывает плечо Цзян Чэна. От боли он вздрагивает, но она только пронизывает тело дополнительным удовольствием. После чего чувствуется только тяжесть придавившего к постели тела. Время становится совершенно неважно. Цзян Чэн не знает, сколько времени они так лежат. Шквал чувств и ощущений вымотал настолько, что не получается даже включиться, когда Сичэнь ложится на спину и тянет к себе. Под щекой чувствуется его грудь, слышится стук сердца. Цзян Чэн прикрывает глаза. На губах сама собой совершенно шальная и счастливая улыбка. Лань Сичэнь целует его в волосы и накрывает одеялом. — Спи, Ваньинь. Я рядом. И от последних слов внутри становится сладко и горячо.