Иероглифы на теле

*** Цзян Чэн просыпается с трудом. Спалось настолько сладко, что он уже и забыл, что так бывает. Такое было только, когда родители не погибли от руки Вэней. После этого ему нередко снились кошмары, где раз за разом он возвращался в горящую Пристань Лотосов и не мог ничего сделать. Вэй Усянь, кажется, догадывался, однако все время натыкался на взгляд с рекомендацией заткнуться. Хмурился, явно не собирался оставлять всё это просто так, однако ничего не говорил. И Цзян Чэн искренне радовался, что просто не было ещё такого, чтобы кошмары и Вэй Усянь стали невыносимыми. Да, именно так. Потому что вопрос, что хуже. Тело потрясающе расслаблено. Цзян Чэн ярко вспоминает всё, что произошло вчера, и резко садится на постели. Сон слетает в один миг. Он лихорадочно осматривает себя, но кожа совершенно чиста. Он хмурится, пытаясь отыскать в памяти каждую деталь, только вот последняя вспышка – он прижимается щекой к плечу Лань Сичэня. Скулы мгновенно вспыхивают. Дышать становится сложнее. Какой стыд. Как это вообще получилось? Он шумно выдыхает. Если бы мог, оттянул бы ворот ханьфу, только вот сейчас он абсолютно обнажён. И это совсем не спасает ситуацию. Цзян Чэн проводит ладонью по лицу, хоть хочет просто замереть на какое-то время и никуда не выходить. Оставить вчерашнюю ночь сумасшедшим сном. Остается только хрипло застонать, когда он вспоминает жар от каждого касания кисти, от молний, пронизывающих тело с каждой линией, от того, как в паху все наливалось сладкой тяжестью и требовало разрядки. — Это всё ланьские штучки, — шепчет Цзян Чэн, искренне радуясь, что никто не услышит. – Чудеса тёмной магии. Только вот где-то на краю сознания раздается тихий смех, который почему-то так похож на смех Лань Сичэня. Цзян Чэн готов сгореть от стыда. Прямо на этой постели. Пусть Цзэу-цзюнь найдет здесь лишь пепел, когда пожелает нанести визит. Шумно выдохнув, он заталкивает предательские мысли как можно дальше. Всё могло бы быть куда хуже, глупо жаловаться. Цзян Чэн шумно выдыхает, проверяет свою ци – ритуал ей никак не навредил. После того, как Цзыдянь оказывается на его руке, становится легче. Спокойнее. Привычнее. Не произошло ничего ужасного. Ничего. Ужасного. А что Лань Сичэнь четко дал понять, чего хочет, так это даже лучше. Цзян Чэн сам не терпит намеков и загадочных взглядов. Он быстро одевается, собирает в волосы в пучок. Невольно чувствует призрак касания пальцев Лань Сичэня, который перебирал прядь за прядью. От этого почему-то взгляд сам упирается в пол. Что это вообще такое? …Его размышления прерывают появившиеся слуги, которые сообщают, что пришли помочь подготовиться господину Цзян к брачной церемонии. Хорошо, что он достаточно владеет собой, чтобы не выдать истинных эмоций. Хоть внутри всё падает. Брачная церемония сегодня? Какого гуя тут происходит? Лань Сичэнь, ты совсем свихнулся? — Господин, что-то не так? – спрашивает его худой парнишка в черных одеждах, смотрит внимательно, но чуть настороженно. Какие распоряжения у них насчет «господина Цзяна»? Вдруг так нет ничего такого, что позволяет выражать свою волю и огрызаться? Фиолетовые искорки пляшут вокруг Цзыдяня. Слуги немного отстраняются, не зная, как реагировать. Цзян Чэн с трудом берет эмоции под контроль. Сорваться хочется до отчаяния, но дело не в слугах. От того, что он выместит на них свой гнев, ничего не изменится. — Мне нужно срочно увидеться с Цзэу-цзюнем. Молчаливое переглядывание. Кажется, слуги в замешательстве. Однако тот, что задавал вопрос вызывается доложить главе Ордена о желании Цзян Чэна. Он отсылает всех, понимая, что разговор должен быть один на один. Не хватало ещё, чтобы был кто-то рядом. Не зная, что и думать, Цзян Чэн, заложив руки за спину, меряет комнату шагами. Это не помогает – только больше нервирует. — Мне нужно выйти – иначе я взорвусь, — бормочет он. На улице свежо. Непривычная прохлада Гусу после привычного Юньмэня не дает расслабиться и заставляет держать спину ещё ровнее, чувствовать себя ещё натянутее. Он совсем не готов к тому, что Лань Сичэнь появится в поле зрения так быстро. Как всегда, собранный, благородный и невероятный. Тёмный путь ни капли не изуродовал его. Уж скорее наоборот, сделал ещё притягательнее. Эти черные одежды. Белая кожа. Пальцы, которые держат Лебин. И взгляд, от которого немеешь на месте. Цзян Чэн злится на себя за такую реакцию. Гнев не ушёл, но неуверенность накинула на него свою полупрозрачную пелену. Может, всё же не стоило выходить из покоев? И тут же хочется одернуть себя. Или хотя бы впиться до боли ногтями в ладонь, чтобы боль отрезвила. Лань Сичэнь приближается. Смотрит так, словно готов помочь всем, чем только сможет. Он умеет располагать к себе. Что в прошлом, что сейчас. Можно даже забыться, что перед тобой стоит последователь тёмного пути, падая в тёплое золото этих глаз. «Да что со мной?» – резко одергивает себя Цзян Чэн, едва не скрипя зубами. — Доброе утро, — говорит он. – Ты хорошо отдохнул? В этом вопросе нет подвоха. Во всяком случае не чувствуется ни скрытого намека, ни попытки напомнить вчерашнее. Однако Цзян Чэн не настроен вести светские беседы. — Почему брачная церемония сегодня? – спрашивает он резче, чем хотелось бы. — А когда же? – На лице Лань Сичэня искренне удивление, и Цзян Чэн теряется. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Ехидства, напоминания, что согласился, условий… Но не удивления. — У тебя есть пожелания? – продолжает Сичэнь. – Скажи, и я всё учту. — Я… — голос предательски срывается. Хочется засмеяться. Это уже ни в какие ворота, но со стороны будет выглядеть как истерика. Поэтому он хмурится. Закусывает нижнюю губу. — Я хочу, чтобы это… прошло быстро. Так быстро, чтобы даже никто не понял, что произошло. — Хорошо, Ваньинь, — звучит неожиданно мягко. А потом кончик флейты вдруг упирается в подбородок и медленно поднимает лицо Цзян Чэна. От Лебин идет нежный холод. Внутри всё замирает. Цзян Чэн смотрит в глаза напротив и сглатывает.