Монологи и диалоги. Сборник драбблов

– Ом! Постарайся не бросать на меня многозначительных взглядов перед камерами. Держи себя в руках. Нечего будить у зрителей больные фантазии. – Нанон без стука ввалился в чужую гримерку и выдал, как он считал, нужные инструкции своему бывшему партнеру перед началом мероприятия. – Мне надоели слухи и домыслы. Мы никто друг другу. Даже почти уже не коллеги. В этом был весь Нанон. Ом его всегда любил, а Нон действовал сейчас так, словно ненавидел бывшего друга. – Оу! Кхун Кирдпан удостоил меня речи. Да еще какой! – Ом склонил голову набок, в его глазах не было ни грамма доброжелательности, скорее сарказм и издевательство. Несмотря на то, что он колко и холодно смотрел на Нанона, он не видел его. Скорее разглядывал что-то глубоко внутри себя – возможно, ничего и не было между ними. Может быть, вся эта печаль, увеличивающаяся сейчас внутри него, всего лишь из-за смерти мечты. Его мечты о Наноне. Он создал совершенный образ в своем разуме, и с каждым словом, которое тот бросал ему в лицо, становился все более и более очевидным факт, что его мечта оказалась ничем, ложью, пустотой. Вдруг словно что-то щелкнуло внутри Павата. Весь гнев, все раздражение, все те негативные чувства и эмоции, которые он держал закупоренными внутри себя долгие месяцы, вырвались на волю и направились в сторону Нона. Ому показалось, что именно сейчас тот заслуживает выслушать его. – Почему ты так злишься на меня? – взорвался Пават, – Что я сделал такого отталкивающего? Я не хранил подробности развала пейринга? Или я игнорировал тебя и наш общий фандом? Я это всё делал? Аааа…. Может, я бешу тебя тем, что кажусь счастливым в последнее время? – Ом Пават, ты… – Нет, - сказал парень напористо. – Молчи. Теперь моя очередь говорить! У Нанона изумленно открылся рот, и он уставился на взбешенного человека напротив. – Я горжусь тем, что не веду себя, как сволочь, – сказал Пават, его голос дрожал от еле сдерживаемых эмоций. – Меня не волнует, что ты можешь сказать. Меня не волнует, что может сказать любой другой в мой адрес. Никто не может отобрать у меня право быть нормальным человеком! – Я не пытаюсь ничего отобрать, – Нанон пытался вставить хоть слово. – Мне не хочется вести себя, как ты. Я не буду таким образом самоутверждаться. Не в моих правилах, – проговорил он, поднимаясь на вершину своего протеста, – но я не позволю больше тебе публично выражать пренебрежение к нашему прошлому. Любому. Профессиональному. Дружескому. Все его тело задрожало, воспоминание за воспоминанием всплывало перед мысленным взором, одно хуже другого. – Ты совершенно точно знал, когда и где нужно ударить, и по какому месту. Не имело значения, что я буду чувствовать. Я не знал, как защитить самого себя. От тебя, Нанон! Представляешь, от тебя! – Ом? - осторожно позвал Нон. – С тобой все в порядке? Тот кивнул, или, по крайней мере, попытался кивнуть. Нон открыл рот, намереваясь что-то сказать, затем замолчал, его губы оставались открытыми в течение нескольких секунд. Наконец, он положил свою руку на плечо Ома и сказал: – Ты точно хочешь сейчас это обсуждать? На сей раз Павату удалось коротко кивнуть. Ом по-настоящему хотел всё выяснить, чтобы этот ужасный период недомолвок закончился. – Ты никогда не считаешь, что ты не прав. Ни в одной ситуации. Любой свой поступок ты оцениваешь как единственно верный, – тихо сказал Пават. Нанон посмотрел на него. По его глазам было видно, что он в замешательстве. – Не понял. Ом сказал немного громче. – Что бы не произошло, ты всегда выкручиваешься, выходишь сухим из воды.. И движешься дальше. Как ни в чем не бывало. – Потому что, – ответил Нон, не раздумывая, – я… другой. Пават медленно к нему пододвинулся. Очень медленно поднял голову и посмотрел Нону в глаза. – Насколько другой? Что-то похожее на панику начало расти в груди Нанона. Он знал, что сказал неправильно, но слова уже сорвались с его губ. Как одно маленькое предложение, одно маленькое слово может быть настолько неверным? Он другой. Он Корапат Кирдпан. Они оба знали, что он имел в виду. Нанон был успешным с детства, в этом, конечно, была не только его заслуга, прежде всего его родителей. Он спокойно мог перенести весь хейт, причем с апломбом. Он знал, что его есть кому защитить. Ом… Он был Пават Читсаванди. И у него не было ни влияния, ни связей, чтобы спасти его от разрушения. Фанаты, друзья, родители могли стоять позади него и поддерживать, но даже они будут не способны предотвратить падение, случись еще что-то ужасное в его жизни. С очередным скандалом, по надуманным ли причинам или реальным, он уже не справится. Его некому защитить. – Понятно, – проговорил Пават в полной тишине. – Нет, – быстро сказал Нон, – Ты не… Я не это имел ввиду… – Нет, Нанон, – сказал Ом почти с болезненной мудростью, – я это я. А ты это ты. Другой. Я просто всегда надеялся, что ты никогда не заденешь меня этим. Нон взглядом поймал его глаза, и так или иначе дрожащие руки оказались на плечах Ома. Он схватил его с такой силой, что тот не мог отвести взгляд от приближающегося лица. Нанон не говорил ничего, он молча просил прощения у Павата. Корапат смотрел на парня напротив, и удушающая волна презрения к себе, нежности и привязанности к Павату начала подниматься откуда-то из самых глубин. Оттуда, куда он постарался спрятать все эти чувства, чтобы не замечать их существования. Потому что эти чувства пугали его. Не давали ровно дышать. Лицо Ома было так хорошо знакомо ему, он видел его тысячу раз прежде. Нон помнил каждую мелкую морщинку вокруг глаз, маленькую родинку недалеко от левого уха. Он помнил теплый жар, идущий от кожи. И даже то, что в красивых черных глазах имеются золотистые пятнышки прямо вокруг зрачка. Он целовал его не так много, но в памяти навсегда остались губы Ома – полные и мягкие, просто созданные для поцелуев. Пават прикусывал нижнюю губу, когда нервничал. Нанон видел, как он делал это в прошлом. И, конечно же, Ом делал это сейчас в тот самый момент, когда Нон держал его, можно сказать, в объятиях. От неожиданной, но такой долгожданной близости к Павату, Нона начало потряхивать. – Я думал, ты верил в меня, – проговорил Ом, – думал, что ты разглядел во мне равного себе. Друга. Хотя бы. – Ты не друг мне. Давно, – сказал Нон, его голос был низкий и настойчивый. – Ты больше, чем друг. И меня это пугало тогда и пугает сейчас, – прошептал он. Глаза Павата расширились. – Нет, – сказал Ом так тихо, что это было больше похоже на выдох, – не говори того, в чем не уверен. Не поступай так со мной. Пальцы Нона сжали плечи Павата. – Больше, чем друг, – повторил он. – Я не знаю как… Я не знаю когда… Хотя знаю. Всегда. Всегда я чувствовал к тебе что-то больше дружеской привязанности. И меня это бесит, черт возьми! Я боюсь этого! Я не хочу этого! Но не могу с собой ничего поделать. Нон прикоснулся рукой к губам Ома, чувствуя горячее дыхание на кончиках своих пальцев. – Ты мне нравишься, – тихо сказал он. – Так нравишься, что мне страшно! Он наклонился вперед и поцеловал, медленно, очень удивленный, что это все-таки случилось, и что он так ужасно хочет Ома. Шок от собственных слов прошел, сменился простым примитивным желанием заклеймить его, заявить на него свои права, поставить на нем знак, что он его. – Что с тобой? – прошептал Ом. – Ты такой... – продолжил Нон, покачивая головой в замешательстве. – Я не знаю, почему так схожу по тебе с ума. Что-то теплое и чудесное появилось и начало распространяться по телу Павата. Он не мог объяснить, что. Это было так, словно кто-то нагрел его кровь. Это начиналось в его сердце и медленно распространялось на руки, живот и кончики пальцев. Нанон поцеловал Ома снова. Губы в этот раз были голодными, покусывая и лаская, они пробуждали тело, освобождали душу. Живот начало странно покалывать, кожа Павата пылала, особенно там, где чужие руки касались его тела через тонкую ткань рубашки. И ни разу Ому в голову не пришла мысль, что это неправильно. Этот поцелуй заключал в себе все то, чего он должен был опасаться и избегать, но он знал – телом, разумом, душой – ничто в его жизни еще не было таким правильным. Ом любил Нанона. Он всегда любил его. Даже сейчас, когда был так рассержен на него, он любил. И он хотел быть его.