Роса

      Новый день окликается на самую примитивную рутину. Ту самую, которая рушит, которая изводит, от которой хочется сбежать, — по факту, не такая уж она и злодейка, ведь для человека, умеющего ценить даже самые незначительные вещи и события, нет ничего прекраснее и ценнее той самой рутины. Сяо Синчэнь теперь имеет возможность лицезреть каждое утро человека, что невероятным образом сумел принести в его душу покой. И пускай Даоджан незряч, пусть нет у него возможности видеть окружающий мир таким, какой он есть, зная его черты, зная его глубины и величие, он может рисовать в кромешной тьме самые точные картинки, подобно зеркалу, что отражает всё. Люди, порой, так часто недооценивают гармонию, но именно она помогает сломанным людям выбираться из густого, смертоносного болота. — Я так тебя люблю… — каждую ночь шёпот скользит нежное признание с губ Сюэ Яна прямиком в уста Сяо Синчэня, перед тем, как оба проваливаются в сон. — Я… очень люблю тебя, — каждое утро мелодично пробегается ответ от Сяо Синчэня, пока уста его нежными касаниями ласкают лицо Ченмэя.       Не зря люди озадачены поиском второй половины себя — другого человека, что способен заполнить недостающую и такую важную часть. Не зря именно это способно принести покой и наполнить жизнь смыслом — иным, более трогательным и приземлённым. Вершить благие дела, быть благочестивым и великодушным — несомненно высочайшие достоинства для любого заклинателя или же обычного человека, вот только семья, которую так внезапно приобрёл Синчэнь, открыла ему небольшую, весьма скромную дверь в ту ветвь жизни, где даже самый ледяной ветер кажется изнежено ранимым, а самая жестокая непогода словно нарочито буянит на улицах, чтобы связь между членами семьи становилась всё крепче и теплее.       Ах! Описать бы в деталях каждый день, каждый замечательный, тёплый, такой преисполненный день, — страниц не хватит, но Сюэ Ян и Сяо Синчэнь проживают очень гармонично, циклично провожая солнце, встречая рассветы вместе. Время так относительно, — самый нахальный факт, который невозможно оспорить. Дни сменяются днями, недели перетекают в месяцы, но мир, что основался в похоронном доме, ставшим самым обычном, непоколебим. Даже А-Цин рада, наслаждается каждой минутой — во снах ей и не снилось, что когда-то рядом появятся два человека, что заботятся о ней. Конечно Ченмэй тоже проявляет заботу о строптивой деве, впрочем, как и она о нём, но это вовсе не меняет взаимоотношений между ними. Но, как говорилось уже ранее, скорее разверзнуться небеса, нежели эти двое перестанут друг над другом безустанно подшучивать, саркастично задевая друг друга.       Зима и правда оказывается холодной в этот раз. А-Цин долго причитает в оставшиеся недели холодов, и хоть Даоджан делает всё возможное, чтобы протопить дом, объективно, это не очень получается. Нельзя сказать, что они слишком мёрзнут — в конце концов, у а А-Цин сразу два одеяла: одно летнее, другое же то, что купил Ченмэй. Ну а страстные ночи, что проводят вместе Сяо Синчэнь и Сюэ Ян в принципе не оставляют им и шанса на то, чтобы прозябнуть.       Их любовь — их тайна. И вовсе не потому, что они стыдятся этого чувства, а только потому, что оба осознают его хрупкость и искренность. Можно, пожалуй, назвать это жадностью. Со стороны Сюэ Яна голодной и своенравной, в какой-то степени не совсем здоровой; со стороны же даосского заклинателя — заботливой, обнимающей, старающейся уберечь. В любом случае, как бы безумно это не звучало, но оба заклинателя отлично гармонируют друг с другом абсолютно во всём — что делает факт этого ещё более поразительным, диким, учитывая, какая история скрыта в фундаменте их дома.       В день, после ночи, когда звучали признания, Сюэ Ян особо ласково и играючи ластился к Даоджану, чем особо сильно доводил А-Цин. Она же, не имея возможности признаться, что видит всё происходящее, лишь раздражённо прикусывала губу, отводя взгляд в сторону. Возможно, не будь Сюэ Ян полностью погружён в Сяо Синчэнь, то заметил бы некую неуклюжесть в поведении девушки — пощадил бы он её. Каждое утро Сюэ Ян поднимался спозаранку — каждую секунду, проведённую вместе с даосским заклинателем, Ченмэй ценил, как говорится, на вес золота. Крутился даже на кухне, когда А-Цин помогала Сяо Синчэню готовить для них, и очередная перебранка начиналась заново. Что же, это было весело, Сюэ Ян отрицать не будет.       В те вечера, когда Даоджан и Ченмэй не шли на ночную охоту, они проводили во дворе дома вдвоём, мелкими шагами гуляя по участку, общаясь просто ни о чём. Порой, останавливались, чтобы насладиться глубиной морозной свежести, обжигающей лёгкие. Сюэ Ян привык к сменчивости погоды, однако никогда ещё так не порхали бабочки в животе от мерцающей красоты серебра густого, липкого снега, как и никогда он не радовался едва заметным узорам инея, что обнимали голые ветви. Зима — пора любви. Ой, кажется, в эту зиму, кое в ком проснулся романтик!       А-Цин просто продолжала ворчать про себя, хотя конфеты, что Даоджан отныне ежедневно приносил им, смягчили её сердце. В какой-то момент дева поймала себя на мысли, что, возможно, и правда не была совсем объективна к этому пакостнику: теперь он неотъемлемо сопровождал Сяо Синчэня не только на ночную охоту, но и на обычный рынок, где больше никто не смел пытаться обмануть слепого заклинателя. Даже если находился особо озверелый, наглый, плоскомозглый торговец, Сюэ Ян показывал весь свой истинный характер, одним лишь взглядом прибивая несчастного к земле. А-Цин давно поняла из-за такой переменчивости в личине Ченмэя, что прошлое его и истинные ценности далеки от тех идеалов, что исповедует Даоджан, честно сказать, она думала, что заклинатели полностью противоположны, но… Он заботился о Сяо Синчэне, он действительно оберегал его и… взгляд его алых глаз, что привычно холоден и резок как сталь, сгущался нежным миражом, стоило Даоджану попасть в поле зрения Сюэ Яна. Чувственность и глубина, ранимость и страсть, нужда и волнение, ценность и сладкое, тягучее чувство… любви. Будь проклят тот, кто сделал юных дам столь проницательными! Просто видя счастье даосского заклинателя, наблюдая воочию, как тот переменился, став более открытым, спокойным, счастливым, А-Цин ничего не могла сделать, и даже поделиться сомнениями было не с кем. В первую секунду, когда она встретила Сюэ Яна, в первый же момент, когда глаза его распахнулись, а в них заплясали языки пламени ненависти, боли и жгучей обиды, чувства паники и страха стягивались вокруг девы всё туже и туже. Что пугает больше всего, так это то, что теперь эти эмоции появляются значительно реже, но стоит им выбраться наружу, они стягивают А-Цин с такой силой, что у девы выбивает воздух из лёгких.       Тревожность не оставила её. А от этого становится тошно. Подвох так и ожидается со стороны Ченмэя, хотя только при одном взгляде на них с Даоджаном становится понятно, что тот не способен причинить вреда даосскому заклинателю. В общем-то, юной деве нелегко приходится.       Сяо Синчэнь же пребывает отныне в особо приподнятом расположении духа, и его слова о том, что Ченмэй стал для него спасением в собственном аду, самая настоящая правда. Тяжесть и запутанность всей ситуации и реальности, о которой он не знает до конца, является спецификой сложности, пожалуй, всего мироздания и самих людей. Так привычно, что люди норовят всё усложнить, но именно эти двое пытаются упростить всё то, что когда-то было.       В одну из ночей, отправившись на ночную охоту, перед возвращением домой, Сюэ Ян и Даоджан решают развести небольшой костёр в чаще леса. Закончив с истреблением нечисти, они молча сидят друг напротив друга, вслушиваясь с улыбками на лицах в потрескивающие паленья.       Ченмэй, подперев щёку ладонью, сосредоточенно всматривается в лицо даосского заклинателя, до безумного звона в душе от понимания, что именно рядом с ним Сяо Синчэнь смог достичь наивысший точки душевного покоя. Черты лица его смягчились, тени на нём хоть и глубоки, но больше не переполнены тяжбами и горечью прошлого. — А-Чэнь такой красивый, — сладкое поёт Сюэ Ян, подрагивая от вида растущей улыбки. — Ты так думаешь?.. — Конечно… — а сам выдыхает пар, с растущим теплом на сердце проникаясь всей трогательностью и важности простоты момента. Он встаёт, чтобы сесть поближе к Даоджану. — Я так счастлив, что мы с тобой встретились… Кто бы мог подумать, что когда-либо Ченмэй озвучит подобное признание именно тому человеку, которого стремился низвергнуть в ад. Сейчас подобные мысли или даже воспоминания не появляются в его сознании. — Я тоже, — Сяо Синчэнь опускает свою голову на голову Ченмэя, что облокотился о его плечо, — не мог даже представить, что когда-нибудь смогу быть настолько счастливым…       Влюблённые люди такие окрылённые — Сюэ Ян от любого слова в свой адрес с уст Сяо Синчэня, расплывается в ещё большей улыбке, — а казалось ведь, что шире уже некуда. И сердце так быстро бьётся, от чего тело наполняется головокружительной лёгкостью. Руки проворно обвивают талию даосского заклинателя, пока Сюэ Ян смотрит на Даоджана сверху вниз, подбородком опираясь на его грудь. — Я постоянно думаю о том, что наша встреча не случайна…       С самого начала это было истиной. — Так ли это? — мягким сарказмом отвечает Сяо Синчэнь, хотя вовсе не отрицает подобного. Баошань Саньжэнь часто говорила своим ученикам, что жизненные дороги искажены ловушками и пропастями людских грехов, но идущие за чистотой истинного света, всегда найдут избранную для себя дорогу. Нет ничего важнее, чем достичь успокоения в своей душе, ведь ад раскрывается в каждой, а вот выбраться из него удаётся далеко не каждому. Жизнь — это искупление. — Как можно сомневаться? — острые клыки смыкаются на подбородке Сяо Синчэня. — Я никогда не чувствовал такого душевного покоя, как рядом с тобой… — шёпотом произносит Сюэ Ян, прячась на груди возлюбленного. Для него подобные откровения всё ещё в новинку, как и поглощающая слабость к даосскому заклинателю.       Даоджан мягко улыбается, обнимая льнущего к нему Ченмэя. Он не может ему сказать, что некогда уже был спокоен и твёрд в своих намерениях, хоть истоки этих чувств и желаний отличаются. Но ничего прекраснее, чем любовь, Сяо Синчэнь ещё не встречал. — Возможно, когда-нибудь, следует вернуться в Долину Цветущей Лозы?..       Сюэ Ян чуть отстраняется, внимательно смотря на лицо Даоджана. Тот лишь с тёплой улыбкой ждёт ответа на своё предложение.       Сюэ Ян неловко мнётся, покусывая губу. Предложение, конечно, воистину великолепное. Бескрайние просторы, красоты и чистая энергетика, только вот примет ли его это место?.. — Возможно… Когда придёт время, — носом скользя по щеке даосского заклинателя, — мы окажемся там… — эта картинка идеальна в его представлении, но вот болезненные уколы в сердце не дают Сюэ Яну полностью насладиться даже мечтой об этом месте. Там могут жить те, кто узнают его… Там могут быть те, кто выдаст его истинную личность Даоджану… Что же тогда… Сюэ Яну делать?..       От страха потери возлюбленного склизкий страх скручивает мышцы внутри. — Думаю, нам пора возвращаться, — уже спокойнее произносит Даоджан, продолжая поглаживать Ченмэя по спине. — Уже-е-е-е?! — недовольно вспыхивает Сюэ Ян. — Мы так хорошо сидим! — Нужно успеть вернуться к утру, — ласково отвечаем ему даосский заклинатель, — приготовить завтрак… — А-Цин!.. — Сюэ Ян раздражённо цокает, отстраняясь от Даоджана. Обидчиво дуя губы, он, ворча, начинает тушить костёр, кажется, не обращая никакого внимания на тихий смех Сяо Синчэня. Ну а как ему не смеяться? Капризы Ченмэя для него выглядит особо забавными и милыми, и ведь всё равно слушается, всё равно не пытается оспорить решение, им принятое. — Не стоит обижаться, Ченмэй, — руки Даоджана плавно ложатся на талию Сюэ Яна, и тот мгновенно откидывается спиной на грудь Сяо Синчэня. — У нас с тобой долгая жизни впереди… — нежный поцелуй в мочку уха, а у Сюэ Яна вот-вот сердце вылетит за пределы орбиты.       Долгая жизнь… То бишь, вся жизнь. У них вся жизнь впереди, в которой будут только они вдвоём…       Возвращаются они в момент, когда девушка просыпается. Сонная, но довольная, ведь новый день приносит ей новую конфетку. И не только ей. Сюэ Ян с особым озорством принимает протягиваемую ему сладость, уже точно зная, в какой момент съест её. Между тем вызывается помочь Сяо Синчэню в готовке, что вызывает новые недовольства со стороны А-Цин. Ей тоже нравится помогать Даоджану, однако, если рядом с ним появляется Ченмэй, то ей точно не позволят участвовать. Обиженно фыркнув в сторону игнорирующего её причитания Сюэ Яна, она отправляется на улицу, оставляя двух заклинателей вдвоём. Сюэ Яну большего не надо. Да, кажется, он весьма жаден, когда дело касается Сяо Синчэня, но менять что-либо в этом он точно не собирается. Ему нравится смотреть за такими обыденными действиями Даоджана: помывка овощей, их нарезка. У даосского заклинателя всё получается искусно и просто, — гордость и радость плотнее обволакивают сердце Сюэ Яна.       Уже после завтрака они втроём отправляются во двор на небольшую прогулку. Сяо Синчэнь стоит чуть поодаль, с приподнятыми уголками губ вслушиваясь в новые колкости между двумя дорогими сердцу людьми. — А-Цин, — тихо зовёт её Сяо Синчэнь, — сегодня не так холодно, как было эти дни. Тебе нравится?       Кинув очередной снежок в Сюэ Яна, девушка спешит ответить: — Вот так мне нравится! Холодновато, конечно, но такой запах необыкновенный! Это так пахнет зима, да, Даоджан? — она хватается за рукав его ханьфу, пользуясь моментом, всматриваясь в белоснежные красоты. Ей хотелось бы рассказать, что она видит и насколько прекрасен этот вид, но не может…       Сюэ Ян, цокнув, закатывает глаза, подходя к Даоджану с другой стороны, уверенно переплетая пальцы их рук. — Да ты вечно чем-то недовольна, Слепышка. Хоть бы денёк походила радостной и не ворчащей… — Тьфу ты! Не спросила тебя! — бамбуковым шестом машет девушка, но в душе признаёт, что, возможно, её раздражённость и правда слишком частое явление. — А вот если бы спросила, — не унимается Ченмэй, посмеиваясь с реакции А-Цин, — может, и вела себя иначе…       Решив промолчать, А-Цин дует губы, отворачиваясь. Даоджан, заметивший, что настроение юной девы как-то испортилось, обеспокоенно обращается к ней: — А-Цин, не переживай так. Зима скоро закончится, наступит весна, — он бережно гладит её по затылку, грубо сжимая руку Сюэ Яна, который вновь недовольно цокает. — Какая красота и запахи наполнят округу! Уверен, тебе нравится весна…       Колкий стыд вновь лупит в сердце. Губы сжаты в тонкую линию, а глаза наполняются печалью и виной. Ей не стыдно обманывать других людей, но её продолжает сжирать чувство сильной вины перед Сяо Синчэнем. — Угу…       Ченмэй приподнимает брови в удивлении: — Чем ты опять там недовольна, господи?! Даоджан так любезно попытался смягчить твоё настроение, а ты снова!.. — Да что ты прицепился?! — вскрикивает девушка, поворачиваясь к нему. — Я просто задумалась! Ясно тебе? Или тебе не знакомо такое действие?!       Щёки девушки раскраснелись не только от мороза, но и от злости. Она гневно пыхтит, пока ждёт ответа от Сюэ Яна, и прежде чем Даоджан успевает хоть что-то сказать, чтобы успокоить А-Цин и Ченмэя, девушка, как плата за ложь её, видит, что проказник делает, но среагировать должным образом не может. Да и не успела бы, потому что снег уже прилетает в неё. — Ай! — Пха-ха! — а Сюэ Яну весело. Ему вообще нравится дразнить Слепышку, ведь она очень забавно реагирует на его колкости и замечания. — Ну и чудачка ты! — а дева стряхивает снег со своих волос, морщась и гневно смотря перед собой. Она хочет ответить, собирается, но в следующий момент её за руку хватает Сюэ Ян, что неожиданно для неё, и начинает кружить по двору, придерживая тонкую кисть своими пальцами. — Шевели ногами, а то упадёшь! — Что ты… делаешь?!.. — вскрикивает девушка, пока продолжает вертеться. Перед глазами становится мутно, но разве этот пройдоха понимает?! — Насладись зимой! — резко останавливается Сюэ Ян, чуть толкая Слепышку вперёд. — Она не так плоха, — а сам прижимается к груди Даоджана, носом утыкаясь в изгиб его шеи. Как же от него пахнет… — Дурак!.. — фырчит в ответ А-Цин, но сама тайком улыбается. Всё же есть в этом странном парне что-то простое, человеческое, раз он способен так просто забавляться. Покружиться в снегу, глубже вдохнуть морозный воздух — А-Цин замечает тёплые объятия этой парочки, кривит губы, но взгляд её становится мягче и снисходительнее. Если Даоджана это на самом деле делает счастливым, то и она научится это счастье принимать. К тому же, пока Сяо Синчэнь и Сюэ Ян утопают в объятиях друг друга, у юной девы появляется шанс поближе рассмотреть красоту зимы, о которой говорил ей Сюэ Ян. Каждая снежинка имеет свой уникальный узор, и особо красиво смотрятся узоры, которые лютый мороз благословением оставляет местами.       Девушка особо сильно увлекается прогулкой, потому что изящество открывающейся красоты буквально очаровывает дух. Так что когда Даоджан зовёт её в дом, А-Цин отказывается, просясь ещё немного побродить по двору. Сюэ Ян самодовольно усмехается, настоящим победителем возвращаясь в дом, а Сяо Синчэнь ещё с минуту объясняет деве, чтобы она сильно не увлекалась такой прогулкой, ведь заболеть можно за долю секунды, хоть он частенько заваривает чай из лечебных трав.       Сюэ Ян же, зайдя в дом, сразу отправляется в их комнату, где уже столько времени они с Сяо Синчэнем делят ложе. Он в предвкушении очередного озорства закидывает в рот конфетку, точно зная, что даосский заклинатель последует за ним. И не ошибается, ведь как только Даоджан возвращается в дом, он идёт прямиком к Ченмэю, точно зная, где тот его будет ждать. — Ченмэй, — как только Даоджан открывает дверь, он с лёгкой строгостью обращается к возлюбленному, — будь с А-Цин немного мягче… — но как только дверь закрывается, Сюэ Ян запрыгивает на Сяо Синчэня, проворно обвивая чужую талию ногами. — Хорошо? — уже мягче произносит он, удобнее хватая Ченмэя за ноги. — Но я с ней просто играюсь, — канючит Сюэ Ян, самодовольно ухмыляясь. — Ей не помешает научиться наслаждаться тем, что даёт жизнь, — как завершающее, ведь больше тратить время на эти разговоры он не собирается. — А-Чэнь… — в губы выдыхает Ченмэй, кончиком языка скользя по контуру губ даосского заклинателя.       Сердце заходится в сладком биение. — Да?.. — Открой ротик, — коварно улыбается Сюэ Ян, плотнее сжимая ноги. Он чувствует, как внизу живота всё начинает стягиваться в знакомом ощущение.       Сглотнув, поддаваясь колкой истоме, уста Сяо Синчэня приоткрываются, а юркий язык возлюбленного плавно проникает внутрь, делясь такой сладкой конфетой. Пальцы Даоджана непроизвольно сжимаются сильнее, рот раскрывается шире, а Сюэ Ян играючи скользит конфеткой по чужому языку. Медленно и тянуще он целует Сяо Синчэня, с довольным урчанием отдаваясь в ответные ласки. Даосский заклинатель принимает игру, начатую Ченмэем, потому ласково двигает языком, стараясь не упустить конфетку, которую сейчас полизывают сразу два человека. В паху становится твёрдо за секунды, а томное желание начинает медленно распространяться по телу. Сяо Синчэнь не особо любит сладкое, но именно этот поцелуй приносит ему настоящую вкусовую гармонию: сладость Ченмэя намного ярче и приятнее, чем конфета, что служит лишь небольшим препятствием. Чем быстрее они от неё избавятся, тем скорее Даоджан сможет глубоко и чувственно поцеловать своего любимого.       Кажется, Сюэ Ян тоже это знает, как и желает. Просто он, как настоящий любитель сладкого, никак не мог упустить возможности поделиться с Даоджаном любимой закуской через поцелуй. Это ощущается особо горячо, особо вязко. Особо сильно возбуждает скапливающаяся слюна, которая способствует таянию конфеты. Для Ченмэя важно быть единым во всём с Сяо Синчэнем — такая вот глупость делает мальчишку в нём по-настоящему счастливым.       Но как только конфета пропадает под натиском двух языков, как только сглатывается остаток её приторной сласти, Сяо Синчэнь несдержанно впечатывает Сюэ Яна в дверь, силой толкаясь между раздвинутых ног. Безвольно повиснув, пальцами руки зарываясь в густоту чёрных волос, Ченмэй протяжно постанывает в поцелуй, теряя рассудок от движений чужого языка. С особым энтузиазмом он раскрывает рот как можно шире, чтобы позволить Сяо Синчэню вылизывать его рот — эта ласка особо сильно нравится Сюэ Яну. И он был бы настоящим глупцом, если бы отказывался от неё.       Куда более острым наслаждением ощущается давление внизу живота. Жаркая, твёрдая плоть, скрытая тканью одежды, так своенравно и уверенно жмётся к чужому возбуждённому естеству, от чего ласки становятся ярче и мучительнее. Всё скручивает внутри, подрагивает, и голова идёт кругом от растущего желания получить больше. Как можно больше. Воспалённое сознание подкидывает Сюэ Яну десятки картинок, которые они могли бы с Даоджаном воплотить в жизнь, вот только, к большому сожалению, уговорить даосского заклинателя на страстные объятия и ласки среди белого дня, невозможно практически. В такие моменты Сюэ Ян зол на А-Цин как никогда, но он знает, что ночью Сяо Синчэнь непременно возьмёт всё то, что с таким трудом отказывался принимать часами ранее.       Так происходит и в этот раз. Ченмэй предпринимает очередную попытку убедить Даоджана продолжить начатое, поддаться импульсам искушения и нужды, но Сяо Синчэнь остаётся непреклонен. Лишь напоследок он скользит кончиком языка по влажным губам Сюэ Яна — и ничем его внешний вид не выдаёт внутреннего состояния. Ченмэю же приходится потратить несколько минут, чтобы успокоить беснующееся желания. Но ночь приносит желаемое облегчение, когда Сюэ Ян в исступление выгибается под даосским заклинателем, пока руки его крепко прижаты к постели, а Сяо Синчэнь двигается в нём: то издевательски медленно, едва покидая тело, то грубо и одичало, задевая каждую чувствительную точку. Сюэ Ян вгрызается в предплечье Даоджана, чтобы заглушить скулящие звуки, чтобы не позволить вырваться стонам неземного удовольствия, пока из глаз сыпятся искры, пока тело пробивает крупная дрожь, сменяющаяся мелкой.       Эта та самая сладкая рутина, та самая обыденность, из-за которой любовь крепчает день ото дня. Их жизнь стабильна и размеренна, и Сюэ Ян ни за что не променяет её ни на что, и Сяо Синчэнь никогда не откажется от приобретённого смысла жизни.       Делить ложе, сидеть за одним столом, жить под одной крышей — их можно считать супругами, которые не завершили бракосочетание, но ведь это всё детали, правда ведь? Кому нужно что-либо знать об их жизни, кому судить их? Счастье любит тишину. И эта тишина оберегает их чувства.       В один из последних зимних дней, Сюэ Ян решается попробовать то, о чём давно помышлял. Дождавшись момента, когда Сяо Синчэнь заберётся в бочку для купания, Ченмэй заходит в комнату следом за возлюбленным, прежде убедившись, что А-Цин и правда спит. — Ченмэй?.. — неуверенно произносит Даоджан, повернувшись на шум со стороны двери. Последнее время Сюэ Ян особо страстен в своих поцелуях и объятиях, так что даосский заклинатель ожидал чего-то подобного. Вероятнее, догадывался. — Да…       А сам спокойно развязывает пояс, снимает с себя ханьфу, не отводя взгляда от Даоджана ни на секунду. Тот, впрочем, мог бы видеть, тоже смотрел бы на Ченмэя пристально и жадно, поскольку его присутствие здесь уже запустило реакции по телу. Плоть внизу начинает набухать, а желание ощутить оголённое тело возлюбленного искрит яркими вспышками в темноте. Он тоже допускал мысль, что им стоит попробовать нечто подобное, но не знал, как стоит предложить Ченмэю это. Сюэ Ян же просто берёт всё в свои руки.       Оголившись полностью, заколов волосы в неаккуратный пучок, Сюэ Ян забирается в горячую, ароматную воду. Тесно. Места в бочки и правда маловато, зато как тесны и крепки объятия. Ченмэй удобнее устраивается на даосском заклинателе, прикусывая в ожидании губу: от таких незатейливых действий плоть Даоджана быстро крепнет, соприкасаясь с членом Сюэ Яна. — А-Чэнь…       Пальцы Даоджана начинают ласково скользить по спине Сюэ Яна, игриво очерчивая незамысловатые узоры по коже. — Да?..       Ченмэй трогательно улыбается. Сердечно он смотрит на Сяо Синчэня, в который раз убеждаясь в красоте и изяществу его лика. — Люблю, — выдыхает он, опуская ладони на мускулистую грудь, — так сильно люблю… — лбом касаясь о лоб Сяо Синчэня. Никак не получается унять растущее чувство, никак не совладать с его глубиной. Когда мир смыкается на одном человеке… это билет в один конец.       Уста Сяо Синчэня подрагивают. Он бы сам рад выразить всю искренность и силу своих чувств, вот только это невозможно. А ведь любовь становится больше, необъятнее, жарче. Даосскому заклинателю особо сильно нравится эта черта Ченмэя: именно рядом с ним он становится столь нежным и ранимым, вторя одни и те же слова. Слова любви, что идут прямиком из сердца. Сюэ Ян даже подрагивает, когда говорит это, ближе жмётся к Сяо Синчэню — только представьте, голой коже к коже. К коже человека, которого ты так сильно любишь и желаешь. Это сводит с ума. — Такой милый, — чуть хрипотцой отдаёт голос, — такой нежный, — сильнее прижимая к себе Сюэ Яна, бегло целуя в губы. Сгущающаяся истома сладким потоком струится в душе. — М-м-м, — Сюэ Ян и сам не понимает, то ли соглашается, то ли отрицает. Смущён он от этих слов — точно, а сам ёрзает на чужих ногах, стараясь как-то облегчить давление на ноющую плоть. Ему всегда мало Сяо Синчэня, всегда мало любви и страсти, что поглощает их — нужно больше. Сюэ Яну всегда необходимо больше.       Языком он мажет по щеке Сяо Синчэня, прогибаясь в пояснице из-за сжавшихся пальцев на талии. Тёплыми поцелуями опускается на пустые глазницы, затем снова скользя языком по другой щеке, прямиком к уху. Он жарко дышит, покусывая хрящик, пока пальцы Даоджана опускаются ниже, сжимая упругие ягодицы. Сюэ Ян вздрагивает, чуть скользя ниже, и пока он языком полизывает покрасневшее ухо Сяо Синчэня, смачно покусывая его, даосский заклинатель дышит всё глубже, а возбуждение становится темнее и вязче. Делать это в маленькой, тесной бочке почему-то сильнее будоражит дух. Повинуясь своим желаниям, Сяо Синчэнь скользит подушечками пальцем ещё ниже, чуть сжимая ягодицы Сюэ Яна, пока пальцы одной из рук не опускаются на сморщенное колечко, бережно скользя по нему.       У Сюэ Яна перед глазами всё плывёт, пока его бёдра, словно сами по себе, начинают медленно двигаться, создавая дразнящее трение двух напряжённых членов. Сюэ Ян крепко обнимает Даоджана за шею, продолжая ласку его уха, а сам даосский заклинатель опускает вторую руку вниз, на пробу сжимая две плоти. Поза не самая удобная, и удовольствие, вероятно, могло бы быть острее, делай они это в другом месте, но именно своеобразное отсутствие комфорта, а также глубокое чувство уюта делают вожделение особо голодным.       Указательный палец скользит внутрь тела Сюэ Яна. — Мх! — тихим всхлипом вырывается прямо в ухо Даоджана, и новый укус опускается на мочку. Вторая рука плотно сжимает две плоти, круговыми движениями скользя по головкам. — Будь тише… — шепчет Сяо Синчэнь непривычно низким голосом, лишь сильнее провоцируя Ченмэя. Вжавшись губами в ухо Даоджана, тот сдержанно постанывает, выкручивая пальцы на ногах, сжимая собственные руки. А ведь Сяо Синчэнь своей ласки не прекращает ни на минуту. Ладонь его с нужным давлением ласкает головки членов, пока палец внутри Ченмэя начинает двигаться. Ах! Столь жалобным и нуждающимся взгляд Сюэ Яна не был никогда! Воспалённое возбуждение становится голоднее из раза в раз, требуя большего. — А-Чэнь!.. — всхлипывает Сюэ Ян, резко отстраняясь от Сяо Синчэня. Ладонями он опирается по стороны от даосского заклинателя. — Тише!.. — голова дёргается в сторону двери. Даоджан, кажется, единственный, кто переживает о том, что А-Цин может застать их в таком положении. Но Сюэ Яну плевать. Он заводит руку за спину, хватаясь за локоть Сяо Синчэня, и давит. — Прошу, не останавливайся… — он так падок на эти ласки. Он с ума сходит от наслаждения, что дарит ему Даоджан, проникая внутрь его тела. — Ещё… — он чуть падает, грудью опускаясь на лицо Сяо Синчэня.       У Даоджана мышцы свинцом наливаются из-за возбуждения. Он готов нагнуть Сюэ Яна прямо здесь, нещадно вколачиваясь в него, но позволяет возлюбленному указать на желаемый путь. Язык успевает скользнуть по соску, прежде чем Сяо Синчэнь понимает, что Сюэ Ян стоит перед ним, возбуждением касаясь лица.       Даосский заклинатель грубо сжимает собственный член в основании, чтобы не закончить прямо сейчас, ведь воображение рисует слишком горячие картинки. — Хорошо…       Он вытаскивает палец из Сюэ Яна, и тот лишь разочарованно всхлипывает, готовый на части развалиться из-за возбуждения, но в следующие секунды Сяо Синчэнь проникает сразу двумя пальцами, пропуская руку между раздвинутых ног. Губами он улавливает головку чужой плоти, сжимая губы, смазывая слюной. Раз Сюэ Ян хочет этого — он получит.       Сгибая пальцы, упираясь ими чуть глубже, даосский заклинатель находит желанную точку, ведь в следующий момент Ченмэй громкой вскрикивает, толкаясь глубже в рот Сяо Синчэня. — А! М-м-м…       Даоджан начинает ласкать возлюбленного с двух сторон, опаляясь искрами, что летят из алых глаз. Сюэ Ян смотрит на Сяо Синчэня дико, необузданно, едва осознавая, как вообще находит в себе силы продолжать стоять. Собственная плоть утопает в горячем, влажном рту… Пальцы продолжают массировать особо чувствительную точку в теле Ченмэя… Ах!       Плотнее сжав губы, опуская горячую, каменную плоть на язык, Даоджан заглатывает член Сюэ Яна как можно глубже, с особым давлением опускаясь на простату. Он поглаживает, давит, скользит и снова давит — такое удовольствие не описать словами, но конечности Сюэ Яна словно в тисках, а следом горячий, густой поток патоки начинает наполнять тело, пока мышцы скручиваются узлы, сбегаясь вниз живота в одну точку. И эту точку так нещадно пронзает пальцами Сяо Синчэнь. — А!.. А-Чэнь… М-м-м-м…       Белыми пятнами играют краски в глазах, а ведь Сяо Синчэнь с особым усердием сосёт его плоть, играясь пальцами внутри.       Даосский заклинатель сам едва сдерживается, ведь и его желание далеко ушло от пределов контроля и сдержанности. Он даже не осознаёт, что Ченмэй столь громко и развязно стонет. Уловив громкий вскрик, Сяо Синчэнь соскальзывает с пульсирующей плоти, чтобы попросить возлюбленного всё же быть тише, хотя это уже не имеет значения. Пальцами-то внутри тела Сюэ Ян он продолжает двигать, доводя Ченмэя до грани.       Он хотел попросить быть тише, но сам хватается рукой за бедро Сюэ Яна, в жарких красках рисуя позу, в которой тот находится, и сильнее давит внутри, с особым остервенением. Ченмэя сгибает по пополам, пока он сжимает в себе пальцы Даоджана, пока из подрагивающего, покрасневшего члена струями вылетает семя, пачка лицо Сяо Синчэня. Сюэ Ян всё же падает в воду, придерживаемый даосским заклинателем. Губы его дрожат, сердце стучит тяжело и быстро, пока эйфория наполняет каждую клеточку тела. Как же, блять, хорошо!       Руки безвольно опускаются вниз, а дыхание всё такое же глубокое, неровное. Уже спустя пару минут, прибывая в нирване, Сюэ Ян бережно берёт плоть Сяо Синчэня в руку, начиная её массировать. Прикладывает, конечно, все оставшиеся силы, ведь не отпускает его острое наслаждение, но Сяо Синчэнь и без того был чертовски сильно возбуждён, так что изливается он довольно быстро, болезненно сжимая талию возлюбленного. — Люблю… — шепчет Сяо Синчэнь, что есть сил прижимая к себе обмякшего Сюэ Яна. — Так сильно люблю…       Усталой улыбкой отвечает Ченмэй на признание. Он удобнее устраивается на Сяо Синчэне, поддаваясь щекотливому чувству неверия. Вот он, вот Сяо Синчэнь, и они… любят друг друга. Счастье, что тенью миража накрыло их — остаться вместе навсегда, и даже смерть не разлучит их.