Цапля забвенья вьется над миром, рассудок крадет; крылья той птицы меня приковали в доме у Гуннлёд.
Hávamál, Старшая Эдда
ᛃ
Люди в городе сторонились, когда он вышагивал по улицам. Грязные, исхудавшие они, словно загнанная в угол добыча, боялись то ли того, в каком обличии Эрен был сейчас, то ли того, что Бергтора теперь считалась мертвой. Ее душа уже начала свой путь из мидгарда туда, куда ее призвали боги. Ему нужно было как можно скорее объясниться, где остальные волки. Эрвин ждал. Его дом расположился чуть выше остальных, но сейчас Эрен стоял на пороге дома вёльвы, наблюдая за всем происходящим. Лицо конунга… Не было радостным. Возле двери старенького и обветшалого домишки, Йегер лег на землю, прижимая от усталости морду. Тяжелое дыхание чередовалось с глухим порыкиванием. Молодая вёльва теперь была не такой задиристой и выглядела больше отстраненной. И теперь, когда он смотрел на нее в обличии своего волка, ему казалось, что темная, едва различимая фигура стояла рядом. — В следующий раз тебя можно даже запрячь в повозку, — прошептала она, погладив его по носу. Наваждение прошло, и теперь Микаса исчезла. Когда дверь в дом Бергторы закрылась, Эрен навалился на нее лапами. Он хотел видеть, что происходило между двумя ведьмами. Но за треском двери послышалось крепкое ругательство, и он решил не испытывать судьбу. Вдруг Микаса действительно сможет его проклясть? Не хотелось бы из-за такой глупости пострадать. Он несколько раз обошел дом, обнюхал его. Сладковатый запах смерти неприятно забился в его нос. Он был настолько ярким, что Эрен едва не задохнулся. Но точно понял: Микаса до следующего дня не покинет это помещение. Нужно было вернуться обратно, похоронить товарищей и отчитаться конунгу, что из-за защиты глупой девчонки он не смог помочь остальным. Даже с тем, что Фенрир даровал им облик волка, они все еще были смертны, и это огорчало. Пожираемый размышлениями о смерти, Эрен отправился в лес, совсем недалеко от поселения. Там, где сжигали тела почивших воинов. Таких, как он, не провожали всем поселением. Прежде чем сжигать то, что осталось от его соплеменника, нужно было вернуть тела остальных. Этим они займутся ночью. Сейчас же требовалось сохранить то, что имелось. Вырыв глубокую яму, он бросил туда голову и зарыл ее так, чтобы можно было позже найти. Не с первой попытки он вернулся в свое настоящее тело и, взглянув последний раз на небольшую горку свежей земли, поплелся домой. Наевшись досыта, осушив не один кувшин с медом, Эрен ждал остальных на пороге. Им не нужно было обращаться, чтобы забрать тела. Скогармадры наверняка уже находились далеко от того места. Им не было дела до трупов, и до тех, что придут за ними. Их добыча — рабы да монеты. В доме Бергторы все еще горели свечи. Он задумался о том, что ведьму будут хоронить по всем почестям. Такого видеть еще не доводилось. Смерть Сигурда он не помнил, да и не интересовал его старый колдун. В тот период Эрена волновала только боль, которую причиняла новая ипостась. И то, что память его совсем прохудилась. Он забыл лик матери уже тогда. В попытках вспомнить хоть что-то, в его голове рождался лишь образ Фригг. На воспоминания об отце же у него в голове отражалась лишь пустота. Его брат, Зик, хоть был и старше, но так же ничего не помнил. Они были уверены — старый сейдмад сделал что-то с их головами. Теперь на совсем крошечный огонек он смотрел иначе. Если эта ведьма и стоила хоть капли жертв, что они принесли ради нее, она должна будет помочь ему восстановить в памяти хотя бы лик родителей. Когда луна дошла до самой середины неба, многие уже были готовы. Они взяли лошадей, повозку и медленно выдвинулись в сторону побоища. К этому моменту из дома Бергторы их идеальный слух улавливал лишь тихое, болезненное завывание. Оно было похоже на то, как плакала Микаса, когда мазала чем-то свою руку, раненную странной побрякушкой. Эрен поджал губы и снова решил не смотреть на мерцающий в окне огонек. У него было дело важнее, чем волнения о ведьме. Наверняка она снова ныла из-за раны, а, может, умирающая Бергтора наконец покинула этот мир, и Микаса оплакивала ее. Эта ночь была намного холоднее, чем все прошлые. Это означало, что в скором времени погода станет хуже. Люди снова начнут болеть, а затем и умирать. Даже с тем, что Микаса могла принести урожай… Уже поздно. Эта зима будет такой, какой ее видела старая ведьма. Тот, кто доживет до следующего урожая, будет сильным. До нужного места они добрались, когда уже расцвело. Тела, успевшие разбухнуть, так и лежали на дороге, и лишь птицы кружили над ними. Его сердце неприятно кольнуло от такой картины. Не сказать, что грусть по погибшим товарищам была сильна, ведь Эрен знал, что сейчас они находились в куда более приятном месте, чем то, что окружало выживших. Тела загрузили в телегу быстро. Их было не так много, и они все еще отличались от убитых в бою нападавших. Если бы они ждали еще день, или два, все тела бы вздулись так, что отличить своих было бы труднее. Днем, в окружении рабынь, что делили с волками ложе, трупы были сожжены. Плакала лишь одна, Александра. Спрятавшись за деревом, она молча стирала со своего лица горячие слезы. Пока остальные с безразличием смотрели на огонь. Им повезет, если никто другой не захочет их. Тогда рабынь прогонят, и они снова будут прислуживать либо в доме конунга, либо там, где рук не хватало. Эрен в который раз убедился в том, что поступил правильно, когда отказался от рабыни, которую ему предлагали. Почему-то мысль о том, что кто-то с таким же безразличием будет смотреть и на его костер, раздражала. Долго находиться там он все равно не мог. Лишь махнув остальным волкам, он недовольно побрел в сторону дома конунга. Рассказ Эрвину о случившемся занял прилично времени да и вымотал не меньше. Все были недовольны произошедшим, и каждый пытался решить, верно ли поступил Йегер в такой ситуации. Однако конунг быстро прекратил споры. Он считал, что это был равноценный обмен. Если новая вёльва означала спасение целого поселения, смерть нескольких воинов — ничто. Эрен и сам понимал это, пусть ему и не хотелось признавать, что его жизнь почти ничего не стоила в глазах обычных людей. Погребальный костер до сих пор дымил в лесу, и некоторые люди останавливались, со странным выражением задумчивости смотрели на него. Что они вообще понимали?! Ничего. Они лишь беззащитные дети, которых конунг обязан оберегать и защищать. Только вот кто из них защитит конунга? Стоит появиться новой, более сильной фигуре, они тот час же покинут поселение. Осуждать их, конечно, Эрен был не в праве. Каждый хотел лучшей жизни. Но если так… Стоили вообще все их старания хоть чего-то? Смерти тех, кто воевал за их жалкие души… Тех, кто уплывал через буйное море, чтобы обеспечить приемлемую жизнь тем, кто не мог поднять весла. Ему ужасно хотелось спать. Он добрался до еще пустого дома быстрее, чем ожидал. И стоило опустить голову на твердую подушку, сознание тут же покинуло тело. Сон был нездоровым, прерывистым, и Эрена периодически будто отбрасывало куда-то далеко. В один из таких моментов погружения он четко увидел Микасу. Ее обнаженное тело двигалось в танце плавно с присущей женщинам грацией, темные волосы ниспадали по спине, накрывали плечи, и она изредка собирала их на одну сторону. Это походило на какой-то ритуал, судя по рунам, покрывающим все ее тело. Ему хотелось коснуться горящих надписей на ее теле, прочитать, но голова кружилась, стоило ему только подумать об этом. Вдруг Микаса зарычала и потянула руки к нему. Появившаяся после этого энергетика вынуждала волка внутри него заскулить и, поджав уши, отступить, благоговея. Силуэт оставался в тени, так и не выйдя в свет от кострища, но он мог поклясться всем богам, что существо это было сильно и внушало такой ужас, что ему хотелось сбежать. Ему! Храброму воину-волку! Только Эрен отшатнулся, дернулся вперед, сразу же проснулся. Правда, и это не принесло успокоения, ведь лицо Микасы ясно было над ним. Такая же дикая, но чертовски горячая, покрытая рунами. Серые, широко распахнутые глаза горели в темноте, словно то существо завладело ее телом. — Не лезь в мои дела, щенок! — Ее голос троился и звучал намного ниже, чем обычно. Тело забилось быстрее, и его пальцы задрожали. Эрен сильно зажмурился, желая вернуться в реальность. Туда, где это чудовище, в прошлом называемое именем Микаса, не будет смотреть на него такими ужасающими глазами. Он наконец вздрогнул, шумно втянув воздух в легкие. Волки спали, громко храпя на своих кроватях. Солнце только-только собиралось садиться, и это лишь сильнее разозлило его. Без странных снов Эрен никогда бы не проснулся на закате, а спокойно бы проспал еще и ночь. Спешно умывшись, он пытался осмыслить, что все это значило, и, переодевшись в более-менее чистую одежду, пошел к дому старой вёльвы. Он и сам не особо понимал, для чего привели его сюда ноги, но чувствовал одно: сейчас он обязан был находиться именно здесь. Микаса вынесла глиняный таз с грязной водой на улицу. Немного опешив от присутствия Эрена, вылила странно пахнущую воду в жухлую траву, заходя сразу же обратно в комнату. Ее лицо было омрачено тенью усталости да и такой сильной, что она казалась совершенно другим человеком. Браслет, о котором говорила она раньше, исчез с ее руки, открывая взору безобразную картину стертой до мяса раны. И так бледная кожа стала совсем серой, а под глазами выступила синева. С сомнением, крадучись, Йегер вошел следом, осматриваясь с осторожностью, стараясь ничего не касаться. Его любопытство читалось абсолютно легко да и скрыть его не получилось. Хоть тело мертвой женщины все еще и лежало на прежнем месте, но даже запахи изменились. Старуха теперь была здесь лишним элементом, и Эрен это чувствовал. Ее душа покинула тело и отправилась туда, куда ее призвали боги. Но это произошло намного позже, чем он думал. Тогда, ночью, она была еще жива. Ощущения стали иными, непривычными. И теперь здесь пахло только Микасой. Уж ее запах он, казалось, запомнил надолго. Поймав себя оглядывающим ее тело, Йегер мотнул головой и повел плечом, плотно сжимая губы. На ее теле не было и следа от тех рун, которые он так и не смог понять. И тут ему стало интересно. Та тень, что он увидел тогда… Могла ли она быть тем, что вселилось в нее? Наверняка. Теперь Эрен с некоторой опаской смотрел на нее и держался чуть поодаль. Подойдя ближе к склянкам, стоявшим плотным рядом возле вёльвы, Эрен протянул к ним руку, но не решился коснуться. От них шел странный запах: плотный, схожий с густой животной кровью. Йегер оскалился, смотря на них. — Там волчья кровь. — Микасе даже не потребовалось поворачиваться, чтобы понять, где остановился Йегер. Она лишь сидела рядом с мертвой старухой, как-то странно вглядываясь в ее лицо. — А рядом немного медвежьего жира, белена и прочее. Лучше бы тебе отойти и ничего не трогать. — И для чего? — Эрен невольно дернулся, услышав о содержимом, но все же отошел, хоть и не сразу. — Зачем кровь волка? И что, теперь она передала тебе свое место? Значит, можешь рассказать о будущем? Вслушиваясь в звуки с улицы, Йегер говорил тише, прекрасно помня о запрете конунга захаживать волкам к вёльве. Но теперь же было можно. Вёльвы больше нет в живых. — Чтобы видеть будущее, нужно заплатить. Ваша вельва была мирной, платила животными. К сожалению, так толком ничего не выйдет. Предсказания не были точными, боги были не до конца ею довольны. А животной жертвой… она лишь распугала всех зверей в округе. — Она вздохнула, понимая, что теперь ей никуда не деться от его любопытства. — А кровь волка, медвежий жир, все это — для лечения. Но кровь застоялась и стала ядом. Теперь она бесполезна. Да и жир нужно обновить. Здесь почти все непригодно… — А ты будешь платить? Я бы хотел узнать чем… Или кем. — Он почесал плечо и затылок, на которых все еще будто ощущалась шерсть. — Буду, конечно. Теперь я связана обетом помогать конунгу вести его народ в будущее. — Микаса поднялась, открывая дверь, чтобы выветрить затхлый запах смерти. Ее ответы звучали спокойно и не были пропитаны раздражением, с каким все остальные жители говорили с ульфхеднарами. Хотя по ее лицу было видно: не очень-то она и хотела помогать. — И волка ради склянки убить готова? Неправильно же… А на медведя мне плевать — их очень много. И они глупые. — Брезгливо морщась, он усмехнулся. Точно вспомнил, как ради забавы загоняли одного. От обычных волков медведь с легкостью мог бы отбиться, но здесь… Правда, нажива их тогда не интересовала, от этого волки и отпустили его, загнав глубже в лес. — Никто не станет убивать волка, глупый пес. Его поймают, пустят немного крови и вернут обратно. Пока он будет жить — будет жить и кровь его заговоренная. Но когда животное погибнет, умрет и его жидкость. Кровь станет ядом и придется ее выбросить. А не пускали вас сюда, потому что считают глупыми. И запах ваш старухе не нравился. — Я считал, что просто нам знать не положено. Ведь мы все для сражений, чтобы служить. Лишнего нам знать нельзя. В будущем лишь всегда смерть, ничего другого. — Пожав плечами, Эрен ухмыльнулся. О вёльве многое говорили, но только не волкам. Теперь все вставало на свои места. — Я приведу волка. А ты скажешь, что меня ждет? — Конечно. Продолжишь злить меня — отравлю. Вот таков будет конец твоей жизни. — Микаса перевела взгляд на него. — Мне нужно время, нужна весомая жертва, чтобы сказать судьбу этого поселения. Сильнее всего — смерть человека. К счастью, рабов в этом конунгстве полно, хоть почти все они и заняты чем-то. Но замена — не беда. А теперь… Думаю, тебе стоит уйти. Скоро придет конунг. — Один раз уже травила — не вышло. — Его настроение скакнуло за считанные секунды, и все благоговение исчезло. Недовольно фыркнув, Эрен попятился, едва не уронив другие склянки и не помяв сухие травы. — Теперь я знаю, кто ты, и могу сделать то, что абсолютно не имеет запаха. — Ее взгляд стал строже. — Это несложно. — Примешь на себя грех, убив потомка Локи? — Скалясь, отходя к двери, Эрен склонил голову, хмурясь, но в то же время мирясь со своим положением, хоть все еще пытаясь огрызнуться. — Не переживай, боги как-нибудь меня простят за такое. — Она отмахнулась, поправляя меховую накидку так, чтобы она закрывала лицо вёльвы. — Эрен! — раздался оклик с улицы, и Йегер встрепенулся, успев подхватить падающую склянку, сразу поставив на место. — Я не снимал запрет на нахождение здесь волков. — Болячки троллей на него! — прорычал Эрен, ловко выскакивая во вторую дверь, ведущую в давно погибший огород ведьмы. Правда, желание как-то отомстить Микасе за ее поведение и за то, как она напугала его, пока он спал, перевесили послушание конунгу, поэтому, недолго думая, он перекинулся, направляясь в лес. Прогнать местную стаю еще дальше за окраину не составило труда. Оставалось лишь ждать, когда Микаса придет в дом к нему за помощью. Ведь никто из местных охотников-доходяг не будет в силе выследить сбежавшую стаю. Однако она все не приходила. Казалось, Микасу волки теперь не заботили. Со смертью вёльвы в поселении началась суматоха. Теперь она контролировала все: начиная с пошива погребальной одежды, заканчивая отбором рабыни, что будет принесена в жертву. Эрен, в силу своей изоляции от обычных людей, почти ничего не знал о захоронении высоких особ, и теперь он сгорал от любопытства. Следил издалека за молодой вёльвой и подмечал, что чем ближе тот самый день, тем больше она выглядела отстраненной. Кто знал, что старуха наплела ей о том, что нужно сделать? Она связала ее обетом, вынуждая остаться в селении и защищать его от напастей. Но Микаса, в какой-то степени, ослушалась. Жить в старом доме близь дома конунга она не стала, назвав его проклятым местом. Побрела жить в лес. И теперь он задумывался: не влияет ли ее обещание на сознание? Эрен помнил, с каждым годом старуха все больше и больше становилась похожа на высшее существо. Она почти не контактировала с людьми, смотрела на них свысока и помогала только тогда, когда ей казалось это нужным. Микаса же… Выглядела неопытной, да и люди считали ее самозванкой. Смотрели с подозрением, словно пытаясь подловить момент, когда можно уличить ее во лжи. Их можно было понять. От нее зависела их выживаемость, которая сейчас с большой скоростью стремилась к никакой из-за неурожая. И так же… Их она не пугала. На десятый день после смерти Бергторы, к вечеру, созвали всех. На берегу стояла небывалой красоты погребальная ладья. На ней высекли руны, узоры. И, казалось, что людей из прошлого ведьмы. Эрен наблюдал за реакцией жителей и подмечал, что они так же удивлены, как и он. Для многих из них это первые за столько лет пышные похороны. В ладье лежало бездушное тело, словно совсем нетронутое природой. Он поражался тому, как у них получилось оставить ее в таком хорошем состоянии, ведь видел, как вздувались тела умерших уже к вечеру после окончания битвы. И помнил, как отекли его братья волки, которых они сожгли утром без всяких почестей. Тихо и скромно. Эрен с подозрением взглянул на Микасу, стоящую рядом с Конунгом. Это точно ее рук дело, только колдовством можно было так сохранить тело, и никакое погребение в землю не спасло бы его от сил природы. Словно чувствуя его интерес, она подняла взгляд ледяных глаз и устремила его сквозь толпу прямо на него. Снова! Она снова смотрела на него так, как во сне! По телу Эрена словно прошлась рука смерти. Мурашки заставили его дрогнуть, внутри все призывало к прекращению зрительного контакта. Но он продолжал смотреть. Сейчас впервые она была одета по статусу. Множественные украшения на ее шее: камни, кости, ракушки красиво обрамляли ее дорогое, явно подаренное конунгом платье. Плотная, красная ткань была доступна лишь единицам, из-за чего теперь она выделялась на фоне других. Не яркая вспышка, способная исчезнуть в следующий миг, но величественная, будто касание самих богов запечатлелось на ее теле. Меха, спасавшие ее от холода, сейчас валялись на стуле, предназначенном для нее. При ней не было посоха, с которым он вечно видел старуху, и из-за этого она теперь казалась безоружной. Ее длинные, черные, словно смоль, волосы были красиво заплетены в несколько небольших кос и обрамляли остальную распущенную копну, сияющую в свете факелов. Как-то в процессе подготовки он подслушал разговоры молодых девиц, которые распускали слухи, что из-за божественной тьмы внутри вёльвы ее волосы так почернели. Это казалось ему глупым. Там, откуда он был родом, было много девиц с темными волосами. Хоть это он помнил о родине. Конечно, ни у одной из них цвет не мог сравниться с тем, что был у Микасы. Сочетание волос, бледной кожи и светлых глаз само по себе пугало местных. Возможно, именно ее внешняя закрытость и возможность внушить ужас до сих пор сохраняли это поселение от злостного требования доказать, что она именно та, что им нужна, а не самозванка. Наконец оторвавшись от ее лица, Эрен заметил: ее руки были обильно покрыты чем-то неизвестным ему, и сияние множества браслетов только подчеркивало это. Рассматривая ее, он пропустил прощание конунга с Бергторой. Не то, чтобы ему было это интересно изначально, но, наконец подойдя ближе к ладье, он был удивлен. Старуха лежала ровно, обрамленная какими-то белыми цветами (и где они их взяли в такое-то время?), вся в украшениях. Таких же, которые носила сейчас Микаса, но намного богаче. Ее посох, внушавший всем детям поселения ужас, лежал рядом. Внутри не было места: все занимали различные украшения и предметы, которые доказали бы богам, какой статус был у женщины. Не вытерпев толкающейся толпы, Эрен присел на большой булыжник, скатившийся с фьорда еще десять лет назад. Именно на нем изначально сидели остальные ульфхеднары, не желая своим присутствием пугать жителей. Хотя бы в этот день. Теперь у него был идеальный вид на происходящее, но без толкучки. Первым делом Микаса поднялась и на незнакомом ему наречии начала говорить, словно растягивая слова в песне. Помощники Бергторы были рядом. Их старые, хриплые голоса сливались в унисон, вызывая странное ощущение расслабления. Он уже ощущал такое ранее. Когда старый Ульф помогал им наладить связь со своим внутренним волком. Тогда они были совсем мальчишками, только прибывшими в конунгство. Их сразу же бросили на воспитание к старым волкам. Только вот в том обряде они были в чем мать родила и скакали вокруг костра, напевая песни на этом же странном языке до тех пор, пока стопы не стирались в кровь. Теперь же… Эрен смотрел на то, с каким мутным взглядом толпа глядела на происходящее. Как послушно расступалась, когда вели белоснежного жеребца. С конем суждено было расправиться Микасе. Он — первая жертва. Молодая вёльва уверенно взяла в руки кинжал, и некоторое время Эрен завороженно смотрел, как он блестел в желтом свете факелов. Микаса подошла к животному. Тот, словно понимая свою участь, напрягся. Вытянул морду и попытался отойти в сторону. Но его тут же сдержали веревки. Двое мужчин с оголенными торсами уложили коня на землю. Пение ускорилось и стало громче, еще больше всех гипнотизируя. Но Эрену было все равно на это. Все, на что он мог смотреть — Микаса. Как она изящно садилась на колени перед животным, смотрела в его напуганные глаза и одним мощным ударом рассекла наконец его шею. Кровь захлестала, пачкая ее. Толпа охнула то ли от неожиданности, то ли от какого-то облегчения. Схватив большую деревянную миску, она приставила ее к шее, набирая как можно больше крови, а затем обливая ею тех, кто пел. Теперь они, покрытые плотными густыми каплями, танцевали вокруг ладьи. Микаса поднялась и пошатнулась, словно находилась и сама в трансе. Затем те, кто держал коня, начали его разделывать. В это же время в жертву принесли курицу. И только теперь дело дошло до рабыни. Той самой рабыни, которая была выбрана для жертвы. Эрен знал, после долгих лет с Бергторой местные отвыкли от человеческих жертв. И теперь, узнав о методах новой вёльвы, они чувствовали легкое волнение. Оно витало в воздухе вместе с неприятным запахом крови и сладости, что шла от цветов. Микаса усадила совсем юную девушку в самый нос ладьи, что был ближе к людям, и заставила ее петь, и пить еще больше меда. Она и так показалась ему не в состоянии трезво мыслить, но теперь девчонка совсем сошла с ума. Позади волки шептались, что именно эта девица ходила по поселению, предлагая себя самым сильным воинам. Теперь же она сидела в своем скромном одеянии и готовилась к такой почетной смерти. Церемония разгонялась. Голоса звучали настойчивее, словно требуя чего-то от богов. Рабыня отдала украшения, которые были на ее шее и руках, Микасе, а затем, глубоко вдохнув, подняла взор темно-голубых глаз на хмурые небеса. Эрен слегка приподнялся, словно пытаясь увидеть лучше, наблюдая за всем с приоткрытым ртом. Тем же кинжалом вёльва пронзила совсем хрупкое тело прямо в сердце. Кровь тут же испачкала сероватую сорочку, скрывавшую тело жертвы. В эту же секунду небо пронзила молния, и гром сотряс долину, вызывая у людей панику. Ладья сошла сама по себе с брусов, на которых стояла до этого, и вода расплескалась на тех, кто был ближе к берегу. А затем Эрвин, стоящий около факела, поджог стрелой уплывающее тело Бергторы. Огонь распространился настолько быстро, и был настолько багряным, что волк внутри Эрена заметно сжался. Церемония была окончена. Тело сгорит полностью, вместе с ладьей, украшениями и трупами. Люди разбежались кто куда, в страхе перед богами. Дни после этого события ощущались иначе, но вскоре все постепенно вернулось в привычное русло. У некоторых людей все еще оставались сомнения насчет молодой вельвы. Но, теперь были и те, кто возлагал на нее большие надежды. И, наконец, как и ожидалось, Микаса попросила нескольких воинов конунга поймать молодого волка из стаи, однако те вернулись ни с чем. И так продолжалось на протяжении нескольких недель, пока она не решила наведаться к своему старому знакомому. Зайдя в небольшой деревянный домик, она зло глянула на Эрена. Он был так удивлен тому, что она вообще решилась войти, что прослушал половину тирады, что она выдала. — Волки — твоих рук дело? — Мика села на корявый стул при входе и нервно одернула плотную ткань тяжелого платья. И снова — подарок конунга. Видимо он очень хотел, чтобы она служила поселению так, как это делала Бергтора в прошлом. — Что за ребячество? — С чего вдруг решила на меня вину повесить? — Он потянулся, прищурившись, хитро глядя на Микасу. Выглядел сейчас довольным, будто и впрямь считал, что смог обмануть вёльву. — Я ничего не делал. Только побегал по лесу — вот и все. — Я так чувствую. — Она сощурилась. Ее подозрения лишь крепли. В какой-то момент Эрен даже немного напрягся от мысли, что за это она действительно могла с ним что-то сделать. Например, снова наслать на него кошмары. — Иди и поймай мне волка. — Попроси лучше, и я подумаю. — Лениво вытянувшись на кровати, он заложил руки за голову и прикрыл глаза. Ее приказной тон теперь раздражал. Раздавать ему приказы мог только Эрвин. Даже с ее статусом — он мог спокойно ее не слушать. — А так — нет желания. — Прекрасно. Тогда я пойду к конунгу и скажу, что ты меня донимаешь. Мешаешь собирать нужные для меня материалы. — Микаса поднялась, хитро улыбаясь. Ее глаза блеснули, и он всмотрелся в их цвет. Здесь таких было не найти, настолько чисто-серые, словно хмурое осеннее небо, что молодой волк даже задался вопросом: откуда же она такая прибыла? Его долгое молчание заметно начало раздражать вёльву. — Долго ли ты будешь нежиться, принцесса? — Я не мешаю тебе. Иди, собирай. — Присев, Эрен ухмыльнулся, зевнул и начал стягивать с себя одежду, чтобы укладываться спать. Словно специально вытянулся получше, чтобы мышцы заиграли и смутили ее. — Можешь идти в лес, не держу. Это не я. — Хорошо. Прямо сейчас этим и займусь. — Микасу, казалось, это совсем не впечатлило. Тяжело вздохнув, она вышла, впуская в комнату поток ледяного воздуха. — Да погоди ты! — Эрен, выскочив следом, схватил ее за руку. Отвечать перед конунгом уж сильно не хотелось. Мало ли как мог наказать. — Ты не найдешь стаю. Они далеко сейчас, вернутся не скоро. Смотря на нее недовольно, он хмурился и дергал плечами. Так и не понял окончательно, насколько же легко повелся на игру Микасы, раскрыл себя. — Ну, как скажешь. — Она выдернула руку, хмыкнув. Ее губы вытянулись в лисью улыбку, Микаса явно была довольна тем, что вывела его на чистую воду. — Все-таки признаешь, что твоих рук дело? — Да чего я-то сразу? — Возмущено опустив голову, Эрен бросил на нее короткий взгляд исподлобья: тяжелый и полный искр агрессии. Уголок его губ дрогнул. — Просто… Просто знаю. Пустой лес. Бывает такое. — Тогда я пойду. Дела вёльвы, знаешь ли, не ждут. — Она сощурилась, не дожидаясь ответа, направляясь обратно, теперь в сторону уже ее хижины. В отличие от дома старой Бергторы, Микаса жила в отдалении от всех. Ее дом находился в самой гуще леса. Строили его еще давно, когда здесь даже не было поселения. Но как люди пришли жить в эту долину — он стоял пустой, спрятанный от всех, словно ждал именно ее. Меж людей же ходили слухи, что зачаровала она свой дом так, что тот, чьи намерения темны — забредет в лес и будет убит медведем. Ну, либо так они объясняли то, что местный подмастерье кузнеца (ужасный пьяница со скверным характером) был разодран этим грозным зверем совсем недавно. — Так… Тебе не нужны волки? — Удивленно посмотрев ей вслед, он все же достаточно быстро оказался рядом, ожидая ответа. — И что делать будешь? Тебе ведь кровь нужна. Наверняка срочно. И жир еще. Держась недоверчиво поодаль, Йегер шел сбоку, словно выслеживал Микасу, готовясь в любой момент к действиям. — Подожду. — Она отмахнулась, даже не поворачиваясь. — Либо потом попрошу охотников. Хмыкнув, остановившись, Эрен проследил за ней ровно до момента, пока она не зашла в дом. Покружив еще какое-то время возле ее дома, он не решился заходить, раздумывая. Дурость — не меньше. И где она потом собралась покупать кровь живого волка? А если ждать долго придется? Он ведь старательно прогнал всех из леса. Тогда что? Его попытка подпортить жизнь Микасе могла отразиться на жизнях жителей, а это точно не понравилось бы конунгу! Недовольство конунга — не то, что хотел бы ощутить на своей шкуре Йегер. Последнего волка, что ослушался его, конунг высек так, что тот помер к ночи. Путем недолгих размышлений, он умыкнул из дома Микасы пустую склянку. Когда снимал одежду на подходе к лесу, Эрен злился. Ведь наверняка она знала, что так все получится, что в любом случае он вновь поддастся гневу и обернется. Собственно, так оно и было. Аккуратно держа склянку в пасти, Йегер оббегал лес, принюхиваясь, но волков все же не нашел. Выслеживать их — гиблое дело. Его начнут искать самого, расспрашивать… А что он скажет? Что пытался мешать вёльве работать? Оставалось только найти хотя бы медведя, вцепиться в горло которому не составило труда. Пришлось повозиться, когда он тащил полуживую тушу к дому Микасы, но оставил ее на расстоянии, не приближаясь. Вернувшись уже за склянкой, тряхнув головой, Эрену пришлось пойти на продолжительный диалог с самим собой, чтобы в итоге расцарапать себе лапу об острую ветку и, приставив склянку, наполнить ее своей кровью. Это ведь наверняка должно считаться! Он довольно долго зализывал рану, чтобы не осталось следов, хоть она и побаливала. Без специального пойла, вливаемого перед битвой, все ранения ощущались ровно так же, как и обычными людьми, и это сейчас раздражало, пусть на нем все и заживало быстрее. Подбежав к дому, Эрен навалился лапами на дверь, скребя когтями, оставляя грубые глубокие полосы. Он не рискнул обращаться в человека, уже понимая, как ни странно, что спокойнее себя вел именно в волчьей шкуре. Приоткрыв дверь, Микаса, как ни в чем не бывало, забрав склянку, поставила ее к другим и расставила все по порядку на полке. В доме все казалось иным, чем было тогда, когда он стоял заброшенным. Иногда в детстве они забегали внутрь, и играли в семью с местными девочками, что тогда еще не боялись их. Она передвинула кровать; место, где раньше ел бывший хозяин, переставила к окну. Теперь даже свободного пространства, казалось, стало больше. Да и запах изменился, ушли духота и сырость. — На этом все? — Она продолжила умело свежевать зайца, стоя к Эрену спиной. Шумно фыркнув, Эрен огляделся, чтобы никто не заметил, как он вошел в ее дом, а после потянул за подол к выходу, но, сверкнув глазами, прикусил уже руку Микасы. Любая попытка вырвать ладонь завершалась тем, что он сильнее сжимал челюсти, хоть и не прокусывал кожу. Рыча, он вытягивал сквернословящую Микасу из дома. Нехотя выйдя на улицу, она заметила огромную тушу медведя, который еле заметно дышал. Было видно, что его изрядно потрепали, из-за чего бедняге только и оставалось, что умирать в мучениях. Тяжело вздохнув, она провела по жесткой бурой шерсти, от чего медведь лишь жалостливо промычал. Резким движением, не оставляя ему и шанса на продолжение мучений, она убила его. Большая голова опала, глаза закатились, и ребра последний раз дернулись, испуская дух. — Ну и ну! Решил похвастаться, что можешь завалить медведя? — Микаса вынула тонкий нож из грудины, поднимаясь. — В любом случае, спасибо. Хоть мне и жаль его. Он кивнул, переступая с лапы на лапу, наблюдая с немалым интересом, что же будет делать она. Подойдя к туше с другой стороны, он ухватился зубами, с завидной легкостью дернув ее с места в направлении дома, облизываясь и скалясь, чувствуя свежее мясо. Услышав оклики из селения, едва ли заметные Микасе, он навострил уши, бросая свое занятие, выпрямляясь первым делом, а после — прижал уши и припал к земле. Еще не хватало, чтобы его кто-то заметил за такой вот помощью — засмеют же. Пока все вливали в себя мед, он бегал волком по лесу и для чего? Чтобы помочь вёльве. Облизываясь, он уткнулся носом в землю, продолжая слушать, пока голоса не стихли, вновь скрывшись в доме волков. Только после этого он смахнул лапой грязь с носа, продолжив тащить медведя, рыча уже на самого себя. Микаса прошла в дом, забрав все подходящее, и, дождавшись, когда он дотащит несчастного до порога, приступила к работе. Отделив нужное, она промыла все и отложила в сторону, чтобы вечером растопить. Окровавленные руки устало легли на колени, когда она села на ступени при входе. — Делайте с ним, что хотите. Для воинов медвежье мясо полезнее всего, правда, берсеркам лучше не знать, что вы едите. Если такие, конечно, здесь водятся. Выпрямившись, став значительно больше, Эрен горделиво подошел к Микасе, принюхиваясь к ее рукам. Пахло приятно, даже вкусно, и он не удержался — лизнул несколько раз, наслаждаясь, довольно урча. Однако почти сразу отскочил и зарычал. Хвост стал прямым, а холка ощетинилась. Фыркнув сквозь порыкивания, Йегер зашел за дом, где оставалась, как он помнил, его одежда, он проскулил и обернулся, сразу натягивая штаны и рубаху. — Оставь себе мяса столько, сколько нужно. Остальное завялишь. Я не потащу тушу к себе. У меня и другие дела есть. — Почесывая голову, уши, он смотрел на Микасу все также исподлобья, но уже мягче, чем до этого. Все-таки чувствовал некую вину за то, что прогнал волков. — Как скажешь. — Она пожала плечами, понимая, что медвежья туша отнимет у нее весь день, а может, и больше. — Но с чего такая доброта? — Они узнают, для кого я это сделал. И что просто так в волка оборачиваюсь. Мне вообще не велено сюда ходить. А так… Я сделал доброе дело. Помог посланнице богов выжить. — Отряхивая одежду, значительно долго пролежавшую на земле, Эрен осмотрел медведя, вздыхая. — Его разрубить бы… Помощников вызовешь? — Ульфа. Скажу, медведь, убивший пьяницу, пришел на смерть, я же вёльва. Они и поверят. Думают, что животина сама сюда прет, защищает меня. — Микаса усмехнулась. — Конечно. Иначе и быть не может. — Ульфа? Да он два дня у тебя торчать будет. Попроси конунга волка выделить, тебе не откажет. Но вечером выгоняй и трезвым держи. К ночи дурные мы, а уж если выпьем… — Хмыкнув, Эрен почесал звучно ногтями за ухом, вытягивая шею. — И на Рерика не соглашайся — дурной характер, вспыльчивый. — Хорошо. Выберу себе из ваших питомца, чтобы урчал у меня на коленках, словно плешивый кот. — Она пошла обратно в дом, накидывая на себя серый плащ. — Волки никогда не урчат, — огрызнулся Эрен, сделав шаг следом, но остановился. — И на колени никто к тебе не ляжет. В нас нет ласки, да и кошек ненавидим. Мерзкие создания, вечно под лапами путаются и шипят. — А мне говорили, что я похожа на кошку. — Она лукаво глянула, подмечая, что Йегер начинал закипать то ли от злости, то ли от смущения. — А про ласку… Действительно веришь, что никто из твоих дружков втайне не ластится к своей паре в поисках нежности? Разница только в том, что они могут и не получить ее в ответ. — Пара — это другое. Пара — на всю жизнь. Ее оберегаем, если привязываемся. Но у того же Нико… У него с женой ссоры были, кусал он ее. Вот и вся ласка. Она молодая у него, детей при его жизни не родили. Решат, за кого отдадут ее. Или будет работать где-нибудь в конюшне. — Рискнув подойти ближе, Йегер склонил голову, пристально всматриваясь в лицо Микасы, считывая ее реакции. — Ты точно на кошку похожа. Рядом с тобой я очень раздражаюсь. — Отдайте ее мне. — Она вскинула подбородок, хмурясь. — Мне нужны те, которые будут помогать. Да и раз уж пара на всю жизнь, так почему ее отдают другому? Разве это честно? А так — польза будет, может, научится травам и станет лечить людей, когда я занята. Думаю, конунг мне не откажет в маленькой шалости. — Ее волк погиб. — Эрен пожал плечами, переступая с ноги на ногу, словно в ожидании чего-то. — Она — вдова. А вдовой быть плохо. Я бы взял ее, но… Время не то. Желания нет и тяги к семье. Хотя, как знать, что будет. Без волка одной волчонка трудно растить, а еще не положено. А девушка она хорошая, хозяйственная… Но ты спроси, ее Александрой зовут. Вдруг согласится. — И что с того, что ее волк погиб? — Она непонимающе уставилась на него. — Она тоже умрет. И когда это случится, она сядет подле него, а ее волк — подле Одина. Разве это будет честно, если она вернется, а ее два волка ждут? И как решить, рядом с кем быть? Если выбрать Нико, то тот, кто кормил ее, кто грел ночами и растил с ней детей, останется один. Но если выбрать его, твой друг будет в одиночестве после смерти. Разве это правильно? Я родилась в месте, где такое считают неверным. И уж прости, но мне не понять. Сколько бы я ни жила здесь. Рабыня, вёльва, ученица… Я чужачка. И всегда буду такой, даже если вынужденно научилась говорить с вашими богами и выучила ваши традиции. — Его ублажают Валькирии, Микаса. В любом случае. Счастье — сидеть за одним столом с Одином. Она и без того за связь с ульфхеднаром уже удостоилась места в садах Фрейи. Волк не сможет быть вместе с обычной женщиной после смерти, не с такой, как жена Нико. Ее путь лежит в Хельхейм, коли недостойной окажется. Так пусть хоть четыре мужа у нее будет. — Задумавшись, он провел ладонью по своему плечу, спустился по руке пальцами, заметив, что рана все же немного ныла. Странные размышления набросила на него Микаса. — Ничего вы не знаете, глупые! — Взгляд тут же переменился, став жестче. — Думаешь, женщина ни на что не годится, кроме как на временное ублажение, а как умрешь, можно и к Валькириям? Запомни раз и навсегда: Валькирии не ублажают. Они разносят мед воинам, управляют исходом битвы. Или думаешь, что после волка женщина может быть и дальше обычной? Или знаешь больше той, что с богами может говорить? Вы связываете себя узами, а не обычной похотью. Рожать от вас — чаще дело гиблое и приносит много страданий всем. Это ваше проклятье. Или ты думаешь, что просто так в волков обращают обычных мальчиков? — Ну, не мужчинам же рожать. Так все устроено. Чего уж тут… Обычное дело. — Эрен остановился ровно позади Микасы, втягивая носом ее запах, ожесточаясь, чувствуя ее настроение. Он слышал, что волк мог закрепить свой союз с выбранной парой так, что уже и не разорвать. Настолько прочный, как был у Харальдсона, проведшего всю свою жизнь с единственной женщиной-волчицей. Но это было ведь скорее исключением. — А твое дело — помогать женщинам приводить в свет здоровых детей. Все ведь просто. — Я принимала роды у рабынь, которые умирали от боли, рожая по итогу мертвого, обезображенного ребенка с обликом щенка. — Микаса посмурнела, хмурясь. — И потом их тела скидывали диким животным, как мусор. Их тела разлагались месяцами в канавах, пока остальные жили свою жизнь дальше, даже не позволяя сжечь их. Не тебе говорить о том, что обычное дело, а что — нет. Хоть какая-то ценность должна быть у жизни, вне зависимости от того, куда уходит душа! Ступай отсюда прочь и не попадайся мне больше на глаза. Ты меня огорчил. Она накинула на голову капюшон, направившись в сторону дома конунга. Зарычав, Эрен вскинул голову, следя за тем, как уходила Микаса. Старуха точно, должно быть, ошиблась, раз решила поставить вместо себя такую инакомыслящую девушку, что родилась на чужой земле. Да что она могла?! И вообще, какое ему дело до нее? Огрызнувшись вновь, он унял внутреннее желание умчаться в лес, скрываясь между деревьями, поднимая с земли птиц. Это для него было ближе теперь, чем все эти сидения на месте в ожидании очередного похода, который конунг откладывал из-за болезней. Но вместо этого Эрен отправился на поляну, где другие волки оттачивали боевое искусство. Тоже неплохо помогало выплеснуть злобу.