После испытаний

      Нейд не понимал, насколько Коррибан растворился в крови и стал частью его самого, пока не провёл на Сволтене несколько дней. Та жизнь, что он по привычке называл нормальной, теперь казалась странной, чужой и незнакомой. Когда Нейда забрали в Академию, он старался не плакать, чтобы хоть так поддержать маму, которая и так была на грани истерики. Мужественно улыбался ей, гладил по волосам и заверял, что обязательно вернётся. Семья будет им гордиться! Он станет первым ситхом в роду! Нейд и сам пытался в это верить. Глупый, наивный домашний мальчишка, выросший в любви и заботе… Что он тогда знал?       Первый год на Коррибане показался вечностью, но потом дни даже не полетели — побежали. Подъём на рассвете, огромная столовка для послушников, очень много учёбы по школьной программе, изнуряющие тренировки на жаре, медитации, вечная грызня с группой, попытки не свихнуться и стремление выжить во что бы то ни стало… Оказалось, Нейд настолько привык к такому образу жизни, что теперь никак не мог перестроиться. По привычке он вскакивал на рассвете по коррибанскому времени, силясь понять, почему проснулся не в казарме и почему за окном глубокая ночь. Забивал свой день тренировками, без которых уже не представлял себя, и изучал дополнительную информацию о Дромунд Каасе и Дарте Марре. Если бы не родители, которые тормошили его, заставляя выходить из дома, гулять и встречаться с родственниками, Нейд бы, наверное, так и провёл весь отпуск в своей комнате.       Иногда он отрывался от своих занятий, чтобы перевести дух, и непременно натыкался на шкаф с бережно убранными в него детскими игрушками. Тогда Нейд растерянно качал головой, силясь вспомнить то время, когда у него было детство. Когда он мог делать то, что хотел, а не то, что нужно. Кажется, простые люди так и живут… Проводят время с друзьями и любимыми, развлекаются, ходят в рестораны, работают, путешествуют… А он? А он давно выпал из той жизни и не знал, есть ли путь назад. С Наирой был. Без неё… Скорее нет.       Мама, которая первые дни порхала от счастья и щебетала над Нейдом, как заботливая птичка-певун над своим птенцом, всё чаще смотрела на него задумчиво, с тревогой в глазах. Даже морщинка между бровями появлялась, выдавая её беспокойство. Кажется, мама начала понимать, что к ней вернулся не совсем её мальчик. И дело даже не в том, что Нейд вырос. Просто… Сейчас он не мог и не хотел откровенничать с родителями, боясь, что окончательно сорвётся. Первые восторги от встречи улеглись, и теперь мать с отцом силились понять, кто же перед ними. А Нейд дежурно улыбался и заверял их, что у него всё в порядке и ему всё нравится. Правда нравится… Мама с чего-то решила, что Нейду теперь тесно в их квартире, да и вообще не по статусу, ситх же! На это Нейд только отмахнулся. Видела бы семья его казарму и сколько «своего» у него там было. Да, со временем он точно купит родителям хорошее жильё, но не потому что ему стыдно за место, где он вырос, а потому что хочет родителям самого лучшего.       А уж мамины пирожки! По ним он действительно скучал. Ни один дроид-кулинар, ни один кухонный процессор так не готовил! А мама начала печь каждый день, радуясь как ребёнок, когда Нейд уплетал за обе щеки и искренне благодарил. Тогда мама даже на время забывала, что сын какой-то не такой. Может, ей и вовсе это привиделось? Нейд искренне надеялся, что вскоре она совсем успокоится.       Сказать по правде, сложнее всего после возвращения было общаться с семьёй. Они так радовались, так гордились им… Не хотелось омрачать эту радость и разубеждать их. Кажется, уже весь дом знал, что Нейд Айген вернулся ситхом, да ещё учеником Дарта Марра. Какие-то смутно знакомые люди вежливо здоровались с ним и почтительно кланялись, от чего мама всегда трогательно краснела, а отец гордо расправлял плечи. Да, это их сын!       Поэтому Нейд дежурно улыбался на очередные приветствия и позволял родителям насладиться всеобщим восхищением и вниманием. Пусть их… Сложнее было держаться внутри семьи. Отвечать на расспросы так, чтобы не рыкнуть, не обидеть. Удовлетворять любопытство Антара рассказами о жизни в Академии, о подготовке, о приобретённых способностях. А ещё не чертыхаться от почти религиозного страха Лоры, жены Антара, который она испытывала перед ситхами. Даже если эти ситхи обрели свой статус всего неделю назад. Только малышка Ферра ни о чём не спрашивала и ничего не боялась — она просто лопала вкусняшки и визжала от восторга, когда Нейд подкидывал её вверх Силой. Кажется, ей искренне нравился новый дядя, он ведь такой необычный!       Но родителей обмануть оказалось гораздо сложнее, чем думал Нейд. Иногда мама заглядывала ему в глаза почти щенячьим взглядом. Только слепой не увидел бы в нём мольбу: «Расскажи мне, что происходит.» Да и отец однажды подошёл, чисто по-мужски хлопнув его по плечу.       — Сынок, если однажды захочешь поделиться тем, что тебя беспокоит, я всегда выслушаю и постараюсь помочь. Ты, конечно, теперь взрослый и ситх. Но это не значит, что я перестал быть твоим отцом. Мужские секреты и солидарность никто не отменял, а? — Инар Айген постарался облечь неприкрытую просьбу в шутку, и Нейд на это кивнул: понял, мол.       Но рассказывать о себе больше необходимого Нейд всё равно не собирался. Если бы… Если бы ещё Сила не решила иначе.

***

      Перри вскочила от резкого звука, пытаясь понять, что её разбудило. Рядом беспокойно заворочался Инар, и тут звуки повторились — надрывные всхлипы, стоны, а потом и вовсе протяжное, с надрывом, полное тоски и отчаяния: «Не-е-ет!». Сердце застучало быстрее, и Перри почти скатилась с кровати, нашаривая ногами в темноте мягкие тапочки. Она слишком хорошо знала, что такое кошмары, но Инар никогда не кричал во сне так громко и пронзительно — его сны о войне сопровождались тихими стонами и вздохами, и достаточно было слегка потолкать его, чтобы кошмары прекратились.       Крики повторились снова, и Перри пихнула мужа в бок. Если он спал спокой но, то всегда глубоко и так крепко, что можно было хоть петарды под ухом взрывать. Это всегда поражало Перри, которая с юности спала чутко, просыпаясь от каждого шороха, — особенно с тех пор, как родились мальчишки. А уж когда Нейда забрали в Академию, она и вовсе сон потеряла, часто засыпая лишь со снотворным. Казалось бы, теперь всё самое страшное позади, но Нейд вернулся тенью самого себя. И Перри могла поклясться чем угодно, что накануне испытаний он был совсем другим.       Пусть они не могли общаться часто, да и голосвязь не заменяла реального общения, но материнское сердце всегда подсказывало, всё ли хорошо у сына, или он пытается оградить её от своих проблем. Когда Нейд приехал домой, так и не рассказав, почему задержался и что за таинственные дела ему надо было уладить, Перри сына не узнала: бледный, осунувшийся, растерянный, замкнутый, и как будто не здесь. Разве так должен выглядеть человек, ставший учеником второго человека в Империи?       Инар тоже заметил, но супруги решили на сына не давить. Мало ли что там было на этих испытаниях. Нейд теперь взрослый, да ещё и ситх — сам должен решать, что рассказывать, что нет. Наверное, контроля ему и в Академии хватало, а от родителей он должен получить прежде всего заботу, тепло и поддержку. Но сейчас терпению Перри пришёл конец.       Инар наконец-то разлепил глаза и удивлённо спросил:       — Что?.. Пора вставать?       — Инар, Нейду кошмары снятся! Ты только послушай, что происходит! Да что с ним сделали в этой Академии?       Инар прислушался, нахмурился и сразу встал.       — Хаттова матерь! Надо разбудить парня!       — Ты как хочешь, но я больше не могу молчать и делать вид, что всё порядке. Явно же не всё. Надо разговорить Нейда, выяснить, что происходит.       Инар протянул ей халат:       — Попробуем. Мне кажется, он молчит, потому что считает, что ситхам негоже жаловаться и признаваться в своих слабостях. Трудно будет.       Перри накинула халат и поспешила в комнату сына.       — Идём. Там видно будет!       Но когда они открыли дверь, оба едва увернулись от пролетевшей мимо настольной лампы — она врезалась в стену в нескольких сантиметрах от них. Перри сдавленно охнула, поняв, что комната Нейда превратилась в зону стихийного бедствия: по воздуху хаотично летали самые разные предметы, будто бы попавшие в невидимый глазу ураган. А в центре этого урагана находился Нейд, который метался по кровати и продолжал кричать, не в силах избавиться от кошмарного сна.       — Надо разбудить его, иначе он всю комнату разнесёт! — воскликнул Инар. — Пригнись!       Перри инстинктивно рухнула на пол и оба, перемещаясь ползком и стараясь прикрывать головы руками, добрались до кровати, которая, будучи центром хаоса, оказалась самым безопасным местом в комнате. Перри схватила Нейда за плечо и потрясла:       — Сынок, очнись! Проснись, Нейд! Это просто сон!       В ответ Нейд что-то прохрипел и изогнулся дугой. Инар хотел прижать его к кровати, но не успел — тот вдруг молниеносно сел, и ни Перри, ни Инар не успели понять, как в руке сына вдруг оказался световой меч, которым Нейд тут же сделал резкий замах. При этом глаза его были открыты, но абсолютно пусты. Может, он и проснулся, но явно не соображал, где находится.       Перри взвизгнула и отпрянула, Инар тоже — и вовремя. Меч проткнул воздух там, где секунду назад находился бок мужа. И одновременно с этим все поднятые Нейдом предметы попадали на пол.       Перри снова вскрикнула и всхлипнула от страха. Кажется именно это привело Нейда в чувство. Он вдруг замер, тяжело заморгал, удивлённо разглядывая зажатый в руке включённый меч, а потом резко выключил его и отбросил с таким видом, будто тот его сейчас укусит.       — Мама?.. Папа?.. Что происходит?       Перри, размазывая по щекам слёзы, кинулась к нему и крепко обняла.       — Сынок… Наконец-то ты пришёл в себя! Мы так испугались!       — Простите… — Нейд сдавленно охнул. — Это всё я натворил? Я ничего не помню… Вы не пострадали?       — Всё в порядке, милый, не волнуйся.       Нейд отстранил её от себя и мрачно огляделся.       — Ничего не в порядке. Я мог вам навредить. Это всё Сила… Не надо было заходить, мам.       — Тебе приснился кошмар, ты громко кричал. Как не надо было? Да у меня сердце чуть не разорвалось! Мы с папой не могли оставить тебя одного. Я всегда расталкиваю Инара, если ему снятся плохие сны.       — Папа во сне не может причинить тебе вред. А я — могу. Всем вам могу… Я опасен.       — Не говори ерунды, Нейд. Ты не опасен. Просто тебе было плохо. — Инар сел рядом с ними на кровать с другой стороны.       — Не говори о том, чего не понимаешь, папа. Теперь я опасен, когда ничего не соображаю и не могу контролировать свою Силу. Раньше со мной такого не случалось. Обещайте мне оба. Если снова случится нечто подобное, вы ко мне не сунетесь. Ремонт в комнате я сделаю, а вы у меня одни. Поняли? Что бы ни случилось, какие бы звуки вы ни услышали — не заходите в комнату без разрешения.       — Нейд, послушай…       — Пообещайте!       Перри вздохнула и предупреждающе глянула на Инара:       — Хорошо, сынок. Обещаем. Но и ты пообещай нам кое-что.       — О чём ты?       — Мы не слепые, Нейд. Поговори с нами. Что с тобой происходит? Обещай, что не будешь скрывать от нас свои проблемы из каких-то глупых соображений, будто признаться стыдно. Мы — твои родители. Пусть мы не ситхи и мало что можем, но мы тебя всегда выслушаем и поддержим. Мы любим тебя любого — сильного, успешного, уставшего, расстроенного, грустного. Ты можешь не опасаться получить от нас удар в спину. Мы любим тебя, сынок. И самое меньшее, что мы для тебя можем сделать, — это поговорить с тобой по душам, когда тебе так тяжело. Милый… Не держи в себе… Твои глупые родители понимают больше, чем ты думаешь.       — Вы не глупые… И дело не в вас… Просто… Я сам должен справиться… Сам.       — Измучив при этом и себя, и нас? Если это так важно для тебя — хорошо. Мы не станем к тебе лезть с советами. Но мы имеем право знать, что происходит с нашим сыном. Я уже вся издёргалась за эти несколько дней. Пожалуйста, объясни наконец, что происходит.       Нейд хмуро переводил взгляд то на неё, то на Инара. Снова такой далёкий, отстранённый. Перри уже подумала, что получит отказ, и им придётся с этим смириться. Но тут в лице Нейда что-то дрогнуло. Маска отстранённости треснула, на переносице сына обозначилась знакомая по собственному отражению в зеркале горестная морщинка, а глаза подозрительно заблестели. И пусть в этих глазах сейчас плескалась боль, это были уже живые, а не остекленевшие глаза.       — Хорошо… — прохрипел Нейд. — Только вы наверняка будете разочарованы во мне…       Перри слегка сжала пальцы Нейда, пытаясь его ободрить. И он заговорил.