Роса

      Самое прекрасное в жизни — это постоянство. Храня верность себе, своему выбору и чувствам, человек может стать невероятно счастливым, и это счастье особенно ценится теми, кто был лишён его многие годы. Смятение в душе Сюэ Яна постепенно успокаивается, осадком опускаясь на самое дно. Взбудораженный волнением от возможной потери Сяо Синчэня, Ченмэй вынужденно принимает для себя непростые выводы, осознаёт неправильность некоторых деяний со своей стороны. И ничего нельзя сделать с тем, что большую часть вины он перекладывает на другого человека — наверное, в какой-то степени, это вполне естественно. Он же просто пытается защитить самое ценное, что обрёл в своей жизни, не без сожалений принимая факт того, что эта ценность покрыта коркой лжи.       В любом случае, наблюдая за улыбкой Даоджана день ото дня, вслушиваясь в мягкость и ласку его голоса, Сюэ Ян сдаётся. Как он может противиться такому желанию человека быть рядом с ним, научиться понимать его и принимать? В конце концов, разве они оба не обретают друг в друге то, в чём так нуждаются?       У судьбы своеобразное чувство юмора.       Особо холодными ночами жаркие поцелуи согревают двух заклинателей, своей трепетностью скрывая их от жестокого, циничного мира. Ласки, которые они дарят друг другу, слова, что шепчут перед сном, оказывают самый настоящий лечащий эффект. Это нормально, что Сюэ Ян напуган, отсюда и рождается его особо сильное рвение к тому, чтобы полностью забраться в сердце Сяо Синчэня, лишив того шанса хоть когда-либо отречься от него.       Он же не столь глуп, чтобы не предполагать возможности о раскрытии своей личности. Но с тем же он не столь безумен, чтобы способствовать этому. Мало по малу, но Сюэ Ян учится принимать себя, жить с тем, что тянет его душу, отрекаться от страхов, преодолевая препятствия, которые заключаются в собственном жестоком характере.       Когда осень подходит к концу, окончательно уступая место красавице зиме, что соизволила заявиться на пиршество раньше положенного срока, атмосфера в доме окончательно становится мягче и гармоничнее. Даже А-Цин признаёт то, что погода в доме целиком и полностью зависит от того, что происходит между Ченмэем и Сяо Синчэнем. Если между этими двумя хранится мир и покой, то мир и покой царят в доме. В ту ночь, когда неприятными откровениями вскрылись тяжёлые раны прошлого, каждый живущий в похоронном доме на себе ощутил давление тянущей пустоты. — Когда же уже наступит лето, — А-Цин, моющая посуду, недовольно вздыхает. Девушка совсем не любит зиму, ведь тому, кто привык жить на улице, холодная пора не является добрым товарищем. — Зима не успела начаться, — вздыхает за столом Сюэ Ян, — а ты уже жалуешься. Не ты ли канючила не так давно, что ждёшь зиму, ведь она так красива! — Тьфу ты! Ну и что? Разве ты не хотел бы понежиться под ярким солнышком?       Ченмэй ничего не отвечает ей на вопрос, вместо этого самодовольно ухмыляясь. Зачем желать жаркого лета, когда в холодной зиме их поцелуи с Сяо Синчэнем приобретают куда больший жар? Он с нежностью смотрит на Даоджана, который спокойно сидит напротив, занимаясь починкой очередной корзинки. Погружаясь в изучение черт лица Синчэня, Сюэ Ян невольно вспоминает вчерашнюю ночь. Тени страсти и желания, что отражаются на привычно умиротворённом лице, тяжёлое дыхание и грубые прикосновения несдержанности — всё чаще и чаще Ченмэй ловит себя на мысли, что давно готов к большему. Раз они уже вступили на тропу самосовершенствования, то почему бы им не познать друг друга целиком?       За эти месяцы, что они живут вместе, не только мир Даоджана изменился. Сюэ Ян тоже оказался потрясён открывшимися перед его взором красотами. Могло ошибочно казаться, что такие люди, как Сюэ Ян, не способны жить тихо и мирно, довольствуясь комфортном дома, вот только именно этого юноша всегда хотел. У него же никогда и не было дома. В раннем возрасте оставшись сиротой, он выживал так, как учился по ходу взросления, и даже попав в клан Лань Лин Цзинь, Сюэ Ян не обрёл своего местечка. Он же изначально договорился с Гуанъяо о своей роли в становлении подлеца у власти, так что прекрасно осознавал о собственной участи, что ждала его в конце. Но и не воспользоваться шансом полноценного обучения мастерству заклинательства, к тому же имея доступ к секретным свиткам и писаниям, Сюэ Ян значительно улучшил свои знания и навыки. — Сегодня особенно сильно метёт, — мягко произносит Сяо Синчэнь, вырывая Сюэ Яна из дум. — Тебе нравится зима, Даоджан? — подперев голову руками, Ченмэй ласково смотрит на слепого заклинателя. Места, где вчера скользили губы Синчэня, продолжают пылать и требовать продолжения. — Мне нравится любое время года, — тихо посмеиваясь, отвечает даосский заклинатель. И это нисколько неудивительно, ведь люди, подобные Сяо Синчэню, находят прекрасное во всём. — Не верю своим ушам! — вскрикивает А-Цин, опускаясь на стул рядом с Сюэ Яном. Тот лишь беззлобно закатывает глаза, вновь возвращаясь к своему занятию, а именно — рассматриванию лика Даоджана. — Как ты можешь такое говорить? — Чем ты опять недовольна? — апатично интересуется Ченмэй.       Дева лишь пренебрежительно фыркает: — Единственный зрячий среди не может посмотреть в окно и увидеть весь ужас зимы? Холодно, много снега, а мороз настолько сильный, что щёки краснеют за считанные секунды! — И всё равно не понимаю твоего недовольства, — Сюэ Ян откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. Вечно ворчливая А-Цин стала некой забавой для Ченмэя за эти месяцы. Подначивать её чертовски весело. — Ты сидишь в тёплом доме. Имеешь ночлег. Ешь, пьёшь, моешься. Что ещё тебе нужно? — Да причём тут это?! — вскрикивает она, раздражённо топая ногами. — Я говорю о том, что хочу солнца! Хочу тепла! Выйти на улицу, упасть на траву и…       Неожиданно её перебивает Ченмэй: — А в снегу лежала когда-нибудь? — А? — Хочешь попробовать?       А-Цин испуганно хлопает ресницами, двигаясь подальше от паршивца. — Я заболею, и это будет только твоя вина! Слышишь, Даоджан? Он хочет, чтобы я заболела! — Да что ты опять…       Новая перебранка. Новые колкости и смешки. А Сяо Синчэнь лишь скромно улыбается, слушая очередную жаркую беседу между двумя членами его семьи. За столько месяцев вместе он успел привыкнуть к этому, так что, скорее, волноваться начал бы, перестань они так поддевать друг друга. Сейчас же всё идёт своим чередом. Он наконец-то научился принимать полноту и достаток своей жизни. Слова Ченмэя правильные — сейчас у них есть всё то, что так необходимо для нормальной, хорошей жизни. И пускай их семья отличается от привычных, это не делает её неправильной или неполноценной. В их доме есть, о чём только можно мечтать.       Закончив плетение корзинки, Сяо Синчэнь вежливо напоминает А-Цин, что пора ложиться спать. И хоть дева всячески отнекивается, ласковому тону Даоджана она препятствовать не может. Впрочем, её возгласы о том, что спать ей совсем не хочется, быстро находят своё разоблачение: не проходит и пяти минут, как А-Цин начинает сладко сопеть, плотнее укутавшись в своё одеяло. — Какая же она болтливая, — тяжело вздыхая, шепчет Сюэ Ян, следуя за Сяо Синчэнем на улицу. Такая вот небольшая прогулка перед сном стала, своим образом, маленькой традицией перед сном после той ночи. Если Сяо Синчэнь и Сюэ Ян не отправляются на ночную охоту, то обязательно, перед сном, выходят подышать свежим воздухом, что ночью особо насыщенно пронизан чистотой и гармонией. Пусть даосский заклинатель и не может увидеть всей красоты, открывающейся вокруг, он всё ещё в состоянии ощутить её своей духовной энергией. К тому же Сюэ Ян с большим удовольствием рассказывает Даоджану, как именно падает снег, в какие сугробы он собирается, и как игриво резвиться морозный иней по утрам. — А мне кажется, — спускаясь по ступеням, — тебе нравится это, — Сяо Синчэнь медленно поворачивается лицом к Сюэ Яну, даря ему такую привычную, ласковую улыбку.       Ченмэй фыркает в ответ: — Ну скажешь тоже! — а затем льнёт к Синчэню ближе, смыкая руки за спиной Даоджана. — Мне нравится проводить время с тобой, — нежно пропевает Сюэ Ян, с хитрецой смотря на Сяо Синчэня. — А-Чэнь занимает все мои мысли, — а у самого сердце начинает стучать всё сильнее и сильнее, и кажется в моменте, что он вот-вот выпорхнет из груди. — Знаешь, А-Чэнь, сегодня так много снега. Он такой большой и пушистый.       Даоджан приподнимает лицо к небу, позволяя крупным снежинкам остужать горящие щёки. Не попасть под чары зимнего волшебства просто невозможно, как и не пропускать через себя неописуемые ощущения, что вынуждают дух в восхищении трепетать. Даже Сюэ Ян, честно говоря, тоже не особо любящий зиму, всё же смог рассмотреть всё зимнее очарование и величественность, ведь настолько уютно и буквально головокружительно он не чувствовал себя раньше — какая разница, какое время года, если в сердце струится ненависть. Однако сейчас, именно сейчас Сюэ Яну кажется, словно вся боль, горечь и ненависть исчезли, оставляя лишь искренность и наивность, с бескрайней душой самых тёплых и ярких чувств. Когда вся твоя суть сливается со сладкой эйфорией и покоем — это называется любовь.       Сюэ Ян понял для себя кое-что в тот момент, когда Сяо Синчэнь подари ему первую конфету. И лишь убеждался, день ото дня, что это, пожалуй, самый верный вывод, который он когда-либо делал. Теперь Даоджан приносит по конфете каждый день. Ченмэй уже приставал с расспросами, пытаясь узнать, где же находится тайник с купленными сластями, ведь Сяо Синчэнь не каждую ночь отправляется на охоту, а вот конфеты появляются каждое утро. Впрочем, ответа он так и не получает, и лишь обиженно дует губы, которые Синчэнь ласково целует, неторопливо и чувственно.       Сюэ Ян понял, что, чем меньше он думает, тем счастливее становится. Сяо Синчэнь опускает ладони на талию Ченмэя, крепче прижимая к себе. Ухом юноша прижимается к груди даосского заклинателя, вслушиваясь в его трепетное биение сердца. Такое горячее, маленькое, жаром идущее, целиком принадлежит именно Ченмэю. — Так быстро стучит… — словно довольный кот, мурчит Сюэ Ян, приподнимая голову. Он всматривается в родное лицо, кажется, пьянея лишь от одного взгляда. — Потому что ты рядом…       И как ты не улыбнуться? Как сдержать рвущуюся наружу улыбку? Сюэ Ян оголяет ряд ровных зубов, игриво скользя языком по острым клыкам. — Кажется, так много времени прошло, — выдыхает паром словам Сюэ Ян, — а ведь и немного. — Время — забавная штука. — Ты счастлив, А-Чэнь?.. — шепчет Сюэ Ян, замирая на месте. Даоджан опускает слепой взгляд на лицо юноши и почему-то молчит. Лёгкий дискомфорт начинает щекотать нервы Ченмэя, однако Сяо Синчэнь умеет удивлять, умеет возносить душу к небесам. — Я… люблю тебя… Ченмэй, — его голос дрожит, но улыбка не меркнет с губ, а вытянувшееся лицо Сюэ Яна свидетельствует о его искреннем удивление. Вот так вот просто признался? Столько времени тянули, чтобы вот так легко сказать эти слова?       Но Даоджану они даются совсем не легко. Потому что он никогда и не произносил их. И даже сейчас, как итог, признавшись, он потратил не одну неделю на то, чтобы точно осмыслить свои чувства к Ченмэю. Ему не хотелось ошибиться в собственных порывах, ему не хотелось разочаровать юношу. Однако именно эти дни — каждый день, что они проводили вместе, помогли Сяо Синчэню открыть своё сердце для любви, что была уготовлена ему судьбой. Слышать его озорной смех, недовольно усмехаться хамству с торговцами на рынках, слушать его нескончаемые истории о прошлом, есть вместе с ним, ходить за покупками и на ночную охоту, готовить, ложиться с ним спать, просыпаться вместе с ним, словно воочию наблюдая за цветущей улыбкой — каждая мелочь и каждый момент помогли Сяо Синчэню понять, что его душа так сильно нуждалась в любви.       Он полюбил его намного раньше. Но намного больше времени нужно людям, чтобы осмыслить и понять свои чувства. Главное, не бежать от них. Ощутив, как пальцы на талии сжимаются сильнее, Сюэ Ян вдруг замечает робкое замешательство на лице Даоджана. Кажется, затянувшееся молчание его слегка напрягает, но вместо ответа на признание, Сюэ Ян заходится в искристом, сердечном смехе. Алые глаза, пронизанные бездонной нежностью, смотрят с любовью и благодарностью на Сяо Синчэня. Подобно алой заре они освещают белоснежную зиму, тусклым светом сверкая в ночи. — Почему ты смеёшься? — Сяо Синчэнь смущён и обескуражен такой реакцией на своё признание. Не малых сил ему стоило, чтобы решиться на озвучивание этих слов.       Сюэ Ян сквозь смех отвечает: — Потому что я безумно счастлив! — а затем, резко прильнув к устам Сяо Синчэня, он сладко выдыхает. — Я люблю тебя, А-Чэнь!.. — руки его взлетают к шее Даоджана, крепко смыкаясь на ней, и кружит снег по всему двору, узорчатым морозом украшая землю, и два влюблённых человека кружатся в объятиях, полностью поглощённые интимным моментом. Это признание носит особый характер в их отношениях, поскольку, несмотря на понимание взаимности любви друг к другу, именно озвучивание вслух этих чувств закрепляет веру и доверие друг к другу. Это внушает уверенность, это расправляет крылья за спиной — они оба готовы взлететь от наполняющей их лёгкой эйфории.       Ещё пару недель назад метавшийся в сомнениях и страхах, что Сяо Синчэнь оставит его, Сюэ Ян теперь чувствует твёрдую почву под ногами, услышав столь желанные, сладостные слова. С его уст… его голосом… его сердцем — бабочки в животе Ченмэя густым потоком хлынули прямо в душу, разрушая к чертям все стены, стирая все границы, что создавались долгие годы. Теперь перед ним стоит, тот самый одинокий, забитый мальчишка, которого Сяо Синчэнь смог принять, понять и полюбить.       Эта ночь являет собой самый сладкий мираж, которого смогли достичь они оба. Казавшая лишь мечтой картинки, вдруг оказалась осязаемой, настоящей. В самых простых касаниях, в самых простых словах скрывается та истина, что способна залечить самые тяжёлые раны.       За окном метель поёт колыбель, снежным полотном сохраняя их счастье. И нет на свете ничего важнее, чем улыбка, идущая от сердца, освещающая даже самую тёмную ночь. Человеку свойственно искать гармонию, искать самого себя в нескончаемом жизненном лабиринте и только обретя её, свет заискрит во тьме, вытягивая душу из пылающей агонии.       Сюэ Ян проворно забирается на колени Сяо Синчэня, одновременно снимая с желанного тела белоснежное ханьфу. Никогда не подумал бы раньше не один из них, что вступит с такого рода отношения. Любить и быть любимым — как же прекрасен становится мир под влиянием подобных эмоций. Он желал этого так долго и давно, что пальцы слегка подрагивают, а сердце бьётся так быстро, что его стук теряется в тишине. Комната, поглощённая мраком, и лишь тусклый лунный свет освещает её своим томным очарованием.       Стать ближе. Открыться полностью, допустив к себе.       Даоджан опускается на постель, пока Ченмэй удобнее устраивается на нём сверху. Распахнутые ткани открывают его воспалённому взору невероятно сладкие возможности: как сильно он желал исцеловать всё это подтянутое тело, скользя языком по рельефам мышц. Склонившись к лицу Сяо Синчэня, Сюэ Ян бережно избавляет его от повязки, и Даоджан более не противиться этим действиям, позволяя возлюбленному увидеть искалеченного себя полностью. Он просто отказывается понимать то, что Сюэ Ян не видит его иначе, чем было ранее. Он всё такой же, и отсутствие глаз другим Сяо Синчэня никогда не сделает.       Даосский заклинатель приоткрывает рот, когда юркий язык Сюэ Яна проскальзывает вглубь его рта. Медленно, ужасно медленно и тягуче начинает растекаться истома по телу, пока их языки кружат в медленном танце, распаляя и без того голодное вожделение. Он сладко вздыхает, порой, шире раскрывая рот, чтобы углубить поцелуй. Сильная хватка на талии, мягкость губ, влага, скользящая по языку — всё это внушает Сюэ Яну полное чувство уверенности в выборе открыться Синчэню.       Целуясь медленно, не спеша, они смакуют этот томный, романтичный момент, проникаясь каждым новым движением. На пробу Даоджан скользит чуть глубже, попутно посасывая язык Сюэ Яна, и, проглотив тихий всхлип с его уст, мажет по нёбу, пальцами пробегаясь по напряжённой спине, цепляя верх одежды. Он плавно тянет ханьфу вниз, помогая Сюэ Яну избавиться от лишней ткани, и не может сдержать довольного стона, на уровне тихого шёпота, когда кончики пальцев касаются оголённой кожи. Не первый раз они прикасаются к оголённым телам друг друга, ведь далеко не одна ночь была уже проведена в страстных объятиях друг друга, но первый раз они делают это, точно зная, что их чувства взаимны. — Я так счастлив, — между поцелуями шепчет Сяо Синчэнь, сладкими движениями покрывая уста Сюэ Яна. Он позволяет юноше посасывать собственные губы, в блаженстве вздрагивая каждый раз, когда острые зубы смыкаются на такой чувствительной плоти. А крупной дрожью начинает покрываться кожа, когда Ченмэй начинает покусывать его скулу, спускаясь влажной дорожкой к шее, и вновь, чувственными укусами возвращается к губам. Мажет по ним слюной, а затем скользит внутрь рта, начиная вылизывать его изнутри.       Не имея возможности видеть столь жаркую, возбуждающую картину, Сяо Синчэнь погружается в удовольствие мрака, горя от остроты даже самых простых ласк. Когда Сюэ Ян всасывает его язык, начиная покусывать, мелкие электрические разряды неги пробегаются по мышцам, — пальцы невольно сжимают поясницу юноши, — Сюэ Ян же разрывает поцелуй, не выпуская из плена своих губ чужой язык, начиная медленно посасывать его. Глубоким выдохом слышится звук медового удовольствия, и Даоджан покорно лежит, пока Ченмэй творит с ним то, что он хочет.       Пальцы Сяо Синчэня начинают массировать поясницу Сюэ Яна, пока тот увлечённо работает губами, и, видит бог, старается терпеть как можно лучше, чтобы прямо сейчас не запустить руки в собственные штаны и не удовлетворить себя самому. Куда интереснее и вкуснее растянуть удовольствие, позволив этому цунами поглотить себя. Таких эмоций они не смогут больше испытать ни с кем.       Не сдержавшись, поддавшись томному импульсу, Сяо Синчэнь притягивает Сюэ Яна за затылок ближе к себе, чтобы начать новый, жадный поцелуй. Он с особым удовольствием вылизывает его рот, с поразительной нежностью лаская его язык, пока ладони Ченмэя опускаются на его рельефную грудь, пока пальцы одной из рук начинают потирать маленький сосок.       Снова слышится рваный вдох, сменяющийся свистящим выдохом. Ноги Ченмэя чуть разъезжаются в стороны, провокационно опускаясь на твёрдое желание Даоджана. Это предел. Граница терпения и сдержанности, которые позволяли слепому заклинателя контролировать свои действия, стирается. Что же неправильного будет в том, начни он делать желаемые ими двумя действия? Разве Сюэ Яну не нравится то, как страстно целует его Сяо Синчэнь, проглатывая тихие всхлипы? Разве Сюэ Ян не доволен тем, как бережно скользят пальцы по его спине, так игриво замирая там, где стоит продолжить движение? Разве Сюэ Ян не сам подставляет шею под смачные поцелуи, вздрагивая от этих чувственных, влажных полизываний? Абсолютно всё, что делает Синчэнь, доставляет Ченмэю удовольствие.       Не справляясь с давлением внизу живота из-за постоянных потираний возбуждённой плоти о ткань, Сюэ Ян внезапно отстраняется от Сяо Синчэня, поспешно снимая с себя штаны. Наблюдая за лёгкой растерянностью на лице Даоджана, Сюэ Ян расплывается в хищной улыбке, парой пальцев скользя по животу возлюбленного, в следующее мгновения скользя внутрь пупка языком. — М! — от неожиданности действий, Сяо Синчэнь вздрагивает, напрягая мышцы живота. И он даже не представляет, какой довольный, восхищением мерцающий взгляд сейчас пожирает его тело. Даоджан худощавый, но рельефы мышц, их мощь и сила воспринимаются даже на глаз. С какой нежностью язык Ченмэя скользит по ним, вырисовывая одному Сюэ Яну известные узоры — что поразительнее, от собственных действий заводится сильнее и сам Ченмэй. Находясь в не самой приличной позе, стоя на четвереньках над животом Даоджана, он распаляется всё сильнее и сильнее, едва сдерживая желание ухватиться за собственную плоть. Всего пару движений, скользнуть бы по головке ладонью, как это ночами делает Сяо Синчэнь, но Сюэ Ян знает, что своя рука такого наслаждения не доставит.       Сяо Синчэнь, сгорая от нетерпения поскорее коснуться желанного тела, желая узнать, как же выглядит Сюэ Ян прямо сейчас, приподнимается с постели, принося лёгкий ступор во взгляд опьянённых алых глаз, но когда его большие руки начинают жадно скользить по телу, Ченмэй, чуть смеясь, всхлипывает — Даоджан стремиться на ощупь понять, в какой позе перед ним Сюэ Ян, желает нарисовать в голове образ человека, которого любит.       Не обращая внимания на плоть, требующую ласки, Сяо Синчэнь оказывается поглощён жадным желанием узреть всю сексуальность возлюбленного. И если он не может сделать этого буквально, то будет изучать его тщательными касаниями. Как бы странно это не звучало, но именно осязая Ченмэя, в голове рождаются самые реалистичные, кипятящие кровь картинки. Его стройное тело, подтянутое, мускулистое в меру — он намного миниатюрнее, чем может показаться на первый взгляд, хотя, возможно, таким он выглядит именно в руках любимого человека. — А-Чэнь, — ласково шепчет Сюэ Ян, перехватывая руку Даоджана, что изучающе скользит по оголённому телу, — ты такой ненасытный, — а сам, поднеся ко рту длинные, изящные пальцы, обхватывает губами пару из них, начиная медленно посасывать. Он игриво скользит языком между ними, обильно смачивая слюной, с особой заботой покусывая их. — Как и ты, — хрипит Сяо Синчэнь, вновь поднимаясь с постели. Свободной рукой он держит Сюэ Яна за талию, стоящего между его ног на коленях, пальцами другой же надавливает на его язык, вынуждая приоткрыть рот. — Разве ты не столь же жаден, — шепчет он прямо приоткрытые губы, мазнув языком внутри, — Ченмэй?..       Сюэ Ян протестующе замычал: — Вовсе нет…       Но правильнее было бы ответить: да, конечно же да! Сюэ Ян лукавит в этот момент, впрочем, даже говоря об этом, ни один на самом деле не задумывается над тем, как опасна может быть такого рода одержимость и какие последствия за собой может повлечь.       Сяо Синчэнь не настойчиво направляет Сюэ Яна на постель, прося того лечь на спину. Юноша повинуется желанию Даоджана, с замиранием сердца наблюдая за дальнейшими действиями даосского заклинателя. Непроизвольно, взгляд Сюэ Яна цепляется за выпирающую плоть из штанов, и живот сводит сладкой судорогой — то, что он обычно ласкал ртом и руками, сегодня может оказаться в нём. От одной мысли кровь вскипает.       Горячее касание влажных губ на шее — и тяжёлый выдох.       Грубый, но быстрый укус за ключицу — уста приоткрываются, а пальцы остервенело хватаются за голую спину.       Влажное скольжение кончиком языка — и бёдра Сюэ Яна сильнее сжимают талию Вичапата.       Даосскому заклинателю приходится действовать в полной темноте, что привычно уже давно, однако он давно не чувствовал себя настолько зрячим. Его ориентир в кромешной темени — Ченмэй. Такой открытый, нуждающийся, любящий, тот, что смог принять Сяо Синчэня вот таким — поломанным, отвергнутым, поглощённым чувством вины. Мягкими, короткими и влажными поцелуями он скользит от губ к скулам, кончикам языка поддразнивая кожу, спускаясь ниже. Словно обезвоженный странник пустыни, он обжигающим поцелуем впивается в нежную, сладкую шею Сюэ Яна, бережно, но с давлением терзая её зубами и языком. Жадно лаская измученный участок кожи, он чувственно полизывает его, прикусывая, шумно выдыхая из-за сжимающихся пальцев на спине, а затем начинать посасывать заласканное место — в глазах Сюэ Яна весь мир теряет очертания. Если возможность того, что всё в комнате начинает кружиться, терзая трезвый рассудок, то ласки Даоджана способствуют этому. Не сдержавшись острого позыва, Ченмэй грубо хватает Сяо Синчэня за волосы, припадая к его губам в очередном поцелуе. Жадно, он так чувственно проталкивает своего язык вглубь чужого рта, томными стонами сопровождая каждое движение. Хозяйничая во рту даосского заклинателя так, как того требует страсти исполненный момент, Сюэ Ян продолжает игриво оглаживать кончиком языка нёбо, широким мазком ложась на чужой язык собственным. Это очень интимная ласка, если подумать, поскольку оба заклинателя стремятся даже в самом незатейливом движении выразить искренность своих чувств.       Ласка, от которой замирает сердце, от которой спирает дыхание, — то медленная, то дикая, — они меняют темп, но лишь сильнее подпитывают растущее возбуждение, что с головой утягивает их в свои глубины.       Чуть приподняв таз, Сюэ Ян касается воспалённой желанием плоти Даоджана, и сладкий, продолжительный стон срывается с влажных уст прямо в кожу юноши, после чего следует несдержанный рук и более грубый укус. — Ах!..       И как же так бывает, что воздух вокруг сотрясается настолько, что это ощущается кожей? Ощущается каждым волоском на теле, что пропускают через себя эти вызывающие всплески неги заряды? — Я не знаю, — шепчет, словно в бреду Синчэнь, ладонью бережно поглаживая напряжённый живот Ченмэя, — как правильно это делается, — скользнув ниже на член, а дальше на мошонку, которую слегка сжимает. От этого действия по коже Сюэ Яна волнами бежит крупная дрожь. — М! — он не сдерживает резкий стон. — Я… тоже… — а сам опьянённо смотрит на возбуждённого, тяжело дышащего Даоджана над собой. Чёрт возьми, да никогда он не мог вообразить ничего прекраснее чем то, что он видит сейчас. Растрепавшиеся волосы, водопадом спадающие на мускулистое, рельефное тело, высоко вздымающаяся грудь и естество, что откровенно рвётся наружу.       Сяо Синчэнь и правда не опытен в подобного рода делах. Но он смотрел рисовки в древних трактатах, читал некоторые записи о том, как именно происходит соитие и между мужчиной и женщиной, и между двумя мужчинами. Поэтому он берёт небольшой бутылёк с неизвестной Сюэ Яну мазью, не имеющей ни вкуса, ни запаха. Когда-то давно он наткнулся на данную субстанцию, что являет собой безвредное вещество для упрощения сексуального рода процессов, а также имеет лекарственные действия. Под пристальным взглядом горящих глаз, он аккуратно черпает пальцами мутно-белую субстанцию, мелкими поглаживаниями размазывая. И вновь ладонь опускается на мошонку Сюэ Яна, сжимая, а смазанные пальцы направляются ниже, игриво скользя по промежности. Ченмэй успевает только сжать покрывало пальцами, как вздрагивает от непривычного, нарушающего всевозможные личные границы касания.       Это так странно. Пальцы Даоджана обильно смазывают напряжённое колечко, и с особой осторожностью он проталкивает один палец внутрь. Сразу следует и второй. В этот момент, кажется, Сяо Синчэню приходится упорно держать себя в руках, потому что возбуждение хлещет по сознанию раскалённым хлыстом — да хочется всё бросить, и отдаться в уже изученные ласки. Но ведь их ждёт ещё большее удовольствие, и именно поэтому он, плотно сжимая зубы, незряче смотря на тело перед собой, начинает медленно двигать рукой, разрабатывая задний проход Ченмэя.       Странным образом скручивает мышцы в теле — не сказать, что это особо приятное чувство в физическом плане, но в моральном, стоит Сюэ Яну проследить за движением руки в собственной раскрытой промежности, его член призывно дёргается, пока головка начинать поблёскивать от проступающей смазки. Пальцы Даоджана сейчас находятся в его теле, — не это ли причина излиться прямо сейчас? Хотя движения Сяо Синчэня слегка неуклюжие, когда он засовывает пальцы по самые костяшки, невольно сопроводив резкое движение неприличным звуком, Сюэ Ян невольно вскидывает ноги выше, под коленями хватаясь за них. Разве он знал, что подобное позволит ему прочувствовать ещё большее наслаждение, чем было прежде?       Сяо Синчэнь, ощутивший, что Ченмэй сменил позу, на пробу скользит смазанными подушечками пальцев по гладким стенкам внутри, задевая особую точку, что имеется только у мужчин. Небольшим выступом ощущаясь, он начинает поглаживать маленький комочек нервов, напрягая каждую клеточку тела от дурманящего ощущения сжимающегося Сюэ Яна на его пальцах. Надавливая, снова скользя, и снова надавливая, Даоджан приводит Сюэ Яна в неистовство. Тот, широко раскрыв глаза, раскрыв рот в немом стоне удовольствия, озаряет тёмную комнату ярчайшими искрами из глаз, кажется, готовый вот-вот взвыть. Каждое движения даосского заклинателя возносит душу к небу — и кажется, что это предел, но снова и снова Сяо Синчэнь доказывает ему, что это лишь только начало. Никогда ещё пламя вожделения не было таким густым и поглощающим.       Затуманенный желанием взгляд вновь мечется к лицу Сяо Синчэня, и внутри всё скручивает — словно неудержимое пламя вдруг материализовалось, когтями сгребая в охапку всё, что встретит на своём пути. — А-Чэнь… — испуганный шёпот. — С-стой… — он же никогда не получал такого наслаждения, он даже не знал, что так бывает. Разумеется, Сюэ Ян безумно напуган. Пальцы Сяо Синчэня словно проникают вглубь этой волшебной точки, проникают в суть удовольствия. — Тебе больно?.. — голос Даоджана хрипит, а лицо его украшено тенями разврата и голода. За его нежностью скрывается та страсть, что способна опалить даже такого озорника, как Сюэ Ян. — Нет… — Сюэ Ян всхлипывает, когда Сяо Синчэнь осторожно достаёт пальцы. — Я просто… — он покусывает губы, сам точно неуверенный в том, чего хочет больше. — Я хочу дальше…       Даосский заклинатель, запустив пятерню в свои волосы, жестом зачёсывает спадающие пряди назад. У Сюэ Яна, блять, сейчас сердце разорвётся, а потом взорвётся и член, потому что не получать ласки — губительно, пугающе сладко же её получать. Сяо Синчэню не просто. Он очень взволнован, но с тем же взбудоражен, ведь вот-вот они с Ченмэем станут полноценными спутниками, что делят отныне ложе. Это не пустой звук, не громогласные слова, не деяния, что не несут в себе значение — если любовь настолько глубока и порочна, то он с удовольствием коснётся этого порока, облагородив его собственной чистотой.       Приспустив штаны, которые всё это время так мешали, Синчэнь облегчённо выдыхает. И пускай искусная пытка ещё не кончена, стоит влажным пальцам коснуться собственного естества, размазывая остатки целебной мази, расслабление срывается свистом. — А-Чэнь… — у Сюэ Яна сейчас сердце разорвётся. Оно колотится настолько быстро, что рёбра начинают издавать мелодичные звуки. Первый раз оказывается таким волнительным. Здесь и страх, и желание, и неуверенность, и несдержанность. Противоречивые эмоции, так ещё и разом — словно провоцируя, словно изводя.       Подхватив ноги Сюэ Яна, шире расставляя свои, Сяо Синчэнь осторожно опускается на Ченмэя, чувственный поцелуй оставляя на подрагивающих устах. Он приставляет головку члена к девственному месту, и у обоих в висках стучит, в ушах грохочет вскипающая кровь. Самые прекрасный в мире звук, что когда-либо слышал Сяо Синчэнь, тихий, протяжный стон, на грани выдоха, в этот волнительный, желанный момент, когда головка чужого естества проскальзывает внутрь. Брови Даоджана надламливаются, а губы раскрываются в частых, рваных вдохах, которые Сюэ Ян, с особым удовольствием, стремится проглотить. Сжимающийся на толстой, твёрдой плоти сфинктер вынуждает Сяо Синчэня затормозить — закончить прежде, чем успеешь начать, явно не то, к чему они стремились. Ноги Сюэ Яна опускаются на постель, следом плотно обхватывая талию Даоджана, а собственный таз стремится вперёд, помогая Сяо Синчэню и далее вторгаться в узкое, чистое нутро.       Это самое безумное, что Сюэ Ян испытывал в своей жизни. Боль, граничащая с экстазом, и безумие, что зарождается от взгляда на исписанное мучительной страстью и томным вожделением лицо Даоджана. Голова Сяо Синчэня опускается рядом с ухом Сюэ Яна, пока он привыкает к новым ощущениям: горячее, тесное нутро так жадно обхватывает его плоть, так ненасытно втягивает её, что даже слегка больно. Ченмэй разделяет эти пугающие своей непредсказуемостью эмоции — он же буквально чувствует, как раскрывается собственное тело, он так отчётливо ощущает собственную узость и глубину, в которую Даоджан проник. Да как здесь не сойти с ума?!       Первое движение оказывается слегка протяжным, неумелым. Сяо Синчэня приходится нависнуть над Ченмэем сильнее, от чего тело юноши оказывается в согнутом положении — не очень удобно, честно сказать, вот только когда Даоджан делает очередной пробный толчок, пальцы ног Сюэ Яна плотно сжимаются, а из губ вырывается несдержанный всхлип. Затем снова. И снова. Каждое движение ощущается горячим потоком густой магмы, поглощающей всё на своём пути. Сяо Синчэнь двигается осторожно, в среднем темпе, но снова и снова он попадает по простате, от чего лёгкие Сюэ Яна оказываются зажаты в тиски удовольствия. Из них выжали весь воздух, и единственное, что теперь способно срываться с его припухших губ — сладкие звуки удовольствия.       Распаляясь всё сильнее, Даоджан начинает двигаться более грубо и быстро, нуждающееся припадая к губам возлюбленного. Его тело накрывает медовая истома, своей глубиной пронзая сознание насквозь. Он даже не сразу замечает, что голос Ченмэя становится всё громче и всё более просящим. — Ах! А-а-ах! Мх! М-м-м!       Извините, конечно, ну а как ему молчать-то? Жар неописуемой плотности буквально выжигает весь низ живота, стягивая всё безумное возбуждение в одну точку, и Сяо Синчэнь сейчас так правильно пронзает её с каждым новым толчком.       Стоит ли им вести себя тише?       Где-то в голове мелькает мысль, что Сюэ Ян стонет слишком громко, — меньше всего хотелось бы, чтобы А-Цин узнала об их ночных утехах, потому ладонь Сяо Синчэня плотно ложится на губы Сюэ Яна.       Выстанывать в ладонь — нехило так заводит. У Сюэ Яна итак слёзы проступают на глазах из-за острого удовольствия, а стоит взгляду опуститься ниже, посмотрев туда, где тела их соединяются, Ченмэй просто готов раствориться в кипящей под кожей неге. Плоть болезненно налилась кровью, и каждый новый удар горячей волной сотрясает Сюэ Яна под даосским заклинателем. Наслаждение оказывается столь сильным, столь жадным на насыщенные краски, что слёзы начинают течь с глаз юноши, а взгляд его становится потерянным и рассеянным, и сам Сюэ Ян не сразу понимает, что тело пачкается собственным семенем, которое, кажется, Сяо Синчэнь выдалбливает из него с каждым новым движением.       Грубее.       Резче.       Мучительно рыкнув из-за знакомого чувства давления внизу живота, Сяо Синчэнь проворно вгрызается в шею Сюэ Яна, начиная бесконтрольно толкаться в него. Вместо того, чтобы ускоряться ещё сильнее, даосский заклинатель замедляется, стараясь не покидать раскрывшееся ему тело. Он с особым удовольствием двигается внутри, утопая в сладкой истоме, — изливаясь внутрь Ченмэя, Даоджан начинает подрагивать, языком скользя выше, к приоткрытом рту Сюэ Яна. Он целует его глубоко, но медленно, наконец-то позволяя телу юноши опуститься в более удобную позу. Но Ченмэй, всё ещё находящийся под впечатлением от ярких красок удовольствия, что ему доставил Даоджан, ничего не понимает, ничего не слышит, и видит он перед собой только прекрасный лик даосского заклинателя. Вспотевший, едва переводящий дыхание, откровенно показывающий на своём лице всё счастье, ценность и объём эмоций, испытываемых рядом с Ченмэем.       Как хотелось бы раскрыть глаза пошире. Как хотелось бы увидеть своё счастье воочию, взглядом рассказав о том, как благодарно сердце, как утопает в экстазе душа из-за возможности взаимно любить. Но он не может.       Опустившись рядом, в мечтах рисуя раскрасневшегося, улыбающегося Ченмэя, Сяо Синчэнь коротко вздрагивает, расползаясь в трогательной улыбке: словно разделяя его желания, словно понимая его нужды, губы Сюэ Яна с особой трепетностью касаются пустых глазниц. — Я так люблю тебя… — шепчет юноша ещё нестойким голосом, не скрывающим, что тот плакал. — А-Чэнь… Я буду зреть за двоих… — без остановки уста касаются влажного лица в нежных касаниях. — Просто люби меня, А-Чэнь… — раскрывшись Даоджану полностью, слабостью выливаются просьбы Сюэ Яна. — Просто люби меня…