Марионетка

У Майкла Эванса полно дел и без журналистского расследования дочери. Уже второй месяц, если не больше, он не появляется дома и понятия не имеет, что там творится: может быть, Марта давно нашла себе любовника и выбросила нерадивого мужа из головы. Прикрывая глаза, он буквально слышит ее голос: ну чего тебе стоит хоть раз заехать к нам? Взять выходной и провести его со мной, а не в компании твоего заместителя и молодых агентов? Вот как пить дать, какая-нибудь из этих молоденьких пигалиц уже положила на тебя глаз! После этого Марта всегда смеется и ставит перед ним тарелку своей стряпни. Часто пересоленной, иногда, наоборот, пресной, но всегда приготовленной с любовью. А следом за голосом Марты Майкл слышит вполне реальный телефонный звонок. Аппарат на столе разрывается уже вторую минуту, и Майкл, как следует тряхнув головой, чтобы сбросить наваждение, снимает трубку с рычага. — Слушаю, — отвечает он устало и поворачивает фотографию на столе в другую сторону. Выдержать мягкого и теплого взгляда жены не может. Видит бог, он не заслуживает Марту, и лучше бы она и впрямь нашла себе того, кто оценит ее по достоинству. — Добрый день, мистер Эванс, — голос на том конце провода ему до боли знаком, и Майкл не понимает, с чего это Кортни пришло в голову звонить ему на рабочий телефон, еще и обращаться с таким апломбом. — У меня к вам пара вопросов. Почему секретарь ее не остановила? Дозвониться начальнику уголовного управления ФБР в Куантико — это не в ближайший магазин позвонить. И Майкл что угодно готов отдать — дочь звонит с личного телефона, просто так ее с ним соединять не должны. Но сегодня на месте секретаря сидит Лидия, а у той свои представления о работе. И если Кортни наплела ей с три короба о важности разговора, да еще и напомнила, что она, вообще-то, дочь директора и они с Лидией знакомы лично, — Кортни как-то приезжала в управление вместе с Мелиссой — та могла и поддаться. Да за что же ему все это? На столе ровными рядами лежат фотографии мест, где нашли последних жертв Художника, — поляна в парке Гриффит, бульвар Уилкшир неподалеку от другого парка, парк Уайлдвуд. Может, правы ребята, и у этой твари действительно слабость к зелени, не только к цветам. А может, он просто хочет, чтобы его «картинами» успело полюбоваться как можно больше народу — он ведь не прячет их, вечно выставляет на всеобщее обозрение. — Добрый день, мисс Эванс, — произносит Майкл натянуто, задумчиво покусывая кончик шариковой ручки. Дурная привычка, отвязаться от которой не выходит со времен старшей школы. — Думаю, мой секретарь предупреждала вас, что у меня очень плотный график. У меня нет времени отвечать на вопросы журналистов. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять — Кортни на том конце провода со вздохом опустила уголки губ, возможно, откинулась поглубже на спинку кресла у себя за рабочим столом или без сил свалилась на кровать. Майкл никогда не играл по ее правилам. Ни дочь, ни жена не могли сдвинуть его с места, если дело касалось работы. А работы в последнее время касалось все. Майкл засыпал и просыпался с мыслями о серийном убийце с дурацким прозвищем Художник. То приклеилось к нему еще в полицейском участке Лос-Анджелеса, потом перекочевало в полицию штата, да так и закрепилось. Но Художник из этого сумасшедшего был тот еще. Если и существовали в мире картины более отвратительные, чем изуродованные тела жертв, то видеть их Майклу не хотелось. Да и будь его воля, он назвал бы убийцу Флористом. Слишком много вокруг цветов: вокруг тел, иногда между распиленных ребер, да и то, что он творит с сердцами… Но ни в одном цветочном магазине города крупных покупок не фиксировали. Ни в Лос-Анджелесе, ни в ближайших пригородах, ни даже в соседних городах. Либо Художник колесит по всей Калифорнии, либо все прекрасно понимает и никогда не покупает больше двух-трех, да пусть даже десяти лилий. А покупают их часто. И пусть на похороны чаще всего берут белые, модные веяния никто не отменял — красные лилии стали неотъемлемой частью цветочных композиций задолго до того, как в Штатах узнали о Художнике. — Вообще-то я по делу, пап, — говорит Кортни совсем другим голосом — уставшим, немного гнусавым, будто недавно плакала. И будь Майкл Эванс отцом, а не директором уголовного управления, спросил бы, что случилось. Но выходной у него только через три дня. — Только не вздумай сразу бросать трубку! А ведь хочется. Бросить трубку и поговорить с Кортни как отец с дочерью спустя несколько дней, когда вернется в Лос-Анджелес. Может быть, как раз на том ужине, о котором болтал недавно Дэвид. Сейчас же у него в голове десятки, сотни цифр, слов и догадок: они наслаиваются одна на другую, перебивают друг друга, как домохозяйки на гаражной распродаже, и не желают складываться в цельную картину. Будто чего-то не хватает — маленького кусочка мозаики, потерявшегося где-то под столом. — У тебя пара минут, Кортни. Ты не имеешь права занимать линию. — Алисию убил Джейк Болдер, — произносит она быстро, словно опасается, что трубку он бросит прямо сейчас, даже не дослушав. Знала бы, как велик соблазн. — Понятия не имею, сообщал ли тебе дядя Дэвид, но у него татуировка паучьей лилии чуть пониже шеи, он был знаком с Мелиссой и еще одной девушкой — Роуз Смит. Да он у себя прямо на заднем дворе лилии выращивает! Все ниточки ведут к нему, вы должны его проверить! А теперь, если хочешь как следует на меня наорать, лучше отложи телефон и выдохни. Хотя бы подумай о том, что я сказала! Джейк Болдер — Ларри Болдер до смены имени — сидел за покушение на отца, отметился в спорах с налоговой и мелком воровстве. Несколько раз его допрашивала агент Веласкес, после убийства Роуз Смит Бюро добилось ордера на обыск его дома на юге города, но ничего они там не нашли. Самой подозрительной оставалась длинная клумба красных лилий на заднем дворе, но арестовать мальца за любовь к садоводству они не могли. Отпечатков не было, впрочем, как и алиби у Болдера. Майкл до сих пор держит его в списке как одного из главных подозреваемых, но что-то с ним все-таки не так. Слишком парень простой для такого, как Художник. Но Кортни знать об этом не обязательно. Она и так зашла слишком далеко. Теперь понятно, откуда у Дэвида догадки о Джейке — она и ему все уши прожужжала своим расследованием, а он и рад подсобить. Не недооценивай Кортни — она талантливая девочка, не надо ее закапывать. И талант ее — лезть не в свое дело, подвергать себя опасности, когда нужно сидеть тише воды ниже травы и не отсвечивать. Сердце сжимается при мысли, что рано или поздно кто-то может дотянуться и до второй дочери Майкла. Не Художник, так кто-нибудь другой. Только на памяти Майкла серийных убийц было не менее трех, и сколько еще появится. Кортни слишком молода и наивна, чтобы ввязываться в криминал. И зря он в тот день ляпнул про журналистское расследование. Нужно было просто осадить ее и велеть сидеть дома. И дальше писать колонку советов в «Лос-Анджелес Таймс», ходить в кафе с подружками, бегать по магазинам или сплетничать. Чем там еще обычно занимаются девочки ее возраста? Да пусть хоть с парнями бы встречалась, господи. Сейчас Майкл с одобрением взглянул бы на любого хоть сколько-то приличного молодого человека. Впрочем, Мелисса и Алисия попались именно тогда, когда собирались на свидание. — Кортни, я уже говорил, что тебе в это дело лезть не стоит, — говорит он тихо, но с явным раздражением. Нервы в последние месяцы на пределе, и не срываться удается лишь благодаря многолетней выдержке. Не будь Майкл достаточно терпелив и спокоен, никогда бы не занял директорское кресло в уголовном отделе Бюро. — Им занимается ФБР, а не журналистки-практикантки. Если тебе будет спокойнее, то мы его почти раскрыли. — Но… — Никаких «но», Кортни. И если я узнаю, что ты продолжаешь вешать лапшу на уши детективам в центральном полицейском управлении, то разговор наш будет уже совсем другим, ясно? — произносит он куда громче. — Это препятствие расследованию и моли бога, чтобы оно не превратилось в содействие преступнику. — Думай, что говоришь, пап, — и в голосе Кортни уже не слышно гнусавости и усталости, тон ее ледяной — совсем как у Марты, когда та злится. — Если кто и содействует преступнику, так это вы. Пока вы там штаны протираете у себя в офисе, он продолжает убивать. И если бы ты был расторопнее, то Мелисса осталась бы жива. В трубке слышатся короткие гудки, и Майкл уверен, что где-то там, в их доме в Лос-Анджелесе, Кортни со злостью отбросила телефон в сторону. А сам он замирает на несколько секунд, тупо глядя на светлую стену перед собой. Если бы он был чуть расторопнее, его старшая дочь осталась бы в живых. Мысль об этом скребется в сознании, оставляет длинные, ноющие царапины. Он и сам не единожды думал об этом. Столько мелких зацепок, предположений, столько попыток поймать Художника — все без толку. Они пробовали отслеживать автомобили близ мест, где находили жертв, опрашивали владельцев и проверяли камеры. Ничего. Пытались выяснить, где покупали платья, в которых находили убитых девушек. Пусто. На одежде не было не только отпечатков пальцев или следов чужого ДНК, но даже бирок — если он их где-то и покупал, то тщательно следил за тем, чтобы отследить покупку не вышло. Но расследование все чаще склонялось к мысли, что платья ненормальный шьет сам. Выбирает жертву, наблюдает за ней, изучает вдоль и поперек, чтобы выяснить, чем она живет, куда ходит и с кем общается. Выяснить даже мелочи вроде размера одежды. А потом наносит удар в момент, когда девушки того не ждут — может быть, они и не задумываются, что он причинит им вред. Может быть, они верят ему. Правы ребята, это должен был спокойный и безобидный на первый взгляд человек, скорее всего уважаемый в определенных кругах. Работник социальной службы, например, священник или врач. Кто-то, кого люди будут подозревать в последнюю очередь, ведь он так много делает для окружающих. Портрет вырисовывается вполне явный, но таких людей в Лос-Анджелесе пруд пруди, и проверить каждого они не смогут. Кортни в голове Майкла качает головой, цокает языком и кривится: ты просто ищешь себе оправдания. Подними задницу с директорского кресла и переверни вверх дном все церкви, офисы социальных служб и больницы. Или тебе так хочется потерять и меня? Или выйти на пенсию? Ты не справляешься с обязанностями. Плотно зажмурившись, Майкл прогоняет навязчивое видение. Не так-то просто перевернуть вверх дном добрую половину города. Он всего лишь сотрудник ФБР, а не всемогущий волшебник. А залезть во все щели не вышло бы даже у президента — частную собственность в стране защищают очень ревностно. Ему всего лишь нужна еще пара подсказок. Может быть, одна. Как убийца находит жертв? Где он за ними приглядывает? Есть ли хоть одно заведение, которое посещали все убитые девушки? Вряд ли. Впрочем, под это описание подходит и супермаркет — есть ли в городе хоть одна девушка, какая никогда не бывала в «Костко»? Но едва ли все они закупались в Сан Вэлли. Связь между жертвами в Бюро установили в первую очередь, и лишь некоторые из девушек в теории могли пересекаться — Мелисса и Дженнифер Морган, например, посещали один и тот же медицинский центр. Но Майкл и сам там бывал — это одна из самых крупных клиник города, врачей там работает больше сотни. Можно проверить каждого, но вероятность успеха минимальная. И будь Кортни чуть проворнее, она могла бы ненароком задать пару вопросов посетителям медицинского центра, пока ходит к психологу. Вместо этого она предпочитает гоняться за призраками — за бывшими Мелиссы, о которых давно стоило бы забыть. Уж насколько Майкл в свое время не любил Сета Гринвуда, ему и в голову не пришло обвинять его в убийстве. То же касалось и еще одного молодого человека — Джоша Далласа, бармена в ресторанчике мексиканской кухни, куда, по словам Джейка Болдера, собиралась перед смертью Алисия Макмиллан. Как тесен на самом деле мир. И в этом мире, в одном-единственном городе, они не могут поймать убийцу. Чувство вины давит на плечи, ложится на них тяжеленным мешком с камнями, и Майкл, поднимаясь из-за стола, чувствует себя лет на десять старше, чем есть на самом деле. Через несколько месяцев ему исполнится пятьдесят пять, и, может быть, ему и впрямь стоит задуматься о пенсии. Может быть, Кортни права и он давно уже не тот, что прежде. Может, он уже не в состоянии вести это дело. Может быть, именно из-за него Художник до сих пор на свободе. Прямо сейчас запудривает мозги очередной девушке — втирается в доверие, рассказывает о боге или о судьбах несчастных детей и выглядит при этом ангелом во плоти. Или болтает о преимуществах одного чистящего средства над другим. При мысли об этом становится тошно. В чем Кортни точно права, так это в том, что в кабинете Майкл многого не добьется. — Веласкес, зайди ко мне на минутку, — говорит он по внутренней связи, нажав на кнопку на столе. — Есть у меня для тебя дело. — Уже лечу, шеф! Майкл Эванс разминает затекшие плечи и чувствует, как организм вновь наполняют силы. Разливаются по венам вместе с кровью, циркулируют от сердца до кончиков пальцев. Пятьдесят пять ему или нет, он поймает этого ненормального. Прямо сейчас отправит Веласкес в Лос-Анджелес, позволит ей взять с собой небольшую оперативную группу и Тайлера, — профайлера — пусть проверят хотя бы медицинский центр, где лечились девушки. Да, врачи откажутся отвечать на половину вопросов, но пока это их единственная зацепка. Есть еще небольшая баптистская церковь, куда ходили Роуз Смит и Алисия Макмиллан, но слишком уж маленькая, чтобы в течение пяти лет высматривать там жертв. Впрочем, ее Веласкес тоже проверит. Ну и сотрудников «Костко» заодно опросит. А за домом Болдера стоит установить слежку. На всякий случай. Чувство вины грызет Майкла Эванса изнутри, но он разворачивает фотографию на столе обратно — смело смотрит в глаза жене и дочери и мысленно обещает, что никто из них не пострадает. Ни Марта, ни Кортни не станут жертвами серийных убийц или других ненормальных, пока он занимает директорское кресло в уголовном управлении ФБР. И никогда больше дочь не скажет, что он просто протирает здесь штаны.