«Издевается. Давит на возможности. Хочет увидеть, как я сдамся. Не бывать. Не бывать тому, мелкий сучёныш. Даже если этот запах сведёт меня с ума позже. Не бывать…»
Элейн из последних сил оттолкнулась от пола каблуками. Офисный стул послушно отъехал от стола и девушка, ухватив сумку, решилась на тот самый шаг. Оставить Приама ни с чем. Не давать больше поводов и сомнений, подозрений и доказательств. Молча, с гордо поднятой головой. Сохраняя достоинство и гордость. Вечернее солнце заливает золотом офис, играя лучами на гранях мебели в помещении стеклянной клетки. Тиканье настенных часов, отрабатывающее свои сверхурочные. Стук каблуков по плиткам как хронометр. Громкий звук жалобно затрещавшего стекла, покачнувшегося вперёд-назад с уменьшающейся амплитудой. Ударопрочное, так и не пробить. Вбитая в стекло собственного кабинета. Символа её достижений. Ослабшая без нужного препарата. Элейн сдала позицию, чтобы провести тактическое отступление на перегруппировку. Приам решил перейти в открытое наступление в лоб. Вблизи ещё невыносимее. Столь полюбившийся запах, который она искала. Подбирала. Рыскала в поисках хотя бы малейше схожих духов — сейчас забивал ноздри. Заполнял лёгкие. Заставлял кожу покрываться мурашками, а сердце болезненно сжиматься от осознания — обладатель этого запаха такой же альфа, как и все. Сумасбродный, высокомерный, грубый, желающий овладеть и обладать. Неуловимый запах из воспоминаний, принадлежавший таинственной незнакомке. Он мог распознать его под слоем духов, вычленить среди прочих. Вечно манящий, пьянящий терпкостью и сладостью. Острыми и тонкими гранями. Пропитанный солнечным светом. Теплом, которого не было ни на йоту в стерве за стеклом. Женщина, добившаяся уважения и успеха, оказалась Омегой. Одной из тех, кого не пускали вверх по карьерной лестнице. Той, что отобрала его должность. Сводила его с ума, трепала нервы, наматывала на кулак его волю как поводок. Коснись и приручи. Всё было просто с самого начала. — Отпустите меня. Это насилие — хрипит под ним, метая молнии взглядом. А сама дрожит и тело её говорит инстинктами, а не разумом. Пробирается к нему под кожу, заставляет желать и возбуждаться от запаха и вида. — Это правосудие — упёртый хер нависает над ней, будто имеет право впечатывать каждую встречную омегу в стекло кабинета. Бесстыжий, мерзкий, подлый, раздражающий, с таким опьянительно охуенным запахом. Ещё немного и она сойдёт с ума. — Не несите чушь — уже почти шёпот с треснутым всхлипом. — Не действуйте на нервы — низкие тона, почти хищный приглушенный рык. Сбитые стихии, перемешавшиеся и вставшие на чужие места. Уже почти кожа к коже. Вблизи она такая же хрупкая, как тогда в душевой. Вблизи, его запах такой же обволакивающий, успокаивающий и в то же время, держащий в напряжении. Иррационально. Нелогично. Дыхание едва касается кожи на подбородке, а он уже забыл для чего пришёл в кабинет. Тепло чужого тела кричаще близко проникает под слой офисной одежды. Уже нет сил на перепалку и его губы мажут по её. Тонким, нежно-розовым, тёплым. Живым. Элейн всхлипывает. Надрывно, ненавидяще. Отвечает, поддаваясь инстинктам. Впивается с обидой в нижнюю губу кусая, утягивая на себя. Безумие, с которым неловкое прикосновение переходит в не менее неловкий поцелуй. Она не умеет, а он просто не понимает. Осознание не хочет прийти озарением, в столь нужный момент просто остановиться. Жаркое придыхание щекочет кожу губ. Хилтон не заметил, как под рукой очутилась тонкая горячая талия. Минуя все преграды в виде пиджака, рубашки, даже края натянутых до талии капроновых колгот. Сжимает требовательно и всё тут. Тело бьёт дрожью от страха, омерзения, похоти без нужного препарата. Властвующие инстинкты, забитое вглубь желание принадлежать. Мозг отказывает в обработке вариантов побега. Щелкает переключатель, будто принуждая отдаться моменту. Кожа горит в местах, где Приам касается её пальцами. Требование перерастает в нужду. Нужда переходит в отчаянье. Горячие слёзы на её щеках выдёргивают его в реальность. Получается, он насильник? Нет же. У него были какие-то причины. Какие-то обстоятельства. Эмоции, чувства. Конечно же, это всего лишь очередная провокация. Тонко-выверенный план действий выставить его в негативном свете. Она и только она способна так хладнокровно продумать, пожертвовать, разыграть саму себя как пешку, чтобы дойти до противоположной стороны поля и стать Её Величеством Королевой. Мужчина отшатывается от замершей и плачущей женщины. В ужасе, с дрожью, с ощущением её зубов на нижней губе. Со сладко-терпким ароматом под кожей, ввергнувшим его жизнь в хаос. Хилтон не замечает, как их запах сливается в единой композиции морозного леса. Уходит молча, смотря в пустоту. Элейн съезжает вниз по стеклу. Размазанная, брошенная, использованная — лелеющая свои обиды. Не замечает, как лёд и мороз вплетается в собственный запах, закрывая летнее поле под купол. Краткая отсрочка желанного тепла для тела позволяет встать, пошатываясь. Привести себя в порядок совсем машинально, пока горят нестерпимым пламенем места, где её касался совершенно чужой человек с таким родным запахом.5. Четырёхмерный кубик Рубика
30 января 2024 г. в 01:45
Элейн тогда не уволили. Мёртвой хваткой она вцепилась в свой Отдел Продаж и Продвижения. Месяц рабочие вздыхали, шептались, ныли и перемывали кости бестии. «Её Величеству Церберу». Так повелось с момента, когда властная, словно от природы, женщина вернулась к работе после двухдневного перерыва. В который, если честно, все вздохнули полной грудью.
Приам избегал её общества. Носился по поручениям, вкалывал. Но мало-помалу, ему удалось выдворить призрачный образ, рассыпающийся в ладонях осколками. Лютость Торндайк в работе могла разбить любые надежды, что и говорить о фантомном моменте слабости. В какие то дни, Хилтону казалось, что ему и вовсе это приснилось. Отсутствие новостей с «верхушек» не добавляло уверенности к тому, что он видел какой-то жалкий месяц тому назад.
Мало помалу, они всё чаще сцеплялись по мелочи. Разборки на гранях ненависти и ярости. Ей нужно было удержать свой пост. Ему нужно было занять её должность. Так повелось, что каждый копал под другого. Любая попытка найти компромат разбивалась о девственно чистые досье, послужные списки и безупречную репутацию. Тогда в ход пошли уловки, тактики, стратегии, всевозможные грязные приёмы. В их спорах рождались новые проекты. В их перепалках обнаруживались нечистые на руку мелкие офисные клерки. Начальству было на лапу то, как они не ладили. «Здоровая конкуренция», как выразился один из глав на очередное донесение хладных дебатов в одном из кабинетов.
По офису поползли слухи, что они вместе. Другие говорили, что эти двое готовы убить друг-друга. Третьи изъявляли странные высказывания, что Приам Хилтон был альфой с самого начала. Подставным. Чёрной овцой, которую запустили к ним только чтобы изжить эту женщину. Или это был социальный эксперимент? Корни слухов терялись и быстро давились новыми взрывными проектами. Взрывными лишь потому, что перетягивание одеяла между Хилтоном и Торндайк порой доходило до абсурда. В таких ситуациях решал её авторитет. Но стоило отдать и ей должное — дельные предложения младшего сотрудника она брала на карандаш, интегрируя с наибольшей эффективностью.
Сейчас, спустя три года после того инцидента, воспоминания вспыхивали поочередно, составляясь в единый паззл. Для них обоих напряженный момент под размеренное тиканье офисных настенных часов взрывался нежеланными красками. Оба отгоняли простой вывод. Оба, жадно вдыхали запах, заполонивший кабинет HR менеджера отдела.
— Мне приказывает Элейн Торндайк, Её Величество Цербер или жалкая омега, изнывающая от течки? — ехидная, ядовитая улыбка на правильной формы губах. Карие глаза, каштановые волосы тёплого оттенка. Приам Хилтон — полная противоположность холодной стервы из отдела продаж.
— Непозволительная вольность выражаться подобным образом при вашем начальстве, мистер Хилтон — едва контролируемый, дребезжащий и хриплый голос вжатой в собственное кресло женщины, не теряющей достоинство. Болезненные позывы крутили мышцы с истребляющей эффективностью и силой. В холодном льде её взгляда ни намёка на симпатию. Ярость ледяной бури из самых глубин Тартара.
— А я считаю непозволительной наглостью, будучи омегой помыкать альфами. Выдавать себя за другую касту, занимать чужое место, строить из себя невесть кого — кровь непривычно бурлит в жилах, загоняя ритм сердца как под адреналином. Её запах пробивал все ограничители. Чистая шея. Нет ни намёка на метку, ни единой царапинки, изъяна. Ничейная, пустая, как офисный лист под принтер.
— Даже будучи у вас доказательства на руках, мистер Хилтон, в любом случае, я не намерена продолжать этот разговор. Повторять трижды не собираюсь. Вы знаете где выход — она повела головой в сторону двери. В таком же приказном, сдержанном холодном тоне, хотя все внутренности кричали о том, что этот запах из далёкого прошлого был рядом всегда. От осознания, кому именно принадлежал этот запах её начинало тошнить.
— И что вы сделаете, мисс Торндайк? Прикажете мне? — он скрестил руки на груди. Вены вздулись от напряжения и накатившего жара. Приам не собирался поддаваться её запаху. Не сейчас, когда он в шаге от своего триумфа.