Приют для демона

Сан бы солгал, если бы сказал кому-то, что не чувствовал напряжения, когда подходил к кабинету наставника. Он бы стал самым очевидным лжецом, потому что все его внутренности дрожали, как желе на белом блюдце, которое им иногда давали в столовой, а губы стали красными от того, насколько сильно он кусал их по дороге. Разговор с Уёном ненадолго вернул его в беззаботное детство и заставил забыть о предстоящей встрече, но стоило ему попрощаться с Сонхва, как всё его тело оцепенело. Подойдя к двери, он всё никак не мог осмелиться и поднять руку, чтобы постучаться, гипнотизируя взглядом её деревянную поверхность, отчаянно желая иметь возможность смотреть сквозь препятствия. Что его ждёт? Может, он сделал что-то не так на последних уроках? Недостаточно постарался на сдаче зачётов? Или наставник заметил, как он таскает еду со стола? Когда стоять стало невыносимо, Сан дрожащей рукой громко постучался и сразу дёрнул ручку, лишая себя соблазна убежать. — О, Чхве Сан, вы наконец-то пришли, — послышался голос наставника. — Садитесь. Чужой тон был обманчиво спокойным. Сан бы предпочёл узнать причину его приглашения сюда ещё с порога, но такую возможность ему не дали. С трудом преодолев расстояние в несколько шагов, он медленно приземлился на изящный стул с резной спинкой, обитый тёмно-зелёным бархатом. Весь кабинет представлял собой сочетание холодных изумрудных оттенков и тёмной мебели, и когда-то давно услышанный Саном факт о том, что зелёная палитра успокаивает, просто меркнул перед тем, насколько пугающим было здесь находиться. Ги Вон искал что-то в углу кабинета. Отыскав предмет, похожий на ящик с накинутой сверху тканью, он прошёл к столу, поставив его на середину столешницы. — Я наказан? — Сан не вытерпел, задавая мучивший его вопрос прямо в лоб, не справившись с внутренними терзаниями. — А вы хотите быть наказанным? — вскинул бровь Ги Вон, приземляясь в своё кресло с другой стороны стола. Сан потупил взгляд, коря себя за несдержанность. — Нет, просто хотел бы знать, зачем я здесь. — Попридержи своё неуместное любопытство, мальчишка, — холодно рявкнул тот. — Ещё минуты здесь не сидишь, а уже требуешь ответов? — Я не… — начал было Сан, но быстро одёрнул себя. — Простите. — Уже лучше, — Ги Вон откинулся на спинку кресла, и если такой же жест со стороны Сонхва в кабинете школьного психолога настраивал Сана на беседу, то сейчас он испытывал лишь чистый ужас. — У нас с вами будет небольшая беседа, и я настоятельно рекомендую никому не распространяться об этом, если не хотите проблем. Сан лишь кивнул, не способный говорить из-за кома, вставшего в горле. Напускная вежливость, к которой вернулся наставник, нисколько не облегчала его состояние. — Что вы знаете о полукровках? Он не наказан. С ним просто хотят поговорить. Всего лишь беседа, после которой он пойдёт в свою комнату. Этими мыслями Сан успокаивал себя, чтобы не показать настоящих эмоций под прожигающим насквозь взглядом. — Так называют тех, кто наполовину человек и наполовину демон. Сейчас они не существуют, или слишком хорошо скрываются, чтобы мы знали об их существовании, — повторил он наизусть заученные слова преподавателя. — Полукровки — большая редкость, и раньше их убивали сразу же после рождения из-за опасности, которую они представляли. — И в чём же их редкость? — лениво поинтересовался Ги Вон, и Сан недоумевал, зачем он задаёт эти вопросы, когда сам прекрасно знает все ответы. Если это своеобразная проверка знаний с целью убедиться, что Сан блестяще сдал экзамены исключительно своими силами, то он только рад подтвердить звание одного из лучших учеников, лишь бы развеять все подозрения в свою сторону. — В теории полукровки происходят от союза демона и человека, но на практике это приводит к гибели плода ещё до рождения. Известны лишь единичные случаи, когда такие дети действительно рождались, и только один, когда такой ребёнок дожил до среднего возраста, потому что никто ещё не знал, кто он такой. В некоторых культурах полукровок называли нефилимами, но это название не прижилось из-за расхождения с таким же понятием в библии. — Прекрасно. — Ги Вон прищурился, склонив голову вбок. — Если бы я не видел вас, решил бы, что вы читаете учебник. Сан почувствовал прилив уверенности, но не из-за похвалы, которая прозвучала больше насмешливо, чем поощрительно, а из-за того, что прекрасно мог ответить на любой вопрос, заданный по учебным материалам, и тем самым убедить наставника в высоком уровне своих знаний. — Ещё один вопрос, — Ги Вон сверлил его взглядом, не моргая. — Почему их так боятся? — Полукровки объединяют в себе способности человека и демона, но их демоническая сущность куда сильнее, чем у обычного демона, и при должном развитии их способности могут превзойти даже демона первого типа. К тому же, в отличие от демонов, полукровки способны испытывать те же эмоции, что и люди, и в эмоциональном порыве их сила может стать ещё больше. Конечно, это лишь предположения, ведь изучить настоящих полукровок почти не было возможности, но если это правда, то они действительно опасны. — Было бы здорово иметь под рукой такого ребёнка, не думаете? — произнёс Ги Вон, и от этой фразы у Сана мурашки пошли по коже. — Он был бы способен уничтожить любого демона просто по щелчку пальцев. — Да, — прохрипел он в ответ. — Наверное. Наступила тишина, в которой можно было легко услышать, как быстро бьётся сердце Сана, стремясь разорвать грудную клетку. Ги Вон продолжал сканировать его взглядом, и Сан прикладывал все усилия, чтобы не отвести глаза в сторону, делая, тем самым, очевидной свою слабость. Он не станет показывать, как чужое присутствие давит на него, и пусть его ладони крепко сжимались на коленях, а в затылок впивались невидимые холодные иголки. Одним стремительным движением Ги Вон пододвинул к Сану тот самый ящик, хватаясь за ткань. — Сейчас мы проведём один увлекательный эксперимент. Считайте это частью своего обучения. С этими словами он сорвал ткань, обнажая прозрачный стеклянный ящик. Сану стоило почти героических усилий не отпрянуть куда подальше с паническим криком, а остаться на месте, не выдавая свой испуг, потому что зрелище перед ним открылось омерзительное. Пауки. Огромное количество жирных, лоснящихся чёрных пауков, которые образовывали собой отвратительную копошившуюся массу, заполняющую собой почти всё пространство ящика. Им было настолько тесно, что они растаптывали друг друга, то выныривая на поверхность, то вновь утопая среди бесчисленного количества длинных тонких лап, постоянно цепляясь за лохмотья паутины, которую сами же и наплели. — Посмотрите на них, — медленно произнёс Ги Вон. — Мерзкое зрелище, не правда ли? Сан не боялся пауков. Хоть они и не вызывали у него положительных эмоций, но он никогда не испытывал страха перед ними. В прежнем приюте ему не раз приходилось стряхивать их со своей одежды, небрежно скинутой на пол перед сном, тогда как Уён начинал совсем не по-мужски визжать и размахивать руками в разные стороны. Зная настоящую причину такой реакции, он никогда не смеялся над ним. Как оказалось, предыдущий опыт не шёл ни в какое сравнение с тем, что он видел сейчас. Зрелище перед ним было поистине тошнотворным и поднимало в нём волну чистого ужаса. Ему начало казаться, что эти тонкие паучьи лапы ползали по нему, и тело невольно содрогнулось в попытке стряхнуть с себя несуществующих тварей. К горлу начала подступать тошнота, и Сан уже чувствовал фантомный привкус желчи на губах, но всё ещё не мог оторвать взгляда от движущейся в чудовищном беспорядке массы. — Вам страшно, Чхве Сан? — насмешливый голос наставника прозвучал словно издалека, и он знал, чувствовал, что чужие глаза продолжали непрерывно следить за ним. — Нет, — выдавил Сан, борясь с дрожью в голосе. — Отлично. Потому что я хочу, чтобы вы смотрели на это, пока я не скажу остановиться. Ги Вон был сумасшедшим, Сан уверен в этом. Другого объяснения тому, почему он мог испытывать такое наслаждение от старательно скрываемого, но всё же очевидного испуга на лице подростка, Сан просто не мог придумать. Сумасшедший. Чокнутый. Психопат. Может, он настолько погряз в погоне за демонами, что и сам стал подобен этим монстрам, и теперь упивался страхом и чужими страданиями? — У вас ведь был друг в том приюте, да, Чхве Сан? Сан сжал челюсть, держа глаза широко открытыми и ни на мгновение не отводя взгляда от безумия, происходящего в стеклянном ящике. Возможно, у него разыгралось воображение, но, кажется, где-то в этом чёрном скоплении один паук усердно пожирал другого. — Тот глупый мальчишка, который бежал за вами до самой машины. Его имя Уён? Слышал, как вы кричали его. Ги Вон пытался его спровоцировать, делая это так нагло и открыто, но Сан не собирался поддаваться. Пусть у него вытекут глаза от того, как напряжённо он всматривается в то, что предпочёл бы никогда не видеть даже в самом плохом кошмаре, но он не посмеет сдаться и проиграть в этой непонятной для него игре. Пусть испытывает его дальше. Он справится. — Что вы чувствуете? Омерзение? Испуг? Ненависть? Нет, нет и ещё раз нет. Он не будет отвечать. Здесь и ответ не требуется. Ги Вон просто хочет проверить его на прочность. Пусть подавится своим экспериментом. — Я помогу вам понять. — Сан услышал ядовитую усмешку, растаявшую на растянувшихся в жестокой улыбке губах. — Представьте Уёна, окружённого пауками. Не этой жалкой кучкой, а куда большей. Представьте, как содержимое этого ящика умножается в десятки раз. Их много, слишком много, и они везде. Их так много, что они полностью погребают вашего дорогого друга, не давая возможности сделать хотя бы один вдох без того, чтобы они не заползли в его рот, и тогда… — Хватит, — прорычал Сан. Ему уже было плевать на то, что Ги Вон посчитает его слабаком; он не собирался рисовать у себя в голове эти леденящие душу картины, где фигурировало искажённое ужасом лицо Уёна, образ которого стал ещё ярче из-за недавнего разговора. Однажды, когда им было по семь лет, кучка подростков решила пошутить. На улице стояла солнечная погода, и Сан с Уёном развлекали себя рассматриванием потрёпанных страниц комикса, развалившись на траве, когда те дети подошли к ним и высыпали Уёну за шиворот горстку больших пауков, пойманных где-то под тенью деревьев на заднем дворе. Сан никогда не забудет перекошенного в диком испуге лица напротив, когда Уён понял, что произошло, и начал до безумия громко кричать, остервенело терзая себя руками, пытаясь вытряхнуть из-под одежды членистоногих тварей под безудержный хохот детей. Он бился в чистой истерике, без разбора хлестая своё тело так сильно, что оставил немало синяков и передавил почти всех пауков. Сан тогда очень долго успокаивал его и боялся оставить одного даже на минуту, потому что Уёну без конца мерещилось, как мерзкие твари всё ещё ползали по нему, не оставляя ни одного нетронутого места. Детская шутка обернулась тем, что Уёну пришлось регулярно посещать психотерапевта, потому что при виде любого насекомого у него начиналась истерика, и утихомирить его было сложно. Только спустя год он начал восстанавливаться и приходить в себя, уже не шарахаясь в сторону от каждой пролетающей мимо мухи, лишь настороженно отходя подальше. Сан в силу своего детского мышления никак не мог ему помочь, лишь утешал крепкими объятиями и отдавал свои сладости, чтобы друг не грустил и почаще улыбался. Когда они стали старше, Уён стал куда спокойнее относиться к насекомым, но перебороть арахнофобию у него так и не вышло. По этой причине Сан всегда старался вставать пораньше, чтобы найти спрятавшихся за ночь пауков в углах комнаты и вынести их на улицу, лишь бы Уёну не пришлось снова столкнуться со своим личным кошмаром. Ги Вон не мог знать об этом, убеждал себя Сан. Всё, чего он пытался добиться — вывести Сана из равновесия, обнажить тот факт, что он так и не избавился от своей эмоциональной привязанности. К огромному сожалению, ему это удалось, но ещё была возможность доказать обратное. — Хватит? — издевательски протянул Ги Вон. — Мне всегда казалось, что здесь я решаю, когда следует остановиться, и если вы об этом забыли, то у вас куда большие проблемы, чем я предполагал. Сан проигнорировал реплику, продолжая гипнотизировать взглядом чёртов стеклянный ящик. Даже это зрелище сейчас казалось куда более безопасным, потому что если бы он посмотрел на наставника, он бы не смог гарантировать, что не вцепился бы тому в волосы, чтобы со всей силы приложить лицом об поверхность стола, надеясь услышать тот самый заветный хруст чужого носа. — Мы продолжим. Я хочу, чтобы вы представляли всё, что я говорю. Уверен, у вас нет проблем с воображением. С воображением — нет, а вот с контролем гнева, кажется, проблемы были серьёзные. Он не хотел, не собирался представлять те жуткие образы, навеянные словами Ги Вона, но мозг работал иначе, перетирая внутренние органы Сана в жалкую кровавую труху. «Игнорируй», — твердил внутренний голос. — «Молчи. Не поддавайся, он только этого и ждёт». Но разве он мог? Как остановить разливающуюся по венам злость, когда перед глазами взрываются красные вспышки, и непонятно, от чего — от подавляемой ярости или от напряжения в глазах, которые уже начали слезиться от долгого и пристального разглядывания беспрестанно копошащейся массы? Что-то подобное он чувствовал совсем недавно. Давление в висках, бешеный пульс, состояние, похожее на лихорадку. И гнев. Бешеная концентрация гнева, сила которого искрилась даже на кончиках пальцев. Казалось, направь он его в сторону, и на выбранном месте произойдёт мощный взрыв, способный снести всё на своём пути. Именно так и ощущается настоящая злость? Так, что тело дрожит от прилива неопознанной энергии, требуя выплеснуть её наружу? — Уён, ваш дражайший друг. Представьте, как он задыхается. Пауков так много, они облепили всё его лицо; он слеп, не может дышать, не может даже кричать, потому что глотка заполнена мохнатыми тварями. В голове громко защёлкало; кажется, именно такой звук издаёт выключатель, когда какой-нибудь ребёнок начинает баловаться со светом в комнате, бесконечно включая и выключая его. Добавить к этому звучание эха и громоподобный стук, от которого долбило в висках, и будет почти идентично. — Он, наверное, в отчаянии, — продолжал нагнетать Ги Вон. — Даже не сразу осознаёт, что они начинают сжирать его заживо. Как думаете, насколько ощутима разница между укусом одного паука и сотни тысяч за раз? Сколько минут бы у него осталось напоследок, чтобы вспомнить перед смертью ваше лицо? Насколько сильно они способы обглодать человеческое тело и сколько бы им потребовалось времени, прежде чем вместо его лица осталось бы кровавое месиво? И самый интересный вопрос, — сквозь пелену в глазах Сану удалось распознать наставника, который подвинулся ближе, понижая свой голос до пронизывающего шёпота. — От чего бы он умер раньше — от того, что не смог бы больше дышать, или от дикой агонии, в которой билось бы его тело, не справляясь с запредельной болью? Сан вскочил. Стул позади него с оглушительным грохотом упал на пол. На секунду он ощутил, как что-то вырвалось из глубин его тела, проходя сквозь рёбра и растворяясь где-то впереди, но это было настолько мимолётно, что он не стал зацикливаться на этом призрачном ощущении, поглощённый лишь яростью. — Достаточно, — сказал он стальным голосом, опуская сжатые в кулаки руки вдоль туловища. Кажется, он закрыл глаза, но понял это не сразу. Отпечатавшиеся на сетчатке образы были слишком живыми и не хотели исчезать, даже когда он больше не смотрел на них. — Кто-то разозлился, не так ли? В голове начало проясняться. На смену гневу пришли опустошение и слабость в конечностях. Как и в прошлый раз, его злость разгонялась медленно, осторожно, разжигая в нём огонь ненависти и желания причинить вред кому угодно, кто будет поблизости, но угасала стремительно, оставляя внутри лишь крохотные язычки пламени. Сан открыл глаза. Стеклянный ящик был снова накрыт тканью, но он и без того мог детально воссоздать в голове картину, на которую пялился, по ощущениям, несколько часов. Он едва устоял на ногах от навалившейся усталости, не совсем понимая, почему чувствовал себя настолько измотанным. — Вы разочаровали меня, — произнёс Ги Вон, полоснув по нему незаинтересованным взглядом. — С таким отсутствием контроля вам и минуты против демона не выстоять. К вашему счастью, вы добились успеха в другом, но об этом поговорим в другой раз. Сан даже не стал вникать в слова наставника. Его желание покинуть проклятые стены этого кабинета было слишком велико, чтобы задумываться о чём-то ещё. — Но знаете, в чём я разочарован больше всего? — Сану было плевать, но Ги Вон ни за что не дал бы ему возможность уйти просто так, не дослушав до конца. — Ваша никчёмная привязанность к тому, кого больше нет в вашей жизни. Это лишний балласт. Самое опасное оружие в руках врага. Забудьте мальчишку. Забудьте всех, о ком когда-либо вспоминали. Они мертвы для вас, и пока вы не осознаете это своей пустой головой, можете считать и себя мёртвым тоже. — Я не помню его, — безжизненно выдал Сан. Он не хотел, чтобы этот психопат впутывал Уёна в то, что здесь происходит, пусть даже косвенно. Только от одной мысли об этом становилось жутко. — Ни внешности, ни голоса, ничего. Я просил прекратить совсем по другой причине. Ги Вон медленно поднялся из-за стола, пододвигая к себе закрытый ящик. Его взгляд был тяжёлым, опасным и лишённым какого-либо тепла. — Запомните кое-что, Чхве Сан, — холодно произнёс он. — Прежде чем лгать кому-то ещё, научитесь верить в это сами. Пока что у вас выходит хуже, чем отвратительно. Подняв груз на руки, Ги Вон отвернулся и понёс ящик к чёрному стеллажу. Плотная ткань сползла с одной из сторон, снова показывая содержимое. Сан содрогнулся. Пауки не шевелились. Ни один из них. Они лежали мёртвой кучей, абсолютно неподвижной. Сан знал, что нельзя верить своим глазам после испытанного кошмара, но было сложно не поверить в то, что он видел. Ещё несколько минут назад эти ползучие твари давили друг друга и внушали ужас, оказавшиеся в пространстве, слишком тесном для их количества, а сейчас были неотличимы от сваленных в одну кучу пластмассовых паучьих игрушек, что все раскупали в канун хэллоуина. — Наша беседа закончена, — бросил Ги Вон, не поворачиваясь. — Придёте через неделю, в это же время. Сан поклонился, скорее на автомате, чем из проявления уважения. Его глаза были прикованы ящику, в котором уже невозможно было разглядеть что-либо с такого расстояния. Он отвёл взгляд только у двери, в которую врезался спиной, натыкаясь поясницей на ручку. Его мутило. Шатаясь, он брёл по длинному коридору, находясь в забытье. За поворотом его встретил Сонхва, прислонившийся к стене со сложенными на груди руками, сразу давая понять, что оказался здесь не случайно. Сан окинул его фигуру невидящим взглядом, смотря куда-то сквозь и не фокусируя зрение на конкретной точке. Сонхва, наверное, ждал каких-то слов, жестов — чего угодно, но не того, что Сан просто замрёт на месте, после чего двинется дальше, молча уставившись под свои ноги. Он не стал окликать его, не стал бежать следом, но Сан чувствовал чужой взгляд между лопаток до самого конца, пока не свернул в переход, ведущий в жилое крыло. Настолько погано ему не было давно. Мысли путались, вращались в голове с неуловимой скоростью, такой, что невозможно было зацепиться хоть за одну из них. Кем на самом деле были люди вокруг него? Сан уже не был уверен в том, кто более опасен: демоны или охотники. Если верить тому, что им говорят на занятиях, демоны предсказуемы. Люди — нет. Теперь Сан сомневался, что может верить даже самому себе. В одну минуту он чувствует себя прекрасно, но в следующую его тело начинает ломить и лихорадить; сначала он абсолютно спокоен, но проходит мгновение — и вот он уже сжимает челюсти от злости, борясь с желанием сделать что-то страшное; его глаза видят одно, а потом что-то происходит, и воображение подкидывает уже другие, совершенно необъяснимые вещи. Как узнать, что из этого правда? Может, он давно начал сходить с ума, просто из-за своей детской наивности не видел никаких знаков? И почему он всё ещё продолжает смотреть на мир через розовые очки, постоянно убеждая себя, что с ним всё в порядке и ему ничего не грозит, когда настоящие монстры находятся не где-то далеко, а прямо здесь, совсем рядом? — Ты долго пялился на этих тварей, — пробормотал он под нос, сворачивая в нужный коридор. — Вот и разыгралось воображение. От чего-то было очень важно произнести это вслух, пусть даже единственными слушателями были он и высокие стены. Так его очередная попытка заставить себя поверить в сотую по счёту ложь казалась не такой провальной. И если бы мимо него сейчас кто-то проходил, он бы всё равно сказал это, наплевав на то, что о нём подумают. Потому что не было сил держаться. Потому что ноги путались, а сознание мутнело. Потому что его состояние было слишком скверным, и он только сейчас понял, что уже давно сидит в комнате, пялясь в одну точку, пока Ёнсу кружит вокруг. Игнорируя чужую фигуру — всё равно его способность сейчас взаимодействовать с кем-либо была нулевой — он закрылся в душе, сначала вставая под струи воды, и только потом обнаружив, что остался в одежде. Намокшие вещи никак не хотели стягиваться, и когда ему, наконец, удалось это сделать, он просто бросил их на дно душевой кабины, продолжая стоять под бьющими каплями. Сан не знал, сколько он простоял вот так, вслушиваясь в шум воды и глядя на белую плитку перед собой. Он не смог бы даже сказать, какой была вода — горячей или холодной, потому что находился слишком далеко, слишком не здесь, чтобы полноценно осознавать реальность. Тело начало мёрзнуть. Сан постепенно выходил из своего странного оцепенения, с удивлением обнаруживая себя стоящим на холодной плитке под ледяными струями, яростно бьющими его по спине. Он быстро выключил воду, перешагнул через расквашенную кучу одежды на полу и закутался в полотенце, которое сам же и оставил сегодня утром. Его жутко колотило, зубы стучали друг о друга, и он был уверен на все сто, что оттенок его губ сейчас был схож с цветом губ утопленника, которого только вытащили из воды. Надев на себя первые попавшиеся вещи, Сан, не прекращая мелко дрожать, вышел из душа, нос к носу сталкиваясь с Ёнсу. Хотелось что-то сказать, но слов не было, как и смелости взглянуть тому в глаза, хотя он даже ничего не сделал. Он снова просто прошёл мимо, как до этого с Сонхва, чувствуя в воздухе чужое беспокойство. Кажется, штаны принадлежали Ёнсу: из-за разницы в их росте они не доставали ему до лодыжек. В любой другой день Сана бы совершенно не волновал этот факт, но сейчас открытых сантиметров кожи касался прохладный воздух комнаты, заставляя промёрзшее тело дрожать сильнее. Нужно было закутаться в одеяло, и как можно скорее, но Сан лишь сел на кровать и обнял согнутые в коленях ноги, не в силах сделать что-то ещё. Ёнсу стремительно подошёл ближе, но замер в паре метров, словно опасаясь сделать ещё хотя бы один шаг. Может, он тоже начинал его бояться, как Сан начал бояться самого себя? Поэтому он сейчас стоит там, побледневший и кусающий свои губы, и смотрит так, будто видит что-то страшное? — Сан, — еле слышно позвал он. — Пожалуйста, поговори со мной. Но что он мог сказать? Разве можно озвучить хоть что-то из того урагана тягостных мыслей, которые плотно засели в его голове? Теперь он полностью понимал, почему Ёнсу просил Сана прекратить свои попытки узнать, что с ним происходило в тот проклятый день. — Ёнсу, — сипло выдохнул он. Даже просто размокнуть губы было непосильной задачей. — Умоляю. Не спрашивай. Обнимая своё дрожащее тело, Сан опустил веки, лишь бы не видеть реакцию друга. Он слегка вздрогнул, когда кровать вдруг скрипнула под чужим весом, и уже через мгновение он почувствовал, как его накрывают тяжёлым одеялом. — Хорошо, — пробормотал Ёнсу, тихонько толкая его и заставляя принять лежачее положение. Он тщательно укутал его со всех сторон, после чего лёг рядом, осторожно протягивая к нему руки, чтобы мягко спрятать в своих объятиях. Сан хотел оттолкнуть его. Он уже собрался сделать это, но вдруг обнаружил, что лишь прижимается ближе, находя утешение в тёплых прикосновениях и пряча лицо где-то между бледной шеей и тёмным пятном толстовки на чужом плече. — Всё хорошо, Сан. Он совершенно запутался. Он всегда старался смотреть на вещи под иным углом, чтобы они казались не такими уродливыми, какими были на самом деле, потому что так проще. Держать себя в руках, что бы не происходило, и везде находить хорошие стороны — вот оно, главное правило, следуя которому ты не затеряешься в темноте, что всегда рядом и готова поглотить тебя в любую секунду, с нетерпением ожидая, когда ты сдашься. В этом месте Сан всегда стремился к тому, чтобы стать опорой не только для себя, но и для Ёнсу, будто он был его младшим братом, которого нужно охранять от любых невзгод. Приснился кошмар — ничего, он будет делать вид, что выспался, но обязательно заставит Ёнсу лечь спать пораньше, хмуря брови при виде его чернильных кругов под глазами. Плевать на собственное переутомление, он готов валиться с ног от усталости, лишь бы отвлечь Ёнсу от любых разрушающих мыслей, бесконечно болтая и пытаясь глупо шутить, надеясь увидеть хотя бы намёк на улыбку на чужом лице. Он был тем, кто всегда вытаскивал Ёнсу из темноты, вырывая его из цепких лап невидимых чудовищ, и что бы не происходило, делал вид, что всё хорошо, только бы друг не падал в пропасть отчаяния ещё больше. От того было невыносимо, что сейчас они поменялись местами. Что сейчас не он был тем, кто спасал другого. Он даже не смог притвориться, как делал это всегда. До чего же тошно. — Сан, всё нормально, — ласково сказал Ёнсу, и, чёрт возьми, как же непривычно было слышать это. Непривычно, но так правильно, так необходимо. Это звучало так, словно Ёнсу читал его мысли и не мог оставить их без ответа. — Тебе не всегда нужно быть сильным. Ты тоже имеешь право бояться. И ты тоже нуждаешься в утешении, но только и делаешь, что отталкиваешь меня, когда я хочу помочь, почему-то думая, что не заслуживаешь этого. Сан только прижался ещё ближе, будто желая спрятаться от целого мира и через прикосновения передать все свои слова о том, как ему жаль, не в силах сказать об этом вслух. Жаль, что не может быть ещё сильнее. Жаль, что он так безнадёжен. Жаль, что всё это время был таким слепым идиотом. Он перестал мёрзнуть. Чужое тепло согревало, и не только продрогшее тело, но и что-то другое, там, глубоко внутри. Ёнсу был прав, как и много раз до этого, только Сан не слушал. Он действительно нуждался в утешении, и потому сейчас так отчаянно наслаждался крепкими объятиями, находя в них самое настоящее спасение. Пусть это не продлится вечно, пусть завтра ему будет так же плохо, как сегодня, но пока он может, он будет судорожно цепляться руками за чужую толстовку, надеясь прижаться к успокаивающему теплу напротив так близко, как только можно. — Засыпай, хорошо? — тихо произнёс Ёнсу. — Я никуда не уйду. И впервые за последнее время Сан смог заставить себя отпустить все тревоги, чтобы полностью расслабиться, и, наконец, погрузиться в спокойный сон.