Наваждение

      Четверг выдался особенно жарким. Камал провёл весь день дома, занимаясь бумагами и почтой. Он пропустил обед и ужин, перекусывая чаем с паниром (1) и лепёшками в своём кабинете. Глава рода Рай совершенно потерял счёт времени, разбираясь в собственных счетах, копившихся вторую неделю, и отчётах Дивии о семейном деле, которые он проверял с особенной тщательностью. Камал оценивал успехи юной госпожи Шарма весьма высоко и удивлялся её увлечённостью делом, но не позволял этому затуманить свою бдительность — без беспристрастной и строгой оценки не бывает прогресса.       В районе девяти вечера, когда его мышцы понемногу превращались в спазмированный клубок, в кабинет без стука зашла Васанта, уже переодетая в ночную рубашку. Она деловито плюхнула книгу, которую принесла с собой, на краешек стола и, облокотившись на его поверхность, подперла маленькими кулачками подбородок:       — Папа, что ты делаешь?       — Проверяю счета и работу Деви.       — Она справляется?       — Гораздо лучше, чем я в её возрасте. Васанта хихикнула:       — Папа, ты был таким же маленьким, как Деви?       — Не маленьким, а молодым! — Камал улыбнулся, ведь ростом он превосходил Деви уже лет в одиннадцать. — Хотя и тем, и другим я был слишком давно, чтобы помнить.       Васанта повисла на столе и, положив подбородок на краешек, сказала:       — Не переживай, папочка, ты мне очень нравишься даже взрослым!       Камал удивлённо посмотрел на девочку — старшая дочь редко проявляла столько благосклонности к отцу. Она больше любила Амриту, к которой тянулась чуть ли не с самого рождения из-за холодности Авани, родной матери девочек. Сам Камал упустил первые годы жизни Васанты из-за трусливого, как он считал впоследствии, избегания дома и жены. Проводя в загородной резиденции, конторах или путешествиях бóльшую часть десяти лет супружеской жизни, он терял воспоминания и возможность сблизиться с дочкой. Ему всегда казалось, что Васа держит обиду ещё с того безмятежного времени, которое не дано запомнить человеку, поэтому наказывает его невниманием и отстранённостью. Она была не только зеркалом его внешности, но и избегания, лишившего их возможности сплотиться в особенно тяжёлые для семьи времена. Да, они знали о привычках друг друга, не тяготились тишиной наедине и даже находили общие темы для шуток, но Камал понимал — доверия ему нет, и поделом.       Поборов улыбку, он изобразил гримасу строгости на своём лице:       — Васи, я это очень ценю. Твоя оценка продолжительности моей жизнедеятельности весьма приятна.       Девочка захихикала, прикрыв рот, которому не хватало пары молочных зубов:       — Ты сейчас такой строгий, папа, Ила ни за что не поверит! Сегодня Амрита заставила её съесть две или три ложки да́ла (2), я не помню точно, ну так вот, если бы она видела тебя сейчас, точно бы не поверила, потому что ты всегда позволяешь ей не есть дал. И сегодня бы позволил, я знаю! Она же так любит рис и халву и всегда очень расстраивается, если на ужин нет халвы. Ты бы позволил, папа?       Ила вила из него верёвки, и Камал это знал, чаще даже осознанно поддаваясь на манипуляции трёхлетней командирши. Авани умерла через неделю после рождения Илы, и мужчина испытал облегчение, мучившее его душу все три года, что спальня жены была закрыта на замок. Однако маленькая девочка, требовавшая много заботы и хлопот, помогла забыть и боль, вину, и тревогу, и привела его домой, где уже ждала Васанта, чьё доверие Камалу ещё предстояло завоёвывать.       — Разумеется, позволил бы. А если бы ты попросила, вообще бы запретил варить дал и велел бы подавать одну пахлаву да молоко.       — Ну что я, маленькая что ли? Амрита говорит, что от сладкого зубы болят, поэтому его взрослые так не любят. А я взрослая! — Васанта залезла на мягкое кресло для посетителей господина Рай и скрестила руки на груди. Она особенно любила пахлаву с молоком, но перспектива показаться крохой с болезненной страстью к сладостям в глазах отца не нравилась девочке.       — Ну, взрослая! Взрослые по режиму живут, а тебе уже спать пора. Вон сестрёнка уже наверняка шестой сон видит.       — У меня важное дело. Миссис Сарду дала мне эту книжку и сказала прочитать две любые сказки до завтрашнего урока, но я не знаю многих слов и почти ничего не понимаю. Попросила Амриту помочь, а она ещё меньше меня прочитать может. Вот, ну и сказала к тебе подойти и попросить перевести. Ты же умный папа, почитаешь мне?       Камал отметил явный прогресс — ещё на прошлой неделе Васанта по какому-то пустячному поводу назвала его дураком, а уже сегодня хвалит. Он не знал, было ли это искреннее мнение, либо девочка лишь старалась подкупить отца комплиментом, но это работало. Камал вынул из нагрудного кармана часы и оценил ситуацию — пятнадцать минут десятого. Васанта должна была быть в постели ещё в начале девяти, но он просто не мог пренебречь усилиями, которые Амрита приложила для этого внезапного семейного часа. Разумеется, она прекрасно читала по-английски. Необходимость иметь дела и адекватно расценивать ситуацию была важна каждому, кто имел дело с завоевателями, поэтому наряду с математикой и бенгали английский был обязательным предметом, которому обучали всех детей знати чуть ли не с пелёнок. Камал сам натаскивал сестру, поэтому прекрасно понимал, что её знаний хватит на парочку-другую англичан из среднего класса. Чуткая Амрита снова помогала ему исправить ошибки, и господин Рай не собирался упускать столь редкую возможность. Он взял со стола книгу и сказал:       — Полчаса, а потом сразу в кровать.       Васанта энергично закивала:       — Сразу в кровать! Только, папочка, пойдём вниз? В соседнем крыле моя кроватка, она будет мешать мне сосредоточиться и сделать урок.       Камал никогда не чувствовал притяжения собственной кровати, но к просьбе дочери отнёсся весьма серьёзно — его крайне восхищала чуткость, с которой дети относятся к собственным эмоциям и желаниям.       — Хорошо.       Взяв книгу под мышку и потушив подсвечник, он встал из-за стола. По ногам от пяток до бёдер прошла волна холода и мурашек. Камал поморщился: «Ну-ну, воин, настолько засиделся, что задница начала врастать в стул?». Пошатываясь, он подошёл к диванчику, где оставил домашний пиджак, и поманил за собой дочь. Васанта неловко спрыгнула с высокого кресла и расправила ночную рубашку. Шлёпая яркими остроконечными тапочками по ковру, настолько мягкому, что детская ножка погружалась в него на треть, она подошла к отцу и взяла его за руку:       — Пойдём, папа, я тебя проведу. Ты сегодня нетвёрдо стоишь на ногах.       Спустя полчаса Васанта, разумеется, уже спала, но не в своей кровати наверху, а на колене Камала, взятого в плен на большом диване в гостиной. Книжка, которая оказалась сборником сказок Шарля Перро, весьма кровожадного месье, как, не безосновательно, посчитал господин Рай. Его версии сказок пестрили подтекстом и символами, доступными, как надеялся Камал, лишь людям искушённым, коим он и являлся.       Он закрыл книгу и тихо положил её на диван. Догорающие фитили в лампах опустили поместье в сонную полутьму, уважительно уступая светлячкам свою роль. Откинувшись на спинку дивана, глава дома расслабил затёкшую от долгой работы с бумагами шею и прислушался к звукам дома. Не было слышно ни брани слуг, ни упражнений Амриты в музыкальной комнате, ни громкого голоса учительницы, отчитывающей девочек. Тишина и спокойствие были близки натуре Камала, но дома даже в полночь, когда все спали, он не мог найти умиротворения.       Стены поместья хранили слишком много воспоминаний, которые будто жили сами по себе, блуждая от комнаты к комнате и ища слушателя, способного выделить минутку и унестись в прошлое. Влетая в сердце с громким рёвом, они без разрешения оживляли образы, что, казалось, со временем должны были истончиться до пустот: его родители, жена, Амрита и даже девочки оставляли за собой следы любви, будь то малюсенькая отметина на обоях или пыльный чехол, скрывающий статуэтки в пустой спальне наверху. Все эти отпечатки крепких чувств были незначительны для гостей, но вполне очевидны для человека, который был их свидетелем. Сам Камал был будто гостем в этих разгорячённых чужими чувствами и страстями стенах. Полноправный хозяин, он ощущал себя бесправным куском холодного камня посреди усеянного яркими маками луга.       Васанта, не просыпаясь, почесала нос и положила ладонь под щёку, как младенец. Камал убрал упавшую на лицо дочери прядь и нежно погладил её по голове. В юношестве ему претила мысль об отцовстве, особенно о дочерях, с которыми, как известно по чужим рассказам, и поговорить не о чем, но после смерти жены свалившаяся на него необходимость разбираться в воспитании показала одну простую истину — поговорить можно с кем угодно, если тебя захотят слушать.       Аккуратно опустив голову дочери на диван, Камал встал и задул едва живые свечи на журнальном столике. Он оставил закладку на недочитанной сказке о Коте в сапогах и переложил книгу на каминную полку, надеясь, что она не затеряется в библиотеке после уборки.       Васанте очень понравилась сказка о «Золушке», где принц по одной лишь туфельке находит свою будущую жену, но показалась совершенно чудовищной «Красная шапочка», в которой волк съедает девочку, перед этим накормив её пирогом из собственной бабушки. Камалу обе сказки показались совершенно дикими — в одной неправдоподобно показана любовь, а вторая напугала и его самого, что уж говорить про маленького ребёнка.       Господин Рай поднял спящую дочь наверх. В детской комнате было тихо: из-за окна доносилась трель заступающих на ночную смену сверчков да тихо посапывала в своей кровати Ила.       Положив Васанту на кровать, Камал присел на корточки рядом и подоткнул одеяло.       — Папа, скажи волку, что я не буду есть его пирожки! — голос Васы был сонный и путанный, словно она и не просыпалась вовсе.       — Хорошо, я прогоню волка.       — Ладно, и пусть Ила не ест.       — Так точно, госпожа!       Васанта зевнула и повернулась на бок, накрыв голову одеялом. Поборов ответное желание зевнуть, Камал поднялся на ноги и подошёл к кровати Илы, стоящей у большого витражного окна на помосте.       Спальня девочек была самой большой в доме и вместе с тем самой яркой. Когда Камалу только исполнилось шестнадцать, его мать, к великому смущению будущего главы рода, сама определила, что здесь будет детская её будущих внуков, и с большим увлечением окунулась в переделку комнаты. Она сама выбирала обои и паркетное дерево, отбирала мебель по европейским журналам и проектировала эскизы витражного окна. Огромное полукруглое окно в пол, сильно выделявшееся на фоне остальных, она решила украсить семейными символами: цветные стёклышки, выкладывающие рисунок с леопардами в джунглях, были залиты тонкой паутинкой золота. После смерти госпожи Рай готовым осталось только окно, остальные чертежи и проекты затерялись в суматохе трагедии и передачи власти и семейных дел юному господину, но рисунок из стекла, на котором яростные леопарды покоряли джунгли, стал той самой памятью, которая помогала Камалу не забывать, что семья нужна не только для передачи знаний и титулов.       Плюшевый заяц с пищалкой выпустил дух под ногой господина. Камал едва сдержал ругательство и лишь яростно выдохнул — девочки сами должны убирать игрушки в комнате, но в отличие от идеально убранной стороны Васанты, часть комнаты Илы практически всегда находилась в беспорядке. Он поднял игрушку и положил её в корзину, доверху наполненную куклами, кубиками и карандашами. Дочка была избалована, и он прекрасно это знал, но не мог отказать ей в просьбе о покупке очередной деревянной лошадки или альбома — его щедрость перед девочками была компенсацией его былой трусости и попытка реабилитироваться перед Васантой, которая выходила боком Иле.       Младшая девочка спала с открытым ртом, закинув ногу на бортик кровати. Она не верила в рассказы няни и не боялась асуров, которые могли утащить в темноту под кроватью, в чём ей страшно завидовал сам Камал — высунуть ногу из-под одеяла во тьме ночи для него было сродни проклятью.       Поправив её одеяло, господин вышел из комнаты, стараясь прощупывать стопой полы, дабы не наделать шума, уничтожив след своей очередной меланхоличной щедрости с каким-нибудь особо громким механизмом.       Закрыв за собой дверь в спальню, Камал потушил две коридорные лампы. Обычно они горели до самого утра, но из-за жары уже на рассвете в доме пахло прогорклым керосином и копотью, поэтому хозяин поместья решил избавить себя от удовольствия искупаться в ароматных горелых пара́х во время завтрака и зарядки. Наверное, эта причина казалась Камалу достойней настоящей: в глубине души он с несвойственной ему горячностью подошёл к организации завтрашнего ужина, на который приедут приедут Зоя и Вихан.       Он знал, что другу совершенно безразлично состояние поместья семьи Рай, комфорт и богатство накрытого стола. Вихан запросто мог поужинать на кухне с Камалом, беседуя и решая дела, пока кухарки кружили вокруг с кастрюлями, делая фруктовые заготовки на зиму, либо быстро выпить чай с хлебом и паштетом из чечевицы, пока вокруг носятся девочки, но ужин с его сестрой — это дело другого порядка.       Зоя показалась ему утончённой. В их коротком разговоре в саду он хоть и нашёл следы былого упрямства и сумасбродства, но учёба заграницей и жизнь в высших кругах далёкой холодной империи, чьи порядки шли вразрез с привычным укладом в Индии, вряд ли дадут спокойно и с удовольствием отужинать в кругу кричащих детей и разбросанных карандашей. Она наверняка отвыкла от пряностей и горечей, что приняты в индийской кухне, поэтому Камал приказал кухаркам составить меню без особых изысков и специй. Те хоть и поворчали, но стерпели, хотя приказ вместо привычных сладостей купить торт во французской кондитерской поднял на кухне тихие разговоры о сохранности рассудка хозяина. Камал усмехнулся — пусть встряхнутся. Всем надо пробовать новое, даже если кажется, что твоя жизнь забетонирована и предопределена на долгие десятилетия.       Последний фитиль светильника над сине-серой дверью в спальню в южном крыле практически погас. Камал медленно завинтил его внутрь и опустил ладонь на ручку. Пора спать. Пальцы соскользнули с ледяной поверхности, и он развернулся. Завтра будет новый день.       Сноски:       1. Панир — сыр, распространённый в Южной Азии.       2. Дал — суп из бобовых, распространённый в Индии и других странах Южной Азии.