Гравитационная постоянная

— Мне нужно отлучиться. — Чего? — Нет, стой, подожди, ты не можешь... — «Не могу»? — Натаниэль по-птичьи наклонил голову. — Ты, блять, не можешь просто прийти и сказать, что ты уходишь, — Дэн раздражённо и взволнованно сложила на груди руки, заканчивая прерванные слова. — Я не сказал, что я ухожу. Уйти и отлучиться — разные вещи. — Боги, Натаниэль, — Мэтт всплеснул руками и потянулся к парню, чтобы ухватить его за плечо, но ворон резко увернулся и отошёл на пару шагов, неприязненно сверкая глазами из-под чёлки.       Дэн и Ваймак переглянулись: Натаниэль жил с лисами уже немногим больше месяца, и за это время он успел привыкнуть к тактильности некоторых других повстанцев, уходя от прикосновений только в исключительных случаях в плохие дни. Сегодня он вышел из комнаты, не закрылся в тренировочном зале, не ушёл бродить по округе в одиночку и, самое главное, — заговорил; он всегда молчал, когда день был плохим, и противоположная ситуация в данный момент давала понять, что сегодня не один из тех дней.       Что тогда с терпимостью прикосновений? — Послушай, — Мэтт тем временем продолжил разговаривать с Натом, приподняв пустые руки вверх в доказательство безоружности и отсутствия угрозы. — Дэн всего лишь хочет сказать, что когда в прошлый раз ты «отлучился», ты вернулся только через несколько месяцев, раненый и слабый. Пожалуйста, мы просто боимся, что в этот раз ты не вернёшься вовсе. — Я не вернусь только в одном случае, Мэтт, — если я не буду способен этого сделать.       Нат не стал говорить, что вернётся, даже если ему будет угрожать опасность со стороны лисов. Нет, он правда вернётся, но только затем, чтобы забрать Жана и Кевина и больше никогда не пересекаться с повстанцами. Никогда. — Именно этого мы и боимся! — Дэн покачала головой, заставляя себя остыть. — Натаниэль, мы же в любом случае сможем тебе помочь; мы все здесь для того, чтобы прикрывать спины друг друга, а ты теперь один из нас. Мы не можем оставить тебя одного, когда ты, очевидно, нуждаешься в чём-то очень важном.       «Важное», о да. Это было не просто важным, как высказалась Дэн, это было необходимым — если он и дальше хотел пользоваться своим оружием: красный цвет меча осточертел ещё в Гнезде, но у него не было необходимых материалов для того, чтобы исправить это. А так, даже если он возьмёт с собой меч, красный клинок привлечёт к нему только больше внимания, что ни ему, ни лисам было не нужно. — Это займёт немало времени, — предупреждает Натаниэль, сдаваясь, но пытаясь напоследок воззвать к их остаткам благоразумия. — Можно подумать, здесь мы невероятно заняты, — фыркнула Элисон, откидываясь на спинку кресла. — Нужное мне место — на другом конце Галактики. — Я всегда хотел посмотреть Вселенную, — хмыкает Мэтт, уже понимая, что Нат на финишной прямой к тому, чтобы уступить. — Это будет опасно.       Ответом на это послужили красноречивые взгляды всех лисов без исключения; кому как не им, повстанцам, преследуемым Империей, знать об опасности? Неужели именно этим Нат хотел их отпугнуть, наивный?       Натаниэль тяжело вздыхает: — Я не скажу вам, за чем именно я иду. Я оставлю вас в максимальном неведении: вы будете знать только место назначения, но не цель. И результатом я с вами не поделюсь также. Это останется только моим делом. Вы всё ещё хотите со мной? В неизвестность? — Милый, мы не знаем, что будет завтра, — Рейнольдс взяла с низкого столика пилочку, покрутила её в руках, а после указала ей в сторону Натаниэля. — Возможно нашу базу найдут. Возможно — нет. Может быть завтра мы вылетим на новое задание и больше не вернёмся. А может быть и нет. Кто знает, прилетит ли на следующей неделе метеорит и уничтожит всё на Пальметто? А может он минует планету в опасной, но не разрушительной близости? — она развела руками. — Немного переборщила с пессимизмом, Элли, — фыркнул Сет. — Когда ты становишься повстанцем, ты быстро привыкаешь к неуверенности в завтрашнем дне, — мягко закончила Рене. — Даже на заданиях у нас почти никогда нет чёткого плана действий, только цели: промежуточные и конечные. Мы вовсе не против слетать на другой конец Галактики, если это тебе нужно и тебе это поможет.       Натаниэль прикусил внутреннюю поверхность щеки и сжал пальцы, пытаясь унять дрожь; Господи, ну вот как здесь можно было жить? Только вчера один из лисов едва не добил его, заставив откатиться воспоминаниями и ощущениями в прошлое, а уже сегодня товарищи и сокомандники этого лиса готовы полететь с ним на край света.       Веснински бился с этой сложной задачей под названием «Лисы» с самого первого дня своего пребывания на их базе, и он, математик, в уме вычисляющий координаты межзвёздных маршрутов, до сих пор даже наполовину не приблизился к разгадке.       Он поднял глаза на Дэн, окинул взглядом всех собравшихся и выдохнул, признавая поражение: — Ладно. Да, хорошо. Я согласен, полетели все вместе. — Куда летим? — поинтересовался Ваймак, намереваясь прикинуть необходимое количество припасов.       Нат посмотрел в глаза Рене: — На Землю.

☆☆☆

      Земля. Старая планета, которая всё ближе и ближе подлетает к Солнцу, грозясь через пару тысяч лет сгореть в жаре собственной звезды; воды на ней не было уже давно, как и больших поселений: почти все населённые пункты были брошены, когда из-за высокой температуры воздуха люди начали просто-напросто гибнуть.       В прошлом густонаселённая планета, сейчас Земля представляла собой весьма удручающее зрелище: красно-жёлтые цвета выжженой температурой пустыни, мелкий песок, гоняемый сильным порывистым ветром, нередкие пыльные бури. Те крохи гуманоидных существ, которые решились остаться здесь, не выходили на улицу в дневное время суток — здесь все были ночными жителями. Животных нет, растений — практически тоже, и если ты сумел откопать где-то маленький росток, то мог считать, что ты не зря прожил эту дерьмовую жизнь.       В прочем, и здесь были постоянные жители, которые за прошедшие тысячелетия сумели адаптироваться к высокой температуре и отсутствию каких-либо растительных или животных ресурсов. Жители, хозяева, и послушники храмов — люди, которые жили в крепких каменных постройках были разом всеми. Они рождались в храмах, жили там и там же умирали; они были хозяевами, потому что никто больше не претендовал; были они и послушниками — для них вера была священна.       Именно здесь когда-то, лет десять примерно назад, одна женщина по доброте душевной подобрала маленькую девчонку, умирающую от инфекции, жажды, голода и истощения, и дала ей новый дом, шанс на жизнь, знания и умения, а самое главное — новое имя.       Рене с тёплым прищуром смотрела в иллюминаторы на погибающую планету, поглаживая под одеждой надёжно спрятанный крестик на крепкой цепочке: войдя в новую жизнь и родившись, можно сказать, во второй раз, в прошлом Натали, она приняла веру своей приёмной матери Стефани. Здесь же она и научилась мастерски отслеживать ложь и лукавство, получив по окончании обучения возможность отыскать свой кристалл Силы.       Спустя семь лет после своего перерождения, Рене получила то, о чём она не могла мечтать в одиннадцать: семью, знания, а самое главное — верное оружие, которое за пять лет не подвело её ни разу. Оборонительные шото — оружие было для защиты, для защиты же оно впоследствии и использовалось: сначала для защиты себя и семьи, а потом уже и лисов.       И кристалл, о, им она особенно гордилась: в восемнадцать лет получив его, она первым делом с горящими от восторга и возбуждения глазами побежала показывать его матери. Жёлтого цвета, такие кристаллы были у главных защитников их храмов — хранителей, верховных стражей Силы, и жёлтый традиционно означал сочетание боевых действий и научных знаний.       И Рене верно следовала своему пути последние пять лет.       Что ж, а сейчас её путь повернул в обратную сторону, вернув её в ту точку, с которой она когда-то начинала свою новую жизнь. — Зачем мы здесь? — тихо спросила она у Натаниэля, который с напускной скукой смотрел через тот же иллюминатор, что и она. — Максимальное неведение и никаких вопросов, помнишь? — Нат пересёкся с ней взглядами через отражение в стекле. — Ты была согласна с этим на Пальметто. — Да, а потом ты сказал, что мы летим на Землю. Ты знаешь, здесь не так много достопримечательностей или мест Силы, как ты, возможно, думаешь. Здесь нет почти ничего, и мне просто интересно, что ты планируешь здесь найти.       Натаниэль ещё пару секунд посверлил её отражение взглядом, а затем развернулся, чтобы уйти; Рене вскинула руку: не чтобы коснуться, но чтобы привлечь внимание, — но и этого хватило, чтобы Веснински отошёл от неё на приличное расстояние. — Подожди, Нат. Пожалуйста, мне важно знать: что случилось? Почему ты вдруг так отдалился? Никто из нас не сможет помочь, если мы не будем знать причину.       Натаниэль оскалился: — Святая Рене Уокер, следовало догадаться, что ты не оставишь меня так просто. Всегда стараешься докопаться до правды, не так ли? — он повернулся к ней спиной, но в последний момент остановился; секунд десять он молчал, будто думая: «А стоит ли вообще что-либо говорить?» — но покачал головой и вздохнул. Он обернулся через плечо: — Спроси Миньярда — вдруг ответит.       И, нажав на сенсорную панель, он открыл дверь на капитанский мостик, скрываясь там от всех в компании молчаливой Дэн, которая, не отвлекаясь ни на что другое, держала в руках штурвал, готовясь вот-вот войти в атмосферу Земли. Девушка только кинула на него краткий взгляд, когда он уселся в незанятое кресло второго пилота, и промолчала, впиваясь глазами в приборы, потому что планета сразу же встретила их непроглядной песчаной бурей, которая лишала их всякой видимости. — Тебе бы радар обновить, — между делом бросил Нат, напряжённо следя за окружающей обстановкой сквозь огромные капитанские иллюминаторы; упомянутый радар на приборной панели немного сбоил, а ведь именно он сейчас был их самым главным навигационным прибором. — Сама знаю, не мешай. — У тебя Миньярд механик, почему не попросишь посмотреть? — Эндрю специализируется на космических кораблях, двигателях и машинных отделах — не представляю, что там в них входит, — но явно не на точных приборах. — О, узкий профиль, значит. — Слушай, Нат, — Дэн выпустила воздух через сжатые зубы с тихим свистом, — если ты пришёл сюда, чтобы... — Я был своим собственным капитаном на протяжении четырёх лет, Дэн, — резко перебивает её ворон, решившись на правду. — Я сам управлял кораблём — истребителем, не суть, — сам стрелял из пушек, сам всё ремонтировал. Словом, я всегда был тем, кто сидит за штурвалом и держит свою жизнь в своих руках. Я пока что учусь, я привыкаю, Дэн, летать, когда кто-то другой властен над моей жизнью, но дай мне время — сейчас мне нужно контролировать это хотя бы таким образом: просто сидя с тобой в кресле второго пилота. Ладно?       Дэн сжимает пальцы на штурвале, гася в себе желание повернуться к Натаниэлю и умолять его позволить ей объятия — сложный полёт, сосредоточиться нужно на нём. Вот только мысли упрямо крутятся вокруг того кусочка правды, который искренне дал ей Натаниэль; она хотела верить в то, что тот может оттаять, вновь, после того происшествия, о котором не знал, кажется, никто, кроме бывших воронов. И кроме Эндрю, судя по всему, так как тот как-то неуловимо изменился в последнюю неделю — как раз после того, как Нат опять закрылся ото всех.       Дэн подозревала, что без Миньярда тут не обошлось и жаждала всё узнать, потому что та молчанка, в которую теперь играли две группы: Кевин-Натаниэль-Жан и Эндрю, — действовала на нервы всем остальным лисам. Тут и дураку было понятно, что Миньярд снова что-то сделал — как это было с Мэттом, когда тот только-только присоединился к ним, — вот только если Мэтт впоследствии и быстро понял причины, и принял их, как и методы, которыми воспользовался Эндрю, то Натаниэль отгородился от него каменной стеной. А вместе с ним — и Жан с Кевином.       Это до жути напрягало всю команду, но разве кто-то мог что-то сделать? Ну правда, запирать их в одной комнате и не выпускать, пока те не поговорят, — сущий детский сад, а что ещё можно было сделать?       Опасаясь только сильнее навредить, они приняли единственное верное в сложившейся ситуации решение: дать им время и ждать самим.       Возвращаясь к нашим баранам. Ой, то есть, барханам. То есть, к Балканам. Собственно, они как раз пролетали где-то над территорией, которая в очень далёком прошлом называлась Балканским полуостровом, почти со всех сторон окружённым солёной водой морей; только теперь вместо бескрайних морей здесь была выжженная пустыня, покрытая песчаной потрескавшейся коркой. Провалы в земле даже с высоты пары десятков метров выглядели огромными, и проверять, если честно, не хотелось, на какую глубину они врезались в земную породу. — Будь готов в случае чего принять управление на себя, — решается всё-таки Дэн. — Говоришь, был пилотом? Если ты нас уронишь, я самолично тебя прикончу, понял?       Натаниэль хмыкнул, а Дэн кинула на него короткий взгляд; её уголки губ поднялись — ворон смотрел на свои руки, лежащие на штурвале, с восхищением и благоговением, и мягко подглаживал пальцами обивку штурвала. И это был тот самый искренний восторг, который Уайлдс сама ощущала каждый раз, стоило ей сесть в кресло первого пилота и принять управление кораблём.       Что ж, похоже, ему действительно нравится летать.       Сильный боковой ветер, идущий полностью параллельно земле, швырнул им в бок щедрое облако песка, приборы запищали и некоторые кнопки на панели загорелись красным. — Забиты воздуховоды, правый двигатель скоро сдохнет, — отрапортовал Натаниэль, вместо Дэн, пытающейся справиться с управлением, отслеживающий показатели. — Главное не шлёпнуться сейчас, — пробормотала Дэн, выравнивая корабль; шквальный ветер изо всех сил, казалось, пытался этому помешать.       В динамиках послышался обеспокоенный голос Ваймака: — Дэн, у тебя там всё нормально?       Дэн кивнула Натаниэлю на маленькую кнопку, которая позволяла ответить, и Веснински принял эту роль на себя: — Воздуховоды уже можно списывать, правый двигатель совсем скоро к ним присоединится. Вот сюрприз: на левом мы сможем протянуть минут тридцать, не больше, так что у нас в запасе максимум минут сорок. — Натаниэль? Что ты... Ладно, не важно. Нам нужен час, я рассчитал координаты: до храма чуть больше трёх тысяч миль. Потянем? — Ваймак, я сказал «сюрприз», а не «чудо». Откуда мне взять ещё двадцать минут полёта? — Я понятия не имею, но если мы заглохнем раньше пункта назначения, там мы и останемся до скончания веков. Вместе с Землёй Солнышко встречать будем, когда оно в гости постучится, — колкая ирония в чужом голосе слышалась ясно и отчётливо. — Задача ясна? — Яснее некуда, — Веснински отключается и смотрит на Дэн: — Идеи, мысли, предложения? — Остановиться ради того, чтобы почистить правый двигатель мы не сможем — потом просто не взлетим с такой погодой. — Согласен. — Мне нужен Эндрю. Он сможет сказать точнее: что там с двигателем. Пока он не отказал полностью, может ещё можно что-то в нём исправить. — Отлично. Какую кнопку нажать, чтобы связаться с машинным отделом?       Дэн посмотрела на него с жалостью: — Такой нет. — Как нет..? — Вот так. К нему нужно будет идти самостоятельно.       Натаниэль стиснул зубы: — Да что ж всё не слава Богу, а? Дай я Кевина отправлю, с ним-то связаться можно? — Кевин сможет объяснить Миньярду всё, что нужно?       Натаниэль заткнулся, затем опустил голову, упёрся лбом в штурвал и пару раз слабо побился об него; выдохнул, поднял руки, растёр как-то разом побледневшие щёки и резко встал на ноги.       Дэн посмотрела на него и пожалела о том, что не может сейчас оторвать руку от штурвала и прикоснуться к нему в успокаивающем жесте; чужие глаза лихорадочно блестели, бледность захватила всё лицо, а неровные красные пятна на щеках только подчёркивали белизну остальной кожи. — Эй, Нат... — Всё хорошо, Дэн. Я в порядке. Надеюсь, скоро вернусь, — он шутливо отсалютовал ей дрожащими пальцами и вышел за дверь; та закрылась за ним с тихим шелестом. — Да что ж у вас там произошло, Господи, — устало выдохнула девушка, оставшись один на один с дикой стихией, которая всё норовилась подхватить их корабль как новую игрушку и утащить в ветряной ураган подобно пушинке.       Двери в машинный отдел явно не хватало таблички «Оставь надежду всяк сюда входящий» — сейчас Натаниэль как нельзя лучше понимал Данте, который в своей поэме поместил эту фразу над вратами в ад. Тело замерло, в ступоре не желая двигаться и сделать несколько необходимых шагов, в голове был полный штиль — такой бы не в голову, а за пределы корабля, где стихия продолжала свои попытки сбить их с курса.       Корабль снова резко накренился, Дэн быстро выровняла его, но этого Натаниэлю было достаточно, чтобы взять, наконец, яйца в кулак, дрожаще выдохнуть и нажать на панели кнопку, чтобы открыть дверь.       В машинном отделе было темно — здесь не было иллюминаторов, — и только свет от приборов, гиперпространственного движка да пары люминесцентных ламп разгонял эту темноту. Миньярд обнаружился около раскрытого шкафа, и его руки были по локоть в сотне запутанных проводов; на его ремне висела поясная сумка с кучей кармашков, на руках были перчатки, в зубах зажат гаечный ключ, а на лбу горел включённый фонарик. Услышав шелест открываемой двери, он недоумённо обернулся, с трудом выпутывая одну руку из проводов и убирая ото рта инструмент.       Натаниэль прищурился, когда свет от фонарика попал ему в глаза.       Эндрю нахмурился и развернулся к нему всем корпусом: — Чего тебе?       Ну, первые слова за неделю молчания. С чего-то следовало начинать, да? Даже во время подготовки к полёту на Землю — сбора припасов, проверки корабля, комплектации брони и оружия — они не контактировали, поскольку Веснински всеми силами старался Миньярда избегать. — Дэн хочет знать, есть ли какая-нибудь возможность хотя бы на время привести правый двигатель в норму. Нужно, чтобы мы час продержались. — Проблема? — Песком забило, он заглохнет минут через семь.       Эндрю сжимает зубы, желваки играют на скулах и он убирает гаечный ключ в один из отделов на поясной сумке, после этого отходя от шкафа и подходя к соседней стене, на которой светились различные индикаторы и у которой стоял стол с наклонной столешницей. Лис упирается руками на стол и, прищурившись, изучает индикаторы. — Дерьмово. Как ты планируешь починить двигатель, когда он в активном состоянии? — Я? Никак. Во-первых, это задача от Ваймака, во-вторых — ты здесь механик, не я.       Эндрю кидает на него раздражённый взгляд, Натаниэль прикрывает глаза козырьком-ладонью от ещё одного луча фонарика, и тогда Миньярд наконец выключает его. Он делает шаг к нему, но Веснински отступает, чувствуя спиной дверь; Эндрю замирает, понимая, что в данный момент их минимальная дистанция — пара метров.       Он сжимает руки в кулаки и отводит взгляд: — Я здесь могу только посоветовать приземлиться. Как я понимаю, это не наш вариант? — Не наш, — кивает Натаниэль. — Но нам всё ещё нужен час.       Эндрю мычит, оборачивается к стене с индикаторами и бессмысленно смотрит на мигающий огонёк, отведённый правому двигателю; около минуты в машинном отделе слышен только внешний гул двигателей, а затем Нат видит, как чужие глаза расширяются, и думает, что ему не понравится пришедшая в безумную голову идея. — Что у тебя с Силой?       Натаниэль ощеривается и едва ли не шипит, закапывая поглубже воскресшие воспоминания о наркотике, клубе и заблокированной Силе. Он, блять, почти самолично дал ему блокиратор неделю назад, а теперь смеет спрашивать?       Эндрю кидает на него короткий взгляд, сжимает губы и отходит от стола, чтобы пройти к противоположной стене и достать из закрытого шкафа свёрнутые чертежи на синей бумаге. Он возвращается к столу и разворачивает чертёж. — Перестань, — кидает он Натаниэлю, устанавливая на уголки чертежа вес, чтобы тот не скручивался обратно в свиток. — Сейчас у нас есть дело, а ты — один из лисов, нравится тебе это или нет. Поэтому засунь себе всё дерьмо в задницу, подойди сюда и выслушай меня.       Натаниэль давит в себе злость, страх — в который переросло то опасение, которое было до Колумбии — и подходит к столу, останавливаясь на расстоянии метра от Эндрю. Миньярд украдкой кидает на него взгляд, замечая напряжённую позу, в которой Натаниэлю будет легко отступить и отбросить его от себя Силой. — Насколько хорош твой контакт с Силой? — ещё раз спрашивает он. — Не жалуюсь. — Натаниэль, — предупреждающе рыкнул Эндрю, но быстро заткнулся, стоило ему заметить едва уловимое движение бывшего ворона в сторону. Он, блять, боится его?       Веснински сглатывает и складывает руки на груди: — Я был самым сильным в Гнезде, — даёт он правду, а Эндрю задумывается о том, как с такой оценкой собственной Силы Натаниэль получил столько травм перед тем, как присоединился к ним. — Замечательно. А теперь смотри сюда, — он указывает рукой на чертёж двигателя и прослеживает пальцами некоторые отсеки, привлекая внимание именно к ним. — Знаком с этой моделью?       Натаниэль вытягивает шею, чтобы лучше видеть чертёж, и качает головой: — На истребителях другие двигатели, и они установлены внутри, а не снаружи. Не знаком. — Плохо, — Эндрю хмурится и постукивает пальцем по бумаге. — Что нужно сделать? — Я могу примерно сказать, куда конкретно сейчас забился песок — сколько раз уже ремонтировал эти двигатели. Я хочу, чтобы ты Силой убрал его из вот этих частей, — он очерчивает определённые зоны на чертеже. — Серьёзно? — Натаниэль изумлённо приподнимает брови, пускай не веря в услышанное, но всё равно в голове прокручивая возможные действия. — Абсолютно. Я не смогу этого сделать — мой контроль не очень хорош, и я скорее просто оторву к чертям этот двигатель, чем уберу из него песок, — Эндрю, вспоминая всю ту правду, которой в кредит с ним поделился Натаниэль, кладёт начало отдаванию своего долга. — И ты думаешь, что я, впервые увидевший этот двигатель минуту назад, смогу сделать это лучше? — Хотелось бы верить.       Натаниэль молчит, напряжённо размышляя, но дожидается не внезапного просветления, а ещё одного толчка корабля, из-за которого в дальнем шкафу гремят инструменты. — Окей. Ладно, — ладони вспотели от осознания предстоящей кропотливой и опасной работы; если он не справится, они действительно или разобьются, не справившись с управлением на одном двигателе, или приземлятся и останутся на этой планете навсегда.       Эндрю ловит его взгляд своим и пытается через этот контакт передать уверенность; Натаниэль хмурится, не желая отводить глаза в сторону, но Эндрю понимает, что сейчас от этого контакта он получит только вражду и сражение — ничего более. — Я буду направлять тебя. Сосредоточься.       Натаниэль медленно кивает: — Не приближайся, — и закрывает глаза, настраиваясь на волну своей Силы.       Он представляет себе очертания корабля лисов и мысленно направляется к правому двигателю, приближая к себе именно эту часть. Сейчас перед веками только внешняя обшивка двигателя с наметками внутренней части — то, что он успел запомнить, взглянув на чертёж. — Магнитные лопасти за щитками в передней части, — тихий, уверенный голос Эндрю проник в его уши, и Натаниэль сосредоточился на том, чтобы установить в мысленном образе эти части двигателя. — Сначала уберём песок отсюда. Представь: мелкие песчинки налипли на лопасти, некоторые из них уже расплавились из-за высокой температуры; скоро расплавленная масса склеит лопасти и заставит их остановиться. Тебе нужно убрать песок, проведя его мимо щитков.       Натаниэль расслабляет ладони, немного встряхивает руки, а затем напрягает пальцы, скрючивая их; правая рука немного приподнимается, Нат прокручивает запястье; клубок Силы в грудной клетке затихает, настраиваясь на мелкую работу. Перед глазами встаёт картинка крутящихся лопастей, и их движение почти неуловимо замедляется, когда плавится песок.       Счищая эту массу, Натаниэль случайно цепляет Силой лопасть, корабль немного дёргается, и Веснински знает, что, когда они приземлятся и разберут двигатель, на этой лопасти они увидят длинную царапину. Он хмурится, дышит едва-едва, усиливая контроль.       По ощущениям проходит минут пять, но Эндрю, внимательно следящий за временем, может сказать, что прошло едва ли больше минуты, когда Натаниэль расслабляет пальцы, щёлкая забитыми суставами. — Готово. — Хорошо. Теперь будет сложнее. Песок забился во внутреннюю камеру и налип на внутренние стенки; здесь температура больше, самого песка практически нет — только расплавленная масса. Здесь осторожнее: если заденешь стенку, будет разгерметизация, и мы потерям двигатель окончательно.       Натаниэль выдыхает сквозь сжатые зубы, морщинка прочерчивает его лоб, и капля пота скатывает по виску, когда он подключает к работе пальцы на левой руке; сосредоточиться сложнее, но он одинаково свободно пользуется обеими руками, и это как нельзя лучше помогает в сложившейся ситуации.       От внутренних стенок двигателя песочная расплавленная масса отходит труднее, и он задерживает дыхание, чувствуя, как Сила прикасается к железной обшивке; здесь надо нежнее, осторожнее, нельзя оставить даже маленькую царапину, потому что даже если она не сыграет роли здесь, на Земле, она разрастётся в сквозную пробоину сразу же, как они выйдут обратно в космос.       Когда он заканчивает и открывает глаза, он дезориентирован, пол под ногами шатается, и Натаниэль накреняется в бок, но чувствует на своей талии чужую поддерживающую руку. — Не прикасайся, — шипя, напоминает он, откидывая руку Эндрю от себя, и опирается на стол, ожидая, пока восстановится его чувство равновесия и ориентации в пространстве.       Сквозь шум в ушах он слышит шаги Миньярда: сначала отдаляющиеся, а после — приближающиеся обратно, — и открывает глаза, готовясь к сражению, но лис ставит на стол бутылку воды и восстанавливает дистанцию; столешница наклонена, и бутылка немного съезжает, и Натаниэль берёт её в руки, не торопясь, однако, откручивать крышку и прикладываться к горлышку губами, пускай в горле и появилась своя отдельная пустыня в миниатюре.       Он поднимает глаза на Эндрю: — Ты думаешь, что я буду пить из той бутылки, которую ты мне дал? После Колумбии? — он криво усмехается, перебрасывает бутылку в руки лиса и выпрямляется, немного покачиваясь из-за небольшой слабости в коленях. — Не дождёшься.       Он отступает назад, поворачиваясь к Миньярду спиной только у самой двери: — Всё получилось?       Миньярд молчит несколько секунд, а затем тяжёлый вздох слышится вместе с ответом: — Да. — Чудно.       Натаниэль нажимает кнопку на панели и выходит за дверь даже до того, как она успевает полностью открыться. Коридор перед глазами немного плывёт, это похоже на симптомы морской болезни, и Веснински старается как можно скорее добраться до капитанской рубки, чтобы там обессиленно упасть в кресло второго пилота.       Дэн, немного побледневшая с того момента, как они виделись десять минут назад, кидает на него короткий взгляд: — Всё хорошо? — Двигатель в норме. Ну, более или менее. До храма долететь должны.       Дэн сжимает губы: — Я про тебя спрашивала, Натаниэль. — Я в порядке, — едва слышно шепчет Нат, тяжело сглатывая, пытаясь увлажнить горящее от жажды горло, а Даниэль понимает ненависть Жана и Кевина к тем моментам, когда бывший третий номер говорит эти слова. — Вода за тобой с правой стороны, — сейчас она принимает эти правила, но это не значит, что она приняла их как непреложную аксиому навсегда. — Спасибо.       Натаниэль наклоняется, шарит рукой позади себя, находит бутылку, откручивает крышку и присасывается к воде так, будто не пил последние несколько дней. Он не позволяет и капле пролиться мимо его рта, и вытирает губы с тихим вздохом удовольствия.       В динамиках слышится голос Ваймака: — Дэн, ну что? — Натаниэль и Эндрю всё починили, шеф. Доберёмся. — Слава богу, хоть это нормально, — голос Ваймака полон облегчения, но затем он вновь становится серьёзным. — Дэн. Там Элисон передаёт, что мы движемся к эпицентру бури, будем там через двадцать минут. Ребята поднимут щит, но всё равно приготовься.       Дэн чертыхается: — Да что ж это за планета такая. Будто не хочет, чтобы мы здесь были. — Ну, это Земля. Она давно не хочет видеть здесь ни одно живое существо. Ладно, отключаюсь, будь осторожна. — Конечно. До связи, — Дэн устало выдыхает, когда Ваймак прерывает связь. — Только эпицентра нам и не хватало. — Могу принять управление на себя, — предлагает Нат. — Истребитель меньше по массе, и такая ситуация, когда его просто-напросто сносит боковым ветром, мне знакома.       Уайлдс смотрит на всё ещё сохраняющего бледность лица Натаниэля, его малость дрожащие руки и ободряюще улыбается: — Прорвёмся. Если будет совсем сложно, доверю штурвал тебе. А пока что я справлюсь, хорошо? — Хорошо, — Веснински откидывается на спинку кресла и сквозь прикрытые глаза смотрит в лобовой иллюминатор, где песчаная буря начинала усиливаться. Как там сказала Дэн? «Прорвёмся»? Что ж, они должны, если не хотят провести на Земле остаток своих жизней.