Бесы во мраке

      Осаму не помнил, как уснул. Он даже элементарно не помнил, как оказался в своей постели…       Раннее утро. Только проснувшись, Дадзай почувствовал, как во всём его теле разливается тяжесть. Нехотя он открыл глаза. Слабые лучи солнца еле пробивались сквозь стекло в оконной раме. Осаму привстал на одном локте, дабы убедиться, что Чуя спит. Тот на самом деле спал, лишь иногда переворачиваясь с боку на бок. Дадзай, всё ещё ощущая проклятую тяжесть, снова рухнул в кровать. Часы на тумбе показывали всего семь утра. Дадзай не привык вставать в такую рань.       Осаму хорошо помнил, что было вчера. Конечно, можно все вчерашние происшествия просто списать на дурацкий сон, но… сломанная рука, отдающаяся во всём теле боль и левый перевязанный бинтами глаз доказывали совсем обратное. На самом деле, парню было жаль, что всё так произошло вчера. Он не любитель происшествий, и вот это всё жуть как раздражает. Наверное, Осаму было так паршиво не из-за убитого Миши и даже не из-за пострадавшей психики Сигмы, а из-за своего травмированного тела. Раненный глаз и сломанная рука отдавали ощущения сильной, жутко неприятной боли.       Выйдя из положения лёжа и усевшись на кровать, он положил руку на лоб и запустил её в волосы, чуть сжимая пряди. Он оглядел комнату и нахмурился. Настроения у него не было от слова совсем, а тут ещё и солнце заглядывало в окна: явно не та картина, которую хочет видеть перед собой человек, предающийся унынию. В какой-то момент взгляд Осаму метнулся к Чуе.       — Эй, спишь?.. — вполголоса позвал Осаму.       На что ответ последовал отнюдь не сразу:       — Нет, не сплю… — пробормотал Накахара, повернувшись к шатену лицом.       — Не похоже это на тебя… Обычно ты просыпаешься около десяти или одиннадцати. Тоже не даёт покоя то, что произошло вчера?       В ответ Дадзай получил лишь молчание, но даже так было понятно, что ответ положительный. Вдруг послышался чей-то голос, а за ним последовал и хлопок двери. Дадзай предположил, что Ода разговаривал по телефону, а после снова уехал в город.       Дадзаю не понравилась неразговорчивость соседа, потому он решил прервать молчание:       — Знаешь, Чуя… Согласись, нам повезло, что тот врач отпустил меня, не так ли?       — Мгм… мне было бы лучше без тебя, — проворчал Чуя, на что Осаму закатил глаза, — но да, повезло, наверное… Повезло, что он связан с Портовой Мафией.       Осаму молча кивнул, а затем снова лёг и повернулся лицом к стене.       — Хаххах… Ты так умолял его отпустить тебя домой… Почему тебе не нравятся больницы? — всё же решил продолжить этот странный разговор Накахара.       — Там настолько неуютно, аж тошно становится… Сам знаешь, я не один раз оставался там. А если ещё какие-то соседи по палате… тогда всё в разы хуже, — нехотя ответил Осаму.       — Ой-ой, пережил бы, — съязвил в ответ Чуя.       Скрепя сердце Дадзай встал с кровати и куда-то пошёл. Чуя же только недовольно фыркнул на это и продолжил дальше лежать. Дадзай накинул на себя чёрное пальто из прихожей и быстро обулся. Вот уже слышится хлопок входной двери. Уверенно шагая, парень устремился точно к берегу. Там он планировал немного развеяться. Придя в место назначения, он встретил знакомую и почти уже родную личность. Фёдор. Приблизившись, Дадзай остановился возле него.       — Чего ты тут в такую рань стоишь? — изумился Осаму. Он никак не ожидал увидеть тут Фёдора.       — Да так, просто захотелось. А ты? — обратив внимание на пришедшего, ответил тот.       — Я проснулся, и... больше не смог уснуть. Да и Чуя ещё придирался...       — Ясно, — отрезал Достоевский. В воздухе повисло молчание.       У Дадзая от этого создавалось впечатление, что Фёдор совсем не рад его видеть. Даже появилось желание уйти отсюда прочь, но... он всё же остался.        Осаму медленной походкой подошёл за спину Достоевскому и обнял его, слегка обхватывая здоровой рукой шею. Фёдору такой жест не понравился, но он всего-лишь попросил:       — Не трогай шею... Отпусти меня.       То, что Осаму удивился, ничего не сказать. Он знал, что Фёдору не нравятся прикосновения, но... Они ведь обнимались во сне. Дадзай это помнил, точно помнил. Но всё же просьбу он выполнил. Рука медленно сползла с шеи Фёдора, и вскоре сам шатен встал на своё место, сбоку от Достоевского.       — Может ли быть такое, что наши физические ощущения в реальности отличаются от них же в тех снах? — задал такой вопрос Осаму, пытаясь подтвердить свою теорию.       — Что ты имеешь ввиду? — ответил вопросом на вопрос Фёдор, дабы понять смысл того, что сказал Осаму.       — Эх... имею ввиду, мой дорогой Достоевский, что во снах ты был более... общительным? тактильным? Хотя даже не в этом суть... У тебя была реакция на мои прикосновения совсем другой... — со вздохом, делая иногда небольшие паузы, сказал Дадзай. В голосе его читалась некая грусть.       — Да... — с задумчивостью ответил тот, — тогда, насколько помню, я не чувствовал почти ничего...       — То есть ты хочешь сказать, что я прав? И... получается, что весь этот физический контакт, всё, что должны были чувствовать наши тела... Во снах мы этого просто не чувствуем, да? — уже с интересом спросил Дадзай, желая услышать подтверждение или опровержение его догадкам.       — Это вполне возможно, Осаму. Но эти сны мне кажутся настолько странными... — Достоевский подставил руку под подбородок, рассуждая.       — Но ведь они больше не посещают нас, разве нет? — уже с ехидной улыбкой на лице сказал Дадзай, протягивая Фёдору руку. — Приглашаю Вас на танец!       На первую фразу Фёдор лишь молча кивнул. А вот после приглашения на танец он внимательно оглядел Дадзая с ног до головы, особое внимание уделяя подвязанной руке в гипсе. Смотрел на неё пристально, а затем с насмешкой выдал:       — И что же можно станцевать, имея при себе только одну здоровую руку? — переглянувшись с оппонентом, сказал он.       Дадзай на секунду задумался, ведь он правда не знал ни одного парного танца, в котором хватило бы и одной руки. Но эту фразу он принял как согласие (хоть и вовсе не ожидал, что Достоевский согласится). Вальяжно, будто на подиуме, парень подошёл ещё ближе к Фёдору и аккуратно провёл здоровую руку ему за спину. Левая рука устроилась на талии. Осаму с усмешкой посмотрел в аметистовые глаза. Достоевский тяжело вздохнул, понимая, что ему точно не отвязаться от этого японца. Он расположил левую руку на плече Дадзая, а правой неизбежно пришлось обхватить его спину.       — Я ведущий, — немного приглушённо проговорил Осаму.       На это Фёдор пассивно-раздражённо закатил глаза, но ничего не ответил —лишь кивнул головой. Шатен начал медленно кружиться, партнёр подхватывал ритм. Было вообще непонятно, что именно они танцевали... То ли танго, то ли вальс... Учитывая сломанную руку Дадзая, Фёдор вообще не понимал, какого чёрта он пригласил его на танец. Да и, впрочем, было странно не только из-за «отсутствия» одной руки Дадзая, но и также то, что они — двое парней (что вообще не традиционно, учитывая, что это парный танец) — танцуют что-то непонятное, кружась, шагая туда-сюда по траве, на бережке озера в каких-то там кедах да ботинках.       — Скажи мне, ты всегда приглашаешь непонятно кого на танец вне зависимости от обстоятельств и вот так вот спонтанно, да? — насмешливо спросил Фёдор, тонко намекая на то, что они совсем недавно говорили о другом, но Осаму резко сменил тему.       — Считай, что ты первый, кого я пригласил станцевать со мной, — подмигнул одним лишь единственным на данный момент карим глазом Дадзай. — Но нет. Считай это моим знаком внимания к тебе, ибо никто в жизни больше не интересовал меня так сильно, как интересуешь меня ты. К тому же ты не абы кто, а мой давний знакомый.       «Да, конечно... давний... То, что происходит в странных снах, тоже считается тем, что было наяву?» — подумал Фёдор, но мысли свои решил не озвучивать.       Как-то получилось так, что по ходу танца они начали подходить всё ближе и ближе к крайней части берега этого озера. Озеро это, до́лжно сказать, выглядело весьма чистым, как и сам берег (что удивительно). Вода в этом озере прозрачная. Ясным днём, словно глянец, отдаёт небесно-голубым оттенком. Сейчас только начало светать. Небо, окрасившееся в приятные пастельные оттенки розового, жёлтого и оранжевого, выглядело прекрасно и завораживающе. Красота рассвета идеально отражалась на воде. Что же о береге, то от него шёл небольшой деревянный рыбацкий мостик. Мостик этот выглядел совсем новёхоньким, как будто только недавно поставили. Сам берег над водой возвышался всего в метр.       В ритме этого странного гибридного танца парни были уже совсем близки к воде. Находились они на той части берега, что была ближе к мостику, но в то же время далеко от него. Дадзай неаккуратно склонил Фёдора над водой. Это, на самом деле, был очень глупый поступок, ведь всего одной рукой тело он еле удерживал. В итоге Достоевский чуть было не упал в воду. Он вовремя понял, что падает, и рефлекторно, с неподдельным испугом на лице, отскочил на берег, несильно оттолкнув шатена от себя. Но и этого, увы, хватило, чтобы Осаму не удержал равновесие и упал в воду. Парень сразу же стал плыть наверх, несмотря на то, что его, словно камень, тянуло на дно. Наверное, было бы правильней для него самого не рваться к жизни, а просто ничего не предпринимать, падая на самое дно и захлёбываясь, но... Из-за нехватки воздуха горло довольно сильно и неприятно давило изнутри.       Сквозь прозрачную воду озера было отчётливо видно, как этот бедокур выбирается, барахтается ногами и цепляется за края мостика. Фёдор уже сидел на бережку, покрытом травой, наблюдая за этим зрелищем с почти безразличным видом. На самом деле, он в этом видел что-то забавное и наблюдал с интересом (прекрасно зная, что Дадзай не утонет).       Наконец, Осаму ухватился левой рукой за выпирающую доску мостика. Нужна была вторая рука, иначе вообще никак не выбраться. Но забинтованная и зафиксированная к шее сломанная правая рука была абсолютно бесполезна и ничуть не помогала залезть на сушу.       — Тебе помочь? — уже устав следить за жалкими попытками Осаму выбраться из воды, предложил Фёдор. Сказал он это, скорее, с нотками насмешки. Хитрое выражение лица это только подтверждало.       — О, так ты наконец-то догадался! А не видно? Помоги мне вылезти, — явно раздражённо попросил Дадзай.       — Ой, да ладно тебе. Подумаешь, немного промок. Не умер же, — Фёдор подошёл к Осаму и, протянув руку, помог ему залезть на мост.       — Чёрт... Кх... У меня бинты намокли. Их же менять теперь придётся, — шатен придерживал вот-вот норовившую спасть повязку на глазу.       — А их разве не пришлось бы всё равно менять? И почему тебя вообще отпустили из больницы? — Достоевский сел на сырые от воды доски мостика, напротив Дадзая.       — Да, пришлось бы... Но я бы сменил попозже. Меня отпустил врач из медпункта. Я не хотел оставаться там... — парень снял пальто и откинул его на берег.       — Тот врач как-то связан с мафией в Йокогаме? — спросил Фёдор как-то неожиданно, плавно переводя тему.       — Да... но откуда ты знаешь? — Дадзай, скорее, был не удивлён, а заинтересован.       — Это была просто догадка, Осаму, — честно признался Фёдор, — но я даже не ожидал, что окажусь прав. И каким же образом тот врач знаком с мафией?       — Прямым. Раньше он был врачом, как и Мори. Но с мафии он ушёл всего год назад. Тот мужчина — близкий друг босса. Он до сих пор с ним поддерживает связь. Странно, я о нём вообще ничего не знал... Да и мужик этот, кажется, чисто русский. И это ещё больше удивляет, хахах...       Достоевский внимательно слушал. Дадзай не знал, сколько на самом деле времени прошло с того момента, как он пришёл сюда. Парень примерно предполагал, что сейчас около десяти утра. И впрямь: солнце уже ярко светило над головой, небо чисто-голубое, и воздух, пропитанный влагой ещё с ночи. Дадзай замолчал. Фёдор ничего не отвечал. Осаму с интересом смотрел в его прекрасные фиолетовые глаза. Было что-то в них красивое, интересное и загадочное.       — Знаешь, Фёдор... у тебя глаза такие... — на секунды две он умолк, пытаясь подобрать правильное слово, всё также пристально вглядываясь в глаза Достоевского, — необычные...       — Пожалуй, соглашусь. И правда необычные, — вдумчиво ответил тот.       В этот момент послышался зовущий крик Чуи. Дадзай тяжело вздохнул, понимая, что ему придётся вернуться домой. Он уже стал идти в направлении жилища, но тут вдруг вспомнил что-то важное. Осаму повернулся обратно, в сторону озера. Задал он довольно странный вопрос:       — Почему же ты не позволил себе упасть в воду? Это странный вопрос, я знаю... Понимаю, что, возможно, испугался за свою жизнь. И всё же...       Фёдор ничего не ответил. Он лишь вытащил из нагрудного кармана своей рубашки фотографию и демонстративно поднял её чуть выше, на уровень глаз собеседника. Фотография была небольшая, квадратная. Фёдор внимательно смотрел на это фото. Дадзай содержимое фотографии не увидел, так как повёрнута к нему она была белой, чистой стороной. И всё же он увидел. Фото из-за солнечных лучей просвечивалось. Осаму рассмотрел силуэт женщины. Было понятно, что Фёдору эта женщина (была), возможно, дорога. Он боялся, что фотография испортится, если намокнет. Вглядываться в силуэт Дадзай не стал, понимая, что не стоит.       Чуя снова позвал его. Снова, и в этот раз ещё громче. Дадзай быстрым шагом направился в сторону своего пристанища, напоследок сказав: «Ещё увидимся, Фёдор» и помахал рукой. Достоевский же ничего не ответил, лишь молча кивнул.

***

      Накахара встретил шатена у самого порога. Выглядел рыжий крайне раздражённо, сильно хмурился. На вопросы, какого чёрта он мокрый и как вообще оказался в воде, Осаму отвечал, что случайно свалился. Отчасти это было правдой: не сам же он туда прыгал... Чуя ожидал услышать что угодно (даже то, что Дадзай пытался утопиться), поэтому такой простой ответ его довольно сильно удивил.       Осаму переоделся. У него не было в шкафу каких-то блуз или чего ещё с длинными рукавами, поэтому пришлось надеть простую футболку. Рукава, само собой, были короткие, из-за чего хорошо видны и старые, и новые бинты на левой руке. С наложением повязки на глаз и гипса на правую руку помог Чуя. По идее это должен был сделать Ода и к тому же позже. Однако дома, кроме них двоих, никого не наблюдалось, и Накахаре хочешь не хочешь пришлось брать на себя эту обязанность.       Дадзай лежал на своей кровати, завалив ногу на ногу. Был он в комнате один: Чуя вышел на улицу. Осаму просто смотрел в потолок и скучал. Неожиданно послышались стуки в дверь. Осаму нехотя встал с кровати и побрёл открывать, думая, что там Чуя. Какого же было его удивление, когда на пороге своего дома он увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть: Фёдора.       — Возьми. Ты оставил на берегу, — Достоевский протянул ему насквозь мокрое чёрное пальто.