***
На следующие сутки я наконец добрался до родного края, родной земли. Спустя долгое время ещё раз ощутить древесный запах и полумрак от листвы деревьев разбудило немалую ностальгию. Как из этой жизни, так и из прошлой… Оставив позади немало измученного икрана, я со всех ног умчал в лесную чащу. Марлевый бинт постепенно окрашивался в красный, оставляя за собой неприятную влагу на груди. Мне плевать на моё состояние! Я просто хочу вновь её увидеть! . . . Наконец мы очутились на этой невероятной планете. Долгие 4 с половиной года в криокапсуле отдавались ноющей болью во всём теле. Руди оставил меня одну на какое-то время, оправдавшись тем, что хочет познакомиться с новым коллективом. Как я поняла, нас высадили прямиком под так называемыми Горами Аллилуйя. Нас встретила группа ученых. Все они были «завсегдатаями» Пандоры, что первыми вступили на неё. Среди них были как научные сотрудники и ксенолингвисты, так и медицинский персонал. В числе последних нас встретила женщина по имени Луиз. Она окидывала нас, новичков, теплым и приветливым взглядом. Правда вот… Стоило ей посмотреть на меня, как она отскочила в сторону, изрядно так вскричав. Её реакция дала мне уже точно подтвердить теорию «перерождения». Да, её лицо и имя были мне знакомы, хоть вживую встретились только сейчас. Она также не раз проскальзывала во фрагментах «прошлой жизни». И даже когда она до сих пор окидывала меня взглядом, словно призрака увидела, я лишь тихонько кивнула приветствуя. Кивнула и отошла в сторону, чтобы больше не вызывать неловкости. Сейчас мне хотелось побыть одной. Все эти воспоминания… Теребили душу. Мне хотелось просто прийти в себя, взять в руки. Поэтому, сильно задумавшись, я интуитивно ушла вглубь лесной чащи. И опомнилась только тогда, когда была уже далеко позади. Глазами я бегло осматривала обстановку вокруг себя: лес казался до боли знакомым. До тоски родным. Все эти тропы, гигантские деревья, могучие лианы — всё казалось знакомым. Последовав неведомой силе, я прошла ещё дальше. Дорога, по которой сейчас шла, также казалась привычной… Спустя долгое время я добралась до гигантского дерева, на кроне которого возвышалось что-то наподобие хижины. «Это же…». Взбираясь по ползучим лианам на коре дерева, я настигла хижины. И расстановка в ней заставила одинокую слезу скатиться по щеке. Благо, кислородная маска на мне покрывала только нос и рот, поэтому я без труда стерла слезинку. В хижине размещалось ровно то, что я видела у себя во снах. Весь инвентарь, лук и стрелы внушительных размеров, небольшой очаг, гамак — пускай всё было дряблым и обшарпанным, но всё же они все казались сродными. Время не пощадило даже стены и крышу хижины. Окинув взглядом дальний угол, я с дрожью в ногах прошла вперед. Приблизившись, я увидела аккуратную стопку людской одежды, которых застали гниение и распад волокон ткани. Медленно взяв в руки то, что когда-то служило черной майкой, слёзы полились из глаз с новой силой. Её я тоже помнила, поскольку ни раз одевала в прошлом. Да, я уже точно могу назвать это прошлым. Теперь все мои сновидения не казались чем-то из ряда вон выходящими. Это действительно была моя одежда, которую всегда старалась приводить в порядок и содержать в чистоте! От чего-то в сердце снова всплыло противное чувство. Мы ведь… Жили здесь. Я помню, как с каждым разом оставляла свои предметы обихода и сменную одежду, в конец переехав к нему и сделав жилище «нашим». Наше… Такое приятное слово. Но почему его звучание такое горькое? Прижав к груди то, что осталось от майки, я согнулась в три погибели и тихонько, в гробовой тишине, проливала слёзы. Горькие слёзы. Все воспоминания об этом месте вновь возникли в сознании: как я впервые сюда пришла под проливным дождем, как он окутал меня в покрывало и согревал. Как я провернула «эксперимент» с языком, как стала понимать его речь. Как мы поцеловались… От давящей боли в груди стало ещё тяжелее. Я изо всех сил старалась успокоиться, но всё было тщетно. Было слишком больно осознавать, что когда-то я любила… И что когда-то любили меня. . . . Не знаю, сколько уже бегу по родным просторам. Отбегая каждую тропу, взбираясь по каждой ветке, я невольно ощущал это место по-другому. Многие вещи казались до ужаса обиходными. Но не из-за событий настоящего времени, а из-за воспоминаний прошлого. На этой тропе на неё напал мой дедушка, который некогда был моим младшим братом. Здесь я впервые показал ей Деревья Голосов. Пробегая через огромную поляну с Громоцветами, горько вспоминал, как мы играючи гнались друг за другом, как она повалила меня, такого гиганта, наземь. Как невесомо оставляла поцелуй на моём носу, как угостил её семенами Громоцвета. Как посадил её на живот. Как она ответила на мой поцелуй… На бегу собственные слёзы сочились мимо глаз, тихо оставляя невидимые следы на траве. И вот она. Та самая поляна, где мы впервые встретились. Всё такая же небольшая, объятая полумраком из-за свисающей листвы. Тот самый тупой камень, на котором она сидела. Наконец я остановился спустя долгое время. Место ранения начало побаливать не на шутку. Обессиленные ноги повалили меня наземь, заставив осесть на траву. Даже за столь долгое время я её не нашел! Нигде в знакомых из прошлого местах её не было! От досады кулак с силой опустился на землю. Прошу, найдись… Эмили, милая… Прошу тебя… Услышь мой зов. Я так хочу тебя увидеть. Так хочу обнять. Знать, что с тобой всё хорошо. Что ты жива и невредима. В душе сейчас был сплошной ворох. Будто сливались воедино две версии меня: Нетейам из прошлого и Нетейам из настоящего. И прошлый будто озарял всю натуру настоящего, не давая места. Вся жизнь, прожитая в нынешнее время, не идет в ногу с тем, что было тогда, много лет назад. Настоящий я не знал горечь утраты близкой души. Не знал каковым являлось чувство, когда твоя любимая умирает в агонии. Не знал, каким теплым может быть взгляд той, кто искренне и по-настоящему тебя любил. И всё это сейчас приносило нестерпимую боль. А на пару с физической так вообще становилась невыносимой. Рука сжала края бинта. Середина была сплошь красной и неприятно прилипала к груди. Из собственного рта отхаркивалась крупными ошметками кровь. От душевной боли и огорчения начала побаливать даже голова, противно отдавая импульс в виски. Голос из себя я будто выдавливал: — Где ты?.. Прошу… Вернись ко мне. . . . Более или менее успокоившись, я покинула хижину и продолжила идти дальше. Тропа, по которой я шла, была будто мне родной. Эти деревья, хаотично раскиданные по просторам леса, кучка спиралевидных растений неподалеку — сейчас всё это было до неведомого ужаса сродним. По идее, именно по этой тропе я должна буду пройти к той самой поляне, на которой я встретила его. На подкорке сознания я явственно вспомнила, как мне было страшно смотреть на темный силуэт неподалеку. Вспомнила, как я медленно стягивала с себя наручные часы. Как застыла на месте, прикрыв глаза. И как почувствовала тепло чужих пальцев, что так тщетно пытались успокоить меня… Вспомнила, как открыла глаза и взору предстало его лицо. Обеспокоенный взгляд, прищуренные оранжевые, цвета Солнца, глаза, поджатые к макушке остроконечные уши, плотно поджатые в одну линию синие, чуть треснувшие, губы. Все его черты манили меня, словно стороны магнита друг к другу. Вспомнила, как он улыбнулся мне, разрешил себя потрогать. Как мы в унисон посмеялись. Его смех в голове отзывался протяжным эхо, не позволяя о себе забыть. Ох, Нетейам… Как хочется тебя снова увидеть. Посмотреть в глаза. Увидеть в них тот самый теплый взгляд, которым ты когда-то одаривал меня. Почувствовать тепло твоих больших рук. Таких крепких, надежных и родных. Снова прикоснуться к твоим губам. Прочувствовать сквозь поцелуй ту страсть, которую ты не мог держать в себе… Я снова хочу почувствовать всё это. И вот я дошла до той самой полянки. Сейчас я была за её пределами, оставаясь за густой листвой. Аккуратно отодвинув огромный лист кустарника, я была поражена тому, как, сгорбившись над землей, восседал на траве один синекожий гигант. Из-за темных волос, заплетенных в аккуратные косички, я толком не видела лица, но даже так вид его казался таким отчаянным. Каким поникнувшим он сейчас казался. Широкие синие плечи слегка подрагивали, а голос отзывался тихими всхлипами. Только потом, когда он откашлялся ошметком крови, я заметила, что грудь его была вся перебинтована. А в центре, на уровне сердца, бинт окрашивался в красный оттенок. Решив не стоять на месте, а помочь пострадавшему юноше, я без задней мысли тихонько вышла из-за зарослей. Либо мои шаги были настолько тихими, либо он попросту не обратил на них внимание, поэтому так и продолжал сидеть на земле, сгорбившись. Подойдя ближе, я присела на колени и спросила: — Ты как? . . . Что? Голос… Такой знакомый! Такой же нежный, отдающий лаской и теплом, родной девичий голос! Вскинув голову, я был поражен тем, кто был передо мной. Пару раз бегло то закрыв, то открыв глаза, и убедившись, что мне это не мерещится, я окончательно убедился. Это была она! Эмили. Моя Эмили! Вот она. Сидит передо мной! Такая же миниатюрная и утонченная. Одаривает меня знакомым обеспокоенным взглядом. Так смотреть могла только она! Так выглядеть может только она! Собственное сердце будто окрылилось, а ритм от него отдавал приятной теплотой по всему телу. Душа собиралась из многочисленных осколков, сплетая их воедино. Так было сейчас радостно внутри. Такого окрыляющего чувства я никогда не испытывал. Чувства, что перед тобой сидит любимый человек. Живой. Настоящий… Твой взгляд с обеспокоенного плавно переходил на удивленный. Синие глаза постепенно расширялись, а черные волосистые брови вскинулись наверх. Аккуратный контур розовых губ, обрамленный прозрачным стеклом маски, медленно приоткрывался. Твои глаза понемногу наполнялись слезами, краснели, делая их блестящими и искрящимися. Милая, не плачь, прошу. Не хочу видеть твоих слёз. Только не сейчас. Твои губы дрогнули, прежде чем произнести моё имя: — Нетейам… Да! Да! Это я! О, Эйва, твой голос был музыкой для моих ушей. Даже в тоске собственное имя звучало слаще. Душа кричала. Хотела вырваться наружу. . . . Господи… Это ты. Нетейам. Мой родной Нетейам! Такой милый, такой прекрасный. Пускай слёз я не могла сдержать, но сердце и душа радовались. Радовались долгожданной встрече! Приятное тепло распространялось по телу, отдавая по спине мурашками. Я дрожала. И дрожь эта была тоже приятной. Твоя большая ладонь аккуратно накрыла сверху мою собственную, несильно сжав. Всё такая же теплая, какой и была. Синие губы, слегка испачканные кровью, произнесли моё имя, будто до конца не веря: — Эмили… — Д-да… Это я… — голос предательски дрожал. Из твоих уст так приятно слышать собственное имя. Как и тогда, в одном только имени было так много тепла, так много нежности. Слёзы ещё сильнее полились из глаз, создавая непрекращаемый поток. Не в силах больше держать себя в руках, я произносила твоё имя снова и снова, будто взмаливала, — Нетейам… Нетейам. Нетейам. Нетейам! В одночасье поддались мы оба: я накрепко обвила твою шею, а твои руки кольцом прижали к себе мою талию. . . . Родная. Не плачь. Умоляю! Я же здесь. Рядом с тобой. Силу свою я не мог сейчас контролировать. Я прижимал тебя к себе так сильно, будто ломал. Но и ты так же сильно обвивала мою шею, чуть ли не душа. Не хочу тебя отпускать. И впредь не выпущу из своих объятий снова. Прерывисто вдыхаю через нос твой запах, уткнувшись в тонкую шею. Каким же он был родным. Такой же сладкий, душистый. Успокаивал не хуже лекарств. Твоё тельце подрагивало, в особенности плечи. От моих поглаживаний дрожь понемногу утихала. Своего голоса ты уже не сдерживала. Сначала ты лишь поскуливала, но вскоре громкий плач вырвался из твоей груди, выплескивая наружу всё то, что накопилось за года разлуки. После этого и я сам не мог больше сдерживаться. Из собственного горла вырывались протяжные всхлипы и твоё прерывистое имя. — Эмили… Эми-ли… Любимая… — Нетей-ам… — твой голос также подрагивал, — Милый мой… Я… Т-так скучала… Н-не уходи больше… П-прошуу-у-у… — Не уйду! Слышишь? Не уйду больше. Никогда… Буду рядом. Всё время рядом! Больше не оставлю тебя. . . . Не уходи. Прошу тебя. Не оставляй снова одну. Только ты заставляешь чувствовать себя счастливой. По-настоящему и искренне любимой… Это чувство вскруживало голову. Твои объятия казались удушающими, но мне плевать! Делай что хочешь, только не выпускай! Не отстраняйся от меня! Я этого не вынесу. Охрипший от крика голос почти шептал тебе на ухо: — Нетейам… Я люблю тебя… Очень люблю… Не вынесу больше разлуки с тобой… Я вижу тебя… Тебя… Тебя… Только лишь тебя… . . . Не могу сдерживать порыв внутри себя. Слегка отстранившись, рука молниеносно стянула маску вниз, оставив висеть на белой шейке. Далее ладонью накрываю твою щеку и притягиваю к себе, целуя. От собственных и твоих слёз поцелуй казался солоноватым, а от крови он вообще отдавал привкусом железа. Но мне всё равно! Наконец я вновь ощутил вкус твоих губ. Всё такие же мягкие, чуть пухлые, теплые и сладкие. Так приятно было просто прикасаться к ним, в неистовом порыве слегка оттягивая твою нижнюю губу и вырывая из груди приятный слуху стон. Промежутками отстранялся от них, шепча: — Вижу тебя… Тебя… Люблю… До безумия… Люблю… . . . Черт. Даже слова любви из этих губ звучали сладко. Твой баритон заставлял мурашек бежать по телу с новой силой. Пускай из-за слёз и крови поцелуй выходил неважно, но это не отменяло факта, что твои губы были до истомы приятными. Да, сейчас они не казались такими треснувшими, но какими всё же были мягкими, теплыми, желанными… Воздуха стало катастрофически не хватать. Я ведь не задерживала дыхание. Мне оставалось тихонько поскуливать в твои губы. Я не хотела отрываться от тебя. Наша разлука и так принесла слишком много боли. Не хочу упускать шанс. Хочу вновь и вновь чувствовать твоё жаркое дыхание на своих губах. Не отстраняйся от меня. . . . Ты начала поскуливать. Вот черт. Даже сейчас забыл, что ты не можешь дышать. Я попытался отстраниться, но твои теплые ладошки тут же обхватили мои щеки, а губы прислонились сильнее. Глупышка, ты же задохнешься! Ладонью накрыл твою руку на щеке, мягко поглаживая кожу. Этого хватило, чтобы ты открыла покрасневшие глаза. Отстранившись от твоих губ на жалкий промежуток, свободная рука мигом надела маску обратно. Пока ты приводила в порядок дыхание, прислонился лбом к твоему, при этом не отрывая взгляда от синих глаз напротив. Мой голос тихонько пришел в действие: — Эмили. Я люблю тебя. Прошу, побереги себя. — вскинул голову чуть выше, оставляя поцелуй в центре лба, и снова прислонился, мягко потираясь. — Хорошо… — твой голосок слегка хрипел. Милая моя. Как же ты так отчаянно плакала, что даже голос сорвала? Твои ручки плавно опустились на мои плечи. Не знаю как давно, но ты уже просто сидела на моих коленях, прижимаясь к груди. Продолжила говорить уже полушепотом, — Я так по тебе скучала. Ты не представляешь, как горько было без тебя. — Знаю, милая. Я знаю. Мне и самому было тошно. Так горько осознавать, что на протяжении всей прожитой жизни неустанно преследовало чувство, что кто-то рядом. Что кого-то я должен защищать, оберегать… Любить. — Знаешь… Сначала я думала, что все видения с тобой — это какой-то бред. Но потом, стоило увидеть тебя, как все мои бредни померкли. Просто… Стоит только посмотреть в твои глаза, как все сомнения рассеиваются. Ты — это ты. Таким я тебя вижу. И таким тебя люблю. Давай… Больше никогда не расстанемся. Пообещай мне. — Обещаю! Эмили. Милая. На этот раз точно не отпущу тебя. Не покину! И ты тоже не покидай меня. Моё сердце ещё одного раза не переживёт. — Клянусь. Ни ты меня, ни я тебя. А? — твой взгляд направился куда-то наверх. Отстранившись, ты смотрела на мою голову, не скрывая улыбки. Отпрянув от шеи, твои ручки потянулись кверху, а затем опустились вновь. В ладошках ты держала белое семечко священного дерева. Правда, ты, глупышка, всегда называла его, — Медузка. — Пхаха. Да, это она. . . . Невольно подметила, что медузки также парили и над моей головой и плечами. Окинув взглядом всю поляну, увидела, что нас с ним сплошь окутывали многочисленные белые семена священного дерева, плавно покрывая наши тела. Будто… Сама Эйва, их богиня, радовалась, что мы снова вместе. Ты позвал меня, привлекая внимание: — Эмили. — я вскинула голову, смотря точно в твои глаза. Ты притянул меня ещё ближе, сокращая расстояние до минимума. — Отныне я всегда буду рядом с тобой. Ни на миг не буду расставаться. Всегда буду тебя поддерживать… Защищать… И любить также сильно, как тогда. Даже сильнее. Милая моя… Ты слишком дорога мне. Не вынесу ещё одной разлуки с тобой. Оставайся со мной рядом… Только со мной. Ни с кем больше. Я до беспамятства тебя люблю… Вижу тебя. И только лишь тебя одну. Ты моя единственная. Моя любимая и ненаглядная. Моя прекрасная и милая Эмили. Та, которую я знал давным-давно. И та, которую я хочу по-новому узнать сейчас. Та Эмили, которую я полюбил с первого взгляда и в прошлом, и в настоящем. В моём сердце есть только ты. Ты. И больше никто. Боже… Как я хотела услышать эти слова. Они были такими прекрасными. И плохо, что я не такая красноречивая, какой была когда-то. В ответ я лишь перетянула его руку с талии на грудь, где под длинными пальцами отбивало бешеный ритм собственное сердце. — Моё сердце ты когда-то украл… Прошу, не возвращай его. Оно твоё. Только твоё. Я вся твоя. Целиком и полностью. И… В этой жизни я хочу вновь подарить тебе свою любовь. Хочу любить ещё отчаяннее и искреннее, чем было в прошлом. Даже… Слов сейчас не хватит, чтобы выразить чувства к тебе. Но… Сердце скажет всё само. — Да… Я чувствую. Большие руки вновь заключили меня в объятия. В то время как собственные руки снова обхватили кольцом широкие плечи и шею.О, Эйва… Великая Мать… Спасибо за ещё один шанс. За возможность снова быть рядом. За подаренную новую жизнь, которую обещаем прожить достойно. Спасибо.
.Конец.