Её Величество Цербер

      Тёплый свет в прихожей, простой фасон мебели, чистый пол, на котором валяющаяся папка с бумагами — грязное пятно, не подходящее обстановке. Горячий язык проходится от основания шеи выше, почти к линии подбородка. Зубы прикусывают мягкую кожу шеи с пьянящим ароматом, проникающим глубоко под рёбра. Запах. Единственный такой на всём свете заставлял его сердце гонять кровь с такой силой, будто пробежал сорокакилометровый марафон. Гулко, болезненно, мощно. Инстинкты преобладают над разумом, не позволяя даже единой мысли о том, чтобы остановиться, просочиться внутрь черепной коробки.       Уже плевать на «не идеальный» проект, на должность — мечту всей жизни. Под пальцами горячая от возбуждения кожа. Торндайк уже не сопротивляется. Льнёт в ответ, поддаваясь всё тем же инстинктам. Тело с каждой секундой становится всё более податливым. Ей тоже плевать. Пока тёплыми волнами расходится удовольствие от мест, где касался его язык, губы, зубы. Всё и сразу, словно ей выдали карт-бланш в наилучшей кондитерской. Плевать, пока есть возможность ощущать этот морозный запах, заполняющий лёгкие.       Она. Его. Должна быть только его, и по другому никак. Дорожкой лёгких укусов спускается ниже к основанию шеи, сжимает бедро шатенки утягивая на себя, чтобы прочувствовать всё тело сразу. Оставляет за собой покрасневшую кожу, следы собственных зубов. — Стой, нет. Нельзя. Блять, ты же знаешь последствия! — тонкие запястья упираются в какого-то хера крепкие плечи в попытке оттолкнуть. Снова пытается вырваться, будто встревоженная шумом птица. — Последствия? И что с того? — мурлычит ей прямо в кожу и от вибрации его голоса расходятся приятные волны, ослабляя тугой узел внизу живота. Шумный выдох от ощущений, но нужно взять себя в руки. Горькая обида накатывает чистой волной, смывая на краткий миг пелену похоти. — Тебе-то, конечно, что с того — Элейн бурчит и отворачивает голову, сжимая губы в тонкую нить. Что опять? Что не так он сделал? Разве не давно она должна была уже отдаться в его руки лёгкой добычей? Даже он ощущает, как тяжело ей даётся эта течка. Как перенапряжены мышцы. Как легчайшие касания вызывают волну дрожи по всему её телу. Как долго же она убивала своё тело химическими составами, не менее болезненными при длительном воздействии на организм? Приам ждёт объяснений. Переходит на лёгкие поцелуи, поднимаясь выше, в попытке успокоить, удержать в том же положении. Не хочет отпускать её. Не сейчас, когда он зашёл уже так далеко. Офисная бестия только устало выдыхает, чувствуя, как боль уходит под этими касаниями. Смягчает её настрой каким-то, сука, волшебным образом. — Отпусти. Мне легче, просто сделаем то, зачем ты пришёл и я даже забуду этот эпизод. — И откуда такая щедрость? — хитрый лис прикусывает мочку уха и ладони уже не упираются в попытке оттолкнуть, а скользят по ткани пиджака чуть ниже. И от одного этого движения дыхание сбивается. Заходится сердце и возбуждение уже начинает мешать ему самому. — Тебя разве ебать должно? — огрызается. Хилтон чувствует себя попросту безумцем с этой женщиной. Даже её оскорбления возбуждают. Близость с ней как глоток свежего воздуха, в отличии от работы. Он рычит на гулких тонах, кладя вторую руку ей на поясницу и притягивая ближе. В упор. Чтобы телом к телу и плевать на одежду. — Единственная, кого я сейчас хочу ебать — это ты, Торндайк.       Его слова бьют разрядом по телу, выключая способность мыслить на жалкие секунды. Глаза расширяются в удивлении. Приоткрытые губы, готовые извергнуть очередное ругательство или попытку переубедить он затыкает своими. Не даёт возможности составить ни единой мысленной цепочки. Прижимает своим телом к шкафу. Руки скользят по изгибу талии, округлым бёдрам. Гладят, ласкают, игриво подлезают под тонкую ткань домашней одежды. Элейн плывёт от этих ощущений, теряя контроль не только над телом, но и над разумом. Хилтон перехватывает её под ягодицы, надавливая и отрывая от земли. Торндайк даже запаниковать не успела, только инстинктивно обвила руками шею, чтобы не упасть. — А говоришь, уходи — хмыкает он тихо, практически мурлыча от удовольствия. Вес её тела на его руках добавлял уверенности. Тёплый запах полевых цветов окружил его, пытаясь загнать в терпко-сладкую ловушку. — Нахуй иди. Насильник — и она кусает его. Кусает, блять, в шею. Сильно, болезненно и от этого Приам заводится как школьник во время первого гона. Хрипло выдыхает и чувствует, как она ёрзает в его руках. Зализывает место укуса, не извиняясь. Просто поддаётся его запаху и не может остановиться. Покрывает крепкую шею поцелуями, прикусывает опять. Уже мягче, но настойчиво, будто требуя довести до конца и снимая с себя всю ответственность за происходящее. Нет, он обязан сделать её своей.       Дорога до спальни в небольшой, но опрятной квартире, кажется бесконечной. Элейн явственно чувствует его эрекцию меж ног, даже сквозь ткань классических брюк. Нахуй пояс. Уже не боится упасть, просто лихорадочно расстегивает ремень, чтобы скинуть где-то по дороге. Бляшка обиженно бряцает по ламинату, оставаясь не удел за спинами двух потерявших себя в ненормальной страсти людей.       Приам не кидает её на постель, как в дешёвых романах. Аккуратно опускает, следя за тем, чтобы она не ударилась головой. Стаскивает короткие шорты, откидывая в сторону. Накрывает поцелуем, чтобы не пиздела под руку. Скользит пальцами по внутренней стороне бедра к трусам. Ласкает сквозь ткань двумя пальцами, вызывая немедленную дрожь в её теле. У Элейн уже звёзды стоят перед глазами. Каждое касание тащит всё глубже в бездну, из которой нет выхода. Прикрывает глаза, приоткрывая рот. Позволяет языку Приама проникнуть внутрь, сплетая со своим в ответ. Пальцы нажимают сквозь ткань, скользят выше, обрисовывая контур клитора, вырывая тонкие тихие стоны слетающие с губ.       Мужчина сдвигает ткань, проходясь по половым губам раз за разом, пока не вводит сразу два пальца внутрь. Девушка под ним замирает, откидывая голову и разрывая поцелуй. Раскрывает рот широко, пытаясь вдохнуть воздух. Но вместо этого чувствует, как запах альфы окутывает всё её естество, причиняя нестерпимый кайф. Неторопливые толчки пальцев ощущает всем телом сразу. Несмотря на логику и законы биологии. Нет, каждый толчок — словно манна небесная.       Элейн скребёт ногтями по простыне и сбитому одеялу. Изгибается в пояснице. Ни с чем несравнимое удовольствие. Не первый её раз, конечно, но с ним это ощущалось иначе. С этим ублюдком, что пользуется ситуацией и её нестерпимой похотью, которая не даёт мыслить здраво. Отчего-то его касания расходятся приятным огнём, воспламеняя кровь и заставляя стонать против воли. Поднимает затоптанное в грязь желание принадлежать. Мысль о том, что он мог бы её присвоить каких-то пять минут назад вызывает трепет в груди. Разгоняет температуру как при лихорадке. Выдирает очередной стон глубоко из-под клети ребёр.       Безумие. Блять, это было сплошное безумие. Разве можно так сильно сжимать всего-то лишь пальцы? Как можно выгибать так сильно поясницу вверх, что кажется ещё немного, и её попросту переломит пополам? Внутри неё горячо, тесно, до неприличного влажно. Где-то на задворках сознания ещё оставался самоконтроль и какая-никакая, но выучка: доставь удовольствие сначала партнёрше, затем забирай своё. В теории он мог бы взять её и так. Природа озаботилась на подобный случай и сейчас омега под ним была не просто готова принимать, а одним лишь своим видом требовала, чтобы из неё вытрахали всю дурь. Он невольно облизывает нижнюю губу предвкушая, как войдёт в неё внутрь. Как ещё она умеет стонать? Насколько может разгорячиться её кожа? Приам хотел видеть её под собой, на себе, лицом и спиной к нему. Его кроет от запаха Торндайк так сильно, что в пору бы потерять разум.       Он ускоряет темп пальцев, добавляет ещё один внутрь, спускается ниже, посасывая затвердевшие соски через ткань. Доводит её до пика так быстро, что она не успевает сообразить. Тело требует продолжения. Хочется ощутить его всего и глубоко внутри вместе с жаром. Не даёт ей желаемого и в то же время, заставляет выстанывать «Продолжай», когда вновь начинает медленно двигать пальцами. Доводит количество пальцев внутри до четырёх, задирает ткань на груди. Столь желанная ею картина, как макушка с каштановыми волосами склонилась к ней. Выписывает языком круги и зигзаги, легонько прикусывает и посасывает соски. Вновь нарастает напряжение внизу живота, волной как девятым валом. Накатывает, накрывает с головой и затем ударяется оземь, разбивая тело в умопомрачающем наслаждении.       Спальня тонущая в полутьме из-за задёрнутых тёмно-серых штор. Стоны и вдохи наполняли пространство, под шелест снимаемой ткани. Входит медленно в неё. Выдыхает рвано от жара и того, как до одури в ней туго. Чувствует как Торндайк выгибается ему навстречу. Как переплетаются уже не просто запахи, тела. Как рвётся уже не сердце, а такое нереалистичное понятие как душа. Напрочь из тела. Элейн не сделана из стали и бронебойного стекла. Приам — не бешеный пёс в постели. Беспорядочный шёпот перерастающий в молящий крик. Грязно, громко, липко. Посланы мораль, ярость и злость, внешний мир за пределы стен скромной квартиры. На мужской груди и спине расцветают красные дорожки от царапин. На женских плечах и шее алеют недвусмысленные засосы и укусы. Время скручивается в спираль до момента, когда изнурительное чувство приближающегося финала расцветает брызгами красок глубоко в головах. Представляются красочным фейерверком эмоций.       Не раз, не два, пока не доводят тела до исступления. Свиваются в тугой клубок переплетений рук и ног. Ненасытный голод засыпает, получив убойную дозу гормонов для обоих. Прижимает к себе по свойски, утыкаясь носом в изгиб шеи. Вдыхает запах лета как в последний раз. Её до сих пор потряхивает от пережитых ощущений. Совсем легонько, как под морозным чистым ветром хвойного леса. Пока успокаивается дыхание, по телу разлито тепло, в котором хочется закутаться как в кокон.       Элейн встаёт первой. Конечно же, ей всегда необходимо быть на этом месте. Как единственная цель в жизни, как нить, соединяющая её с реальностью. Уходит в душ, пока Хилтон задумчиво валяется на постели среди разбросанных вещей на влажной простыни. Возвращается уже в сменной одежде, с влажными волосами. Но вот его запах остаётся на коже, без возможности убрать. Взгляд цепляется за необычную деталь на широкой спине. Почти у основания шеи, на трапецевидной мышце спины. Маленькая, нежно-голубая татуировка с чёткими краями в виде пучка незабудок. Буравит взглядом какое-то время, перед тем как выдать довольно умиротворённым тоном: — Не думала, что ты из того типа людей, кто носит татуировки.       Приам поворачивает голову в её сторону. Зрачки автоматически расширяются видя Элейн в домашней одежде. Свежие воспоминания от бурного секса до сих пор не отпускают и осознание её фразы доходит медленно, как через толщу воды. — Какие татуировки? — непонимающе низким тоном. Она изгибает одну бровь в удивлении и кивает на его шею. — Набил по пьяни? На плече, почти у самой шеи. Незабудки.       Оба замирают. До обоих со скрипом доходит осознание, а затем подступает паника к горлу, сдавливая в стальных тисках. — Что?! — зеркало, ему нужно было зеркало.       Это пиздец. Это пиздец, и по другому не назвать. Какая-то дикость. Не может такого быть. Элейн зарывается пальцами в волосы, с расширенным, испуганным взглядом наблюдая за метаниями Хилтона по её спальне. Не может оторвать взгляда, а сердце бешено стучит как под дозой адреналина. — Какого хуя? Какого хуя? Я же не омега. Тогда как? Блять! — он продолжает бормотать, додумавшись наконец, что можно сфотографировать на телефон. Изгибается и даже вид перекатывающихся мышц под кожей не может вытеснить ахуй из головы Торндайк. Хилтон тупо уставился на кривое фото в экране телефона. Даже так и без того понятно. Не краска. Не следы царапин или засосов. Метка.       Он смотрит на неё без осуждения, но в искреннем удивлении. Она смотрит на него со страхом, до сих пор нервно сжимая влажные пряди волос. Оба застывают, встретившись с фактом, который не упоминали нигде. С которым хер знает что делать.