gore

Весна не означает тепло, и единственное, что отличает летний особняк и горное имение — это отсутствие сторожевой башни. Еще поместье окружает березовый, а не сосновый лес, и не обрыв, а скалистый берег, о который то и дело разбиваются рыбацкие лодки. Когда потеплеет, Диана отыщет спуск на усеянный обломками пляж, но пока она лишь смотрит в окно, где между белоснежными волнами качаются такие же белоснежные корабли. Ванна медленно остывает, и девушка переводит взгляд на табурет, где сидит прислужница. Она ощущает себя странно, потому что стоит лишь посмотреть и девушка бросается, чуть ли не падая, чтобы осторожно долить в таз кипяток. — Так хорошо, леди? Диана не понимает, когда из безимянной прислуги, такой же, как напуганная девушка, переехала в хозяйское крыло и стала «леди». Но боится спрашивать, потому что догадывается — тогда придется обсуждать то, что произошло в глуши. Хочется надеяться, что Доктор лишь возвращает долг. Но на глаза попадается поднос, заваленный украшениями, которые охотница принципиально не носит, и горло сжимает удавка тревоги. — Спасибо, Мара, — звучит чуждо собственный голос. Охотница отворачивается и смотрит уже на березовый лес где, как говорит Доктор, не водятся волки, но уже вторая повозка возвращается в особняк без лошади… Нет. В равнодушие кроется спасение. Диана не понимает, зачем вообще понадобилось переезжать. Все одинаковое, даже если пейзаж и немного отличается; разница ощущается только в роскоши. Особняк выглядит исключительно богато; мраморный, позолоченный, расписанный и украшенный. Не заброшенная изба и даже не лавинами укрытая землянка. Дверь, закрытая на ключ изнутри, резко открывается. Мара подскакивает на ноги, готовая возмущаться, но на порог падает знакомая тень, и прислужница опускается в реверанс. Диана погружается в воду по самый подбородок. — Кыш, — брезгливо командует Доктор, чтобы Мара исчезала. Девушка выбегает в коридор. — Я чем-то занята, сир, — вздыхает Диана, откидываясь на мраморный бортик. Она устало прикрывает веки. Доктор молчит; крадется между тенями, как хищник. Девушка жалеет, что ружье оставила в постели, под подушками. Она бы выстрелила, — не обязательно прямо в грудь, чтобы остановить черное сердце, а в плечо или колено. Издевки ради. — Попытками не утопиться? — мужчина опускается на бортик купальни; подол длинного костюма падает в воду, будто сброшенная змеиная шкура. Диана вздрагивает, когда Доктор, улыбаясь, кладет ладонь ей на затылок. Она задерживает дыхание; но он не давит достаточно, чтобы она погрузилась под воду. Глаза в глаза, — красное на черное, — и охотница покорно вздыхает, первая отводя взгляд. Это едва ли поражение, когда тебе нечего доказывать; но пусть Доктор думает, что победил. Диана опускает взор на оскал мужской улыбки; это срабатывает, и он убирает ладонь. — Но если понадобиться помощь, обращайся, — хрипло произносит Доктор и встает; мокрый костюм он, кажется, даже и не замечает. Или так уверенно игнорирует. Диана пытается вспомнить, когда смеялась в последний раз. Звенит металл; Доктор находит поднос с украшениями и надевает на мизинец единственное кольцо, которая Диана в действительности носит. Но это не подарок, а охотничий трофей, который она сняла с Лили, когда девушка в очередной и последний раз сбежала. Так, на память; все равно костер, которому охотница предала тело девушки, расплавил бы серебро. Таков был приказ — не оставить ничего, даже капли крови. Мужчина внимательно рассматривает кольцо, — тонкий ободок, центр которого украшает крошечный розовый кварц. Камень, который привлекает любовь…. Диана на миг задумывается, заслуживала ли Лили смерти, но охотничий инстинкт однозначно подсказывает: да. Не стоило сбегать; если бы девушка была послушной, то ничего плохого бы не случилось. Верить в это наивно, но охотница надеется, что в покорности кроется безопасность. Она делает все, что Доктор попросит, и не задается вопросами — и поэтому живет припеваючи. Но в целом любая жизнь за пределами деревни, где если ты не охотница, то ужин, ощущается как сказка. Диана напоминает себе: радуйся. Будь благодарной. Тебя не поглотила лавина. У тебя собственная спальня и служанка, которая каждый вечер купает и расчесывает тебя. Это ли не мечта? Но в окно ударяет волчий вой; и Диана оборачивается на зов, который физически больно игнорировать. Вода выплескивается на мраморный пол. — Нужно поговорить, — наконец произносит мужчина; кольцо он прячет себе во внутренний карман, а окно захлопывает так зло, что стекло обиженно дрожит. — Подай халат, — тогда просит Диана и, опираясь на бортики купальни, встает в полный рост. Глаза в глаза, — и уже Доктор первый отводит взгляд; он даже не притворяется, будто не смотрит. Подает ладонь, чтобы Диана не поскользнулась, и задерживает ладонь на запястье. Считает пульс. Охотница ждет. — Халат, — равнодушно. Вода стекает по коже холодными каплями. Другая бы обняла себя за плечи, чтобы скрыться, спрятаться; Диана не такая, и это не комплимент. Махровая ткань приятно обнимает тело. Доктор направляет руки в рукава. Охотница перехватывает пояс и завязывает в тугой узел. Хочется что-то сказать; но молчание золото, и поэтому девушка лишь обреченно заглядывает в красные глаза. Доктор улыбается в тени маски. — У меня есть задание для тебя. А это уже интересно, и Диана будто бы оживает; она ощущает, как разгорается пламя в груди. Доктор замечает это и хрипло смеется. — У меня есть друг, груз которого украли. Похитители скрылись, — он неопределенно кивает на лес. — Это небольшой сундук. Диана сдерживается, чтобы не приподнять брови. — У вас есть друзья? — Тебя заинтересовала неправильная деталь, Ди, — слог собственного имени звучит сладко, как песнь вендиго, зазывающая лес. Диана мечтает убить сказочное существо; но пока есть только Доктор, и она косится на ружье, торчащее из-под подушки. — Нет, все другое мне понятно. Сундук нужно вернуть. Немедленно. И на то, что случится с похитителями, тебе наплевать, Дотторе, — выдыхает охотница абсолютно восторженно, забывая про приличие. — Это не лес, где ты выросла, — хватает за подбородок Доктор. — Я знаю, — широко улыбается девушка. Мужская ладонь сползает на горло, и усмешка перерастает в оскал. Только попробуй. — Откуда такая уверенность, что ты справишься? Если она скажет, что видит березовый бор волчьими глазами каждый раз, когда засыпает… Она догадывается, что тогда случится, и не желает превращаться в эксперимент. — Я хорошая охотница, — пожимает Диана плечами. Она перехватывает мужское запястье, где бешено колотится пульс, и отводит от себя. — Так что считай, что груз уже у тебя. — Возвращайся живой, — бросает на прощание Доктор. Он красуется в высокое зеркало, поправляя край маски. — И скоро. Диана знает, что специально задержится. — Слушаюсь и повинуюсь, — улыбается девушка. Она догадывается, что скрывается между насмешливыми строками: — Я тоже уже скучаю. Доктор, — Дотторе, — замирает. Миг или вечность, но Диана не обращает внимание, — собирает рюкзак, — и он уходит. Хлопает так, что дверь слетает с петли. Не все погребла и уничтожила лавина; одно чувство, как и волки, последовало в летний дворец. … Уже три недели длится охота; и сегодня она прекратится. Над елями стоит дым от лагерной стоянки. Разбойники все же оказались не такими неуловимыми, как обещал Доктор. Доктор. Иль Дотторе. Второй Предвестник Фатуи, из-за которого снег окрашивается в зеленый, а не в красный. Богохульник. Грешник. Бог… В первый раз за долгое время Диана вообще вспоминает, что мужчина существует. Кажется, она обещала скучать, но за чем? За руками, что гладят против шерсти, или за глазами, голод из которых сочится слезами? Но мысль не задерживается — охота зовет, и ночное небо наполняет вой. Белая волчица выходит на заснеженный склон, и Диана понимает: настал момент, которого они так долго ждали. Луна теряется за облаками и чаща погружается в абсолютный мрак. Ружье нагревается под пальцами, которые она удивительно, что еще не отморозила. Диана спит с волками, чтобы не околеть, и топит конный жир, чтобы разводить пламя — они давно уже съели лошадь, с которой охотница начала путешествие. Не страшно. Бандитский лагерь полнится мулами и ослами; один, чтобы добраться в особняк. Другие, чтобы стая наелась. Диана везде и нигде одновременно; она смотрит на лагерь несколько глазами. Она нападает несколько пастями и только тогда, когда подводят клыки, охотница спускает курок. Крики говорят, крики молят, крики объясняют. Не разбойники, а спасители; не груз, а оружие. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. У меня есть дети. Я чужеземец. Дай мне уйти. Тебя обманули. Ведьма. Ведьма. Ведьма. Нет. Охотница. Красное, красное, красное, пока белая волчица не становится рубиновой, а белая поляна — алой, а белая женщина — счастливой. Это была достойная охота, и она длилась недели. То, про что Диана так мечтала. Волки пожирают останки, а охотница, уже разочарованная, уже расстроенная, что погоня закончилась, отправляется в обратный путь. … Марево исчезает. Диана обнаруживает себя голодной, замерзшей и в крови. Утирает лицо, собирая снег в ладони. Поместье виднеется трубами через горизонт. Рот растягивает улыбка; она ловит себя на мысли, первой по-настоящему сознательной мысли, что скучает по Дотторе. …что? …по ванной, которую наполняет его прислуга, по еде, которую готовят его повара, и по его приказам, которые возвращают в лес. Может, если попросить, он воссоздаст тварь из сказки только для того, чтобы она совершила легендарный выстрел. Диана хохочет. Она еще не пришла в себя. … Неделя пути в поместье дается тяжело. Мул умирает; не выдерживает холод и девичий голод, и последний день Диана тащит сундук через снег собственными силами. Конечно, девушка не заглядывает вовнутрь; приказ был лишь про то, чтобы вернуть груз. Ворота открываются, скрипя. Охранники смотрят удивленно. Говорят, думали, что она умерла. — Увы, — усмехается Диана, и мужчина хохочет, будто бы она очень хорошо пошутила. — В поместье гости. Банкир, — сообщает главный охранник. — Чья это кровь на тебе, девчонка? — Чужая, — отзывается Диана. Оставляя по себе бурый снег, охотница идет мраморными залами и коридорами. Сундук царапает пол, но она не сдается; никому не позволяет прикоснуться к вельветовой поверхности, где вышит знак Фатуи. … — Диана, верно? Приятно наконец-то познакомиться, — улыбается незнакомый мужчина. — Я многое о тебе слышал. Банкир. Высокий, как Доктор. — Груз возвращен, — просто кивает на сундук девушка. Она слишком устала. — О да, спасибо. Дотторе сказал, что ты — единственная, на кого стоило бы надеятся. Вино? — Я… Мара приносит влажное полотенце; утереть руки от крови, засохшей, въевшейся в плоть. Диана осушает целый бокал, лишь бы Доктор и Банкир позволили, чтобы она ушла. Но они говорят остаться, и она опускается на пол возле каминного пламени. … — Леди, все хорошо? — наконец-то Мара распутывает последний узел в волосах, наконец-то утирает последнюю полоску грязи. — Я просто очень устала, — вздыхает в ответ Диана. — Я не думаю, что вы выспитесь. Охотница знает, о чем речь. … Гремит дверь. — Приближается шторм. Диана не понимает; она трет руками глаза, но вино было слишком крепкое. Сон не уходит. — Что не так, сир? — Дотторе, — поправляет мужчина. Повисает молчание. Раскатами взрывается гром. Море ударяется о берег, ревя и гогоча. — Что не так, Дотторе? — обречено переспрашивает Диана. Но в ответ лишь тишина, и она раскрывает руки. Они не говорят про то, что произошло на пути в особняк; никто и не спрашивает, почему они прибыли, опоздав на две недели. Словно жизнь не поделилась на «до» и «после». Но мужчина падает на постель; Диана, даже не спрашивая, расстегивает ремешок его маски и откладывает вороний лик на прикроватный столик. — Спасибо, — шепчет на ухо доктор. Пьяное дыхание щекочет кожу. — Я скучал по этому. Я полагал, что пройдет всего день и ты приползешь мне в постель. — Все, что мы делали, было для того, чтобы сберечь тепло, — напоминает Диана, но запускает ладонь в мягкие пряди прически, свалявшиеся под лентами маски. Доктор окончательно расслабляется, подминая тело девушки под себя; знакомый вес дарит ощущение безопасности, которое бы она не желала помнить. — Все ли? — издевательски звучит мужской голос. Он переворачивается на бок — большая ложка для маленькой ложки, и охотница просто позволяет, чтобы это произошло. Лишь поправляет одеяло и дожидается, пока доктор устроится комфортно. — Спокойной ночи, Ди, — зевает Дотторе. Диана не отвечает. Она переводит взгляд в окно, где бушует непогода. Ветер тоже охотиться — за белоснежными парусами. Но мысли про то, не боятся ли волки шторм, прерывает неожиданное прикосновение. Доктор и без того близко настолько, что Диана знает — она пахнет химикатами, который он приносит с лаборатории. А он в ответ впитывает лесной аромат; только запах смерти они несут одинаковый. Доктор придвигается так, будто желает залезть под кости, — и если бы действительно хотел, то взялся бы за скальпель. Он находит её ладонь между подушками и переплетает их пальцы; неизменно холодные и несущие только несчастье. Все, что они делали, было для того, чтобы выжить… Диана не понимает, зачем они тогда держались за руки. Но мужская ладонь подходит будто пазл или осколок мозаики; Диана засыпает, думая про три недели, что она и доктор провели под завалами метели.