Иероглифы на теле

*** За окном стучит дождь. Из приоткрытого окна тянет свежестью. Запах листвы и мокрых камней переплетается с ней. Лань Сичэнь молчит. Сна ни в одном глазу. Мысли то и дело возвращаются к свернувшемуся клубочком Цзян Чэну, который сейчас спит в его покоях. В другом месте он бы просто не рискнул проводить ритуал. Слишком много… поставлено на кон. Он немного хмурится. Совсем не думал, что последний знак вызовет такую реакцию. Защита – ничего больше. Тонкая, но крепкая ниточка ци, которая теперь связывает их. Так Лань Сичэнь хотя бы будет знать, что Ваньиню грозит опасность. Ванцзи, который находится напротив него за низким столом, так не произнес и ни слова. Слышно лишь, как разливает чай. В воздухе появляется лёгкая нотка жасмина. Он не торопит. Понимает, что секретная техника, найденная Сичэнем в библиотеке ещё очень давно, берет много сил. И в то же время в его глазах не высказанные вопрос – и совсем лёгкая тень беспокойства, которую не может разглядеть никто кроме старшего брата. — Всё хорошо, Ванцзи, — всё же произносит Лань Сичэнь, не зная, чего хочет больше: успокоить брата или же убедить себя. Цзян Чэн был таким отзывчивым. Чувствительным. Сложно было держать себя в руках и не выпустить на волю демонов, которые не хотели сидеть в клетке, царапая её прутья изогнутыми когтями. «Этот человек твой. Теперь твой, — шептали они. – Он всегда будет твоим, потому что ты выбрал его. Лани любят один раз. Это твое благословение и проклятье». Требовалась вся выдержка, чтобы кисть не дрогнула в руках, пока он проводил черту за чертой на сумашедше прекрасной коже. Цзян Чэн весь сумасшедше прекрасен. Но совершенно этого не осознает. Лань Сичэнь заметил это ещё во время обучения в Облачных Глубинах. Все трое были такими разными. Нежная и мягкая Цзян Яньли – река, волны которой стирают болезненный жар и баюкают, как материнские руки. Яркий, как огонь, Вэй Ин, который горит так ослепляюще, что и захочешь не смотреть – не выйдет. И Цзян Ваньинь, грозовое небо, которое то и дело пронизывают молнии. Но стоит только пролиться дождю, как свинцовые тучи расходятся – для этого ему достаточно улыбнуться. Жаль только, что он это делает намного реже, чем хотелось бы. Потому что улыбка у него – засмотришься. И лишь позже осознаешь, что не дышишь. На неё хочется смотреть бесконечно долго. А потом прикоснуться пальцами к губам и держать их так целую вечность. — Что дальше, сюнчжан? – Ванцзи не показывает свой интерес, но Лань Сичэнь прекрасно его ощущает. — Брачная церемония, — отвечает он, беря в руки пиалу с чаем. – В самое ближайшее время. Ванцзи касается краев пиалы, но не берет её. Он обдумывает услышанное. — Как это было? Тот самый вопрос, на который Лань Сичэнь не знает, что ответить. Как. Это. Было. Так, что приходилось забыть о дыхании, глядя на изгибающегося Цзян Чэна под его кистью. Видеть, как приоткрываются искусанные губы, что сорвался очередной стон? Они были слишком тихими, порой практически неслышными, но этого хватало, чтобы гореть. О рассыпавшемся шелке черных волос, в которые хотелось как мягко вплести пальцы, так и намотать на кулак. Никакого больше угрюмого пучка. Лань Сичэнь лично проследит, чтобы Цзян Чэн так не заплетал волосы. О чем ещё рассказать? О струящихся живой тьмой иероглифах по светлой коже? Или о стройных бёдрах, которые сами расходились в стороны, бесстыдно и стыдливо одновременно? А ещё о том, как он повторял, что согласен на всё. — Хорошо, — повторяет Лань Сичэнь. – Но сейчас он ничего не знает. Цзян Чэн думает, что ритуал был для установления связи между ними, крепкой и нерушимой. Но на самом деле это просто пробуждение желаний и страстей, которые надежно спрятаны за болью, горем и страхом показать хоть какие-то чувства кроме гнева. Но демоны Лань Сичэня не прикоснутся к нему, пока Цзян Чэн не пробудит своих собственных. Если выдержит. Ванцзи бросает на него вопросительный взгляд. И не надо озвучивать, о чем он думает. После Аннигиляции Солнца всё пошло совсем не так, как планировалось. На свет выбрались такие твари, что теперь в одиночку с ними не справиться. Пристань Лотосов, ещё ослабленная прошлыми событиями, оказалась у них на пути одной из первых. Превратилась просто в призрачные земли, в которые просто так лучше не соваться. По крайней мере до того момента, когда будешь уверен в своих силах. Молодой господин Вэй и правда гений, только вот всё обернулось не в его пользу. В Гусу обращаются с тёмной энергией давно, уверенно и прочно. Никто не посмеет раскрыть рта в сторону Облачных Глубин, потому что потом вовсе ничего не сможет сказать. Но вот господин Вэй… Его тьма не такая. Он пользуется ею иначе, чем делают в Гусу. Поэтому укрыть его от жаждущих крови озверевших кланов было делом времени. Они просто выбрали виноватого, аргументируя, что раньше такого не было. Но всё в этом мире когда-нибудь случается. Лань Сичэнь неоднократно замечал задумчивый взгляд Ванцзи в сторону молодого господина Вэя. Пусть младший брат и думал, что в это время на него никто не смотрит. В эти мгновения всегда требовалось оставаться невозмутимым, пряча лукавые искры в глазах. Он сделает всё, что бы ни попросил Ванцзи. Поможет. Подскажет. Убьёт. Потому что правила правилами. Порядки порядками. А брат — один. Ждать ножа в спину от своих близких? Лучше сдохнуть. Поэтому Лань Сичэнь принял Вэй Ина. Но была ещё одна причина… Цзян Ваньинь. Он сам пришёл и попросил укрыть тех, кому удалось спастись из Пристани Лотосов. Особенно, просил за Вэй Ина. Лань Сичэнь тогда был приятно удивлен, хоть, конечно, этого и не показал. Он понимал братские чувства. А ещё — свои собственные. Если Цзян Ваньинь сам отдавался в его руки, то он заберет его полностью. И тело, и душу. Просто… потому что, выбрав однажды, Лани не отрекаются. И, если раньше, он не был уверен, что стоит проявить настойчивость, то теперь судьба привела к нему Ваньиня сама. Он делает ещё один глоток. Какой восхитительный купаж. Изумительно. Остаток ночи проходит за неспешной беседой. Им никогда не было нужно лишних слов, чтобы понять друг друга. И это сейчас, пожалуй, именно то, что нужно в данный момент. Потому что, когда Ванцзи идёт в свои покои, Лань Сичэнь долго смотрит в окно. Дождь по-прежнему ритмично выстукивает песню ночи. Всё будет так, как он задумал. Он медленно поднимается и направляется к себе. Туда, где, разметавшись на постели, спит Ваньинь.