Куда иголочка, туда и ниточка

Покой, однако, Кащею только снился. В двадцатых числах февраля из Афгана вернулся Вова Суворов по кличке Адидас — его друг и в каком-то смысле протеже. Ну, скорее как младший брат, который рвется доказать старшему свою крутизну и силу. Вернулся он, конечно, другим. Кащей не сказал бы, что психика совсем сломалась у парня, но пришибло его там знатно. Внешне вроде все тот же Вовка, усы только отрастил, что ему очень шло. А вот взгляд его стал холодным, колючим. И сам он будто бы закрылся. Иногда только смотрел по-прежнему тепло и спокойно, умиротворяюще так. В основном Кащей видел в его глазах лишь холод. Нафисе Вова предсказуемо понравился. Она, как защитница всех униженных и оскорбленных, а Вова как приехал, так начал предъявлять Кащею, что тот несправедливо улицей управляет, сразу прониклась к нему сочувствием. Конечно, сочувствовала она ему очень умеренно и сдержанно: жена авторитета, как-никак. Впрочем, Адидас тоже к ней расположился, даже в магазин с ней ходил и сумки дотащил пару раз — не потому что надо, а по-человечески. Это было ожидаемо с его-то обостренным чувством справедливости — увидел, наверное, родственную в ней душу. Был среди знакомых Кащея еще один пацан, претендующий на роль глобальной справедливости во всем мире — но тот был крутой перец, старший домбытовских, Желтый. Вот с ним на днях едва не произошла трагедия. Да и с Вовой, конечно. Дело было так. Проснулись, значит, у Адидаса амбиции. Он убедил себя, а также суперов и скорлупу, что после Афгана он самый сильный и умный, сможет в кулаке улицу держать. У них пацанчик погиб маленький, Ералаш. Ни за что погиб, бывает такое. Кащей особо не распространялся Нафисе, только скупо сообщил, увидев, как она мучительно поморщилась. Ему и самому было бы больно об этом говорить — раньше. Теперь нет. Убили его хадишевские отморозки. Не специально, конечно, это у них от рук отбились несколько человек. К сожалению, мерзавцы бывают везде. Просто у Хади Такташ что-то уж больно часто они стали встречаться. И вот именно по этой причине Кащей не стал вписываться за погибшего мальца — хадишевские отбитые, если с ними драться, то не ровен час еще кто-то может из своих, универсамовских, погибнуть. А этого Вова понимать не хотел. Отшили Кащея, в общем. Понятно, что это событие было делом скорее условным, просто он лишился своего тепленького местечка лидера да и получил пару раз в лицо. Нафиса, конечно, знатно испугалась. По мнению самого Кости — так, ничего серьезного, но она с полминуты стояла и дрожала, пока Кащей кровь с лица смывал. К счастью, пришла в себя, помогла. Аптечка-то у них была будь здоров какая. К тому же, на районе Кащей все равно оставался авторитетом, Демид и Сивый никуда не делись. Они-то понимали, что скоро его снова позовут обратно в Универсам. Обидно, конечно, было получить люлей от Вовы, пусть и таких, чисто символических. Но все равно внутри свербило. Друг все-таки. Был. Какой он друг, морда автоматная… А через пару дней эта морда автоматная к Кащею домой и пришла. Ночью почти, уже двенадцать было. Когда в дверь позвонили, Нафиса напряглась сразу. Вскочила с кресла, уставилась на Кащея огромными, как блюдца, глазами. Звонить к ним в дверь могли только по очень срочному поводу. И явно не по какому-то радостному. — Не боись, киллер бы не звонил, — не очень уверенно отозвался Кащей, — сиди, сам открою. — Нож возьми, — шепнула она. — Ойй, — Кащей прислонился к косяку двери, чтобы, если в самом деле начнут палить, его бы не задели. Осторожно посмотрел в глазок — и выдохнул, — Нафис, нормально. На пороге стоял Вова собственной персоной — лицо в крови, взгляд — виноватый, побитой собаки. А за его спиной маячила девочка-подросток с растрепанными волосами и абсолютно отсутствующим видом. — Кащей, помоги. Богом прошу, помоги. Я это… виноват. — То, что ты виноват, это понятно, — процедил Кащей, все еще внимательно осматривая девчонку и понимая, что вот прямо щас он не будет выяснять ничего с Вовой, — ну проходите. Он кивнул на девочку, Вова мотнул головой, и сердце Кости упало куда-то вниз. — Фис, ты давай, посиди с девочкой, чайку там организуй. Как тебя зовут, принцесса? — обратился Кащей к девочке. — Айгуль, — после недолгого молчания тихо отозвалась она. — Тебя здесь не обидит никто, — ласково, насколько мог, сказал Кащей. Получилось, видимо, не очень, но сейчас это его волновало меньше всего. Нафиса вмиг посерьезнела, убрала с лица малейшую тень тревоги — не зря все же тренировалась — и, приобняв Айгуль, пошла с ней в комнату. Дверь плотно закрыла за собой. — Хорошо, — кивнул своим мыслям Кащей. А потом, без промедления, ударил Адидаса ровно посередине лица. Тот даже не возражал. Понимал, что лажанулся по всем фронтам. — Такое дело тут… — Да, Вовочка. Что еще за беспредел ты устроил, что не побоялся прийти ко мне? Убил, может, кого? Кащей закинул ногу на ногу, демонстративно налил себе водки, не предлагая Вове. Тот уныло сел рядом, стирая свежую кровь с губы. — Не… не убил. Почти. — Ты это серьезно, что ли? Я ж пошутил! Вова снова уныло кивнул. Вот уж чего Кащей не ожидал, так это тог, что его театральное закатывание глаз и насмешки могут оказаться правдой. — Да уж. Ну что, давай, рассказывай. Четко и по делу. — В общем, — Вова выглядел настолько растерянным, что Кащей едва подавил усмешку. Авторитет универсамовских, да уж! Скорее похож на нашкодившего щеночка, чем на грозу Казани, — мы когда тебя… ну… отшили… не прав был я. И мы это… видак сперли у одного мужика. Салон открыли. Кто ж знал, что мужик этот под домбытовскими ходит! Те прознали про это дело, вот у нас сегодня вечером видак и забрали. Турбо по башке ломом досталось, хорошо хоть живой. Ну и вот. Они Айгуль с собой утащили, она в салоне была. Меня на стрелку Желтый позвал. Я думал, он нормальный окажется, а он… Вова замолчал. — Ну, — поторопил Кащей. Он уже понимал, что ничем хорошим дело не кончилось, но хотелось бы знать масштаб трагедии. — Желтый меня на колени заставил встать и извиняться заставил. Угрожал, что иначе Марату ухо отрежет, — уныло закончил Вова. Н-да. Три раза н-да. — И ты извинился, — ровно сказал Кощей. — Да. Это понятно, он и сам бы в такой ситуации извинился — Желтый на больное надавил, на младшего брата. Вопрос в другом, что Вова был дальше намерен делать. — Желтый сказал триста рублей принести, — Кащей присвистнул, — а я взял твой ствол, ну тот, что в сейфе, и поехал… разбираться. А там… в общем, один парень их, Колик, не по-людски с Айгуль поступил. Пока все ушли на стрелку, они там одни остались. Желтый сказал, что отшил Колика, но ей-то что от этого? — Что значит «не по-людски»? Кащей уже догадывался, о чем говорил Вова. Но, несмотря на свои предположения, ему надо было знать наверняка. Как он сможет решить проблему, если не видит всю картину? Вова замялся. Поднял, наконец, глаза на Кащея, полные сожаления и вины. Его губы дрожали. — Плохо все, — выдавил он наконец, — изнасиловал. Кащей медленно затушил сигарету. Говорить вообще не хотелось ни разу. Но нужно. — Ты сказал, что не убивал. А что сделал? — Меня как с пистолетом увидели, так все разбежались. Я ранил Желтого в ногу. Как пелена перед глазами… не помню ничего. Как будто я снова оказался… там. Хотел башку ему прострелить за то, что извиняться меня заставил, за то, что с Айгуль случилось, но не стал. Глаза ее увидел. И о тебе вспомнил, ты говорил, что Желтый ровный пацан, подумал, к тебе пойду. Ты только помочь можешь. Костя! — Помоги, значит! Вова, а ты не офигел? Офигевать не на-а-адо! Ты, Вова, беспредельщик! Упер видак, даже не узнав, под кем дядя этот ходит. Помню его, кстати, на Маленькой живет. Так еще ты и девчонку посадил за ним смотреть. Девочку маленькую! Ты в своем уме вообще? На стрелку поперся с Желтым, его самого чуть не грохнул. Чистого человека, между прочим! — распалялся Кащей. Он сам не знал, откуда у него выскочил этот «чистый человек». Желтый был точно таким же, как и другие старшие, разве что жил больше по законам и понятиям, чем сам Кащей. — Он так-то нормальный мужик в принципе. Ну молодец, Вова, че. Слушай, дорогой, что ж ты не всех пристрелил там, а? Патронов жалко? Вова только виновато смотрел себе под ноги. — Он меня заставил извиняться… и с Айгуль… ну это. — Ты не в Афгане, Вова! Вот ты что сделал вообще! Айгуль-то не он изнасиловал, але! — Да я понял, понял, но тогда на эмоциях голова не соображала. Костя, ну ты же понимаешь… — А как беда случилась, так сразу Костя, — проговорил он медленно, -чуть что, так сразу я. Было очень жаль Вову, но в равной степени он ощущал раздражение на его непередаваемую тупость. И как этот кекс выжил в Афгане-то? — Да я знаю, что виноват. Хочешь, сам перед тобой на колени встану. Помоги только. Что с Айгуль делать, что с Желтым… в душе не знаю, — голос Вовы устало дрожал. — Зато я знаю, — мрачно отозвался Кащей, — в «Снежинку» поедем. И ты будешь делать то, что я скажу. Так. Нафи-и-ис! Жена вышла к ним бледная, взволнованная. Явно слышала что-то, а если нет, то потом он ей пояснит — что нужно, конечно. Но она и так уже имеет представление об умении Вовы думать наперед, точнее, об отсутствии такого навыка. Может, уже и сложила у себя два плюс два. — Да? — Мы с Вовой сейчас уедем ненадолго. Решить один вопрос надо. Ты с Айгуль посиди, смотри, чтобы ничего с ней не случилось. Она… плохо все, — говорить об этом было так же больно, как и Вове. — Да я поняла, — грустно кивнула Нафиса, — уж тут я справлюсь, все хорошо будет. А ты… вы как… — Все будет в ажуре, — Кащей быстро чмокнул ее в щеку, вставая. — Пистолет возьми, — шепнула она ему на ухо. — Ну молодец же. Возьму, не беспокойся. А ты смотри, никому не открывай. Пусть хоть гимн под дверью орут, не открывай. И свой ствол поближе держи, пока нас не будет, — Кащей был уверен, что ничего с ней не произойдет, но кто же знает, каких еще делов Вова успел наворотить, — давай, отдыхайте тут, пока нас не будет. Нафиса поцеловала его в ответ. Кащею ужасно нравилось, когда она вставала на носочки и вытягивала губы в смешную трубочку, чтобы его чмокнуть. Это было очень мило и по-детски. Как будто все нормально. Как будто они — обычные люди. Впрочем, наверное, она и была обычной… только очень переживала за мужа. Икону вон в квартире повесила, как переехала к нему — Кащей не возражал. Так-то он тоже в Бога верил, да и в тюрьме было время о многом подумать. Но женщины в целом больше склонны задумываться о таких вещах. Он бы и рад был о чем-то поразмыслить, вот только в последние недели не было никакой возможности для этого. А сейчас ему надо было Вову вытаскивать из его личного ада — и тех, кого Адидас едва ли не утянул за собой в эту черную дыру. Когда они заходили в «Снежинку», Кащей сильно сомневался, что Желтый еще там. Сколько прошло, полчаса? Уж наверняка супера его отвезли в больницу, хотя это и могло быть рискованно. Как оказалось — нет, никто его не забрал. Просто перетянули ему жгутом ногу, да и оставили лежать. Вот чего у Желтого было не отнять — так это неторопливости. Надо ему было обстоятельно обо всем подумать. Хотя, по здравом-то размышлении, о чем тут еще думать? Пулю вынимать да и дело с концом. Если не получится, тут уж либо в больничку ехать, чего делать не хотелось, ну или Люде звонить, она вроде как медсестра бывшая. Кащею пришлось употребить все свое красноречие и дипломатию, чтобы уговорить разозленного — что логично — Желтого хотя бы не в этот же день пытаться пристрелить Адидаса. Костя знал, что надо отвлечь человека какими-то текущими и очень важными делами. Например, вытащить пулю. Да заодно пусть Желтый посмотрит, как Вова бегает, словно мальчик, по поручениям Кащея, то воды принести, то пинцет здоровенный нашел у них в «Снежинке» — мол, у меня все под контролем, вопрос с Вовой решу, ответит. Но и ты ему вреда не причинишь. Вот так они вопрос и решили. Пока пулю доставали — вернее, доставал Кащей, Вова просто держал Желтого и даже бормотал что-то в духе: «да я не то хотел», «тут… это самое». Вот обычно же вполне красноречивый парень. А как устроил беспредел, так сразу и дара речи считай лишился. Ну красота, что сказать. Хорошо хоть выстрелил не всерьез, так, для разогрева, застряла на самом краешке. Кащей пока обдумывал ситуацию, понял, что так просто от Желтого они не отделаются. Он все равно будет добиваться если не справедливости, то мести. А вот если он увидит не Вову-беспредельщика, а искалеченного Афганом парня, то, возможно, и посмотрит на ситуацию иначе. Да подскажет заодно, где отшитого Колика искать — вот за Айгуль ответить ему придется. Решение пришло в голову неожиданно. — Желтый, у меня к тебе деловое предложение. Ты с нами поедешь, ко мне. Посмотрим за тобой, чтобы рана не загноилась. Помнишь Нафису? Она аптечку такую купила, там есть все на свете. Вова Айгуль родителям отвезет. А мы ситуацию обкашляем. Понятно, что в обычном своем состоянии Желтый послал бы Кащея по известному адресу, но сейчас он был слишком слаб, и потому только слабо кивнул, даже не возражая против того, чтобы Адидас помог ему залезть в машину. Сам Кащей, пользуясь временным затишьем, тщательно обдумывал план действий. Он вписывался за Вову по двум причинам: после Афгана тот стал ожидаемо, но все-таки болезненно нервным, того и гляди устроит беспредел похуже текущего. И, во-вторых, Вова все еще оставался его другом. Да, предал. И дружбу их, и пацанов своих по сути подставил — руководил ОПГ меньше недели, и уже привел к коллапсу то, что Кащей сохранял в течение нескольких лет. Но Кащей не хотел так быстро отказываться от него — дурного, глупого, но все же своего. Не готов он был сейчас бросать своих. Простить? Это пока неизвестно. Но, оставь он Вову без помощи, тот либо перестреляет нахрен еще кого-то, либо вздернется на ближайшем столбе. Не был Кащей настолько жестоким. Однако расслабленно выдохнуть Костя смог только тогда, когда, вернулся домой, отправив Айгуль с Вовой к ее родителям. Еще в машине они обсудили с Желтым, что все будут молчать про изнасилование, а родителям девочки ничего не нужно знать. Айгуль, которая немного прониклась к Нафисе доверием, поведала, что родители у нее строгие и интересуются только мнением общества. То, что происходит на самом деле, их мало волнует. Такой позиции «а что люди скажут» Кащей не понимал, но повидал подобного на своем веку немало. Нафиса пообещала, что завтра зайдет проведать Айгуль — не домой, так в школу. Они рассудили, что женщину ее родители скорее всего не прогонят сразу, а хотя бы, всего скорее, пустят на порог. Тем более женщину на вид приличную. Вова клятвенно пообещал, что довезет принцессу в целости и сохранности до дома, а потом, не распространяясь о последних событиях, вернется к себе. И Марату накажет строго-настрого, чтобы тот держал язык за зубами. А потом они с Кащеем поговорят. Крепко так поговорят. — Ладно Маратка без мозгов, девчонку свою посадил за видак отвечать, мелкая тоже не понимает, но Вова-то… ему, походу, в Афгане последние мозги вышибли. — Кость, — строго прервала его Нафиса. — А что, я не так что-то говорю? И я же просил, называй меня по имени только наедине, — Кащей выразительно кивнул в сторону маленькой комнаты, в которой разместился Желтый. Девушка вздрогнула всем телом, как от удара. — Я думала, вы друзья с ним. — Не-а, — Кащей невесело усмехнулся, — скорее хорошие знакомые. Нафиса задумчиво посмотрела на Кащея, но промолчала. Знал бы он наперед, как потом ему аукнется это молчание! Хотя что бы он сделал? Сделать было решительно ничего нельзя. Но — это потом. А сейчас, после того, как жена быстро застелила диван, она с помощью Кащея постаралась обработать рану. — Извини, что доставил вам неудобства, — негромко сказал Желтый, когда Нафиса обрабатывала антисептиком кожу и начала бинтовать. — Пацаны не извиняются. Это только женщинам извиняться положено, — не удержалась она от шпильки. Кащей, который набирал обезболивающее в шприц, только хмыкнул. Поговорим наедине, красотка. — Да нет, — Желтый поднял на нее измученный болью взгляд, — вот перед женщиной я извиниться могу. Это запросто. Перед мамой, сестрой. — У тебя есть сестра? — Да, Наташа. Хорошая девчонка, медсестрой работает. Пока Нафиса вежливо улыбалась, Кащей соображал. Он слышал краем уха про то, что Вова замутил с какой-то медсестричкой с кудрями, как у барашка. Если это в самом деле Наташка, то Желтый положит на все их договоренности и точно открутит голову Адидасу. А с другой стороны — может, и нет. Зависит от того, насколько самой Наташе нравится Вова и будет ли она на его стороне. Укол Желтому Кащей ставил сам — нечего супруге чужие голые ляжки разглядывать. На мужа пусть смотрит. Одежду дал свою, благо размер почти одинаковый, разве что Желтый чуть повыше будет да пошире в плечах — ну чисто шкаф. По нему и не скажешь, а так-то очень интеллигентный человек. Ладно Пушкин там, Толстой, Достоевский — их, наверное, все читали. А этот цитировал каких-то писателей или философов, вычурные фамилии которых Кащей сроду не слышал. По крайней мере, Желтый своим умом активно пользовался, а вот Вова так и оставался наивным и где-то даже дурачком, с щемящей горечью подумал Кащей. Нафиса тем временем принесла с кухни воды и еще три таблетки аспирина. Многовато, но, насколько знал сам Костя, Желтый к физической боли не особо привычен. Это не Адидас вам, который, при всей интеллигентности его семьи, после Афгана на голой земле с ранением в плечо может дрыхнуть. И не Кащей, который чего только не повидал и не испытал. Тут привычка нужна, а ее у Желтого не было. — Если тебе будет нехорошо, зови, у нас еще есть, — сказала Нафиса, выходя из комнаты и предусмотрительно оставляя открытой дверь. Кащей не удивился, что она по-человечески сочувствовала Желтому. Но так-то они сделали все, что могли. Хуже ему стать не должно было, устроили, можно сказать, с максимальным комфортом, разве что водки не налили, но ее с лекарствами мешать нельзя — это жена вычитала где-то. Сам Кащей считал, что можно, но он такими большими дозами обезболивающего и не закидывался. А пес его знает, может, и правда нельзя, сейчас рисковать не стоит. Желтый выглядел настолько измотанным, что дергать его сейчас разговорами было бы неразумно. Лидер Дома Быта был бледным, с синяками под глазами и как будто осунувшимся лицом, поэтому, оставив его отдыхать, они тихо ушли в спальню. Не любил Кащей сложные разговоры на ночь, ой как не любил. Но делать нечего. Ждать в том случае, когда промедлить нельзя, было еще хуже. — И что это было? — спросил он. — Что? А ведь правда не понимает. Смотрит внимательно, но будто не соображает, в чем дело! — Что за дела с извинениями? Это я тебя вынуждал извиняться? — Нет, но… — Нет и сразу «но»! Ты в следующий раз думай, на что намекаешь. Такими словами не бросаются. — Как и твоим именем? Им тоже нельзя бросаться? — Вот оно что, — Кащей покачал головой, — а что ты ожидала услышать? Я должен поддерживать авторитет, и ты знала, на что шла, когда согласилась со мной жить. Авторитет заработать очень трудно, а потерять его можно за минуту. Видела, что с Адидасом случилось? Вот тебе пример. А он ведь когда-то уважение имел! Так что понимать надо. Поняла? Он замолчал и выразительно посмотрел на нее. — Да, — ответила Нафиса бесцветно. Кащей знал, что она отходчивая, как и большинство женщин. Все будет нормально. — Я просто подумала, что имя… что это будет нормально. Желтый же не враг нам. А как, кстати, его зовут? — Желтого? — искренне удивился Кащей. — Да. Или мне нельзя это знать? Поскольку различать ее интонации он научился до мелочей, Костя мог бы уверенно сказать, что интерес на сей раз был искренним, без подколов. — Э-эй! Желтый! — весело прокричал он, на мгновение забыв, что хотел дать ему отдохнуть. — Чего тебе? — донеслось негромко из комнаты. — Тебя как зовут, Нафиса интересуется, — засмеялся Кащей. Он-то знал, конечно. Но отказать себе в поводе посмеяться, не мог и не хотел. — Вадим. — Очень приятно, — Нафиса уже успела встать и даже заглянула к Желтому, чтобы не кричать через всю квартиру, — красивое имя. Кащей, который тоже подошел к ним, поймал смущенный и как будто пришибленный взгляд Вадима поверх головы жены. Он знал это выражение — точно так же он сам смотрел на нее, наверное, когда Нафиса сказала, что у него красивое лицо. Кащей не был идиотом. Он понимал гораздо больше, чем говорил. Просто предпочитал не задумываться. И сейчас, когда Нафиса забралась с ногами на кровать и уткнулась в своего Наполеона — она читала какую-то книжку про Бонапарта, ну что поделать, у каждого свои интересы — Кащей взглядом выхватывал отдельные фрагменты. Вот белая майка, плотно закрывающая все соблазнительные изгибы ее тела, отчего Нафиса казалась ему еще более привлекательной. Штаны синие. Заправленные за уши короткие волосы, новая стрижка ей очень шла, открывала вид на шею. Какие-то писатели любили употреблять слово «беззащитная», описывая шею. Нет, Кащей бы так не сказал. Обычная такая шея. Не лебединая, не беззащитная. Ну так что ж? И серебряное тоненькое кольцо. Серебро ей очень шло. Кащей редко задавался философскими вопросами, но сейчас, глядя на молодую жену, не мог игнорировать настойчиво бьющиеся в голову мысли. Такая нежная, такая строгая и чистая. Она так искала у него защиты, не понимая, что ищет не у того и не там. Вон в соседней комнате лежит Вадим — может, он вообще подошел бы ей куда как больше. Справедливый, честный, интеллигентный опять же. Готов пожертвовать собой ради правильной цели, это Кащей тоже знал. И если уж его имя показалось Нафисе красивым, возможно, она бы увидела и красоту его души? Поторопилась принцесса выйти замуж за него. Ой как поторопилась. Станет теперь Василиса Прекрасная вечной пленницей в замке Кащея — ей не уйти от него и не спрятаться. Нравилась ему эта чистота в ней. Нафиса могла позволить себе быть честной и непорочной, по крайней мере, пока. Как бы Кащей хотел, чтобы он всегда мог любоваться этой красотой души! У него ведь тоже была душа. И больно было именно из-за того, что Вова, хоть и раскаивался, говорил тогда на сборе искренне: он не уважение имел в виду. Вовсе не уважение. Он отказывал Кащею в праве считаться человеком. Мол, я-то не ожесточился, я-то человек, не то, что ты! Можно подумать, Кащей им не был. Даже самый отъявленный мерзавец чувствует себя не подонком, а в глубине души нормальным, добрым человеком, пусть и может заблуждаться на свой счет. — Интересно? Кащей забрался на кровать с ногами, Нафиса заложила книгу пальцем между страниц, улыбнулась. — Очень. — Ой, не знал, что у тебя имперские замашки. — Да просто про Наполеона интересно. В институте такого не рассказывали. — О чем? Что у него любовниц было дофига и больше? Это я тебе и без институтов всяких скажу, — коротко хохотнул Кащей. Сам-то он высшего образования не стал получать, решив, что ему оно не надо. — Ну тебя, — хмыкнула Нафиса, — я остановилась на его египетском походе. Неутомимый человек, хочу я сказать. — Слушай, а ты когда ко мне пришла… почему не к Желтому? Кащей спрашивал вроде бы в шутку. Улыбался открыто и при этом лукаво, лежал на животе, подперев подбородок рукой, всем видом выражая веселость и интерес. — Да что ж такое, — Нафиса включилась его в игру, нахмурилась напоказ, — ну нет на моей улице общей границы с Домом быта, вот в чем дело. К кому, к Кинопленке идти? Они тоже далеко. А с Чайниками сам знаешь, что было. Прохода не давали… А если серьезно… — Давай. — Вот Желтый, — Нафиса мотнула головой в сторону маленькой комнаты, — хороший вроде человек. Много хороших вообще-то. Но где я найду второго такого, как ты? Что-то было в ее словах такое, что заставило сердце болезненно сжаться. Кажется, ровно в эту секунду Кащей понял, что любит ее. Любит, и знает, что потеряет — нет, не физически. Он постарается уберечь ее от опасностей жизни, но для этого ей неизбежно придется погрузиться в ужас и боль его мира. С этой же опасностью столкнется милая Айгуль, с этим придется столкнуться Наташе, сестре Желтого, даже если она и не встречается с Вовой. И его царевне тоже придется. А вот удастся ли ей сохранить ту доброту души, которая в ней есть? Пока есть, несмотря на обрез на прикроватной тумбочке. Не сделал ли он хуже? Сердце болезненно защемило. Кащей знал, что, возможно, он тот, кто спасет ей жизнь. Или уже спас. Но стоило ли оно того? Конечно, стоило, конечно… просто, наверное, в один момент будет очень тяжело увидеть, что ее взгляд теперь нежный — но слишком наигранный. А в самой своей глубине и сути — жестокий и безжалостный. Справился бы с этой задачей Желтый? Этого Кащей не знал. Зато прекрасно понимал, что такие философские размышления до добра не доведут — Адидас уже дофилософствовался со своими идиотскими понятиями о благородстве. И куда его это завело? Пока никуда, Кащей же рядом. Но так будет не всегда, и рано или поздно, и скорее рано, Вова огребет по полной. — Хорошо. Но в следующий раз дважды подумай, о чем говоришь и что мне предъявляешь. Лады? — уточнил Кащей, сосредоточенно глядя Нафисе в глаза. И она, умница, поняла его бдительный взгляд правильно. Промолчала, хотя видно было, что хотела что-то начать ему высказывать. Вообще не было никакого смысла сейчас на нее давить. Но страшно признаваться самому себе, что он привязался к Нафисе. Нельзя привязываться. Даже к жене. Не они такие — жизнь такая, по крайней мере, Кащей всегда так успокаивал свою совесть. И очень успешно — она его почти никогда не тревожила. А в их семье должна быть четкая иерархия, и не потому, что ему не нравится, когда женщина что-то решает. Нет, ему глупая кукла не нужна, в качестве супруги, уж точно нет! Но авторитет может быть только один. И властью своей он делиться не намерен. Нафиса хотела получить покровительство? На здоровье, она его приобрела. А вот властью он не будет делиться никогда. Разве Кащей мог знать, что через много лет делиться все-таки придется?