*
На завтрак были оладьи с шоколадным сиропом. Я съел двенадцать штук, еще сэндвич с ветчиной, банан и фруктовый батончик. Мой старик говорит, надо проверить, нет ли у меня глистов — не знаю, с чего он такое взял. 1 мая, 9.03 Я решил, что этот дневник с настоящего момента превращается в мою автобиографию, и тогда потом, когда ко мне пристанут журналисты и всякие поклонники с вопросом «Мистер Паркер, как прошло Ваше детство, сэр?», а я такой, раз — и выложу им стопку тетрадей! Это чертовски торжественный момент. С этого листа начинается настоящая летопись моего творческого пути… Я прям слышу, как в голове заиграла торжественная музыка! Впрочем, мне некогда. Мы со Скуби Финчером едем кататься на великах. Распишу потом про фанфары и всякое такое. (Не забыть!!!) Наверное, в будущем я отругаю себя за небрежность, но, в конце концов, торжество моего творческого гения никуда не денется, а сейчас у меня есть дела поважнее: Скуби сказал, что он раздобыл электронную сигарету. Его дядя Маркус (тот, который лечится в Луизиане от депрессии травами) забыл свою у них дома, когда приезжал погостить. Скуби говорит, она работает. Страшно увлекательно! 1 мая, 12:34 Что-то мне нехорошо. Наверное, меня укачало на велосипеде. Мы доехали до старой шахты в Грин Кэньон, Скуби сказал, там уже достаточно уединенное место и никто не узнает, чем мы занимались. Мы выкурили всю жидкость в той сигарете. Сначала я не понял, как правильно курить, а Скуби бестолково объяснял и только надо мной смеялся, так что я немного наглотался этой воды для курения, но потом понял, что надо делать, и пошло полегче. Мы курили по очереди. Я ничего не почувствовал, Скуби тоже. Только голова закружилась, и в горле стало горько. И еще стало тошнить. И еще зашумело в ушах. И еще Скуби сказал, что у него заболел живот. А в остальном все было нормально, никакого эффекта. Я надеялся, что нам станет весело, и мы будем смеяться, как это показывают в фильмах про наркотики, но весело не было. Наверное, дело в том, что нам и до этого не было грустно. Когда мы оттуда уезжали, я никак не мог забраться на велик, а Скуби даже пару раз со своего грохнулся. Еще мы оба долго не могли понять, в какую сторону ехать. Но, не считая этого, ничего особенного не случилось. 14.09 На обед были фрикадельки, и, мне кажется, я ими отравился. Мой старик божится, что говядина была свежая, но что-то тут не то. Может быть, апельсиновый сок был испорченный? Отчего же мне так плохо-то? Тошнит и кружится голова, а еще слабость. Не как обычно, когда лениво и ничего не хочется делать, а прям настоящая слабость, как у взрослых. Папа позвонил Джине Голдсмит и проконсультировался с ней по медицинской части — чем меня лечить и все такое. Это странно, ведь она даже не ветеринар, а просто торгует лекарствами для животных. Не знаю, что она ему сказала, надеюсь, он не захочет теперь купировать мне уши или отвезти к грумеру! Я валяюсь. Мой старик паникует. Говорит, я очень бледный и у меня «вялые глаза», как у снулой форели. Вообще-то я от нечего делать тренировал свой мистический писательский взгляд, в котором сочетались бы отблеск недюжинного таланта, мудрости, утомленности бытовой чепухой, харизматичности и сексуальности, а оказывается, это глаза дохлой рыбы… Что же, придется еще над этим поработать. Если честно, сексуальность мне вообще дается тяжело. Понимаете, на мне нет совсем никаких признаков взросления. Ни усов, ни бороды, ни волос на груди — ничего. Папа говорит, если я хочу выглядеть мужественнее, мне надо заниматься спортом — у него на все один ответ. Можно подумать, Стивен Кинг целыми днями пропадает в качалке. Ха! Уверен, он не поднимал в своей жизни ничего тяжелее ложки! А девчонки на нем небось так и вешаются! Харизма — вот в чем секрет. Стиль. Внутренняя сила! Ну, и успех, конечно. Я считаю, мне надо носить черное. И волосы хорошо бы покрасить в черный. И еще раздобыть какой-нибудь браслет или перстень с таинственным рисунком. Чтобы казалось мрачнее. Как вампир, понимаете? Девчонки от такого без ума! Еще я хотел научиться поднимать одну бровь, как злодеи в кино — знаете ли этак иронично и изящно, а в итоге у меня только уши шевелятся. Не уверен, что эффект тот же… Ладно. В конце концов, как только меня накроет волной писательской славы, отбоя в девчонках уже не будет. Скорее бы… Мой старик прибегал меня проведать. Заставил выпить чашку ромашкового чая. Пощупал лоб. Спросил, нет ли поноса — он бывает удивительно бестактным! Вообще-то мне даже нравится, когда он волнуется за меня. У него становится такое смешное лицо, будто он пытается припомнить что-то важное. В такой момент его бывает легко раскрутить на что-нибудь — например, поднять мне сумму карманных денег. Вообще-то, мне уже лучше. Я даже подумывал встать, но папа запросто засадит меня за уроки — доделывать домашний проект по истории, — а мне не хочется. У меня слабость! Придется лежать и писать автобиографию. Да, иногда мы, творцы, обязаны отдавать искусству всего себя без остатка… Что поделать. Такова уж цена таланта. 16.01 Полистал старые записи. Недурно. Очень недурно! Знаете, может появиться впечатление, что в моей жизни ужасно много порок. Чуть что — сразу ремень. Это, конечно, не так. Хотя, если подумать, то это так. И правда, многовато… Но это еще и потому так кажется, что я ведь не обо всем на свете пишу, а в основном о важных событиях. О чем-то таком будоражащем и ПОВОРОТНОМ, понимаете. Мы, писатели, умеем отделять зерна от плевел, чтобы было интересней читать. Просто так уж выходит, что очень часто эти яркие события моей жизни омрачены последующей встречей с ремнем. Хотя это, конечно, несправедливо. Я это к чему. Думаю, мне пора брать ситуацию в свои руки, знаете ли. В следующий раз, когда мой старик захочет меня выдрать (за что-нибудь), мне стоит объявить ему, что я уже слишком взрослый для этого дерьма и, если он не передумает, я могу и сдачи дать! Вот так. Я, знаете ли, умею говорить с ним серьезно! Есть у него свои слабости, на которые можно надавить. Я, знаете ли, умею дергать за ниточки! Надо поставить себе задачу: отучить моего старика от ремня. Ладно, что-нибудь потом придумаю. Вряд ли это дело пойдет легко… Как же есть хочется! Какой же противный этот ромашковый чай! 16.54 О боже, беда! Сейчас заходил папа, долго стоял в дверях, сложив руки на груди, и молчал. Потом сказал: — Чарли, мне звонила миссис Финчер. Сказала, что Скуби тоже нездоровилось, а потом она нашла в его одежде электронную сигарету. Ты ничего про это не знаешь? Взгляд у него при этом был САРКАСТИЧЕСКИЙ. Интересно, зачем взрослые так делают? Задают такие вопросы и ТОРЖЕСТВУЮЩЕ упиваются твоим замешательством? Мне тут же снова стало плохо, понимаете? Я свернулся клубком и едва не потерял сознание от слабости… — Нет, — ответил я, еле ворочая языком. — Откуда мне знать? Может быть, он ее нашел и забыл выбросить? — Ну-ну, — сказал папа. — Завтра поговорим. Поправляйся! Если к утру не станет лучше, поедем в больницу. Пусть тебе там клизму поставят. Видите? Это же абьюзивные отношения! Я буквально чувствую, что мистер Ремень уже стоит на пороге! — А ужин?! — удивился я. — Я что, останусь совсем голодным? — Так аппетит все-таки есть? — ухмыльнулся мой старик. — Что же, это хороший знак! 19:32 Мы ужинали в гнетущем молчании. Этаком, знаете ли, напряженном. Напряжение в основном исходило с моей стороны, потому что я изо всех сил старался вести себя так, будто ничего не случилось. Я съел половину лимонного пирога, который нам передала Джина Голдсмит, и еще пару кусков сверху, просто для того, чтобы показать, что я совершенно равнодушен ко всякого рода семейным конфликтам. Что я вообще не вижу для них повода. Что я, как писатель, знаете ли, нахожусь как бы над всей этой суетой. И только у меня стало получаться демонстрировать равнодушие особенно хорошо, как папа сказал: — Скуби признался миссис Финчер, что вы вместе курили эту электронную дрянь возле Грин Кэньон. Удивительно, — усмехнулся он, — время идет, все в мире меняется, кроме подростков. Мне тут же снова стало нехорошо! Навалилась ужасная слабость. Я подумал о том, что выбрал не самое удачное время, чтобы отучить папу от ремня. А тот продолжил: — Ох, Чарли, — сказал он, смеясь. — Твоя детская хитрость бежит впереди тебя! Но я этому даже рад. Было бы куда хуже, если бы я совсем тебя не понимал. Потом он почесал щетину на щеке и сказал: — Представь себе, мне тоже было когда-то тринадцать лет, хоть сейчас в это уже и не верится. Я застыл в замешательстве. Видите ли, ситуация была крайне щекотливая. С одной стороны, до ремня было рукой подать, с другой — мой старик вел себя расслаблено, мирно. Добродушно. В таком настроении получать от него по заднице совсем не так уж плохо — зато вопрос с курением был бы закрыт. К тому же я помнил, что в холодильнике оставалось шоколадное мороженое, и у меня были на него планы (лимонный пирог меня в полной мере не удовлетворил), так что убегать к себе мне не хотелось. И я решился. Я сказал: «Да, мы курили электронную сигарету. Мне не понравилось». Он сказал: «Точно не понравилось?» А я сказал: «Ладно, только давай поскорее» — и пошел к дивану, расстегивая штаны. А папа сказал: «Чарли, запомни, честность — это самое мощное оружие. Мне всегда говори правду, и тогда твоя задница останется цела». Вот так. Порки не было, и мы съели мороженое. Странное чувство! Я лежу на кровати на животе, потому что так удобнее писать, а не потому что иначе больно. Можно сказать, что у меня на заду наливаются фантомные синяки! Потому что настоящих нет! И что же это значит? Это значит, что сила слова победила! Как ни крути, а мне удалось приручить своего старика. Пусть хоть на этот раз. Мой писательский талант принес свои плоды. 23:32 Слушайте! Слушайте! У меня гениальная идея! Мне приснился роман! Нет, не так. РОМАН. Идея такая. Молодая пара приезжает в маленький городок где-нибудь на юге. Может быть, погостить, а может быть, просто так. По дороге они проезжают мимо кукурузных полей, из которых доносится что-то таинственное и загадочное. В полях они находят группу детей, которые поклоняются странному культу. Там одни дети и подростки, а тех, кто вырастает, они приносят в жертву своему богу (да это настоящий триллер, утрись, Стивен Кинг!). Вся суть в том, что кругом нет взрослых, сплошь кукуруза, а культ проповедуют дети! Господи, у меня прямо кровь в жилах стынет от страха и предчувствия большой удачи! По-моему, идея просто блестящая! Надо поскорее записать. Пойду только разбужу своего старика и обрадую его, что я на пороге написания настоящего бестселлера! 23:52 Да чертов Стивен Кинг! Какую идею ни возьми, он на все уже наложил свои лапы!!! Проклятье! Оказывается, сюжет мне не приснился. Мы смотрели это кино неделю назад. Папа долго смеялся, когда я ему все рассказал, а потом, увидев, что я расстроился, стал меня утешать. Он сказал, что я все равно самый талантливый мальчик из всех, каких он знает, и у меня блестящее литературное будущее! А Стивен Кинг старый и некрасивый. Что же. Дорогу осилит идущий. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого…Часть 7
20 мая 2024 г. в 23:03
29 апреля.
Мое эссе «Глоток свободы», посвященное борьбе с прогулами, которое я написал по требованию директора школы, отправили на литературный конкурс штата! Крошечный, но все же значимый шажок на пути к мировому признанию.
Мистер Оллерман, учитель литературы, сказал, что оно «отличается от других произведений такого рода нестандартным взглядом на проблему, а также тем, что фокусируется на личности и ее переживаниях, а не на идеологических установках». Вот так! Не знаю, что все это значит, но звучит круто. Кроме того, меня похвалили за грамотность!
Правда, директор Хатчинсон сказал, что это, конечно, здорово, что я такой талантливый, но вообще-то я должен был осудить прогулы и разоблачить прогульщиков, а не воспеть это занятие. Но что я могу поделать? Я писатель, я так чувствую!
Кстати, про ремень. Я серьезно поговорил со своим стариком на эту тему. Сказал ему на чистоту, что мне, знаете ли, не нравится, когда меня лупят по заднице как маленького за любые провинности! А он сказал: «Чарли, видит бог, я изо всех сил стараюсь быть хорошим отцом. Просто не влипай в неприятности и мне не придется тебя наказывать. И кстати, не надо сгущать краски — не так уж часто тебе и достается!»
Вот так, дорогой читатель. По этому вопросу каждый из нас остался при своем мнении! Спорить с моим стариком, все равно что кричать в пустыне. Или сеять траву в пустыне. Или пи́сать в пустыне. Ну, вы поняли.