Одержимость: В твоих руках

      Первые дни в лагере пролетают незаметно: новобранцев делят и отправляют в другие лагеря для обучения. Алек и ещё шесть рекрутов, включая Акселя и братьев, остаются здесь — на плато недалеко от Брумы. Галл покидает лагерь следующим днём, оставляя командование молодому воину Игмунду — бледному безликому северянину, его чёрная броня ещё сильнее оттеняет серость лица и белизну волос — Алеку он кажется призраком. Невысокий и подтянутый Игмунд деловито расхаживает по лагерю, даёт указания Охотникам и подначивает тренирующихся рекрутов, кажется, будто он задирает нос от своего назначения, но Алек полагает, что тот лишь пускает пыль в глаза, пытаясь понять кто есть кто.       Алек, предпочитающий уединение, тренируется в стрельбе из лука, лениво выпуская стрелу за стрелой в соломенное чучело. Остальные, разбившись на пары, тренируются в технике боя на мечах, и, надо признать, выглядят довольно неумело. Изучив весь лагерь и окрестности следующим же днём, Алек не удивился, увидев начерченные на камнях и стволах деревьев руны и знаки, почти все были ему знакомы. Печать Магнуса работает исправно, и Алек больше не дёргается, проходя мимо печати на земле и дереве, он чувствует себя свободно, иногда даже забывая, что насквозь пропитан колдовской энергией.       Своё первое задание Алек получает спустя неделю пребывания в лагере. Игмунд подзывает Алека в свой шатёр, где стоит большой стол с расстеленной на нём картой, оплавленными огарками свеч и воткнутыми прямо в столешницу кинжалами.       — Лайтвуд, — приветствует его кивком командир. — Готов к своей первой миссии? Алек, замешкавшись на мгновение, согласно кивает.       — Готов.       — Хм, — Игмунд неприятно усмехается, но продолжает. — У нас донесение из ближайшей деревни, — он склоняется над картой и указывает местоположение. — Надо проверить. Отправишься на закате вместе с Амалией, она знает, что делать. Выполняй всё, что она говорит, Лайтвуд.       Игмунд облизывает тонкие губы, складывает руки на груди и сводит брови на переносице, ожидая от Алека ответа.       — Понял, — только и говорит Алек.       Амалия Моргенштерн, темноволосая Охотница лет тридцати — та, что в первый вечер сидела с ними у костра — суровая и немногословная. Её мужа Родерика ранили в последней стычке с колдунами где-то на Юге, но Амалия вынуждена оставаться здесь, «нянчиться с новобранцами» — от её прежней разговорчивости и дружелюбия не остаётся и следа, она лишь сухо объясняет Алеку их действия, прежде чем отправиться в путь. Устремив взгляд перед собой, Алек крепко сжимает поводья, вспоминая, что Клэри была из рода Моргенштерн. Возможно, Родерик кто-то из её потомков или потомков их семьи, и эта мысль снова бередит старые раны.       Дорога до деревни занимает несколько часов, так что ещё затемно они подъезжают к спящему поселению. Деревушка небольшая, лишь несколько домов, Алек даже не знает её названия, но она напоминает место, где они с Магнусом когда-то остановились на ночлег перед Сумеречной ночью, место, где наутро не осталось ни души. Алек гонит прочь очередные неуместные воспоминания, и, спешившись и привязав лошадь к дереву, следует за Амалией.       Полусонный трактирщик встречает их с заискивающей улыбкой и неприятными смешками. Усадив за растрескавшийся стол и поставив перед Охотниками кружки с разбавленным пивом, рассказывает, что видел, как местная знахарка притащила в дом каких-то людей, вроде и ребёнок там был, но знать их никто не знает и после этого не видел. Трактирщик сально ухмыляется беззубым ртом, переводя взгляд заплывших глаза с Амалии на Алека.       — Стало быть, плата мне положена, — добавляет под конец мужик и снова ухмыляется, обнажая чёрные дёсны.       Охотница презрительно кидает на стол серебряную монету и поднимается, Алек следует за ней.       — Как мы узнаем, что это и правда колдуны? — спрашивает Алек тихо, стоит им выйти за порог.       В лагере новобранцам никто и ничего не объяснил, лишь выдали по тупому мечу и велели тренироваться. Алек же опасался вылезать с вопросами, чтобы не показаться не в меру любопытным.       — Если колдуны, то будут атаковать или побегут, — говорит Амалия, и спустя несколько мгновений продолжает: — Ещё есть печать, нужно начертить прямо на коже, если вспыхнет — значит есть колдовская энергия.       Алек внутренне напрягается и благодарит всех Богов, что Охотники почему-то не проверяли новобранцев на предмет колдовской крови, он не уверен, что печать Магнуса защитила бы его.       Амалия двигается по дороге, не таясь, идёт в конец деревушки, к дому, на который указал трактирщик. В ночной тьме Алек лишь едва различает её силуэт.       — Мы просто так ворвёмся туда? — шёпотом спрашивает Алек, не будучи уверенным в их плане.       — Нет, конечно, — шикает на него Амалия и прижимается к стволу дерева, прямо напротив нужного дома. — Смерти ищешь?       Алек тоже прячется, опускаясь на колено возле Охотницы, смотрит на ветхий дом. В окнах темно, вокруг никакого движения.       — Так что мы будем делать? — снова интересуется Алек.       — Неизвестно сколько колдунов там может быть, а может, трактирщик решил заработать деньжат и солгал. Останемся до утра — привлечем внимание, тогда колдуны сбегут, — вслух рассуждает Амалия. — Хорошо бы подобраться к дому и узнать есть ли там что.       Алеку совершенно не хочется проникать в этот дом, не хочется сражаться с колдунами, но выбора нет. Амалия вдруг срывается с места и тенью мечется к дому, Алек видит, как женщина опускается на колени возле входной двери, слышит тихий скрежет металла о камень. Сердце Алека пускается вскачь. Синий всполох озаряет лицо Амалии, и та с прежней быстротой возвращается к Алеку.       — Ну что? — спрашивает он.       — Печать среагировала, — говорит Амалия и прячет кинжал в голенище сапога. — Пойдём.       — И что это значит? — Алек ускоряет шаг, торопясь вслед за Охотницей.       На самом деле, в глубине, он знает, что всё это значит, знает, что будет, но гонит эти мысли до последнего. Ему не хочется верить, что он снова окажется в ситуации, когда будет нужно наблюдать чужую смерть или хотя бы знать о ней. Алек хочет верить, что для расправы над колдунами нужны доказательства их вины, что Охотники не станут просто так губить невинных людей, что хоть толика справедливости ещё осталась в этом мире.       Они достигают другого края деревни и запрыгивают в сёдла, спешно разворачивая лошадей и мчась обратно в лагерь.       Алек не успевает перевести дух и глотнуть воды, как Игмунд отдаёт приказ Охотникам снова собираться в путь.       — Времени мало, — бросает командир, спешно выходя из шатра и широким шагом направляясь к навесу, где хранится оружие. Алек следует за ним. — Ты идёшь с ними, Лайтвуд, — не успевает Алек даже осмыслить приказ и возразить, как Игмунд суёт ему в руки меч в ножнах. — Возьми вот.       — Почему я? — слишком напугано бормочет Алек, принимая оружие. — Трусишь, Лайтвуд? — едко произносит Игмунд и впивается своими прозрачными глазами в лицо Алека. — Тогда тебе здесь не место.       Алек сглатывает.       — Не уверен, что готов, — уже твёрже произносит он.       Командир снова фыркает, но уже спокойнее объясняет:       — У сейчас меня мало бойцов, Моргенштерн и ещё пара вояк, остальные новички ни разу не бывавшие в бою, да рекруты, едва умеющие держать меч, — Игмунд вдруг поднимает бесцветный взгляд и смотрит Алеку в глаза. — Но ты — другое дело. Тебе уже доводилось сражаться, я вижу.       Алек замирает: ему-то казалось, что он не привлекал к себе внимания, ничем не выдавал, что отличается от остальных, но оказывается, Игмунд видел его насквозь. Заподозри он что-нибудь неладное, наверняка тут же схватил бы Алека. Холодный пот выступает на спине, и Алек лишь усилием держит бесстрастное выражение лица, чтобы не выдать своего волнения.       — Доводилось, — решает он не увиливать.       Игмунд снова хмыкает, но уже как-то по-другому, не так враждебно.       — При других обстоятельствах, я бы не отправил тебя, но не могу позволить колдунам уйти. Так что держись в стороне, вступишь в бой только в крайнем случае, всё понял?       — Да, — кивает Алек и, развернувшись, идёт к отряду.       Уже во второй раз, не сомкнув глаз, Алек мчится по пыльной узкой дороге. Трое его спутников: Амалия, бывалый воин — имени которого Алек не помнит — грузный седовласый мужчина средних лет и, на удивление, Корвус, так же гонят своих лошадей под палящим зноем. Их путь, кажется, занимает вдвое меньше времени, чем прежде, и, едва солнце достигает зенита, соломенные крыши деревушки маячат средь деревьев. Решают сразу зайти с другой стороны, чтобы не вызвать паники у сельчан или ненароком не спугнуть колдунов и их покровительницу. Пробираются по кругу, сквозь разросшийся орешник и терновник пешком: лошадей приходится оставить возле подлеска.       Дом, возле которого накануне прятались Алек и Амалия, оказывается заброшенной полуразвалившейся избой, заросшей кустами сирени и малины. Спускаются осторожно, но на окраине нет ни души. Амалия и седой Охотник, которого она называет Каменным черепом, обходят дом знахарки сзади, Алек и Корвус, притаившись за разрушенной хатой, наготове. Понятия не имея чего ожидать, Алек держит в руках лук, не сводя глаз с дома напротив. В голове ни одной мысли, а сердце по обыкновению стучит в горле, позади слышится такое же тяжёлое дыхание Корвуса.       Время замирает, будто остановленное колдовством. Глаза Алека уже слезятся от пристального наблюдения, а спина и шея покрываются липким потом. Монотонный звук топора, раздающийся издалека, только заставляет напряжение крепнуть с каждым мгновением.       — Надо идти, — не выдерживает Корвус. — Их слишком долго нет.       Алек не успевает остановить спутника, как тот, не поднимаясь в полный рост, резво устремляется через сельскую дорогу к дому. Ему только и остаётся, как наблюдать за тем, как новобранец заглядывает в пыльное окно, стараясь разглядеть происходящее внутри. Алек лишь удобнее перехватывает лук задеревеневшими пальцами.       Дверь распахивается внезапно, и Корвус, явно не ожидавший такого, чуть не валится на спину, семеня ногами и придерживая меч. Первой появляется Амалия, щурясь от яркого солнечного света, следом выходит Каменный череп и волочёт за собой седую старуху, спуская её с лестницы на пыльную дорогу одним рывком. Алек напрягается всем телом, словно пружина, крепче сжимает лук. Охотники обступают знахарку, не давая ей подняться, седой воин тычет в её сторону обнажённым мечом.       — Говори, где они, сука, — рычит он так громко, что Алек без труда разбирает слова.       Женщина лишь стонет в ответ, она прикрывает лицо руками и, неловко перебирая ногами, отползает в сторону.       — Ты же знаешь, что бывает с теми, кто укрывает этих тварей? — добавляет Амалия.       Шум и крики привлекают селян, Алек замечает, как несколько мужчин и женщин опасливо гуртятся в нескольких десятков шагов, но никто не пытается разобраться в происходящем или же вступиться за старуху. Алек даже отсюда читает страх на их лицах. Звук пощёчины привлекает внимание, и Алек снова поворачивается в сторону происходящего допроса. Знахарка лежит в пыли сгорбленной фигурой, маленькая и недвижимая, а трое Охотников возвышаются над ней. Алек кусает губы от неправильности этой картины, но не знает, что предпринять: он не может вмешиваться, у него другая цель.       — Я знаю, сука, они были здесь. Где они? — снова кричит Каменный череп и хватает старуху за спутанные волосы.       Алек морщится, ему неприятно видеть такое унижение и издевательство над старой женщиной, которая никак не может сопротивляться воину. Он так сильно впивается в лук, что ладонь начинает кровоточить, только мысль о том, что он всё разрушит, даже и близко не подобравшись к решению своей проблемы останавливает его. Образ Магнуса маячит перед глазами Алека, когда Амалия снова наотмашь бьёт знахарку, он не может найти в себе сил вмешаться, лишь остекленевшим взглядом смотрит на происходящее, не давая себе права отвернуться.       Когда старуха престаёт двигаться, лежащая в дорожной пыли, из-за дома появляется другая женщина, она идёт медленно, на ходу совершая какие-то движения руками, Алек запоздало видит у неё небольшой посох. Не раздумывая, он закладывает стрелу на тетиву, прицеливается, но его разум слишком взволнован, и стрела свистит мимо плеча колдуньи, со звоном впиваясь в стену избы. Ведьма на мгновение дёргается, но быстро приходит в себя, атакуя не успевших среагировать Охотников. Тонкий разряд молнии вырывается из её оружия и устремляется к воинам, попадая в седого мужчину. Слышатся крики селян, Амалия кидается в сторону, делая перекат и занимая боевую стойку, Корвус, выхватив меч, бросается на ведьму. Всё происходит так быстро, что Алек теряет колдунью из виду, её атака поднимает столп пыли, не давая прицелиться. Он стремительно переходит влево, чтобы иметь больше обзора, но колдунья продолжает сыпать разрядами молний, вспарывая землю.       Выгадав момент, Амалия бросается на ведьму, сбивая ту с ног, и они обе катятся по дороге. Женщина выпускает посох, но Алек видит, как блестит в её руке лезвие, Охотница тоже замечает оружие, и одним резким ударом выбивает кинжал. Ведьма рычит и воет, словно раненое животное, Алек, нацеливая стрелу, следит за происходящим, женщина бьётся под Амалией, стараясь сбросить её с себя. Он медлит, его ладони дрожат и потеют, в горле пересыхает. Алек понятия не имеет сможет ли выстрелить ещё раз: он не хочет стрелять. Тугой узел паники и страха скручивается в животе. Ведьма из последних сил дёргается и рвётся на свободу, и Амалия, достав кинжал из голенища сапога, одним молниеносным движением всаживает его в грудь колдуньи по самую рукоять. Кровь брызжет ей на лицо и доспех, у Алека прерывается дыхание. Руки ведьмы безвольно падают по бокам, а Моргенштерн сползает с неподвижного тела, выбившаяся из сил. Тёмные волосы Охотницы, всегда заплетённые в тугую косу, растрёпаны и спутаны, она тяжело дышит, хватая воздух ртом. Каменный череп ничком лежит неподалёку, Корвуса нигде не видно.       Алек уже готов выпустить оружие из ослабших рук, но снова замечает движение позади женщины. Юноша с коротким мечом в руке, внезапно оказывается за спиной Амалии, чтобы нанести смертоносный удар ему нужно лишь сделать шаг, и Алек понимает, что не успеет предупредить Охотницу. Отточенные рефлексы срабатывают быстрее разума, стрела будто сама ложиться на тетиву, а дыхание останавливается, прежде чем отправить её в полёт. Алек не успевает моргнуть, как свист рассекает воздух, и острый треугольный наконечник вонзается в сердце юноши, силой удара отбрасывая уже мёртвое тело на несколько шагов.       Вокруг всё темнеет, и мир сужается до точки, в ушах звенит. Алек видит лишь фигуру парня, застывшую в изломанной позе, и, кажется, теперь уже ничего не сможет быть как прежде. Он бы, наверное, заплакал, но внутри образовалась пустота. Алек сидит без движения, даже когда Амалия трясёт его за плечо.       — Ты в порядке? — доносится до него голос Охотницы. — Алек!       Алек моргает, делая судорожный вздох и впивается в грязное и обеспокоенное лицо женщины. Она практически нависает над ним, с силой сжимая его предплечье. Алек запоздало морщится от лёгкой боли и кивает.       — Да, в порядке, — отвечает он не своим голосом.       Амалия вздёргивает его наверх, поднимая, смотрит снизу-вверх распахнутыми зелёными глазами, её нижняя губа едва дрожит.       — Ты спас мне жизнь, — её прежде твёрдый голос, тоже слегка подрагивает. — Спасибо.       Алек лишь смазано кивает, его грудь всё ещё сжимает стальным обручем, а перед глазами пятна. Он впервые убил человека, и это кажется ему до ужаса неправильным.       — Как остальные? — спрашивает Алек, пытаясь прийти в себя и отвлечься. — Я потерял Корвуса из виду.       — Каменный кулак тяжело ранен, — с жаром отвечает Амалия и разворачивается, чтобы снова спуститься к дому, Алек нехотя идёт за ней.       — Ведьма попала прямо ему в грудь, сука. А Корвус, жалкое ничтожество, должно быть сбежал, его нигде нет.       Чёрные выжженые рытвины и обгорелая стена дома, куда попала молния колдуньи, свидетельствуют о бое. Старуха-знахарка лежит на дороге, маленькая и иссохшая, колдунья возле дома, неподалёку Каменный кулак. Амалия повернула его на спину, и теперь Алек видит, что вся правая часть лица и груди обожжена до черноты, но Охотник ещё дышит. На юношу за углом дома, Алек старается не смотреть.       — Побудь с ним, я пригоню лошадей, — говорит Амалия, кивая на мужчину на земле. — Нужно как можно быстрее отвезти его в лагерь.       Алек лишь поводит плечами, соглашаясь, и опускается прямо на порог у дома, не имея сил ни на что другое.       Пробуждается Алек в палатке уже в лагере, долго лежит на боку, смотря на подрагивающую от ветра ткань. Снаружи слышатся голоса, лязг мечей, стук топора. Воспоминания, как они добрались до лагеря смазаны и спутаны, но Алек и не силится вспомнить: ему хочется забыть. Забыть всё.       Боги, он ведь всего-навсего хотел обрести смысл и найти своё место в жизни, и на краткий миг Алеку показалось, что он смог сделать это. Он никогда не хотел сражаться с демонами, не хотел убивать кого бы то ни было, не хотел убивать людей… Но он сделал свой выбор и ему придётся жить со всем, что он совершил и ещё сделает.       Алек душит зарождающийся в горле всхлип, выдыхает медленно, протяжно, через нос, до скрипа сжимая зубы. Ему нужно перестать быть таким мягкотелым, иначе он попадёт в беду. Идёт война, и Алек по воле судьбы оказался в гуще событий, и ещё не известно, с чем ему предстоит столкнуться, чтобы достичь цели. Магнус ждёт, и Алек обязан побороть свои слабости и стать сильнее.