Марионетка

На ужин к Дэвиду Бруксу Майкл Эванс безбожно опаздывает. Рейс из Вашингтона задержался, а после он несколько часов — и Майкл не верит, что прошло всего сорок минут, — обсуждал с женой планы на выходные. Жаль только, что о планах так ни слова и не услышал. Марта рассказывала о муже своей лучшей подруги; о том, что соседи недавно купили новую стереосистему и теперь она вынуждена слушать музыку вместе с ними; о том, что недавно звонила Джоанна и просила передать, что он черствый урод, раз так и не нашел времени перезвонить ей. Господи, знала бы Джоанна, сколько сил он угробил на поиски убийцы — сразу бы язык прикусила. А еще Марта рассказывала о новом ухажере Кортни — вроде бы приятный молодой человек, воспитанный и глубоко увлеченный то ли театром, то ли музыкой. К болтовне жены Майкл не прислушивался. Ему куда сильнее хотелось поговорить с дочерью, но той не оказалось дома. И хорошо бы она не пыталась ходить по пятам за Джейком Болдером или допрашивать его соседей, притворяясь репортером местной газеты. Кортни — вылитый Майкл, когда дело касается упрямства. И он уверен, что дочь ни о чем не забыла. Уверен, что она и по сей день считает, что разобралась в деле Художника лучше следователей ФБР. Он тяжело вздыхает, поворачивая за угол и выезжая за пределы города. Дэвид Брукс живет в пригороде Лос-Анджелеса — в ладном светлом доме, словно сошедшем с фотографии в журнале. Газон у дома Бруксов всегда подстрижен как по линейке, на клумбах яркими пятнами маячат цветы, а Майкл на них смотреть без тошноты не может. Проезжает один дом за другим, не замечая разницы: светлый сайдинг, аккуратная подъездная дорожка, газон, клумбы. Как Дэвид с ума-то не сошел здесь жить? На подъездной дорожке у его дома припаркована всего одна машина — большая семейная «тойота» Бруксов. Значит, Кортни либо еще не приехала, либо добиралась сюда на такси. А может, она и вовсе передумала ужинать у Бруксов, зная, что Майкл отказать Дэвиду не мог. Сколько они с другом не виделись? Год? В последний раз они собирались семьями не то что год назад — года три, не меньше. Интересно, Джорджия все такая же требовательная хозяйка? А как ее диабет? Он паркуется неподалеку от дома и ухмыляется, щелкая кнопкой сигнализации на пульте. — Майкл, ну неужели тебя не учили пользоваться салфеткой? — причитала Джорджия в прошлом, когда он случайно пролил соус на скатерть и поспешил замыть пятно. — Я же специально положила их рядом! Господи, вы с Дэвидом как с одного конвейера сошли! — Не слушай ее, — улыбнулся тогда Дэвид. — У нее пунктик на салфетках, прям как у матери. Но сегодня двери Майклу открывает вовсе не Джорджия. На пороге идеального дома Бруксов его встречает дочь — мрачнее тучи, будто ее сюда затащили силой. Уголки ее губ едва заметно вздрагивают в подобии улыбки, когда она встречается взглядом с отцом. — Привет, — произносит Кортни кисло, пропускает его внутрь. — Дядя Дэвид и Джорджия колдуют на кухне, так что если не хочешь попасть под горячую руку, топай сразу в гостиную. — Привет, Кортни. — Хочется сгладить впечатление, сказать что-нибудь ободряющее, а в голове вертится лишь одна мысль: слава богу, дочь в порядке. Задавала ли она вопросы Дэвиду? Пыталась ли что-то выяснить до того, как он приехал? Но Майкл качает головой, отгоняя их в сторону. Сегодня он отец, а не директор уголовного управления ФБР. — Как оно? Мама рассказывала, что ты недавно с кем-то познакомилась. — Простите, мистер Эванс, я не говорю на личные темы с представителями закона, — бросает она обиженно, прежде чем скрыться в гостиной. В последний раз повздорили они крупно, и Майкл уверен — в душе Кортни и сама жалеет о том, что ляпнула, только забрать свои слова обратно не может. Такая же упертая, она до последнего будет делать вид, что права. Может, так оно и есть. Может, будь он чуть расторопнее, Мелисса и впрямь осталась бы жива. Только гадать — удел слабых, Майкл предпочитает действовать. И Веласкес уже перетрясла всех врачей центрального медицинского центра и даже провела несколько часов перед домом Болдера. У них есть зацепки. Осталось собрать их воедино, найти последний недостающий кусочек мозаики, который соединит между собой остальные — завершит картину. Майкл кривится при одной мысли о картинах. И чувствует, как с каждым днем, с каждым часом, с каждой новой мыслью подбирается все ближе к убийце. Кажется, будто он стоит от него в двух шагах, но никак не может разглядеть его лица. Мужчина лет тридцати или тридцати пяти, не старше. Скорее всего, аккуратный и педантичный, одинокий и на первый взгляд благополучный, занимает уважаемую должность или увлечен общественными работами. Возможно, частый посетитель закрытых клубов. Знаете, вроде свингер- или БДСМ-клубов, я готов дом поставить на то, что склонен все и всегда контролировать. Даже сейчас, явившись на семейный ужин к лучшему другу, Майкл снова и снова прокручивает в голове слова Тайлера. Под этот профиль попадают только один врач в клинике — консультант по ментальному здоровью Лоуренс Роудс — и печально известный Джейк Болдер. Пастор баптистской церкви, какую посещали жертвы, по мнению Тайлера, на убийцу не похож. Да и алиби у него есть. Впрочем, не только у него. — Вы посмотрите, кто явился! — Дэвид хлопает Майкла по плечу и занимает соседний стул. Улыбается спокойно и расслабленно — явно не размышляет на досуге об убийцах. Майкл более чем уверен, что уж друг-то дома расслабляется — думает о жене и детях, о результатах бейсбольных матчей или о том, как хорошо будет выйти в отпуск через пару месяцев. И правильно делает. — Джорджия говорила, что ты струсишь. — Чего я должен был испугаться? — Кортни, — отвечает Джорджия. В руках у нее большое блюдо с запеченной свининой, она отпихивает в сторону брошенную у дверей игрушку, чертыхается себе под нос и ставит блюдо на стол. В глазах ее плещется недовольство, она то и дело оборачивается в сторону гостиной и качает головой, отчего ее длинные рыжие волосы колышутся прямо над блюдом. Несколько волосков срываются вниз. Майкл сглатывает. — Знаешь, она была не в восторге, что ты тоже придешь. Она-то к нам частенько заезжает, а тебя вот не дождешься. — Работы много. — Только справляешься ты с ней скверно, да? Читала я эти статьи в «Вашингтон пост», да и девочки так и умирают, хотя уж после смерти дочери… — Джорджия! — восклицает Дэвид. Поглядывает на нее из-под кустистых бровей с проседью и поджимает губы. — У нас тут семейные посиделки, а не очередной съезд частных детективов. Вас с Кортни послушать, так любой в городе уже давно раскрыл бы дело. — Может, и раскрыл бы. — Давай-ка ты обратно на кухню сходишь, а? За соком там. Или Кортни сюда позови, чего она одна в гостиной сидит. Джорджия цокает языком, демонстративно разворачивается на каблуках и выходит из столовой. Несколько мгновений они сидят в тишине, слышен лишь гул соседской газонокосилки и обрывки телевизионной передачи. Кажется, выпуска новостей. Интересно, как много жителей Лос-Анджелеса, да и Калифорнии, уверены, что ФБР не справляется? Многие ли опасаются, что когда-нибудь Художник или еще какой-нибудь ненормальный придет и за ними? Майкл знает, что таких людей едва ли наберется и сотня. Ему просто не повезло. — Ты там как, держишься? — Дэвид озабоченно поглядывает на него, словно хочет утешить. — Не переживай, Джорджия просто не в настроении сегодня. Опять с матерью поссорилась с утра — у той на старости лет совсем крыша поехала. А Кортс остынет. — Она настроена так же воинственно, как и Джорджия, — усмехается Майкл качая головой. — Мы ведь так и не помирились. — Да уж сколько раз вы ссорились за последний год, я тебя умоляю. Все наладится, просто прекрати обращаться с ней, как с несмышленым ребенком, она давно уже взрослая девочка. А ведь Дэвид прав. Кортни уже двадцать три, она давно уже не ребенок и понимает, что делает. Убийцу поймают, ее страсть к расследованию остынет, и она пойдет по стопам Марты: сойдется поближе с этим своим ухажером, может быть, даже объявит о помолвке, а там он уже оглянуться не успеет, как выдаст замуж вторую дочь. Вспомнят ли они тогда о мелких размолвках? Едва ли. Майкл улыбается. Кортни заходит в столовую вместе с Джорджией — они несут подносы со стаканами сока и закусками, Дэвид мгновенно подскакивает с места и бросается на помощь. Удивительно, как легко забыть о таких простых вещах. Кортни не только дочь директора уголовного управления, которой стоит понимать, где заканчиваются ее права и начинаются обязанности, но и молодая женщина — молодая женщина, которая хочет заполнить образовавшуюся внутри после смерти сестры пустоту, хочет любви и заботы, счастья, как и любая другая на ее месте. Да и Майкл тоже просто мужчина — муж, отец, друг. Мир не замыкается на одном-единственном деле. И все вокруг постепенно наполняется красками: Майкл замечает лучи яркого закатного солнца, падающие из окна; цветастую столовую дорожку на столе, забавные трубочки в стаканах, словно на детском празднике; замечает короткие улыбки, какими обмениваются Кортни и Джорджия. Шумно выдыхая, он пытается расслабиться. Сегодня он просто Майкл Эванс. — Да нет, она и не думала туда идти, — увлеченно рассказывает Кортни Джорджии, но за началом разговора Майкл не уследил. — Видели бы вы, какое мама потом лицо скорчила — такой подставы точно не ожидала. — А я говорила, любопытство Марту до добра не доведет. Непринужденная болтовня, холодный апельсиновый сок и просто отменная свинина — некоторое время Майкл увлеченно ковыряет вилкой в тарелке, внимательно прислушиваясь к болтовне за столом. Дэвида, как обычно, не остановить, а Джорджии только дай возможность слово вставить — она всегда найдет что сказать. И Кортни в их компании выглядит далеко не такой мрачной и кислой, какой казалась поначалу. Активно вклинивается в беседу, рассказывает о Марте и о том, как недавно они выбирались по магазинам. Во втором куске свинины Майклу попадается длинный рыжий волос, и он вежливо отодвигает тарелку в сторону. Хватает с менажницы сэндвич с яйцом и проглатывает не жуя. — А как твой молодой человек, про которого говорила Марта? — Джорджия улыбается Кортни. — Уж сколько времени прошло, а ты так про него и не рассказала. — Да, мама жаловалась, что ты отказываешься даже имя назвать, — произносит Майкл, откашлявшись. Сэндвич едва не встал ему поперек горла. — К чему такая секретность? Все взгляды мгновенно устремляются на Кортни, даже Дэвид посматривает на нее с интересом, хотя уж ему-то точно не до сплетен про парней. Она мнется и с сомнением поглядывает то на Джорджию, то на отца и вдруг улыбается — мягко, скованно, ну точно школьница, которую только что пригласил на выпускной вечер самый популярный мальчик в школе. Когда-то Майкл уже видел подобное выражение на лице ее матери. А еще раньше — на лице Джоанны, которую и правда приглашал на выпускной в старшей школе. — Да не смотрите вы на меня так! — возмущается дочь и прячет улыбку в стакане сока. На ее правом запястье, под усыпанным цветами браслетом темнеют синяки. Майкл хмурится. — Вообще-то, я не хочу об этом говорить. Уж ты-то, пап, — она кивает ему, — точно с осуждением потом будешь на меня смотреть. — Связалась с плохим парнем? — смеется Дэвид. — Ничего, в таком возрасте простительно. Хотя на твоем месте я бы такие заскоки оставил в старшей школе, когда самое плохое в парне — подержанный байк вместо машины и сигарета в зубах. — Да ну вас, честное слово. — Кортни закатывает глаза. — Он мой психолог. И в полиции нравов мне бы наверняка предъявили, что встречаться со своим лечащим врачом неэтично. Но он очень приятный мужчина, пусть и со своими тараканами. Картинка в голове Майкла не складывается. После смерти Мелиссы он сам отправил дочь в центральный медицинский центр Лос-Анджелеса и рекомендовал лечиться у доктора Терренса — отличного специалиста, пусть и немного сварливого. Но ему давно уже к пятидесяти, у него жена и дети, если уже не внуки. Сам того не замечая, Майкл сводит брови к переносице. — Кортни, он же женат! — С чего ты взял? — Она отставляет пустой стакан в сторону и хмурится точно как и отец. — Мы с ним сто лет знакомы. И вообще, с каких пор тебе нравятся мужчины постарше? — Пап, у нас разница лет пять, — произносит она медленно и четко, будто объясняет очевидные вещи ребенку. — И кольца на пальце у него нет. Да и вообще, будь он женат, я бы заметила, поверь мне. Окончательно сбитый с толку, Майкл качает головой и бросает взгляд на Дэвида, но тот лишь неопределенно пожимает плечами — о парне Кортни он, очевидно, ничего не знает. Зато у Джорджии вид настолько самодовольный, словно она только и мечтала увидеть Майкла потерянным. Уязвленным. — Я лечусь не у доктора Терренса, если ты о нем подумал, — говорит дочь наконец. — Мы с ним не сработались. Мой лечащий врач — доктор Роудс. Если бы ты почаще бывал дома, ты бы об этом знал. — Вот именно. Настолько засиделся в своем Вашингтоне, что уже даже и не знаешь, чем живут твоя жена и дочь… Но к словам Джорджии Майкл не прислушивается. Шестеренки в голове с остервенением крутятся, сопоставляя одну крупицу информации с другой: молодой мужчина, занимающий уважаемую должность, — он мог с легкостью подобраться к любой из жертв, в том числе и к Мелиссе, которая лечилась у доктора Терренса. Может быть, они встречались в коридорах или проводили совместные сеансы. Господи, может быть, Мелисса тоже сменила врача, только он об этом так и не узнал. Под профиль попадает только Роудс, сказала агент Веласкес пару дней назад, когда бросила на стол рапорт по центральному медицинскому центру Лос-Анджелеса. Его мать, Офелию, убили семь лет назад. Дело вела местная полиция, но теперь материалы валяются у нас в архиве — Тайлер считает, что она была первой жертвой Художника, хотя почерк в то время еще не сформировался. Роудса тогда даже опрашивали — он чист. И что с него взять, парню тогда было чуть больше двадцати, типичный студент, который приехал домой на каникулы, а вместо любимой мамочки обнаружил изуродованный труп. Не буквально, конечно. Он приехал позже, это подтвердили соседи — какая-то миссис Харрис — и его однокурсники. В ночь убийства он еще в кампусе был. С семьей с тех пор не общается, хотя у него остались отец и двое младших братьев. Да и у него есть алиби на каждую из ночей, так что я сомневаюсь, что это он. Завтра снова буду куковать у дома Болдера, у него-то даже алиби нет. И вы видели, какой у него цветник за домом, шеф? И цветы регулярно кто-то срезает. Майкл задумчиво поглядывает на браслет и синяки на запястьях дочери. — Это от него подарок? — спрашивает он вкрадчиво. Щурится. — Браслет? Да. — А синяки? Кортни едва заметно краснеет и отводит взгляд. Поправляет воротник водолазки, и Майкл догадывается, что под ним могут скрываться и другие следы. Может быть, пострашнее синяков. Мало ли на свете извращенцев, в том числе и среди врачей. Только до сегодняшнего дня он был уверен, что его дочь в число извращенцев никак не входит. — Вот это развлечения у молодежи, — присвистывает Дэвид, глядя на Кортни, а потом поворачивается к жене: — Не хочешь тоже попробовать для разнообразия? Ответом ему становится звонкая пощечина. Майкл напрягается всем телом, замечает удивленный и испуганный взгляд дочери, но уже спустя мгновение Дэвид и Джорджия заливаются смехом. В каждой семье свои порядки, и Майклу некогда о них задумываться. Свинина на тарелке давно остыла. — И давно это у вас, Кортни? — Три месяца. Может, чуть поменьше. — И вы наверняка обо всем друг другу рассказываете, раз у вас такие… близкие отношения? — Майкл не замечает, как меняется его тон, как отходит в сторону отец, уступая место внимательному и уверенному в себе сотруднику ФБР. — Про твое расследование в том числе? — О, так теперь ты хочешь послушать про расследование? — Она вскакивает на ноги, едва не опрокинув менажницу с сэндвичами. — Поздно как-то спохватился! — Успокойся, Кортс. — Дэвид тоже поднимается из-за стола. — Уверен, Майкл не хотел… — А о себе он тебе что-нибудь рассказывал? — Рассказывал, представляешь! В отличие от тебя, он про близких не забывает. — Он не общается с родными уже несколько лет. — Они не ладят. — С матерью тоже? — Его мать умерла, пап. — Губы Кортни дрожат, глаза на мокром месте и кажется, будто еще немного, и она либо раскричится, либо расплачется. Но Майкл не собирается ее щадить. — Ее убили, Кортни. Его мать — первая в длинном списке жертв Художника, хотя в те времена он еще не вытаскивал сердца наружу. — Майкл, ты сегодня не на службе, — говорит Джорджия. — Оставь эти шуточки при себе. Гробовую тишину за столом больше не нарушает даже гул газонокосилки во дворе. Кортни поджимает губы и выходит из столовой, а затем и из дома. Майкл слышит оглушительный хлопок входной двери и видит ее смазанный силуэт за окном. — Отцом года тебе точно не стать, Майки, — выдыхает Дэвид. Но о своем образе отца Майкл задумывается в последнюю очередь. Настолько ли крепкое у Роудса алиби? Не может ли все это быть простым совпадением: его работа в клинике, смерть матери, синяки на запястьях Кортни? Не пытается ли он выдать желаемое за действительное? Странные увлечения Роудса, будто недостающий кусочек мозаики, завершают картину — теперь Майклу хочется еще раз проверить его, а то и отправить кого-нибудь к нему на прием. Например, подослать к нему одного из агентов — светлые волосы, светлые глаза, и Роудс не сможет устоять, если убийца и впрямь он. Да, это опасно. Да, на это уйдет много времени, быть может, пара месяцев или даже полгода. Но кто они такие, чтобы разбрасываться возможностями? Времени у них все меньше. Майкл не может выбросить мысль об этом из головы. Сегодня Веласкес отправит рапорт по поводу Болдера. Точно как и к Роудсу, к тому ведет слишком много ниточек. Да что там, они даже возраста одного — Болдер всего на пару лет старше, только послужной список у него просто отвратительный. Долги, мелкие кражи, судимость. На фоне законопослушного доктора Роудса тот выглядит отпетым преступником. Но что-то не дает Майклу покоя. Профессиональное чутье или интуиция — плевать, как он назовет это чувство, главное, что за последние двадцать лет оно редко его подводило. Домой к Дэвиду Кортни так и не возвращается.