Вегетососудистая дистония

Юнги казалось, что Чимин не из тех, кто будет долго определяться в желаниях и тормозить перед тем, как их осуществить. Вдохновляющийся, увлекающийся, находящий вокруг себя множество привлекательного — и открыто выражающий симпатию, будь то безделушка на витрине или пробегающий мимо щенок, вот уже пятую встречу Пак устраивает допрос. Юнги даже надел классическую рубашку и брюки, отполировал обувь и ногти, выходя из дома с ощущением, что идёт на собеседование. Вечерне-ночное, очередной этап, что в идеале закончится переводом на новую должность, в худшем — аналогом: «Мы вам перезвоним», вымученной улыбкой и сухим: «Увидимся обязательно как-нибудь». Юнги слегка нервничает, потому что почувствовал заинтересованность Чимина и не хочет терять перспективу быть с ним. Он искренне старается честно и развёрнуто отвечать, не зная, правильно ли, и сколько воображаемых баллов набрал. Наверное, стоило сегодня захватить рекомендательные письма, справки от врачей и детский фотоальбом. В баре многолюдно и все столики заняты. Чимин уверенно проходит к стойке, садясь на высокий стул и листая меню. Расстегнув пиджак и сцепив пальцы перед лицом в замок, Юнги искоса наблюдает, как он ищет смешные названия, а затем расспрашивает бармена о тех, что ему не знакомы. — О, забавно! А это что? Пожалуй… Вот так всё происходит у Чимина. Поначалу вскользь и веселья ради, затем — цепляется и дотошно изучает. Рецепт, история возникновения, калорийность. В равной степени важны и сопутствующие мифы и легенды, и опыт попробовавших, и химический состав. Когда этот маленький душнила наконец получает заказанный коктейль, Юнги завидует бокалу, край которого обсыпан белыми кристалликами и тронут и губами, и языком. Занудство Чимина импонирует — им обоим за тридцать, беспечно было бы сразу же переспать, чтобы на утро хмуро и с похмелья пытаться понять, что за тело рядом лежит. Физическая привлекательность возбуждает, но чтобы продлить удовольствие и продолжать вместе быть, нужно узнать, схожи ли цели, подходят ли они друг другу? — То есть… — Чимин слегка щурится, склоняя голову на бок. — Тебе действительно всё равно? — Без разницы, — Юнги пожимает плечами, допивая виски в два глотка. — У бисексуальности тоже существует спектр, хён. — Да, и я посреди. Меня в одинаковой степени привлекают и женщины, и мужчины. Романтически, эстетически, физически — во всех смыслах. — Хм. — Давай не будем спорить по этому поводу. Просто поверь. Чимин кивает, постукивая ногтём по натёртой до блеска столешнице под музыку — из колонок звучит блюз, а в огромном аквариуме неподалёку плавают рыбки, открывая и закрывая рты. Остальных посетителей не слышно, и Юнги проводит параллель, делясь наблюдением с младшим — все они, в этом замкнутом пространстве, сейчас не умнее рыб. — Можно ли их напоить? — Рыбы вообще пьют? Из разговоров Юнги делает выводы, догадываясь, что в прошлом Чимина травмировало несочетаемостью — партнёров или интересовал только секс, или всё, кроме секса. Вызвав одно такси на двоих, они рассуждают о подавляемых эмоциях и факторах стресса, едва не углубляясь в философское: «В чём смысл жизни?», подъехав к дому Чимина. — Я провожу тебя до… Парадной. — Хорошо. Прохладный воздух остужает. Огибая машину, Юнги засовывает руки в карманы пальто, нащупывая пакетик сахара и надрывая его. Они останавливаются у двери, над которой горит яркий свет фонаря. — Спасибо за вечер, — у Чимина румянец на щеках и блестят глаза. От алкоголя, усталости, и, может, он влюблён. — Я бы с удовольствием пригласил тебя на кофе, но завтра слишком много дел. — Понимаю. Без проблем, Чимин-и, мы не планировали это заранее и я не в обиде. — В другой раз? Надо запомнить все темы, что не успели обсудить. — Новые начнём. — Ты такая прелесть. Можно я тебя обниму? — Да. Упираясь подбородком в плечо, Юнги млеет, а затем облизывает нижнюю губу и прикасается к ней указательным пальцем, прилепляя немножко сахара. — Что ты там делаешь? — спрашивает Чимин, любопытно пытаясь заглянуть в лицо. И он хохочет, когда Юнги невинно хлопает ресницами, считая невидимые звёзды в небесах. — Ах, — обняв ладонями щёки, младший нежно улыбается, наклоняясь ближе, и коротко, прицельно мажет языком посреди, за раз собрав всё. — Сладкий. Судорожно продумывая ветку вероятного диалога — назначу следующее свидание на сахарном заводе — о, хён, тогда у меня будет кариес и сахарный диабет — ага, и вкусная сперма, — Юнги боится наговорить ерунды и молчит, выравнивая дыхание и нехотя отступая на шаг. — Спокойной ночи. Сладких снов. Подмигивая, Чимин выглядит довольным. — И тебе, хён. И тебе. Какое ребячество — вминаясь в подушку, Юнги подавляет стон. Он так привык ворчать, что слишком стар для всего, и вдруг совершает импульсивные поступки, словно ему пятнадцать. Спровоцировал недопоцелуй — подвиг или глупость? Засыпая, он фантазирует, как это могло бы продолжиться. Там, на улице, а затем в квартире, раздев Чимина и оставив на нём только жилетку и галстук. Фантазии продолжаются и тогда, когда они смотрят кино, заняв места в центре зала. Чимин ест солёный поп-корн, периодически задерживая кончики пальцев у рта, и Юнги сокрушается, убеждаясь — для него лично разницы нет, быть с парнем или с девушкой, а вот для общества есть, и нельзя взять и обвить за талию, прижимая к себе, впиться в губы, забив на сюжет. Рациональная часть сознания подсказывает — всё правильно, прилюдно демонстрировать эмоции неприлично, вы заплатили за билет, чтобы провести время, наслаждаясь фильмом. Однако, свидания между людьми одного пола, без проявлений романтических чувств и физического контакта — практически никак не отличаются от обычных дружеских встреч. Юнги хочет спросить — что между нами? Он протягивает руку, раскрывая ладонь, и Чимин тут же вкладывает в неё свою, сжимая. Насколько по-гейски было бы начать сейчас кормить Чимина?.. Взяв несколько хлопушек поп-корна, Юнги подносит их к нему и внутренне умирает — засунув еду за щёку, Чимин посасывает указательный палец, очищая. Взяв всего на одну фалангу и всего на несколько секунд — этого достаточно, чтобы закоротило мозг и совершенно автоматически, Юнги потом не вытер об салфетку, а облизал свой палец и сам. У младшего вырывается смешок, и Юнги пихает ему целую горсть, затыкая и роняя часть на колени. Флирт в сообщениях откровеннее. На вопрос о том, был ли у Чимина когда-нибудь секс в публичном месте, тот отвечает что нет, но однажды он вышел из туалета в клубе, и вся очередь апплодировала ему, поскольку кое-кто радостно растрепал, кто автор всех засосов на шее. Юнги предполагал, что сейчас они вдвоём вообразят теоретический акт, развивая произошедшее в кинотеатре, а вместо этого Чимина окунуло в прошлое, и он присылает следом: «Прости». Чем дольше они пребывают в состоянии хорошо относящихся друг к другу, но сдержанных близких людей, тем нереальнее кажется мысль, что может быть как-то иначе. С Чимином интересно общаться, от него приятно пахнет и он соблазнителен, даже не пытаясь намеренно таким быть. — Я приготовлю ужин. Юнги решается уединиться от посторонних глаз, зовя в гости. Наводит порядок, колдует у плиты и замирает в ванной, гадая, стоит ли готовиться вообще ко всему? Чимин приходит с бутылкой вина в узком подарочном пакете, без суеты и лишних слов снимает верхнюю одежду и обувь, разматывает шарф, делает шаг вперёд… — Ещё раз привет, хён. Пальцы сжимаются на горле, и Юнги в принципе забывает как дышать, запоздало делая вдох ртом, крадя кислород у Чимина, требовательно целующего его в коридоре. — Наверное, у меня теперь всегда будет вставать от твоего «Привет». — Эту привычку надо тогда закрепить. — Мы глупые, — Юнги улыбается, крепко обнимая. — Я не удержался, хён. Ты слишком уютный. Чимин шепчет, прикусывает за щёку, и целует опять — медленнее, вдумчиво, скользя ладонью к поясу пижамных штанов. Развязав верёвочки, он останавливается со стыдливым: «Ой» и пытается отстраниться. — В чём дело? — Я ведь на ужин пришёл. — Можем совместить. Ты правда сейчас больше хочешь есть? Больше, чем… — Я хотел сделать всё постепенно, — вздыхает Чимин. — А не как обычно. — Что входит в обычную программу? — Ну… Сразу секс? — И всё это время ты… Хотел? Кивая несколько раз подряд, младший прикусывает губу с протяжным: «У-гууу». — Позволь уточнить, что именно побудило тебя дать слабину и сбиться с курса? — Белые футболки вне закона, и волосы, завивающиеся от влаги. Ты чуть сонный, домашний… — Я больше никогда не стану заморачиваться над внешним видом на встречах. И все они будут происходить здесь, пока ты не проставишь галочки по всем пунктам в своём квесте о постепенности. — Да я не то чтобы идеологически заморочен и придерживаюсь чёткого плана. — Но? — Юнги скрещивает руки на груди, прислоняясь плечом к стене. — Но я голодный, — разглаживая ткань футболки на рукаве, Чимин потирает родинку на бицепсе, сглатывая слюну. Сдержанность заслуживает похвалы — поев, Чимин соглашается на банальное валяние перед телевизором, понимая и прекрасно зная, что подразумевается под этим, всё же останавливаясь на поцелуях — глубоких и чувственных, оставляющих Юнги с ощущением, что его трахнули языком. Оглаживая через одежду, нигде не задерживаясь и не заваливая на спину, Юнги играет по правилам игры в «Не всё сразу», в итоге буквально выгоняя, когда больше нет сил и перевозбуждение приносит боль. — Тебе достаточно попросить, Чимин-а, и я сделаю что угодно. — Давай потерпим… Ещё чуть-чуть? — Пять минут? Пол часа? — Не сегодня. — Доброго тебе пути и лёгкой дороги, Пак Чимин. Уходи быстрее и скорее возвращайся. Проводив до двери скованной походкой, Юнги не закрывает её, раздеваясь. Футболка летит на пол, и ждущий лифта Чимин сначала зажмуривается, затем — накрывает ладонями лицо. Юнги тянет штаны вниз, переступает через них, и щелкает резинкой белья ровно тогда, когда раздаётся звон о прибытии. — Кошмар какой, — забегая внутрь, Чимин кричит из лифта. — Пришли мне фотки! — Обойдёшься! — ХЁН! Юнги смеётся. И одевается обратно, растеряв настрой. Расслабившись, Мин занижает планку ожиданий и позволяет Чимину активно ухаживать за ним, украдкой щипать и воровать поцелуи, зажимая в укромных местах. — Ты же взрослый, — пристально глядя в глаза, Мин держит в руке палочку, на которой целое облако сахарной ваты. — Я взрослый, — Чимин закидывает винтовку на плечо, выбивая десятки в тире. Идя домой с призовым плюшевым котом, Юнги оторван от реальности и не понимает, всерьёз ли у них. Затянувшийся эксперимент начинает раздражать, и с мрачным: «Надо поговорить» устраивает откровенный разговор о сексе. Кофе с коньяком, глубокая ночь и уснувший на диване, вымотанный Чимин. — Доброе утро, кинковая блядь. Младший давится чаем и кашляет над раковиной до слёз. — Какого… — Ты сам так себя назвал. — Вовсе не обязательно… Повторять, — умыв лицо, тот наливает стакан воды. Через час обоим надо идти на работу. Выговорившись накануне, им легче сосуществовать, и утро не такое неловкое, каким бы могло быть. На Чимине одежда хёна, он был бережно завёрнут в одеяло, и всё было мирно, пока вдруг не вспомнилось ключевое. — В идеальном мире, чем бы мы сейчас занимались? Или ты один? Юнги выразительно опускает взгляд на пах — приподняв брови. Чимин возбуждён. И он говорил, что обычно не игнорирует требования организма, удовлетворяя себя. — Взаимо... Помощью. Стулья надо развернуть и сесть напротив друг друга. — Так. А дальше что? — Не смотреть вниз. Ничего не снимать. Чимин произносит это абсолютно спокойно, накидывая план, и его глаза темнеют, когда Юнги начинает исполнять, выдвигая стулья из-за стола. Просторные футболки, не обтягивающее бельё. Закидывая ноги на колени Юнги, Чимин целует, запуская пальцы в волосы и дрожит от прикосновений к обнажённым бёдрам. — Можно трогать везде? — Сзади не рекомендуется, я не готовился, хён. — Понял. Солнце светит. Из гостиной доносится выпуск новостей из включённого телевизора. Выгибаясь от выкручивания сосков, Чимин матерится сквозь зубы. — Больно? — Нет. Юнги хочет добиться расфокусированности, вылизывая шею, увлечённый ласканием груди и уже ненавидя правило, запрещающее раздевать. Чимин мурлычет, проводя ногтями по напряжённой плоти через ткань, и устраивает полный аудио-гид, инструктируя и реагируя в стонах. Когда он, наконец, залезает в трусы к Юнги, тот готов купить бумажный календарь только для того, чтобы жирно обвести сегодняшний день в кружочек. Технически, это обыденная дрочка, с некоторыми нюансами — Чимин почти сидит на нём, ёрзая и выстанывая от гипер-чувствительности в сосках, прося не останавливаться и не убирать руку с правого, второй рукой лишь сжимая скользкую от предэякулята головку. Сам он активно работает обеими снизу, держа в тепле ладони мошонку, массируя, и надрачивая настолько размашисто, насколько позволяет бельё, которое в итоге рвётся. — Не с-смотри туда, не надо, только на лицо. Мокрые, распухшие от поцелуев губы, предельно расширенные зрачки. На каждое движение Чимин отвечает мгновенно — чистое удовольствие отображается в мимике, его слышно, и его усилия становятся тщательнее. Прокручивая запястьем, сжимая член в кулаке, он не сбавляет темпа, наоборот ускоряясь, и Юнги заливает его до локтя, пачкая брызгами и всю одежду. — Вот так, мой хороший, умница, хён, ты молодец. Сцепляя пальцы в сперме — с пальцами Юнги, он догоняет через пару движений. Конечно, можно было сделать всё это в комфорте — голыми и в кровати. Принимая душ, Юнги вспоминает как одна из бывших впадала в грусть, если он кончал раньше неё, ей всегда хотелось финишировать одновременно, как в лучшем порно. Чимин… Похвалил, слизал белые подтёки и допил чай, не меняя положения и подарив ещё с десяток поцелуев. — Кстати. Какой у тебя размер? — Чего? — Нижнего белья. Я принесу новое взамен того, что порвал и того, что прихватизировал. — Вовсе не обязательно… — На вопрос ответь. — L. У Чимина — руководящая должность, нечто неуловимо меняется в нём, когда он изредка отвлекается на сообщения и звонки — черты лица становятся жёстче. — Ты злой начальник? — Я не босс. И это не злость, это собранность. Прошла неделя с их последней встречи и Чимину удалось вырваться на час раньше, чтобы пойти с Юнги в ресторан. Он сообщает, что купил новый комплект трусов, они лежат в чёрной сумке из мягкой, натуральной кожи. — На тебе такие же сейчас? — Нет, на мне другие, в сеточку. — Почему? — М? Захотелось. Настроение такое. — Какие ещё у тебя бывают настроения? — На цепи. — В смысле? — Вернувшись домой, я переоденусь в цепи. — Зачем? — Это приятно. И звенит. Чимин улыбается, подцепляя палочками мясо с тарелки Юнги. — Я думал, что всё красивое — для того, чтобы кому-то показать. — А ты хочешь посмотреть? — Мы же вроде встречаемся, — ворчит Юнги. — Да, покажи мне всё. — Жди фоточку, хён. «Фоточка» — это пиздец. В отражении напольного зеркала обнажённый Чимин, на запястьях, лодыжках, на шее и на талии — цепочки разной толщины, и Юнги ужасно хочется услышать, как они звучат и ощутить, тёплые ли, или прохладные? В тот ночной разговор с кофе и коньяком младший признался, что довольно сложно найти человека, разделяющего его интересы, не заполучив клеймо странненького извращенца. Для большинства все пристрастия и предпочтения, существующие на постоянной основе, а не разнообразия ради, это слишком замороченно и невнятно. У Чимина коллекция зажимов на соски и, как выяснилось, он выпадает в астрал от пальцев Юнги. Заинтригованный количеством возможностей, что и как можно сделать, Мин начинает регулярно приходить в гости. Подробное знакомство с телом состоялось, когда Юнги облили маслом и сделали массаж, доведя до оргазма руками. Знакомство с телом Чимина — когда оба были в серебре. Серьги, кольца, браслеты, и тоже — только руками. Первый минет произошёл с повязкой на глазах, первый секс с проникновением — с кончающим от пальцев Чимином, лежащим в корсете и в чулках. — Не язви. — Ой, да что ты мне сделаешь. Раздражённый непокорностью Юнги звонко шлёпает по ягодице, не сдерживая силы, и слышит победное: «Ха». — Тебе правда нравится, хён? Удивительно, но если не считать блёсток, размазанных по коже, у них обычный акт. Обнимая за шею и прижимая голову старшего к груди, оседлавший Чимин насаживается, сжимая мышцами изнутри. — Да. Господи, конечно, да. Никогда заранее не узнаешь, какая мысль возникнет у Чимина в голове, и Юнги понимает, насколько однообразен был секс до него. Он пробует вместе с ним что-то впервые, что-то — заново, убеждаясь, что воск — вообще не его тема, как и оттягивание оргазма, и эротическая щекотка. — Расскажи о своих фантазиях? — сонный, удовлетворённый, Чимин поглаживает по спине, убаюкивая в объятиях, — Подумай, что будет в следующий раз. — Анальный оргазм существует? — Ага. — Хочу. — Я постараюсь, хён. Но не обещаю с первого раза. — О, и мне не отсасывали, имея. — Пальцами? Игрушкой? Третий человек? Что должно быть в тебе? — Пальцы и игрушка. Никаких левых людей, — изворачиваясь, Юнги кусает за нос. Могла бы девушка разложить Мина? В теории — без проблем. Другая теория гласит — никто не сделает лучший минет, чем парень — парню. И трахнет силиконом заодно. Юнги непривычно от собственной растянутости и безвольности, он издаёт жалобные звуки, сильно прогибаясь в пояснице и кончая до почти видимых искр из глаз. В быту — разницы нет. Чимин дует на горячую еду, чтобы не обжечься — как это сделал бы любой другой человек. Стучит каблуками ботинок по полу, возвращаясь за забытыми на зарядке наушниками. Бывают и дни, когда вместо секса хочется спать, в мягкой пижаме и — одному. Три месяца. Наслышанный в общих чертах и по-секрету, Хосок сказал, что у всех отношений первые месяца три активный период, после которого всё идёт на спад, выравниваясь. И что пора бы уже вылезти из постели и познакомиться всем. Стоя у входа в ванную комнату, Юнги наблюдает за младшим. Напевая, тот подкрашивает лицо перед встречей с друзьями хёна. — Против всякой логики я почему-то полагал, что у тебя будут розоватые соски, — задрав кофту, Чимин проводит кистью с румянами по ореоле, чмокнув в губы. — Слижи с меня это. — Не нравится? — Люблю твой язык на мне. Улыбаясь, Чимин опускается на колени и портит себе весь макияж, обтираясь лицом об низ живота и вставший член, вылизывая, безбожно опаздывая, и замзывая поплывший контур распухших губ уже в такси. — А куда ты деваешь косметику, у которой истекает срок годности? Не жалко выкидывать? — Жалко. Я отдаю её Тэтэ. Он рисует. — На себе? — На холсте и стекле. Хоби ожидаемо очаровывается, воркуя, какой Чимин милашка, и Юнги смотрит его глазами, видя красивого и молодого человека со звонким смехом. Гибкого, выносливого, что от переизбытка комплиментов и переполняющей доброты просит выпороть в спальне, обливаясь слезами и успокаиваясь. Наму прямо сообщает, что хочет себе такого же и нет ли у Юнги случайно ещё одного Чимина, спрятанного в кармашке. — Совесть имей, — шипит Мин. — У нас моногамные отношения, Намджун-хён. Чимин знакомит Юнги с Тэхёном, впадая при нём в детство. Они оба тактильные, привязанные друг к другу, Чимин постоянно что-то напевает и плетёт косички на шарфе Тэ, чувствуя себя в полной безопасности. Начитавшийся статей о различных видах взаимодействий чтобы понимать, что к чему, Юнги вспоминает про сабспейс и маленькость. В руках Тэхёна всё выглядит маленьким, и обнимающий на прощание Чимин вминается в него, прячась и сжимаясь, не желая сразу отпускать. — Между вами… — неуверенно начинает Юнги. — Что-то было? — Мы друзья. — И только? — Тэхён гетеро. — А если бы… — Мы. Друзья. — Хорошо. Что насчёт всей этой темы с побыть малышом? — Хочешь позаботиться обо мне? — Хочу. И это не сложно. Накормить, вымыть, расчесать волосы, почитать книгу на ночь — вслух. Без перегибов, пускания слюней, памперсов и погремушек. Чимин не деградирует, не лепечет безсвязно, заранее обговорив, как именно всё будет происходить. «Мы поиграем в это» — озвученное, очерченное в рамках, так проще следовать по намеченному сценарию, плану. Юнги учится, осознавая, что не сразу получится добиться лучшего результата — полной расслабленности, стопроцентного доверия. Гладя по голове, он целует в лоб. Размышляя о том, какие у него самого кинки, Юнги поначалу уходит совсем не в ту степь — танатос. У него дурная привычка проверять границы возможного, стремление показать истинное «Я» без прикрас, испортить настроение партнёру, демонстрируя все стороны и провоцируя конфликт, чтобы даже в случившемся пиздеце тот не ушёл и доказал — люблю. Не ради примирительного секса, а убеждаясь, что между ними это не главное. Другая мысль-табу — причинить реальную физическую боль. Шлепки, придушивание, щипки, царапанья и укусы — Чимину нравятся, но в его коробке с девайсами нет ножей. Юнги вспоминает единственное, бывшее у него в прошлом, похожее на блад-плей, поджимая губы. Месячные. У Чимина по понятным причинам нет менструации, и секс в крови неосуществим. У Юнги был такой опыт, когда он перемазался весь, и партнёрша, истекая, стонала совсем не от боли. Метафорически, морально это напоминало разрушение — и принятие, и слияние. Чимин страшен в гневе. Он ведётся на провокации, распаляясь, вспыхивая, дерзит в ответ, нервно скребёт ногтями по бедру и уходит, чтобы вернуться с кляпом. — Помолчи, хён. На стол он кладёт ручку и листок, прося записать все претензии, аргументированно, а не эмоционально, а потом трахает Юнги на этом же столе, вбиваясь с оттяжкой, медленно и глубоко, покрывая поцелуями тяжело вздымающуюся грудь. — Ты придурок. — Сам такой. — Люблю тебя. Твоя неуверенность в том, что я люблю тебя недостаточно сильно, отравляет разум. Напиши теперь, какой именно ты хочешь любви. Каких знаков внимания. Подробно, по всем пунктам. Цветы? Облизывание стоп? Подарки? — Отнеси меня в ванную. На руках. — Слушаюсь. С приближением четырнадцатого числа, в феврале, Юнги ломает голову над тем, как бы отпраздновать этот день. Он бронирует номер в отеле и столик в ресторане — в том же здании, после жалея об этом. Наверняка у Чимина к его тридцати с небольшим уже было всё. Множество свиданий, множество празднований. Ему поэтому и скучно в ванильности, когда из раза в раз всё одно и то же самое. В последний момент, перед ужином, Юнги забегает в торговый центр и выстаивает километровую очередь, вытряхивая из пакета покупки, пряча в карманы куртки. Официант успешно делает вид, что не в курсе — обслуживая двух мужчин в день влюблённых, он ведёт себя профессионально, советуя подходящее вино к морепродуктам. Место довольно дорогое, и среди прочих посетителей есть разные пары, которым наплевать, кто ест рядом. На Чимине розовый свитер и он сегодня в мечтательно-романтичном настроении, произнося тост, полный благодарностей за то, что Юнги появился в его жизни. Они обсуждают любимые ромкомы и фильмы об искусстве, где лучше всего готовят гребешки и заказывают на десерт фруктовую тарелку. — Это мог бы быть домашний вечер с фондю, нетфликсом, специальным плей-листом. — Мы можем устроить это в любой другой день, который выпадает у обоих свободным. — Да. Меня радует, как легко ты соглашаешься, не смущаясь фондю. — Это вкусно. Обожаю сыр, обожаю шоколад. Клубника, виноград, ананасы, кусочки белого хлеба... — И это так приторно и слащаво. Кормить друг друга, сидя в окружении свечей. — Мы влюблённые, имеем полное право. Я куплю тебе гигантский букет роз, хён. — Мне будет некуда его ставить. — Сначала я изласкаю тебя бутонами, проводя ими по коже, а потом рассыплю лепестки вокруг, по всей кровати. — Так. Когда? — доставая телефон, Юнги открывает рабочий график. Чимин смеётся, что превращается в икоту, и он задерживает дыхание, надув щёки, и пьёт вино осторожными глотками, пока его не отпускает. Подходя к номеру отеля, они держатся за руки в коридоре. Вставив карточку-ключ, Юнги широко распахивает дверь, пропуская Чимина первым. — Сегодня без мерцания огоньков и цветочков. И без воздушных шаров. — Окей, — младший медленно кивает, лёгкая растерянность мелькает на его лице. — Сегодня… — Юнги выуживает из кармана помаду, открутив крышечку. — Мы сделаем здесь всё грязным. Розовые, персиковые, бордовые — отпечатки губ густо покрывают рельефное тело, зацелованное вдоль и поперёк. — Сфотографируй это. Чимин в восторге, вытягивая руки. Он позволил накрасить себе ресницы тушью — не самой лучшей, быстро осыпающейся и не водостойкой. Юнги хочет видеть её размазанной по щекам, попозже. Кремовые румяна Мин наносит на свои соски, колени, локти, пачкая простынь. — Это смывающийся тинт, и у меня есть с собой мицеллярка. Перевернись, Чимин-а. Алая струя стекает из флакона по позвоночнику к пояснице. Похоже на кровь. — Охуеть. Шлепок — и всё в брызгах. — Я обязан это увековечить, — переводя камеру в режим видео, Чимин устанавливает на прикроватной тумбе. — Тебе нравится? Собрав со спины краску, младший распределяет по ладони и припечатывает к груди Юнги, у сердца. — Очень.