Одержимость: В твоих руках

      Дорога успокаивает, и, хотя Алеку не помешала бы лошадь, он доволен даже тем, что идёт по тракту пешком. Погода стоит замечательная, и он в очередной раз наслаждается возможностью снова оказаться в родных привычных землях, насладиться солнечным теплом, ароматом свежих трав и цветов. За всю зиму Алек так ни разу и не встретил ни одного даже самого малого духа: жить так высоко в горах в лютый холод не каждый и захочет, но привычных духов и существ нет и здесь, внизу. Сумеречный мир населяют многие разумные существа, помимо демонов и тёмных тварей: кентавры, водяные наяды, менады-охотницы, любимые Алеком сумеречные коты и другие — всех и не вспомнить. Но сейчас в ветвях шумит лишь ветер, и мелкие животные, иногда выскакивая из кустов, перебегают дорогу.       Было ли это из-за того, что завеса прочно укрепилась и не пропускала больше разных сущностей с той стороны, или же Охотники истребили даже столь безобидных существ, как фей и духов воды, Алек не знает, но без привычных сумеречных обитателей становится тоскливо. Сейчас, наверное, люди и не догадываются, что раньше можно было запросто столкнуться с купающейся наядой, пойдя за водой, или наступить в траве на маленького древесного духа, и быть атакованным бесчисленным потоком листвы и веток. Сумеречные существа в основном старались избегать людей, но с Алеком всегда вели себя дружелюбно, и ему нравилось следить за маленькими созданиями. Без них мир кажется пустым.       К концу следующего дня расходится самый настоящий ливень. Весь день покрапывает мелкий приятный дождик, ближе к сумеркам превратившийся в плотную завесу воды. Алек, сошедший с дороги заранее, приглядывает вполне удобное место для ночлега: небольшой холм с другой стороны имеет углубление, в котором Алек устраивается и даже умудряется развести огонь из мха и влажных веток. Пустота под насыпью, будто пещера, защищает от дождя и порывов ветра насколько это возможно. Алек прижимается к землистой стене и, не торопясь, жуёт пряное вяленое мясо. Вокруг стоит кромешная тьма, свинцовое небо темнеет с каждым мгновением, и уже не видно даже очертаний деревьев или валунов.       Маленькая пещерка, служащая Алеку укрытием лишь усиливает одиночество, и страх неизвестности снова поднимается из глубин. Стоит Алеку остановиться на мгновение, расслабиться, в голову тут же лезут призраки прошлого. Алеку никогда не приходилось путешествовать одному, да и походов с отцом и Джейсом было не так уж много. Алеку думается, что он был безумцем, когда решил отправиться в древний курган за кольцом Магнуса в одиночку. У Алека совсем не было опыта, только множество тренировок и всегда надёжное прикрытие со стороны отца и брата. Но вот сейчас Алек совсем один, и ему снова предстоит — скорее всего — опасное путешествие. Он не знает с чего начать и что делать: необходимо разузнать больше, расспросить кого-то, но беда в том, что разговоры, хитрость и шпионаж — всё это не самые сильные стороны Алека. Он умеет стрелять из лука и создавать магические ловушки и амулеты, которые больше никому не нужны. У него нет рун, дающих Охотникам дополнительные умения и навыки, нет способностей к колдовству: он обычный человек. И пусть его тело без души бессмертно, — и по словам Магнуса тот всегда сможет вернуть его в мир снова, если случится что-то страшное и Алек погибнет, — от этого становится лишь хуже. Алек совсем не хочет погибать. Он не герой и не храбрый воин, он лишь умудрившийся влюбиться в демона мальчишка. Но возможность опоздать с поисками кольца, лишиться Магнуса навсегда пугает Алека ещё больше. Пожалуй, только страх потерять Бейна позволяет Алеку собрать всё своё мужество в кулак и приготовиться к неизбежному. Несмотря на тяжёлые мысли, тепло от костра и сытость убаюкивают, и Алек не замечает, как проваливается в дрёму.       Очнувшись от какого-то неясного бормотания, Алек весь превращается в слух, напрягается всем телом, по привычке обхватывая пальцами рукоятку кинжала. Огонь в костре ещё потрескивает, едва прыгая по остаткам влажных веток. Алек приподнимается на колено, готовый к атаке. Дождь немного ослаб, но всё ещё шумит по траве и камням.       — Ух. Эй, есть там кто? — раздаётся из темноты приглушённый мужской голос. — Я увидел огонь.       Алек задерживает дыхание, чтобы лучше расслышать звук чужих шагов, дабы понять, откуда двигается незваный гость.       — Эй, — Голос, принадлежащий молодому парню, ещё по-мальчишечьи ломкий, только-только набравший силу, но Алек не расслабляется: вполне может статься, что разбойники или воры решили напасть на случайных путников, пользуясь непогодой и темнотой — нужно быть начеку.        Глаза, уже привыкшие к темноте, выхватывают очертания фигуры, осторожно двигающейся со стороны. Парень один. Алек осматривается по сторонам, но так и не замечает никого больше.       — Ты кто? — спрашивает Алек незнакомца, пряча кинжал за спину и выпрямляясь, насколько позволяет укрытие.       — О, слава Богам, — молодой человек, кажется, воспрядший духом, активно шагает к Алеку. — Ух, не думал, что наткнусь здесь на кого-то в такую непогодь. Я Аксель.       Алек отступает вглубь пещеры, пригнувшись, давая молодому человеку укрыться от дождя. Огонь угасает с каждым мгновением, и совсем скоро всё погружается во тьму.       — А тебя как зовут? — немного взволнованным голосом спрашивает Аксель.       — Алек, — чуть помедлив, представляется он, решая, что опасности нет.       — Как хорошо, что я увидел твой костёр. Дождь застал меня в дороге, и я думал, что так и проплутаю до утра, сбившись с пути.       — Скоро рассвет, — отвечает Алек и опускается на землю, не выпуская кинжал из руки на всякий случай.       Рассвет и правда наступает довольно быстро.       Аксель оказывается невысоким коренастым юношей на два года младше самого Алека. С соломенного цвета копной на голове и россыпью веснушек на желтоватой физиономии. Черты его пухловатого лица всё ещё не лишены детской мягкости, хоть складки меж бровей указывают на трудности, которые довелось пережить парню. Утром дождь совсем прекращается, и они вдвоём идут по размокшей дороге, хлюпая сапогами по грязи и лужам. Аксель жалуется на мокрую одежду, шмыгает носом, пинает носком сапога камни, Алек же думает с чего начать расспросы: может быть, парень знает что-то полезное.       — Так куда ты идёшь? — начинает Алек.       — В Бруму, — отвечает Аксель.       — Я не очень знаком с местностью, — Алек издаёт смешок, стараясь скрыть волнение, но парень не придаёт этому значения.       — Это городок побольше нашего дальше по дороге, — объясняет Аксель. — Слышал, там набирают добровольцев в ряды Охотников, и я собираюсь присоединиться к ним. Буду убивать тварей.       Алек немного удивлён тем, как меняется голос юноши: становится твёрже, приобретает нотки гнева и злости. Он поглядывает на Акселя, на лице парня решимость.       — Но демонов же больше нет, — вырывается у Алека первая мысль.       Аксель поворачивается к нему, смотрит внимательно и серьёзно, так, будто Алек свалился с неба, не меньше.       — Ух, ну ты и чудной. Я же про колдунов, — парень отворачивается, поджимает губы, будто слова Алека обижают его.       — Я долго прожил в горах, — оправдывается Алек.       — Тогда понятно, вас там ничего не волнует, живёте в своё удовольствие и знать ничего не знаете, — по-детски тянет Аксель, чуть выпячивая нижнюю губу.       Некоторое время молчат. Аксель продолжает пинать камушки на подсыхающей дороге, а Алек размышляет, что тоже мог бы вступить в ряды Охотников, узнать, где обитают колдуны, а там видно будет.       — Я думал, что Охотником можно только родиться, — спустя время снова подаёт голос Алек.       — Чтобы бороться с демонами — да, но теперь демонов мало, а колдунов много. А чтобы убивать колдунов руны не нужны.       Алек внутренне холодеет от того, как просто вырываются слова об убийстве изо рта молодого юноши, почти ребёнка. Неприятный ком поднимается к горлу.       — Что они сделали, что ты их так ненавидишь? — осторожно и почти шепотом интересуется Алек, боясь, вызвать ненужные подозрения или обиды. Будет досадно упустить возможность выведать информацию.       — Они нелюди, — зло выплёвывает Аксель. — Даже у себя в горах вы должны знать об этом.       Лицо юноши краснеет, как и глаза, Аксель поджимает губы и ускоряет шаг, вырываясь вперёд. Алек его не догоняет, хмурится и кусает губы, смотря на сгорбленную спину паренька, ругая себя за неумение вести беседы. Аксель идёт впереди на несколько десятков шагов. Солнце вовсю светит над долиной, пригревает и просушивает влажную землю. К обеду становится действительно жарко, и, завидев впереди недалеко от дороги речушку, Алек хочет устроить небольшой привал, попить воды и умыться. Он догоняет Акселя, делая вид, будто ничего и не было, предлагает свернуть, передохнуть и перекусить. Юноша соглашается. Вода в широком ручье прозрачная и свежая, Алек с удовольствием споласкивает лицо и шею, набирает во флягу для питья. Они сидят, не о чём особо не разговаривая, делят общую еду, думая каждый о своём.       Ближе к вечеру им улыбается удача — небольшая телега, гружёная сеном, движется в соседнюю деревеньку. Старый дед, управляющий повидавшей жизнь кобылой, любезно соглашается подвезти путников до развилки. Окутанный запахом свежего сена, нагретого солнцем, Алек засыпает.       — Спасибо, — благодарит Алек, спрыгивая с телеги на дорогу. Дедок машет им рукой на прощание.       — Хорошо-то как, ух, — довольно потягивается рядом Аксель и восторженно продолжает: — А звёзд сколько.       Алек поднимает лицо к небу — звёзд действительно много. Ночь ясная, луны ярко освещают долину и холмы серебристым светом, воздух прохладный и свежий, наполненный запахом трав и цветов. На ночлег решают не устраиваться: дорогу хорошо видно, и, по словам Акселя, до Брумы осталось совсем ничего — к вечеру следующего дня доберутся.       Алек внутренне рад случайному попутчику, и не только от того, что у него можно узнать необходимое, но и потому, что рядом с кем-то Алек не чувствует себя так паршиво и одиноко. Присутствие другого человека вселяет некую уверенность: раз уж Аксель набрался решимости воплотить задуманное, Алек тоже сможет.       — А куда ты идёшь, Алек, раз даже местности не знаешь? — разрывает ночную тишину Аксель. — Поди и карты у тебя нет.       Алек внутренне напрягается, сглатывает, но старается придать голосу легкомысленности. Сердце, вопреки воле, ускоряет ритм.       — Решил посмотреть мир, — пожимает он плечами. — Надоело сидеть в горах. Аксель фыркает, разворачивается к Алеку лицом и идёт спиной вперёд.       — Неудачное же время ты выбрал, — совсем по-взрослому рассуждает Аксель. — Нарвёшься на колдуна и считай не жилец. Они долго думать не будут, сцапают и скормят демонам.       Алек тоже не сдерживает усмешки, слыша подобное.       — Так уж и скормят.       — Колдунам нужны силы, чтобы победить. Говорят, они похищают детей, чтобы кормить их душами демонов или чтобы творить свои мерзкие ритуалы, — серьёзно отвечает Аксель. — Ненавижу их.       — И что, все колдуны такие? А как же Орден или Высший Совет? — не сдержавшись, сыпет Алек вопросами.       — Вы в горах и в самом деле, как с луны свалились, — бурчит Аксель, но уже не так враждебно, как прежде. — Совсем ни о чём не знаете?       — До нас новости доходят медленно, — пожимая плечами, отмахивается Лайтвуд.       — Вот ведь. Ты поди и колдуна ни разу живьём не видел, — больше утверждает, чем спрашивает Аксель. Алек согласно кивает. — Сидеть бы тебе на своей горе.       Юноша принимает важный и немного задумчивый вид, складывает руки на груди, оглядывая Алека с ног до головы.       — Ордена уж нет давно, — всё-таки говорит Аксель. — Несколько лет назад — я ещё ребёнком был — Охотники убили тамошнего Верховного, думали: победили. Неужели и этого не знаешь?       — Знаю немного, — притворяется Алек. — Только не пойму, чего за колдунами гоняться, если победили.       То, что Орден уничтожен отдаётся внутри лёгкой паникой, на спине и руках выступают неприятные мурашки. Алек ловит себя на том, что неосознанно растирает кончики пальцев друг о друга — привычка, приобретённая в горах — и старается собрать мечущиеся мысли. Магнус же сказал, что кольцо где-то рядом, так что нельзя отчаиваться.       — Колдуны разбежались и стали козни строить, демонов призывать, чтобы сил набраться. Говорят, что сына предводителя Охотников выкрали и демонам скормили. Вот он и решил отомстить и всех колдунов извести. Собирает добровольцев, чтоб со злом бороться, я как услышал, так сразу и пошёл. А Совету и дела нет до этого всего.       — Так они всех берут? — напряжённым голосом спрашивает Алек: надежда маленьким тёплым огоньком разгорается в груди.       — Надеюсь.       Ночью идти легче, но ближе к рассвету Аксель начинает зевать всё громче, а его шаг замедляется. Сходят с дороги, чтобы устроить привал. У потрескивающего огня становится теплее, но Алек всё же достаёт можжевеловую настойку, делает глоток и предлагает спутнику.       — Они всю мою семью убили, — тихим голосом говорит Аксель. Крепкий алкоголь быстро развязывает ему язык — Алек слушает, не перебивая. — Родители приютили одного, спрятали, дали кров и еды, а он как оправился, демона призвал в нашем сарае. Я только крики услышал, в сарай побежал…       Аксель ненадолго замолкает. Рассвет уже окрашивает небо на востоке. Алек, привалившись спиной к стволу дерева, тонким прутиком чертит на земле наверняка давно забытые людьми знаки. Огонь почти догорает, когда юноша всё же продолжает:       — Никогда не забуду запах крови. Везде кровь, куски какие-то, рваная одежда. У сестры моей младшей волосы белее снега были, вот только… Помню, демон на меня кинулся, а я и шагу ступить не могу, застыл, как вкопанный. Потом очнулся, думал не выживу, а коли выживу, так к Охотникам пойду.       — Мне жаль, — говорит Алек, потому что больше не знает, что сказать. — А колдун?       — Мужики соседские вовремя подоспели, сказали, вилами его закололи. А демон исчез враз, — Аксель тяжело вздыхает. — Всех их перебить надо.       Алек ничего больше не говорит. В пору, когда Завеса спадала, а демоны кишели кругом, таких историй Алек слышал немало. Демоны уничтожали деревни, сжигали дотла, убивали всех: простых людей, Охотников, колдунов. Он вдруг вспоминает слова отца, что колдунам нельзя верить, что… «те вонзят нож в спину, стоит только ослабить бдительность». Алек никогда не относился к этому серьёзно, тем более Магнус был не таким… Но он оказался наполовину демоном, и Алек отдал ему душу: так что считалось ли это за благодетель? Алек был рождён, чтобы бороться со злом, избавить мир от тьмы и скверны. Так может, это его второй шанс?       Следующий день идут молча. Акселя мучает головная боль от настойки и тяжёлые воспоминания — Алек тоже молчит, всё думает, как поступить. Надо встретиться с Магнусом, рассказать, что узнал, но в дороге случая не представляется, так что он решает отложить это до прибытия в город.       В Бруму добираются к ночи. Огни города виднеются с небольшого холма, но ноги гудят, а в голове морок и усталость — на ночлег устраиваются в небольшом леске, костёр не разводят, сразу валятся на траву под деревом. Алек заворачивается в свою накидку и тут же проваливается в сон, даже не задумываясь об опасности.       Солнце уже высоко в небе, а птицы резво и радостно щебечут в листве дерева, под которым они заснули, когда Алек разлепляет глаза. От неудобной позы и сна на земле болят все мышцы и даже кости. Алек сбрасывает накидку, тяжело вздыхает, разминая плечи и шею со слабым стоном, оглядывается. Аксель стоит на пригорке неподалёку, сложив руки на груди, смотрит вдаль, Алек подходит и встаёт рядом. Прямо впереди, в низине раскинулась Брума — небольшой городок сплошь из маленьких одноэтажных домов с тёмной черепичной крышей., домишки расставлены так хаотично, что Алеку кажется, что дорог и улиц там нет вовсе.       Вниз спускаются резво, Алек едва поспевает за низкорослым Акселем. Видно, что тому натерпится побыстрее попасть в город.       У Брумы их встречают стражники. Ворот и ограждения у города нет, так что дозорные, патрулирующие главную дорогу, пристально и чуть нахально осматривают вновь прибывших путников. Аксель с широкой улыбкой на лице докладывает страже, что они здесь, чтобы вступить в ряды бравых солдат, когда один из мужчин в кожаных доспехах довольно грубо осведомляется о цели их прибытия. Алек лишь молча кивает, позволяя своему спутнику разрешить ситуацию, боясь, что сам от волнения начнёт лепетать какую-нибудь бессмыслицу. Стража пропускает их в город, и Аксель, бормоча что-то радостное, почти летит по каменистой дороге, Алек идёт вслед за ним.       На удивление Алека, дороги в Бруме всё же есть. Узкие и извилистые — кое-где даже мощёные камнем, но в основном, представляющие из себя месиво из грязи, навоза и помоев, — они ведут к центру города. Вдоль дороги стоят низенькие дома, как один похожие друг на друга. На дворе начало лета, и долина пестрит красками от зелени и цветов, но в Бруме, кажется, лишь неотёсанный камень и промокшее почерневшее дерево — город серый и унылый, и Алеку уже здесь не нравится. Даже редкие деревья кажутся пожухшими и серыми. Вокруг стоит смог и неприятный запах, природу которого Алек всё никак не может распознать. Жители, странно поглядывающие на них, такие же поникшие и бесцветные, сплошь в лохмотьях да в рванье. Алек старается не таращиться в ответ на древнюю старуху, смотрящую белыми слепыми глазами прямо на него. Вдали слышится какой-то гвалт.       Вокруг подозрительно мало людей, и Алек понимает почему, когда спустя какое-то время они подбираются к площади города. Кажется, что вся Брума собралась здесь, из-за спин жителей не видно ничего, а всеобщий гул почти закладывает уши.       — Ух, пойдём скорее, — внезапно и воодушевлённо кричит Аксель, хватая Алека за руку и таща к толпе. — Быстрее.       — Что происходит? — Алеку не нравятся внезапные порывы юноши, и он настойчиво выпутывается из хватки, тот, кажется, вовсе не замечает.       — Сейчас узнаешь, — радостно отвечает Аксель, не поворачивая головы.       Через плотную толпу продираются с трудом. Аксель ловко расталкивает мужиков локтями, протискивается между женщинами и отодвигает детей в сторону, а Алек нехотя следует за ним. В толпе душно и прело, стоит запах кислого пота, свежей крови и потрошёной рыбы. Подобравшись ближе и будучи повыше большинства собравшихся, Алек разбирает в центре площади сложенные конусом брёвна, ветки и старые прогнившие доски возле длинного и толстого шеста. Это похоже на большое кострище, и Алек действительно не понимает, что происходит несколько долгих мгновений, пока толпа не начинает гудеть, словно рой диких пчёл, а из закоулка двое мужчин в чёрных доспехах не выводят женщину. Они тащат её за руки, поднимают, когда та падает на колени, и снова толкают в сторону кострища. Радостный гул толпы закладывает уши, но Алек всё равно разбирает слова Акселя.       — Ух, сейчас сожгут эту тварь.       Аксель не поворачивает голову, но в звонком голосе слышится улыбка, он приподнимается на носках, чтобы лучше разглядеть, а Алек чувствует, как кровь отливает от лица, тело каменеет, а внутренности обдаёт жаром неверия. Колдунья сопротивляется, вьётся ужом в крепких руках двух Охотников, её платье грязное и всё в крови, но Алек внезапно не может оторвать взгляда от огненной лавы её кудрявых волос. В этом сером безликом городе рыжие волосы колдуньи, будто пятно света и жизни.       Длинные спутанные локоны свисают почти до колен, когда женщина сгибается пополам от крепкого удара в живот. Одобрительный шум толпы нарастает, люди живой массой давят вокруг, зажимая Алека со всех сторон. Горожане свистят и хлопают, выкрикивают оскорбления, кидают камни, призывая поскорее сжечь ведьму. Охотники подтаскивают сопротивляющуюся колдунью к кострищу, привязывают к столбу, опутывая её тело верёвкой от горла до ступней. Женщина продолжает дёргаться и сыпать затейливой бранью, но лишь отдельные слова долетают до слуха Алека.       Когда порыв ветра откидывает ярко-рыжие волосы назад, Алек видит перекошенное от ярости лицо колдуньи, её глаза горят гневом и злобой, она сыпет проклятия, то и дело сплёвывая кровью в гудящую толпу. Палачи в чёрных доспехах спускаются с помоста и, под торжествующие крики людей, снимают горящие факелы с ближайших столбов. Сознание Алека будто замедляется, он смотрит на двух мужчин расширившимися от ужаса глазами, и каждый их шаг отдаётся у него в груди.       Стоит факелам коснуться кострища, пламя тут же лижет солому, вгрызается в сухое дерево и ветки, подпрыгивает, быстро подбираясь к босым ногам колдуньи. Сердце в груди Алека стучит так быстро, что он не разбирает ритма, но огонь достигает грязного подола платья, кажется, за считаные удары. Толпа вдруг стихает, замирает в ожидании чужой боли, и Алек, видя, как занимается и дымит тонкая ткань юбки, отшатывается назад. Волосы встают дыбом на руках и затылке, его бросает в холодный пот от происходящего, и паника двигает Алека к побегу. Он расталкивает людей безо всякой жалости, пролезает сквозь плотную толпу, стараясь уйти как можно быстрее, убежать как можно дальше. Сердце набатом бьёт в виски, шум крови оглушает, Алек задыхается, и когда он наконец вырывается из кокона тел, выпадая на пустой задний двор чьего-то дома, колдунья начинает кричать.       Алек падает на колени, упираясь рукой в ствол дерева и складываясь пополам: от истошных воплей ведьмы и от расплывающегося в воздухе запаха горелого мяса его выворачивает наизнанку прямо на траву. Он не знает, за какие прегрешения казнили женщину — сделала ли она что-то ужасное или её осудили лишь за колдовскую кровь, — но искажённые от удовольствия лица ликующей толпы, страх и гнев ведьмы Алек ни за что больше не хотел бы видеть. Его ещё долго колотит от происходящего, но он, взяв себя в руки, умудряется упасть на шаткую лавчонку, спрятав лицо в ладони.       Алеку нужно увидеть Магнуса, ему так это необходимо, что он готов призвать его прямо сейчас, в разгар казни, пока догорает мёртвое тело на кострище, пока толпа всё ещё упивается происходящей расправой. Руки дрожат, и Алек чувствует, как влага застилает лицо. Он понятия не имеет, почему это так поразило его. Магнус поглотил душу Катарины у него на глазах, сбросил Рагнора в Бездну, и Алек, не раздумывая и минуты, простил его. Но Магнус наполовину демон, и Алек вроде как смирился с его властью над собой. Но произошедшее сейчас глубоко отпечатывается в сознании непостижимой болью, а у него ведь даже нет души.       — Не понравилось зрелище? — Аксель опускается на скамейку рядом.       Алек, кажется, выпал из реальности. Опустив руки, он оглядывается: люди уже разошлись, принимаясь заниматься своими делами, будто и не было ничего. В воздухе всё ещё висит затхлый запах гари, но дети уже играют, кричат и бегают. Женщины тащат кадки с бельём через дорогу, крупный мужик у соседнего забора рубит дрова. Жизнь в Бруме продолжается.       — Эх, а я бы только и смотрел, как эти твари горят, — тянет Аксель со вздохом. — Ладно, я узнал, где разместились Охотники. Ты со мной?       Аксель поднимается, на его лице ехидная усмешка, и Алеку вдруг становится стыдно за свою слабость перед этим юнцом. Алек ведь и сам рожден Охотником, он убивал демонов и сражался с другими тварями, хоть совсем недолго. Видел, что демоны делают с людьми, видел кровь и трупы, иссохших мертвецов и всякое другое. Так почему сожжение ведьмы, наверняка убившей ни одного человека, так поразило его? Он и сам до конца не понимает.       — Да, — Алек поднимается и прочищает горло, сглатывая горькую слюну. Ужасно хочется пить. — Я с тобой.       Охотники занимают дом главы города, местного управленца. Их совсем немного, человек пять или шесть. Все как на подбор: высокие, крепкие, затянутые в черную кожу доспехов, у всех на бедре висит меч. Их начальник, представившийся Ланселем, оказывается Охотником по крови: Алек видит узоры рун на его шее. Про остальных не знает, Охотники сидят в отдалении и разговаривают между собой. Лансель особо не расспрашивает, записывает лишь имя, и внимательно оглядывает Алека, когда он называется Лайтвудом. Но уже через мгновение, когда в дом входят другие добровольцы, теряет к Алеку интерес.       Как выясняется, в Бруме Охотников любят и уважают, даже только примкнувшим к храбрым воинам. Хозяйка постоялого двора тут же толкает Алека с Акселем в сторону бани, стоит им выйти из дома. Потом им, как и другим новичкам, достаётся сытный ужин и соломенный тюфяк в амбаре. Алек не успевает следить за происходящим, его постоянно куда-то ведут, толкают, усаживают. Добровольцы, присоединившиеся к Охотникам, разномастные, здесь и юноши, как Аксель, и слишком взрослые мужчины, видимо желающие прославиться на закате дней. Все разговаривают, смеются, делятся историями из жизни, и Алек чувствует себя в этой толпе выпавшим из реальности, чужим. Как только представляется возможность, он выходит наружу и, зайдя за угол, приваливается к пыльным некрашеным доскам амбара. Солнце давно скатилось к горизонту, и Брума снова окрасилась серыми сумерками.       В суете Алек немного отвлёкся от своих мыслей и увиденного сегодня днём, но оставшись наедине с собой, страшная картина снова предстаёт перед глазами. Алек всё никак не может выкинуть из памяти ужасные образы, он почти что ощущает вкус пепла и горелой плоти на языке, будто смрад успел пропитать его насквозь. Алек понимает, что нет другого выбора, кроме как примкнуть к Охотникам, чтобы что-то выяснить, и поэтому, скорее всего, увидеть такие картины ему придётся ещё не раз. Но его сущность противится этому, как может.       Аксель увлеченно болтает с кем-то из новобранцев, и Алек, стараясь не привлекать лишнего внимания, прокрадывается к самой стене, за большой стог сена, чтобы оказаться как можно дальше от всего этого. Алеку нужен Магнус. Нужно видеть мужчину, чувствовать его запах и тепло, чтобы вернуть себе опору, но, конечно же, Алек понимает, какой бы это было глупостью: воззвать к колдуну прямо посреди всех этих людей — бравых ребят, стремящихся бороться со злом и истреблять колдовскую кровь. Со вздохом полным затаённого отчаяния Алек укладывается на соломенную подстилку, подкладывая под голову руки. Ему кажется, что ему не уснуть сегодня ночью, но вопреки ожиданиям, сон накрывает в то же мгновение.       Алеку снится ведьма, снится, как огонь лижет её кожу, охватывая тонкое тело. Снятся длинные ярко-рыжие волосы, спутанные и развевающиеся по ветру, Алек видит опущенную голову колдуньи, привязанной к столбу, и, когда ведьма поднимает бледное, перепачканное сажей лицо, Алек узнаёт в нём Клариссу.       Утро прохладное и свежее — то, что нужно. Проснувшись в поту на заре, Алек первым делом идёт к бане, чтобы смыть с себя морок и остатки сна. Позже подтягиваются другие, Алек видит Акселя и машет ему рукой, чуть улыбаясь: он не должен вести себя отстранённо и вызывать подозрений, если хочет втереться в доверие к людям и узнать что-то полезное. Аксель тоже приветливо улыбается, при этом чуть не спотыкаясь о камень.       После скорого завтрака Лансель собирает всех новобранцев на площади. Почерневшее кострище ещё не убрали, и Алек старается всячески не думать об этом, а слушать их командующего. Двое Охотников стоят по бокам от Ланселя, в неизменной чёрной броне, с серьёзными, даже мрачными лицами. Аксель рядом выглядит так, будто уже убил сотню-другую колдунов, от его самодовольства Алека внезапно тошнит. После короткого инструктажа, новобранцев ведут к выходу из города, чтобы поделить на группы и посадить на телеги. Им предстоит отправиться в лагерь Охотников, стоящий в паре дней пути от Брумы. По словам Ланселя, в лагере им выдадут снаряжение, дадут указания, посмотрят, чего они стоят, может даже отправят на первое задание.       Алек снимает лук с плеча, приставляет к лавке, на которой сидит. С ним в телеге оказывается Аксель, пожилой мужчина, заснувший сразу, стоило ему упасть на лавку, и двое воинов — судя по неплохой броне и оружию. Дорога кажется бесконечной: солнце нещадно палит, а последний лесок они миновали ночью, выезжая на ухабистую и извилистую дорогу, пролегающую по равнине. Их телега тащится в самом хвосте, и Алек вынужден смотреть на надоевший скудный пейзаж, его спутники тоже порядком подустали, судя по тому, что все разговоры стихли, и, даже неумолкающий Аксель, привалившись к борту телеги, вяло жуёт соломинку, то и дело тяжело вздыхая. Баурус и Корвус, воины чуть старше Алека, на деле оказавшиеся братьями, дремлют, привалившись к друг другу плечами.       На закате, спустя почти три дня, отбив всё, что только можно в этой проклятой телеге, Алек спрыгивает с подножки на твёрдую землю. Лагерь Охотников стоит под утёсом среди многочисленных деревьев и кустарников. Они проходят ещё по меньшей мере сотню шагов, петляя среди валунов и колючего орешника, прежде чем им открывается плато с обустроенным лагерем. Алек осматривается, отмечая стойло для лошадей, небольшую оружейную и полевую кухню в стороне. В центре — большой костёр, жаровни и факелы разбросаны то тут, то там, освещая стоянку Охотников. Сзади лагерь оберегают горы, справа же, на несколько сотен шагов — обрыв, защищающий от внезапной атаки или разведки. Новобранцы, утомлённые дорогой, вяло стягиваются к шатрам и навесам в центре плато. В лагере их уже ждут, судя по ровному ряду собравшихся бойцов, возглавляет которых высокий широкоплечий Охотник, с тёмным шрамом, пересекающим лицо.       Идя вперёд в нестройной колонне, Алек чувствует, будто их ведут на казнь, не меньше. Новобранцы потрёпанные и уставшие, тогда как воины в лагере поражают строгостью чёрной брони и блеском начищенных мечей. Яркое пламя костра отблесками лижет острую сталь и серебро, всполохами отражается в тёмных глазах мужчин. Воин со шрамом стоит гордо, расправив плечи и заложив руки за спину. Кожаный доспех сидит на нём как влитой, обтягивая мощный торс и крепкие бёдра до коленей. Он смотрит ястребиным оценивающим взглядом на новоприбывших, и Алек чувствует зарождающуюся необъяснимую тревогу. Ещё в прошлой жизни, будучи молодым Охотником, Алек терпеть не мог эти сборища. Пока Джейс внимал старшим, Алек больше погружался в себя, повторяя заученные символы, переплетения магических ловушек и, вспоминая наизусть параграфы из бестиария. И хоть его прошлая жизнь давно оборвалась, сейчас Алек чувствует себя точно так же — не к месту.       Алек насчитывает двадцать восемь человек, когда все новобранцы наконец сбиваются в кучу перед Охотниками. Всё же, поддаваясь смутному предчувствию, Алек отодвигается к самому краю, если, в случае чего, придётся бежать. Аксель, конечно же, в первых рядах. На удивление, начальник лагеря — воин со шрамом, назвавшийся Галлом — не мучает новичков бравадами и долгими речами, лишь сухо приветствует и указывает, где люди могут расположиться на ночлег и отдохнуть от изматывающей дороги. Алек невольно проникается толикой уважения к капитану, заботящемуся о своих рекрутах.       Поборов желание бежать отсюда подальше, Алек всё же находит Акселя — единственного, кому он может хоть немного доверять — в окружении Бауруса, Корвуса и женщины Охотницы. Женщина одета в чёрную броню, и Алек понимает, что та не из новобранцев. Юноши наперебой выспрашивают у неё про руны, охоту на колдунов и ближайшие рейды. Алек неловко усаживается у костра, держа в руке кусок вяленого мяса и хлеб — их паёк на сегодня — и усердно делает вид, что ему тоже всё это интересно.       Через некоторое время, Алек и правда начинает слушать внимательно всё, что говорит Охотница, — её имени Алек не знает — боясь пропустить действительно что-то важное. Женщина, чуть захмелев от браги в кружке и, как думается Алеку, от внимания новичков с упоением рассказывает о последнем нападении на пристанище беглых колдунов. Лица присутствующих оживляются от красочных описаний, а Алек подавляет внутреннюю дрожь.       Ложатся прямо здесь, возле костра, потихоньку гул голосов стихает, превращается в тихий шелест листвы на ветру, и Алек проваливается в беспокойный сон.