Ich mag dich lieben.

Холодный ветер дул в лицо, подкидывая вверх небольшие снежинки, падающие с неба. Винсент брел по засыпанным белой шубой дорогам, в эту первую рождественскую ночь казалось, что только его одного выкинули из дома на ближайшие несколько часов с наказанием от Франца не отвлекать главу семьи от важных дел по работе с коллегами из СС своей «жидовской рожей». После ухода из дома Дорис пропало и то самое звено, которое связывало отца и сына. Винсент ожидал, что тот начнёт всячески выплёскивать свою злость на парня, но Франц попросту перестал обращать на него какое-либо внимание, обращаясь к сыну только в редких случаях. А Винс и не был против такого расклада событий. Взаимное игнорирование сделала из них соседей, которые почему-то живут в одном доме. И то не всегда, ведь время от времени отец не желал видеть сына, прогоняя его на улицу вне зависимости от времени года и суток. Первая неделя после отъезда сестры казалась настоящим адом. Только сейчас Винсент понял, насколько он сильно зависит от Дорис. Без неё дни казались огромной пропастью, в которую парень постепенно скатывался. Постоянное чувство полного одиночества и безнадёги из часа в час мучали сознание. Винсент боялся, что сестра исчезнет из его жизни, будто её никогда и не было, а всё это лишь было счастливым, молниеносным сном. Писать письма для неё было строго запрещено, как и хранить собственные деньги. Францу всё время казалось, что сын пробует всеми способами вырваться из города в Мюнхен. В то время, когда Винсенту удавалось отдохнуть, мысли его занимала сестра. Он, казалось, понемногу сходил сума после её ухода. До этого Дорис казалась ангелом, который всегда будет вместе с ним. Он искренне любил её. Но не как парень любит девушку, а как один родственник любит другого члена семьи. В его, пускай развитом, но всё ещё детском сознании сестра не должна была бросать Винсента, уезжать о него так далеко и так надолго. Она была предназначена только для него, как и он для неё. До этого Дорис конечно любила проводить время с сверстниками, но с это скорее было обязательным пунктом в её карьере. Любому человеку нужно социализироваться, дабы правильно показать себя в обществе. Но это маска, которую девушка надевала в их присутствии, также было и со знакомыми отца. Ей приходилось строить из себя идеальную Fräulein, исключительно умную, трудолюбивую домохозяйку, которая в недалёком будущем нашла бы себе прекрасного (одобряемого государством) мужа и народила бы новое поколение чистокровных арийцев, всю жизнь просиживая у детей и продолжая верить в то, насколько же у нас в стране благоприятные условия. Но она не такая. Точнее, Дорис не была такой на самом деле в Берлине. Что же произойдёт с ней за то время, как девушка будет прибывать в Мюнхене знает только Бог. Винсент боялся потерять её настоящую. Ту, какой он представлял её всё время. Порой мальчик сам удивлялся тому, как он вырос тем, кто не верит в политику Рейха. Ведь на сознание и формировании личности человека влияет либо семья, либо внешнее окружение. Из второго у Винсента были только книги о одноклассники, подвергавшиеся издевательству за их расу. Родители не занимались воспитанием сына от слова совсем. Всё его детство за ним приглядывала только Дорис, которая сама ещё не была до конца сформирована. Именно она не сумела научить Винсента антисемитизму. А ближе к нынешнему времени мальчик уже и сам смог составить свою картину мира, возможно не совсем правильную, но всё равно, это было хоть что-то. Что-то, что не зависело от навязывания со стороны общества и пропаганды. Дети на улице играли со снегом, взрослые проходили мимо с сумками, наполненными едой и подарками. Винсент не завидовал им нисколько. Он думал о своём, медленно продвигаясь по неизвестным прежде улицам вдали от дома. – Onkel! Извините, Onkel, погодите! Раздался внезапный тоненький голосок позади юноши. Винсент развернулся, сзади стояла девочка невысокого роста, одетая слегка не по погоде. В руках её была небольшая папка. – Какой я тебе Onkel, глупенькая? Я не думаю, что буду сильно старше твоего возраста. – Извините, мне девять. Не могли бы Вы посмотреть кое-что? Я потеряла родителей прошлым днём и вот хожу, опрашивают людей в округе. – Девочка открыла папку, достав оттуда фото двух взрослых людей. – Не видели их нигде? Винсент присмотрелся, но очевидно ни разу не знал этих людей. Он стыдливо покачал головой. Но потеряшку обижать не хотелось. – Пойдем со мной. Ты где ночевала-то в такую погоду? – Я не спала. Девочка была в одном шарфе и свитере. Её темно-русые волосы каскадом падали на плечи. Под зелёными глазками виднелись синяки, а щеки покраснели от холода. Винсент стянул с себя пальто, накинув его на малютку. – Держи, а то совсем замёрзнешь. Девочка была ростом парню чуть выше пояса, от чего верхняя одежда смотрелась крайне не по размеру, но та быстренько посильнее укуталась. – Спасибо огромное Вам! – Давай понесу тебя, а то устала небось. Винсент поднял девочку и быстрым шагом дошёл до ближайшего заброшенного, полуразрушенного домика. Парень часто проводил время в подобных местах, дабы прочувствовать атмосферу чего-то, что потеряло свою жизнь, приобретая полное опустошение и бесполезность. Он усадил девочку на ступени внутри помещения, отряхивая снег с её плеч. – Как ты родителей потеряла? – Спросил Винсент, взяв маленькие ладошки новой знакомой в свои руки, стараясь их согреть. – Мы живём в одном старом доме, рядом много соседей. В ту ночь к нам в квартиру вломились солдаты, они начали что-то говорить папе, даже кричали. Мама быстро проскользнула на балкон и передала меня тёте, она в соседней комнатке жила. Она спрятала меня в подвал в комнате. Дальше ничего не помню, но на утро родителей в квартире не было, а тётя лежала мертвой у входа. – Почему к вам вломились? – Я еврейка. Винсент опустил голову на колени девочки, тяжело вздыхая. В это время на дома таких бедняг, как она, часто совершались набеги ССовцев. Многие соседи «стукачили» на рядом живущих евреев ради денег и одобрения со стороны общества и правительства. Подобных личностей выпускали из тюрем, снижали долги за сдачу нужной информации. Они лишь косвенно были виноваты, ведь каждому человеку хотелось бы окупиться за счёт других подобными, не такими уж и сложными способами. Многих пойманных евреев увозили в грузовиках в неизвестные парню места, но чаще всего расстреливали на месте. И всё это почему-то не вызывало негодования у немецких граждан. Многие это поощряли, видимо, не понимая, какого это - пережить кончину дорогого человека или попросту умереть. – Мне жаль, но твоих родителей уже не вернуть. Тебе лучше не слоняться по улицам так, а то солдаты могут поймать тебя. Сама ведь знаешь, какие у нас теперь в стране законы. – Я понимаю, но куда мне тогда идти? Нет у меня больше родственников в Германии. Только дедушка в Англии, но даже если и найдутся деньги на переезд, боюсь, мне там не место. – А у тебя есть документы какие-то? Девочка достала из папки смятую бумажку на подобии паспорта и протянула её Винсенту. Парень внимательно рассмотрел документ, более чем походящий на настоящий. – Значит, ты у нас Хелен? – Нет, это не моё настоящее имя. Меня зовут Ланда Рульганд. А Вас? – Винсент. Я немного старше твоего возраста, так что приютить не смогу. Я попробую оставить тебя в одном заброшенном здании неподалёку от моего дома. Буду приносить еду и вещи. А ходить будешь в общедоступный душ для малоимущих. Я смогу тебя туда проводить. – А если солдаты придут? – Не думай об этом. Я постараюсь о тебе позаботиться. Парень, возможно, брал на себя слишком многое, когда думал, что сумеет справиться с бедной маленькой девочкой, но и сдавать её в пансионат для евреев было не лучшей идеей. Таких, как она там, мягко говоря, не любят. Никто из детей не проживал в подобных заведениях дольше года, а так у Ланды был какой-никакой но шанс на выживание. Винсенту же по большей части просто хотелось быть героем, в первую очередь для самого себя. Таких, как девочка, в нынешней Германии было немало, но дело даже не в ней самой. Как бы парень не старался, быть эмпатичным, добрым, понимающим и заботливым попросту не получалось ни с кем, кроме сестры. Сейчас же он мог ненадолго представить, что всё на деле по-другому. Что Винсент может прочувствовать всё это, наблюдая за жизнью Ланды. Они долго молчали, пока парень не обнаружил, что девочка уже успела уснуть, облокотившись на плечо Винсента. Парень продолжал сидеть на ступеньках, одной рукой поглаживая соломенные волосы Ланды. Она тяжело дышала, хлюпая носом во сне. Видимо, все-таки заболела, пока блуждала по улицам. Интересно, что та вполне спокойно приняла факт смерти своих родителей. Может, девочка и так знала, что не увидит их больше никогда? А всё это было лишь последней попыткой убедить себя в обратном. Ланда крепко держала в худощавых ручках папку со всеми важными для неё бумагами. Пальто было всё ещё на ней, отчего Винсент понемногу чувствовал, что сам замерзает. Наконец привстав, он осторожно взял девочку на руки и потащил в некогда жилое помещение, которое было разбомблено нацистами. На него в последний раз делали набеги два месяца назад, поэтому, если подумать, Ланда могла находиться там некоторое время в безопасности.