Одержимость: В твоих руках

      — А ты хорош, — усмехается Амалия Моргенштерн и снова делает выпад в сторону Алека.       Алек парирует удар меча, уводит ногу назад, смещая центр тяжести и, сделав небольшой пируэт, атакует слева, целясь Охотнице под рёбра, Амалия с тяжёлым возгласом едва уворачивается от удара. Алек победно усмехается, наступая ещё яростнее и, в итоге, делая успешную подсечку, опрокидывает Моргенштерн на землю. Амалия падает навзничь с глухим ударом и со свистящим выдохом, Алек упирает острие меча ей под подбородок — он победил. Спустя мгновение, Алек отводит оружие и подаёт Охотнице руку, помогая подняться.       — Ну и чёрт же ты, — сипло от сбитого дыхания, но добродушно отзывается Амалия, поднимаясь на ноги. — С каждым днём всё лучше.       — Кое-кто просто сдаёт позиции, — усмехается ей в ответ Алек и уходит от наверняка болезненного удара под рёбра.       — Эй, рекрут, я уделаю тебя в два счёта, если потребуется, — недовольно вскидывается женщина, смахивая выбившиеся из косы волосы со лба, но Алек знает — та не сердится.       После случая со знахаркой, Амалия, благодарная за спасение, принимается всячески опекать Алека — они довольно быстро находят общий язык и сближаются, вместе тренируются и ходят в патрули, вместе выезжают с проверкой доносов. Алек знает, что Амалия скучает по мужу и переживает за него, и таким образом старается отгородиться от одиночества и тяжёлых мыслей.       — Мечтай, — говорит Алек и снова уворачивается от тычка, тихо смеясь.       Проходит не полный месяц с того дня, как Алека отправили на первое задание, но ему кажется, что пролетел по меньшей мере год. После возвращения командира Галла в лагерь, Алека возводят в ранг Охотника, выдают неизменную чёрную кожаную броню, чтобы все видели его принадлежность. Сыпется похвала от командования и других воинов, проскальзывают завистливые взгляды, Алек делает вид, что горд и счастлив, но на самом деле внутри пустота. Целыми днями он только и делает, что тренируется, с одной стороны, чтобы вернуть забытые навыки, с другой — чтобы отвлечься от мыслей. Это помогает.       Каменный кулак, кое-как отвязавшийся от смерти, только недавно пошёл на поправку, и хоть половина его лица представляет собой один сплошной кусок мяса, он уже поднимается на ноги и выходит из палатки. Алек старается не пересекаться с ним, иначе воспоминания, как тот измывался над старухой, всплывают в памяти, и Алек только и хочет, что придушить мерзавца.       Вечерами новобранцы и некоторые из Охотников собираются у большого костра в центре лагеря, и, попивая брагу или тёплое пиво, вспоминают прошлую жизнь, рассказывают баллады о подвигах или наспех придуманные байки. Старые вояки любят похвалиться прежними заслугами или прожитыми битвами — новички слушают, затаив дыхание. Алек больше молчит — он не может ничего рассказать, — вспоминает Джема и Эмму Карстэйрс, такие же вот вечера в доме у жарко растопленного камина или костра во дворе, пока зимняя вьюга вгрызается в щёки крепким морозом. О другой своей жизни старается не вспоминать вовсе.       Слушая россказни Охотников о демонах и сумеречных тварях, Алек лишь тихо хмыкает в кружку с брагой. Вот бы все разинули рты, если бы он рассказал о себе, но скорее всего не поверили бы, приняли за умалишённого или того хуже — прирезали на месте за пособничество демону. Такие мысли вызывают улыбку, разбавляя сожаления об ушедшем времени.       Проверять донесения о колдунах Алека посылают ещё два раза. Он, Амалия и Баурус — заметно посуровевший после предательского побега брата — нечто вроде разведывательного отряда. К счастью Алека, слухи подтверждаются лишь в одном селении: двое колдунов обустроившиеся в местном заброшенном святилище, похитили молодую девушку и призвали демона, погубившего несколько жителей.       Ворвавшись в святилище — полуразрушенное и пыльное, — Алек сразу узнаёт рёв демона, чувствует нечисть кожей, сердце пускается вскачь, рефлексы обостряются. Если не оглядываться на Амалию и Бауруса, застывших за его спинами от вида огромного клокочущего монстра, то Алек на долю мгновения ощущает присутствие брата и отца.       Амалия Охотница по крови, так что с демоном расправляются скоро, окружив его с трёх сторон. Баурус — к общему удивлению— не сдаёт позиций при виде демона, лишь яростнее наступает, размахивая большим мечом, нанося удар за ударом. Хоть на их оружие и нанесены руны, какую-либо ощутимую силу они имеют лишь в руках истинного Охотника, поэтому Алек и Баурус лишь отвлекают и заманивают демона в ловушку, представляя возможность Моргенштерн завершить дело.       За сбежавшими колдунами приходится гнаться всю ночь: они почти теряют их из виду в густых зарослях, в которые чародеи мечутся тенью, но острое зрение Амалии, усиленное рунами, не даёт колдунам возможности скрыться. Настигают двух мужчин к рассвету, загоняют по кругу, как добычу. Силы магов иссякли, и они с яростью и злобой бросаются в последнюю атаку, не желая принимать поражение. Свист и лязг мечей в предрассветной тишине короток, Алек одним взмахом рассекает грудную клетку одного из неприятелей, с хрустом ломаются рёбра. Веер тёплых кровавых брызг орошает лицо и куртку, но рука Алека не дрожит: в памяти ещё свеж образ искалеченной девушки, лежащей на алтаре.       На исходе второй месяц лета — Алек мается от жары и скуки, как и немногие оставшиеся Охотники в лагере: в последнее время вокруг тихо и спокойно, никаких донесений, никаких лазутчиков или даже случайно забредших путников. Сегодня Алек и Аксель в патруле. Медленно бредут по иссохшей и потрескавшейся дороге, пролегающей вдоль лагеря: дождя, кажется, не было вечность. Алек облизывает сухие губы, вздыхает, солнце слепит, а горячий густой воздух забивает лёгкие. Аксель что-то бормочет себе под нос, по обыкновению пиная камушки на дороге. Алек же то и дело возвращается мыслями к Магнусу: клеймо у сердца всё чаще болезненно пульсирует. Алек гнал от себя его образ всё это время, но теперь ночами он всё чаще видит Магнуса, а не сгоревшую на костре ведьму или пронзённое стрелой тело юноши. Скорее всего Магнус пытается воззвать к Алеку, ведь с последней их встречи прошло довольно много времени, тот наверняка обеспокоен, учитывая, их скомканное расставание: Алек тогда замешкался, удивившись, что Магнус начал сомневаться в его чувствах, и, прежде чем успел ответить, Бейн уже развеял призыв.        Но за эти два месяца Алеку так и не выпадает шанс связаться с колдуном. По всему периметру лагеря и далеко за его пределами начертаны блокирующие колдовство руны и печати, и Алек не смог бы выбраться незамеченным. Дозорные всегда зорко следят за всеми перемещениями, чтобы в случае необходимости предотвратить нападение, да и в патрули они выходят только парами, наученные опытом. Рядом с Алеком всегда либо Аксель, либо Амалия, так что он остаётся один, лишь отходя по нужде.       В любом случае Алек так и не узнал ничего, что помогло бы ему напасть на след реликвии. Колдуны, судя по всему, потерявшие свою обитель рассыпались по свету, прятались в убежищах или скрывались по одиночке. Лишь немногие имели достаточно сил, чтобы собираться в группы для атаки на Охотников, но и в этих немногочисленных битвах погибало достаточно новичков и более опытных бойцов: не каждый мог выстоять против трёх-четырёх колдунов, особенно если застали врасплох. Напрямую спрашивать про потерянные реликвии Алек, разумеется, не рисковал, да и вряд ли в этом лагере хоть кто-то что-то знает.       — Ух, я сейчас расплавлюсь, — стонет Аксель.       Алек переводит взгляд на спутника, юноша заметно окреп за последнее время, раздался в плечах, и хоть он всё ещё остаётся рекрутом, Алек замечал его успехи в ведении ближнего боя. Аксель раздувался от гордости, стоило ему отбить удар противника или самому сделать удачный выпад. Вряд ли из юноши получится по-настоящему сильный воин, но хоть, может быть, его не убьют в первой же схватке. Аксель был довольно импульсивным и любил бравировать на пустом месте и клясться, что убьёт всех колдунов до единого, но на деле же оставался лишь мелким задирой.       Аксель открепляет от пояса флягу, откупоривает крышку и, запрокинув голову, делает глоток.       — Вот дьявол, — чертыхается юноша и хнычет. — Алек, у тебя осталась вода?       Алек лишь недовольно вздыхает и суёт парню свою флягу.       Кожаная броня Охотников лёгкая и прочная — мастер у них, что надо, — сидит, как влитая, не сковывая движения, но в такое пекло превращается в камеру пыток. Алек старается не обращать внимания, как неприятно липнет к телу нижняя рубашка и течёт по лицу пот. Он тоже делает глоток тёплой воды, смачивая пересохшее горло и губы.       — Когда у тебя первый рейд? — лениво спрашивает Алек, чтобы хоть как-то отвлечься от опостылевшего пейзажа, Аксель надувает губы.       — Видать так и буду сидеть в лагере, — недовольно отвечает он, закладывая руки за голову. — Игмунд говорит, что я гожусь только выгребную яму сторожить.       Алек не сдерживает смешка.       — Он всем так говорит.       — Но тебя-то он враз на задание отправил, — с толикой зависти произносит юноша.       Лайтвуд пожимает плечами. Он уже не раз ловил на себе пристальные взгляды парня, видел, как тот всё чаще поджимает губы и отворачивается, стоит им пересечься глазами, будто заподозрил Алека в обмане.       — Так получилось, — легкомысленно отмахивается Алек, стараясь не придавать этому важности. — Да и ты делаешь успехи.       — Ага, — сразу оживляется Аксель. — Видел, как я одолел того рыжего? Вжух, и готово, — юноша делает резкий взмах рукой от бедра вверх, имитируя атаку, и улыбается во весь рот, больше походя на беззаботного увальня, чем на бравого Охотника на колдунов.       — Видел, — с улыбкой подтверждает Алек.       Вскоре Галл собирает всех оставшихся в лагере бойцов для указаний. Нужно сворачиваться и двигаться дальше на Запад, менять позицию: разведка то и дело присылает отчёты, и выводы неутешительные — чародеи замышляют что-то важное, и Охотникам всеми силами нужно помешать им воплотить задуманное.       Помогая поковать поклажу, сворачивать лагерь и укладывать оружие в деревянные ящики, Алек внутренне ликует, давно не чувствовав такого оживления. Смена локации даёт надежду, что ему удастся остаться одному в пути и наконец-то связаться с Магнусом. Колдун наверняка сможет придумать, как Алеку действовать дальше, подскажет, да и увидеть Магнуса хочется до боли в сердце. Даже зная, что потеряет себя рядом с ним Алек всё равно ужасно сильно скучает по мужчине. Радость от возможной скорой встречи разливается теплом, и он кусает губы, чтобы не улыбаться чересчур широко.       Томящееся предвкушение быстро сменяется разочарованием и досадой: Аксель, приклеивавшийся к Алеку, как банный лист, не отходит от него ни на шаг и, к ужасу Лайтвуда, не умолкает ни на минуту, окрылённый походом. Юноша всё продолжает трепаться о предстоящих битвах, сотнях поверженных колдунов и сожжённых ведьмах, и о несомненной славе, которая ждёт Охотников. Сцепив зубы, чтобы не послать Акселя куда подальше, Алек думает, как избавиться от приятеля и незаметно улизнуть ночью на привале. Но всё, как и прежде идёт не по его плану.       По пути им попадаются мелкие сёла и деревеньки. Охотники исправно отправляют посыльных, проверяют не нужна ли помощь или не укрывает ли кто чародеев, ищут добровольцев, желающих присоединиться к Охотникам. В этот раз наступает очередь Алека. Игмунд подзывает его к себе рукой, и Алек ровняется с его лошадью, пристраиваясь сбоку.       — Лайтвуд, возьми с собой то недоразумение, и проверьте, что там, — Игмунд сначала указывает на болтающего с кем-то Акселя, а потом вдаль — где виднеются крыши домов — то ли на деревню, то ли на одинокую ферму. Отсюда не разобрать.       — Может, мы лучше с Амалией? — спрашивает Алек, в надежде отвязаться от надоевшего спутника. — Быстрее будет.       Игмунд не то усмехается, не то фыркает от раздражения. Его бледное лицо сплошь покрыто красными пятнами ожогов от солнца, да и в целом жара влияет на него так же скверно, как и на остальных. Белые влажные волосы, чуть потемневшие от пота и зачёсанные назад, как всегда резко контрастируют с чёрной кожей брони.       — Может, мне лучше отправить тебя чистить лошадей, Лайтвуд? — гаркает капитан, но, кажется, лишь для виду. Алек уже научился различать интонации в немного хриплом, — совершенно ему не подходящем — голосе мужчины.       — Не хотелось бы, — отвечает Алек и поджимает губы, чтобы не ляпнуть ничего сверх меры.       — Не хотелось бы… — передразнивает Игмунд и хмурит белёсые брови. — Тогда выполняй молча. И верни парня целым.       — Понял, — Алек чуть приподнимает уголки губ, стараясь не улыбаться откровенно на подначку капитана. Он знает, что Игмунд отчего-то не слишком жалует Акселя, впрочем, и не спешит избавиться от него.       — Ух, наконец-то, — счастливо восклицает Аксель, стоит им только сойти с дороги и направиться прямо через поле к отдалённому поселению. — Моё первое задание.       Алек не разделяет его радости, лишь молча гонит коня вперёд. Чем быстрее они доберутся, тем скорее Алек избавится от наскучившего общества. Пыль из-под копыт вперемешку с пыльцой от колосьев неприятно забивается в ноздри и щиплет глаза, заставляет сцепить зубы и прибавить скорость.       Дорога занимает больше времени, чем предполагалось, — потом придётся ещё полдня догонять ушедший далеко вперёд отряд — небольшая полоска посадок, отделявшая дорогу от жилых домов, на деле оказывается довольно внушительным пролеском: сплошь сосны, да ели. Верхом на лошади идти довольно трудно, кругом острые торчащие ветки и бурелом. В добавок ко всему прямо у края леса путь им преграждает глубокий овраг, приходится делать крюк, чтобы выйти на просёлочную дорогу, под несмолкающие причитания Акселя, плохо управляющегося со своей кобылой. Когда, выбравшись наконец на твёрдый грунт, — все в пыли и мелких царапинах — они достигают жилых строений, солнце почти скатывается за горизонт.       — Лучше б ехал себе по дороге, — бурчит Аксель, вызывая смешок Алека.       — Ты ж хотел заняться делом, вот и получай, — подначивает его Алек, посмеиваясь над видом взъерошенного и недовольного юноши.       — Меня как корова прожевала, — не унимается парень, вытаскивая из курчавых волос иголки и ветки и снимая с носа паутину.       У Алека тоже всё зудит от пыли и пота, хочется умыться или хотя бы немного передохнуть. Не доходя до большой мельницы, спешиваются, ноги враз гудят, перенапряжённые мышцы отзываются болью.       За простенькой оградой, идущей вдоль дороги, скрываются в пышных разросшихся кустах несколько построек. Амбар возле мельницы, стойло и три домишка поодаль. С другой стороны дороги засеянное пшеницей поле, рядом огород. Алек примечает копошащуюся в земле женщину. Подходят ближе, останавливаются. Женщина разгибается и с любопытством изучает незнакомцев. Высокая и худощавая, на немного вытянутом лице тёмные провалы больших глаз.       — Добрый вечер, — здоровается Алек. — Нам бы лошадей напоить, да передохнуть.       — Дальше по дороге есть ручей, — отвечает женщина, опираясь на грабли. По её лицу Алек понимает: гостям здесь не рады.       — Что же, и не накормите даже путников? — вклинивается Аксель. — А может, помощь вам нужна?       — Шли бы вы себе, — качает головой женщина. — Охотникам здесь делать нечего.       Алек вздыхает: да, не везде их принимали с почестями. Оно и понятно, Охотники никого не щадили, если дело доходило до укрывательства или помощи колдунам, убивали даже простых людей в назидание другим.       — Это чего это? — обижается Аксель, а потом вдруг весь подбирается и пристально смотрит на селянку. — А может, вы тут магов укрываете, вот и гоните нас?       Алек замечает, как женщина едва вздрагивает, взгляд её мечется в сторону на мгновение, а потом снова останавливается на Акселе.       — Глупости, — она принимается бороновать землю. — Нечего нам скрывать.       Но Аксель уже чувствует себя вправе устроить женщине допрос, распрямляет спину, поправляет висящий на бедре меч — Алек смутно предчувствует неладное.       — Сколько вас здесь живёт? — спрашивает Аксель. — Где все остальные?       — А тебе что за дело? — женщина явно не воспринимает его всерьёз. Снова поднимает голову, прекращая работать и впиваясь в юношу взглядом больших округлых глаз.       — Мне есть дело, — он поджимает губы, между бровей образуется складка. — Мы Охотники и имеем право проверить здесь всё, если потребуется.       — Эй, полегче, — Алек кладёт руку на плечо юноши, чтобы успокоить, но тот слишком вошёл в раж.       — Нет, Алек, здесь явно что-то нечисто, — Аксель разворачивается с упрямым выражением на лице. — Игмунд велел проверять, если что заподозрим.       Алек хмурится. В чём-то Аксель прав: Игмунд действительно приказывал быть осмотрительными, а не набивать животы или лапать девок, им было велено проверять селения на присутствие колдовской энергии. Но что, если здесь и впрямь укрываются чародеи? Даже если это будет один человек, Алек может не справиться, а от Акселя толку в реальной схватке мало. Их могут запросто убить, если они не будут осторожны, но Аксель идёт напролом, не понимая опасности.       — Простите его, — спешит влезть Алек, глядя на женщину с улыбкой. — Мы просто устали с дороги, весь день в седле. Может, приютите нас на ночь, а утром мы уедем.       Аксель порывается сказать что-то ещё, и Алек довольно жёстко хватает его за плечо, толкая себе за спину, тот недовольно сопит, замолкает. Женщина поджимает губы, но, понимая, что выбора у неё нет, согласно кивает.       — Так и быть, — говорит она, отставляя грабли к забору, и отряхивает руки от земли об фартук. — Переночуете в сарае.       Как только селянка скрывается в двухэтажном доме, Алек ведёт своего коня к стойлу, чтобы напоить и привязать. Аксель плетётся следом.       — Лучше тебе помалкивать, — тихо говорит Алек, прикрепляя лук к седлу, меч оставляет на поясе. В сапоге кинжал.       — Тоже мне, главный, — бурчит юноша. — А если здесь и правда чародеи? Надо всё печатями проверить.       — Да тише ты, — шипит Алек и озирается, не слышал ли кто. — Хочешь, чтоб нас демонам скормили?       — Я поклялся, что ни одного колдуна не упущу, — не успокаивается Аксель, и в его глазах искрят молнии. — Обещай, что мы не уйдём, пока не проверим.       Алек глядит сверху вниз на парня и поджимает губы.       — Мы всё проверим, но надо быть осторожными, — говорит он. — Если что заметишь, молчи, не подавай виду. Понял?       Аксель пыхтит, но кивает, и Алек лишь надеется, что они не встрянут в какую-нибудь передрягу.       Когда подходят к дому, в котором скрылась женщина, тени уже сгущаются настолько, что не видно мельницы. Войдя внутрь, и только лишь успев окинуть глазами длинную переднюю, Алек чувствует тонкий знакомый запах. Мурашки враз покрывают кожу, и на мгновение уходит из-под ног пол. Алек выхватывает взглядом медную чашку на столе, внутри тлеют угольки, распространяя в воздухе аромат сандала. В животе становится тепло только от этого запаха, и Алек едва давит задушенный выдох: сейчас не время для воспоминаний.       Хозяйка указывает им на широкую лавку вдоль стола, они садятся. В печи потрескивает огонь, в котелке булькает мясная — судя по запаху — похлёбка. У Алека урчит в желудке, и наполняется слюной рот. Уплетая горячую еду, он запоздало думает, что неприветливая женщина вполне может их и отравить, но уже поздно, Алек лишь глотает слишком большой кусок хлеба и корит себя за неосмотрительность, отвлекшись мыслями на Магнуса.       — Как ваше имя? — доедая остатки похлёбки, спрашивает Алек.       — Айрис, — нехотя представляется женщина.       Всё это время она молча сидит возле печки, укутавшись в платок и сложив руки на груди.       — Спасибо, Айрис, — благодарит он, оставляя пустую миску. — Я Алек.       — А выпить чего не найдётся? — с набитым ртом влезает Аксель, активно выскребая остатки еды.       Айрис молча поднимается, достаёт из-под стола кувшин, ставит жестяную кружку на стол и наполняет её бурой пенистой жидкостью. Юноша тут же припадает к браге, а потом утирает рот рукавом, сыто вздыхая. Алек отказывается.       — Так кто ещё здесь с вами живёт? — вновь задаёт вопрос Алек.       — Ещё пара женщин, да моя племянница, — неохотно отвечает Айрис, останавливаясь у окна и вглядываясь куда-то в темень.       — А где все мужчины?       — Ушли воевать, — не оборачиваясь, говорит она.       Аксель с громким стуком отставляет кружку, и Алек замечает, как Айрис вздрагивает.       — Ух, благодать, — довольно тянет захмелевший от забористой браги Аксель.       — Так они ушли к Охотникам? — не обращая внимания на спутника, продолжает Алек.       Айрис неопределённо пожимает плечами, оборачивается.       — Поздно уже, — говорит она. — Сарай справа от дома, не заплутаете.       Алек вздыхает и поднимается, понимая, что не сможет больше ничего вытянуть из женщины. Аксель самостоятельно наполняет кружку до краёв и тоже поднимается, слегка пошатнувшись.       — Может, хоть свечку дадите, хозяйка, — чуть скомкано просит Аксель, глядя в окно. — Не видно же ничего, темень какая.       Айрис поджимает губы.       — Сейчас принесу, — сухо говорит она и скрывается за соседней дверью.       Аксель идёт на выход на подгибающихся ногах, а Алек, заслышав непонятный шорох, оборачивается. На лестнице стоит босая темнокожая девочка лет шести, держа подмышкой куклу. Короткое платьице едва прикрывает острые коленки. Алеку и раньше доводилось видеть людей с тёмной кожей — в Главном городе народу хватало — в том числе и выходцев с южных окраин, но никогда ещё он не встречал детей из тех мест. Откуда она здесь?       — Привет, — тихо говорит Алек, боясь напугать девчушку. — Как тебя зовут?       Аксель уже вышел во двор, так что Алек остаётся один. Девочка с любопытством смотрит на Алека, но молчит. Он чуть улыбается, и девочка тоже едва изгибает губы в робкой улыбке.       — Мэдзи, — испуганно восклицает появившаяся Айрис, и Алек буквально чувствует страх, исходящий от женщины. — Немедленно вернись в постель.       Айрис быстро взбирается по лестнице, придерживая юбку, и толкает девочку наверх, отчего та чуть не валится на ступени.       — Кто она? — спрашивает Алек, когда женщина возвращается.       — Моя племянница, — на вытянутом лице Айрис проступает пот, её губы подрагивают.       — Откуда она в этих краях? — заходит он с другой стороны, понимая, что женщина лукавит.       — Как-то раз мимо проходил караван, говорили, мать её умерла в дороге, вот и бросили малютку здесь, а я приютила, — дёргано отвечает женщина, глядя Алеку прямо в глаза и комкая передник узловатыми пальцами.       Алек молча кивает: ему нет нужды допытываться, даже если это ложь.       В сарае сухо, пахнет пылью и сеном, в лужице света от одинокой свечи Аксель вовсю прикладывается к кружке, привалившись к одному из тюков. Алек затворяет скрипнувшую дверь и, пройдя вглубь, опускается на пыльные доски напротив спутника.       — Что будем делать? — громче, чем следует вопрошает Аксель. Он явно пьян.       Алек лишь тяжело вздыхает, откидываясь на сено. Им нужно хорошенько выспаться перед завтрашней дорогой, а ехать без остановок им предстоит долго, чтобы нагнать своих людей, но смутное предчувствие терзает его. Было бы хорошо дождаться, когда захмелевший Аксель уснёт без задних ног, а потом выбраться к мельнице и всё-таки встретиться с Магнусом, только вот юноша явно не намерен отступать от своего замысла.       — Надо подождать немного, а потом проверить все дома, — не дождавшись ответа от Алека, продолжает Аксель. — Ух, чую, здесь что-то нечисто.       Алек фыркает.       — Да ты пьян в стельку, — сурово говорит он. — Если здесь есть колдуны, то мы покойники.       Аксель откидывает в сторону уже пустую кружку, резво поднимается на ноги, выдёргивая из ножен меч. Пламя свечи нервно дёргается от его движений.       — Это я для храбрости, — говорит он, держа меч на вытянутой руке. — Ты не переживай, если попадётся колдун или ведьма, я медлить не стану.       Алек лишь качает головой. Аксель любит бахвалиться, но видно, что он едва стоит на ногах.       — Убери меч, — Алек поднимается, отряхивается от пыли и травы. — Я пойду всё проверю, а ты будь здесь.       — Ещё чего, — возмущается юноша. — Зря я что ли столько на лошади трясся.       — Я позову, если что-то обнаружу, — пытается вразумить его Алек, но на пухлом лице парня пьяная решимость и упрямство.       — Я иду с тобой, — говорит он, неловко и не с первого раза пряча клинок в ножны.       — Вот ведь, — шипит Алек себе под нос.       Дело принимает скверный поворот, если здесь и впрямь скрываются носители колдовской крови, то им двоим не уйти отсюда живыми. Неизвестно, что предпримет Аксель, если вдруг печать среагирует, но догадывается, что пьяный запал сподвигнет его на немыслимую глупость. Нужно как-то остановить горе-Охотника, пока тот не натворил дел. — Ладно, — говорит Алек, выходя вслед за Акселем из сарая. — Только тихо. Я буду чертить, а ты смотри по сторонам.       Ночь безлунная, вокруг не видно ничего на вытянутую руку, лишь небольшие огоньки факелов у амбара и соседнего дома. Сначала подходят к дому Айрис. Алек опускается на колено, достаёт маленький нож из нагрудного кармана, вслепую что-то царапает на досках, в надежде, что Аксель не додумается, что в темноте печать начертить невозможно.       — Ну как? — громким шепотом спрашивает из-за спины юноша, и Алек сжимает зубы, чтобы не обернуться и не стукнуть парня по голове. Может, так оно и было бы лучше.       — Ничего, — шепчет Алек, создавая видимость действий. — Пойдём к другому.       — Там ещё наверняка задняя дверь есть, — подсказывает Аксель, заставляя Алека тихо ругаться себе под нос.       Поочерёдно проверяют все дома с каждой стороны, старясь не издавать шума и оставаться незамеченными. Печати не реагируют: оно и понятно, ведь Алек так и не начертил ни одну из них. Аксель, не подозревающий обмана, явно остаётся недоволен таким результатом.       — Должно быть хоть что-то, — в сердцах говорит он. — Ух, я же чувствую.       — Пойдём уже спать, — устало вздыхает Алек, надеясь, что всё обойдётся. — Скоро рассветёт.