Вегетососудистая дистония

Чимин закатывает глаза на все «Сядь» и причитания: «Как же ты, бедненький, устаёшь». Плотный график? Ха. Бывало и хуже. Усталость? Все устают, не из-за чего заламывать руки в стенаниях — по крайней мере, сейчас. Уставившись в невидимую точку перед собой, Пак мысленно обшаривает все углы Хайба и окрестностей. Чего-то хочется. Какая-то из потребностей не удовлетворена. Юнги скашивает взгляд к углу монитора — ноль один двадцать семь. В коридоре раздаётся стук каблуков, приближаясь с драматичной необратимостью — и при этом звуча легко. Требуется пол секунды, чтобы распознать, чьи они. — Эй-йоу, — нарочито басом. — Привет, Бэйби-Джей. Чимин фырчит, закрывая за собой дверь и проходя в студию. — Чо-как, бро? — Будь, пожалуйста, собой. — А-га. Приседая на корточки, Чимин лезет в мини-бар, холодильник — высотой едва ли до пояса. Гремя бутылками, переставляя, выуживает из угла одну объёмом 0,33. Откупорив, он облизывает горлышко, прежде чем отпить, в блаженстве прикрывая глаза. От сладострастного «М-м-м-м-м-м» у Юнги бегут мурашки от затылка к плечам, и поворчать бы на тему алкоголизма, но у самого в стакане с толстым дном вовсе не яблочный сок. — А ты чё-как? — Теперь — заебись. — Закончил с расписанием на сегодня? — Да, — причмокнув губами, Чимин ложится на диван, свесив ноги через подлокотник и доставая из кармана телефон. — Чего домой не едешь? — Вместе поедем, — небрежно отзывается младший, дёрнув плечом. Юнги не понимает. Что. Почему. Зачем. Сходил бы в какое-нибудь интересное место, если не нашлялся. Провёл бы время с кем-то другим. Чимин не отвлекает — намеренно, специально, но он здесь. — И что ты делаешь? — Создаю муд-борд. Всё ещё планирую разнообразить интерьер в квартире, кажется… Я однажды закажу всё из Лего. Тысячи тысяч деталей, вон, монстеру можно собрать, а при переезде — расфасовать по пакетам. Юнги представляет себе подобный дизайн. И Чимина в нём — с жёлтым лицом и искусственной улыбкой. Оборачиваясь, Мин хмурится. — Эй? — А? — Улыбнись. — Дай повод, — печатая, тот медленно проводит языком по губам. — У меня в ящике стола есть печенье в розовой глазури. — И? — Для тебя. Искренняя, настоящая улыбка практически вспыхивает, озаряя. Творцы всегда в работе над чем-то эпическим. Тем, что может оказаться последним. Юнги пишет альбом, изолируется, грызёт ногти, орешки, снова — ногти, соглашается на порцию острых крыльев, с трудом дыша обожжённым ртом. — Пиздец. Чимин заедает жгучесть сливочным мороженным, затем передавая рожок. Юнги надкусывает вафельный конус и ловит стекающую каплю, бегущую вниз, шумно всасывая у конца. Чимин опять выпадает в астрал, на часах — два тридцать шесть. — Ты как? — У меня сегодня почти случился дроп. Крутанув красную крышечку от бутылки соджу, Чимин прихлопывает её ладонью, когда она готова упасть. — Дроп? — Бегаешь такой в делах, у-тю-тю, ми-ми-ми, и вдруг кружится голова. А в голове до этого блаженное нихера и только трек звучал. И как будто ди-джей на вечеринке — за секунду до, понимаешь, сейчас будет дрооооп! И всё начинает в слоу-мо бесконечно падать, заваливаясь вправо. На самом деле клонило меня, но я не упал. — Ложись спать. — Плед есть? — Поезжай в общагу. — Меня вырубит скорее всего прямо сейчас. — Ёб твою мать… Юнги не знает, как объяснить всем, почему он тусуется с Чимином чаще, чем с кем-либо. Пять тридцать пять, мак авто, кредитка водителя, банковский перевод, два американо, две порции картошки и блины. — Никто не узнает. — Никогда. Рассвет. Сырный соус, абрикосовый джем. У Чимина натянут капюшон толстовки на высветленные волосы, и это толстовка Юнги — своя пропахла вейпом Чонгука, с которым он был до трёх. То, что толстовка Юнги пахнет табаком, его, похоже, вообще не ебёт. — Между прочим… — Чимин растопыривает пальцы, упирая их в щёку. Лицо сплющивается с правого бока, и это не уродует, наоборот, делая только милее. Юнги зевает, прикрывая рот кулаком. Чимин громко сглатывает. — Продолжение будет? — У чего? — У загадочного «между прочим». Четыре сорок четыре, число ангела — так говорят. — Щетина это секси. — У кого? — Ну, у тебя. Почёсывая нижнюю челюсть, Юнги со всей кристальной ясностью осознаёт — так будет не всегда. Работа над альбомом. Пасущийся и спящий в студии Чимин. Их тайные перекусы и переругивания, перешучивания. И даже щетина. — Почему это секси? — Хочется ощутить на плече. У талии и у лобка, внизу живота. — Об тебя обтереться? — Я просто сказал… — густо краснея, Чимин нервно сдвигает ноги совсем без палева, да. Четыре сорок шесть — Юнги тянет за руку и проводит подбородком по раскрытой ладони, вызывая судорожный вздох. Четыре сорок семь — по шее и почти до плеча, растянув ворот футболки. Это проще, чем ожидалось. Сотворить. Чимин заметно дрожит, прогибаясь в спине и не может справиться с верёвочками на спортивных штанах. — Ты в порядке? — Это дроп, — падая назад, он рассыпается. Внутренняя сторона бёдер — нежная-нежная, даже жалко царапать, но… Юнги вымещает всю накопленную злость — недовольство и раздражение тем, что младший так долго решался и не озвучивал, что хотел. Маячил, мелькал, нёс бред и подбивал на обжорство, когда в действительности сильнейший голод — тактильный. Держа под коленями, Юнги тянет ближе к себе, готовый рычать — не брыкайся, не смущайся, не закрывайся. — Хё… — Юнги-я. Вгрызаясь, ставить засос, как клеймо — был здесь. Моё. Мой. Слушая восхитительный, протяжный стон над головой. Юнги обстоятельно покрывает болезненно твёрдый член слюной, скользя пальцами у основания, сжимая в кольцо. — Чимини, Бога ради, сядь. Пак кривится, игнорируя и вприпрыжку уносясь от Хосока в другой конец зала. — Непослушный ребёнок, — вздыхает Сокджин. — Чимин-а, сядь, — растянувшись на полу, Юнги вытирает запястьем пот со лба и слышит топот босых ног. — И куда?.. — Куда хочешь. — На лицо, — прошептав это на ухо, Чимин устраивается рядом в позе лотоса. — У тебя вино закончилось в моём холодильнике. — Похрен. Главное, что не… — Потише. — Не брейся сегодня. — Ладно. И яркая, яркая улыбка.