Пощады не будет

      Выбравшись на темную безлюдную улицу, Доминик рвано вдохнул свежий ночной воздух и обвел глазами подворотню. Никого. Ему еще не доводилось ощущать такую свободу действий, такой простор. Он даже не сразу понял, что свободен. Ночная прохлада и сырость окутали его, заставив плотнее завернуться в кофту. Он не особо хорошо ориентировался в городе, поскольку его редко выпускали на улицу. Сердце бешено колотилось в груди, и при виде знакомой двери детдома стало немного страшно. Ему некуда идти, нечего делать, нечем питаться и обеспечивать себе проживание. Однако, сделав несколько шагов вперед, Доминик все же решился пересечь дорогу и скрыться за углом, пока его не хватились.       Долой страх, долой сомнения — шагай вперед и все. Это было странное, даже пугающее чувство — идти по ночному городу под стук собственного сердца, нырять в подворотни, прятаться, иногда падать, вставать и снова шагать. Но Доминик не жалел ни о чем. Никто, ни одна живая душа, не сможет предсказать его следующий шаг. Теперь он сам — хозяин своей жизни, рожденный, чтобы стать тем, кем захочет. Все зависит только от него. Чего бы это ни стоило.       Свободная птица. Что может быть выше свободы? Доминика охватило такое ликование, что он едва не задохнулся от тупого восторга. Во рту пересохло, но он не останавливался, хотя его слегка качало, а мышцы ног сводила судорога от напряжения. С каждым шагом эйфория все больше переполняла его. Он решил идти без остановок до самого утра, чтобы успеть уйти достаточно далеко, пока он не свалится без сил, а там видно будет.       Непредсказуемая мгла и кроющиеся в ней опасности не страшили ребенка, познавшего вкус абсолютной свободы. В эту минуту он полностью верил, будто с ним ничего не случится, а самое приятное, что никто не знает, куда он делся и как его искать. Было приятно воображать, какие лица станут у его психолога и у Снегиря, когда вскроется его исчезновение. Наверняка они сильно расстроятся, будут, как обычно, переживать, суетиться, искать его, обзванивать всех, — и ничего. Словно он растворился в воздухе — разве не здорово? Жестокое сердце Доминика наслаждалось одной только мыслью об их страдании.       Под утро он так вымотался и проголодался, что, набредя на какой-то круглосуточный бар, едва не простонал от счастья. Он заглянул в ближайшее окно, уставился на радостно скалящихся пьяных людей и испытал еще больший восторг, чем в начале своего приключения. Какими веселыми и беззаботными они выглядели, вот бы присоединиться к ним, смеяться и наслаждаться этим чудным утром…       Словно услышав мысли мальчишки, какой-то рослый дядька в темных очках и кепке, проходивший мимо, задержался на входе в бар и с любопытством покосился на него.       — Что, парень, выпить хочешь? — добродушно улыбнулся он.       Доминик в первый миг испугался, отпрянул от окна, но при виде спокойного лица незнакомца расслабился и согласился:       — Да. А у вас есть?       — Есть. Пойдем, выпьем. — (Не успел Доминик толком обрадоваться, заявился еще один желающий присоединиться к ранней пьянке.) — О, дружище, ты как раз вовремя!       — Привет, Гусейн. Выпить пришел? А это кто с тобой? — прищурился тот при виде оборванца-Доминика, который неуверенно переминался с ноги на ногу.       — Это? Да сам не знаю.       — А че ты тогда тащишь его с нами? — не унимался пьянчужка с глуповатым выражением лица, и Доминик было совсем уж расстроился, что не свезло. Впрочем, интонация у него была вовсе не недовольной, скорее, просто удивленной.       — Я не тащу, он сам идет.       Доминик подумал, что ему надо бы прекратить этот странный разговор и объяснить, что он вообще тут делает, да так, чтобы не захотелось его прогнать. Кашлянув для привлечения внимания, он сказал:       — Я просто с вами выпью, мешать не буду.       Некоторое время оба пристально рассматривали сбежавшего беспризорника, словно заподозрили его в чем-то, потом тот, что ниже ростом, махнул рукой. У Доминика сразу отлегло от сердца.       — А, ну ладно тогда. Мне вообще-то без разницы.       — Ясно. А у меня сегодня день рождения, — неожиданно для самого себя выпалил мальчишка, отчего-то решив, что информация важная.       И не ошибся.       — У-у-ух! Так что ж ты молчал?! — обрадованно воскликнул Гусейн. — Мы сейчас это отметим!       Он широко раскрыл дверь, Доминик поскакал за ним в полутемный зал, наполненный запахом алкоголя и сигаретного дыма. Усадив его за стол в дальнем углу, новые знакомые поставили перед ним бутылку и стаканы, за чем мальчишка наблюдал с большим интересом, смутно догадываясь, чем ему это грозит. Происходящее казалось до крайности нереальным и захватывающим, ведь он уже давно не верил в подобное везение. И вот теперь, похоже, случилось. Доминик поймал на себе несколько внимательных взглядов и выпрямился, стараясь выглядеть самоуверенным и спокойным, совсем как взрослый. Он доверчиво глянул на Гусейна, как бы задаваясь невольно вопросом — неужели все это правда?       Доминик не сказал бы, что чувствовал себя уютно в их маленькой компашке, но внимательно слушал треп пьяных друзей, время от времени вклиниваясь в разговор, задавая бессмысленные вопросы и не давая своим собеседникам расслабиться. Обстановка в баре постепенно менялась, как и состав посетителей. Одни уходили, их места занимали другие, а новые знакомые Доминика все никак не собирались уходить, постоянно подливая ему выпивки. После первого допитого стакана Доминик почувствовал, как отупение овладевает им, но ему было настолько плевать, что он совершенно не беспокоился. Ему нравились эти взрослые, они потчевали его пустыми разговорами о всяких глупостях и периодически подкладывали ему ломти хлеба с кусками колбасы, шутливо обещая завтра покормить чем-нибудь еще.       О чем бы они ни говорили, все сводилось к одному увлекательному обсуждению: что подарить Доминику на день рождения. Все как-то упустили тот факт, что обещанных подарков на деле могло и не найтись, зато наличествовал целый ряд новых тем для разговора, появляющихся из ниоткуда и так же неожиданно исчезающих. Собеседники то и дело вспоминали о своей личной жизни, Доминик с большим трудом сдерживался, чтобы не вставить свои три копейки.       Постепенно его развезло окончательно, и он с чего-то решил, что у приятеля Гусейна умерла жена, хотя делиться этим «знанием» он не стал. Он уже помалкивал, кивая головой в нужных местах и тихо радуясь тому, какой счастливый выдался денек. Его депрессию как рукой сняло, он чувствовал, насколько стала приятна жизнь, с какой радостью можно проводить время, в каком чудесном месте он оказался и какие замечательные друзья у него есть. Мысли в его голове вращались медленно, лениво, отдельные образы плавно сменяли друг друга, и он с трудом улавливал, о чем идет речь.       — С днем ра… ой, то есть рождения… — торжественно произнес Гусейн, еле ворочая языком. — Витя, это же ты?       — Я Доминик.       — Да ну тебя… Чего молчишь? Еще по одной?       Гусейну явно было весело, поэтому Доминик покорно взялся за стакан.       — Давай. Выпьем за связь душ, — с пьяной серьезностью произнес мальчишка, чокаясь с ним. Выпили, а он вдруг протянул: — Гусейн, да ты хоть знаешь, что такое душа? А? Ты в церковь-то ходишь?       — Мне этот бар нравится. И тебе, смотрю, Витя, он тоже нравится, — засмеялся Гусейн, должно быть, не услышав или неверно истолковав вопрос.       Доминик немного помолчал, пристально глядя на собеседников, явно стараясь вспомнить, кто перед ним, откуда они, почему пришли сюда и почему он пьет вместе с ними, ведь раньше он никогда здесь не бывал. Но на всех лицах был один и тот же отпечаток покоя и веселья, и это сразу рассеяло его смутные сомнения. Оказалось, никаких сомнений у Доминика вообще не было.       — Гусейн, чего ты к человеку пристал? Пусть Витек идет. Ему ж, наверно, домой пора…       — Да не надо ему… — несколько расстроенно возразил его приятель. — Верно же, Витя?       Он поднял на сидящего напротив них беспризорника замутненный взгляд. Тот, не прекращая спокойно жевать, поправил его:       — Я Доминик, старик…       — Мне кажется, все это полная фигня… Да, Витек? Ты где работаешь?       — Нигде, чел… — кое-как выговорил мальчишка, удивляясь, каким странным вдруг стал голос. — Какая там… работа…       — Ну, Витя, с днюхой… в общем… — не обратив ни малейшего внимания на его слова, продолжал Гусейн.       — Спасибо, друг. От всей души. — Доминик робко улыбнулся. Сквозь пьяное благодушие в нем проступало некое уныние, которое было почти незаметно. — Знаешь что… может, мы на дискотеку? Мне скучно.       — В церковь так в церковь. Идем.       Гусейн с трудом вылез из-за стола, повалился на пол, побарахтался, пока Доминик не помог ему встать, после чего все втроем, пошатываясь, как палубные сосны на ветру, поплелись на улицу. Это был удивительный день, праздничный и незабываемый, проведенный с такими хорошими людьми, каких Доминик раньше никогда не встречал. В его памяти надолго отпечаталось это раннее утро — солнечные пятна на асфальте, душный полумрак бара, гогочущие пьяные лица, едва понятная речь… Его переполняли радостные эмоции, мешавшие ему сосредоточиться.       За дверьми бара их ждала вечерняя мгла и теплый сырой воздух, подсказывающий, что недавно прошел дождь. Друзья, покачиваясь, пересекли дорогу, направились вперед по оживленной улице. Доминик моргнуть не успел, как Гусейн споткнулся о бордюр и грохнулся в лужу, заставив его несдержанно заржать.       — Вот ты придурок! — весело крикнул мальчишка, ни капли не боясь вызвать гнев ставшего каким-то рассеянным друга. Несколько людей, шедших им навстречу, посторонились, пропуская их. Доминику это безумно понравилось; надо сказать, мир был прекрасен. Он с возбуждением вертел головой по сторонам, видя все новые и новые краски, оживающие и меняющиеся. Лаяли собаки, с шумом проезжали машины, вспыхивали рекламы, хлопали двери подъездов, иногда доносились обрывки музыки, и он не мог никак нарадоваться такому, по существу, новому и открытому миру.       Какое-то время они брели по быстро пустеющей улице, падая и снова вставая, при этом вопя и смеясь на всю округу. Потом, выйдя на пустынный перекресток, Доминик остановился в нерешительности, не понимая, хорошо ли он себя чувствует и в состоянии ли идти дальше. Головокружение, которое он до сих пор как-то терпел, усилилось, его мутило, ноги дрожали, перед глазами все плыло. Заметив его состояние, его спутники обернулись и, ухмыляясь, принялись его подбадривать. Тогда он сделал несколько шагов вперед, изо всех сил стараясь не упасть, и вновь замер, ошеломленно глядя в пустоту.       Он хотел что-нибудь сказать, попросить у товарищей помощи, но не успел ни звука издать. Рот наполнился вязкой слюной, он упал на колени и за несколько секунд изверг из себя часть съеденного за последние несколько часов. Сглотнув отвратительную кислоту, которая жгла небо и горло, он попытался поднять голову, чтобы увидеть, куда его занесло. Сначала он ничего не мог различить, потом осторожно отполз назад, однако его снова мучительно скрутила сильная тошнота. После нее он просто завалился на бок и сжался в комок, ощущая, насколько слаб и беззащитен перед накатывающей тьмой.       Он еще смутно слышал, как Гусейн что-то причитает про прадеда-врача, про воду, но постепенно звуки стихли, пропали ощущения, и сознание его соскользнуло в глубину затхлого сна, где было ненамного лучше.       Прошло довольно много времени, прежде чем Доминик открыл глаза и понял, на каком свете он находится. Было по-прежнему темно, сыро и холодно. Он лежал на асфальте, рядом валялась опрокинутая миска с растекшейся водой. Его спутники бесследно ушли. Попробовав пошевелиться, Доминик внезапно осознал, до чего же устал за ночь и как болит все тело. Пошарив рукой по асфальту и нащупав миску, мальчик поднял ее, вздохнул и встал на ноги. Кругом было тихо и пусто, словно он остался один во всем городе, и никаких признаков присутствия его ночных товарищей не наблюдалось.       Немного потоптавшись на месте в полной растерянности, Доминик бросил миску и уже собирался позвать Гусейна, имя которого он каким-то чудом запомнил, как вдруг из кустов прямо на него, полыхнув фарами, вылетел автобус. Водитель, очевидно, потерял управление и поздно среагировал на неожиданную помеху, отчаянно взвизгнув тормозами. Автобус сшиб щуплого мальчишку с ног, отчего тот покатился по дороге, сдавленно хрипя, неистово засигналил и врезался сам в фонарный столб.       — Какой-то парень… откуда он взялся? — спустя несколько минут донесся свозь пелену ворчливый голос. — Ну дела, просто нереально. Человека сбил… да ну нахер. Бред какой-то. И куда это девать?       Водитель немного брезгливо пнул едва живого Доминика в бок, а немного поразмыслив, с пыхтением попытался оттащить его с дороги. Сил у него оказалось вполне достаточно для того, чтобы сбросить поврежденное тело в канаву и незамедлительно удалиться с места происшествия.

***

      В тот поздний вечер ничто не предвещало беды, и вообще казалось, что ничего дурного в такое прекрасное время просто не может случиться. Считать ли догорающий на обочине дороги остов автобуса дурным знаком? Пожалуй, да.       В любом случае, когда Киаран его увидел, на его лице не отразилось ничего, кроме обычного недовольства. Он поправил ворот-стойку плаща, сплюнул в придорожную пыль и неторопливо двинулся вперед, крепче сжав в руке пакет с покупками. Он приехал в город за продуктами и едва успел до закрытия универмага. Повезло еще, что не все раскупили.       Ученый забросил пакет на переднее сиденье машины, сел за руль, откинулся на спинку и уставился в стекло. Языки пламени постепенно догорали, едкий дым клубился над дорогой, затянув небо плотным облаком. Огненные блики танцевали на стеклах, извиваясь и искажаясь в узких гранях.       Отчего-то Киарану стало не по себе. Некоторое время он молчал, глядя на это зрелище, потом вдруг заприметил на обочине что-то, блестящее так призывно, что он не смог удержаться. Любопытство взяло верх, он вылез из машины и направился к этому предмету. Под ногами захрустели осколки, угрожающе поблескивавшие в свете пламени. Киаран наклонился, осторожно поднял маленькое нечто и повертел в руке. Это оказалась металлическая заклепка, оторванная с чьей-то одежды и забытая в траве. Ничего интересного в ней не было, и уже через мгновение находка отправилась обратно под ноги.       «На что я трачу время?..» — раздраженно подумал Киаран, но странное предчувствие не отпускало.       Он уже собирался развернуться и уйти, но, бросив беглый взгляд по темным зарослям, замер на месте. На дне канавы, среди переплетенных корней и мокрой травы, лежало что-то светлое и крупное, какой-то ком одежды. Нахмурившись, ученый огляделся по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого, и стал осторожно спускаться по скользкой земле.       Еще пара шагов — и Киаран навис над тем, кто валялся в канаве. Лица неизвестного он не видел, поскольку тот съежился, уткнувшись щекой в грязь. Брезгливо сморщившись, Киаран наклонился над распростертой на земле фигурой, заметил растрепанные темно-коричневые волосы и носком ботинка перевернул тело на спину. Совсем еще мальчишка. Лет тринадцать, не старше. Без сознания. Грязный и совершенно неуместный среди ухоженного и спокойного города в этом жалком виде, будто его выкинули здесь как мусор. Изо рта мальчишки сочилась струйка крови, но, кажется, он был еще жив. Его грудь слабо вздымалась.       — Еще один нарик, — вслух бросил Киаран и несильно пнул его в бок. — Что ж вы, дебилы, себя так гробите? Вот не умеете жить по-человечески.       Мальчишка был тощий, глаза закрыты, нос рассечен, вся одежда в грязи и измазана чем-то темным, похожим на запекшуюся кровь. Киаран тяжело вздохнул, покачал головой, обводя взглядом всю картину, и только сейчас заметил, что у бедняги сломана рука. Разорванный рукав кофты был небрежно задран, обнажая предплечье. Дышать ему явно было тяжело, грудь сипела и выплевывала неровные короткие хрипы.       И все же Киаран неверно истолковал ситуацию. Пострадавший был вовсе не наркоманом, а жертвой несчастного случая. Едва ученый осознал, в чем дело, его словно прошило током. Нагнувшись к мальчишке, он проверил пульс, быстро ощупал тело, чтобы убедиться в наличии других переломов, и тихо выругался. Дело обстояло еще хуже, чем он думал: любое промедление будет стоить этому ребенку жизни.       Первой мыслью ученого было незаметно убраться отсюда, сесть в машину и уехать. Однако уйти, оставив здесь этого несчастного, было выше его сил. Поэтому Киаран встал над мальчишкой, подхватил его под мышки и поволок по направлению к машине. Когда он закинул неподвижное тело в салон, у него возникло смутное ощущение, что он выполняет совершенно не нужную никому работу.       — Ну, супер… — процедил он, выруливая со стоянки на шоссе и поворачивая к выезду из города. — Откуда ты только взялся… на мою-то голову…       Периодически Киаран поглядывал на мальчишку в зеркало заднего вида, проверяя, как тот там, продолжал материться про себя, но никаких изменений в его состоянии не замечал. Пока он несся к своему дому на вершине горы, его одолевала какая-то неясная тревога, постепенно становящаяся все сильнее, а в голове крутилась единственная мысль: «Надеюсь, успею…»       В темноте он едва не пропустил поворот в тоннель, ведущий в горное убежище, резко притормозил на пустой ночной дороге и подумал, уж не слишком ли он рьяно взялся за это дело. И вообще, почему это его вдруг так заинтересовала судьба случайного встречного? От волнения он не смог набрать свой пароль с первого раза, но наконец огромные ворота раскрылись перед ним, пропуская в просторный ангар. Бормоча под нос ругательства, Киаран торопливо перетащил свою неопрятную и беспомощную находку в лифт, а затем кое-как добрался до лаборатории и взвалил тело на операционный стол.       Все дальнейшее напоминало страшный сон или сцену из какого-нибудь научного фильма. Киаран спешно сбросил с себя плащ, натянул рабочий халат и начал освобождать пациента от одежды. Кожа у того еще хранила тепло, мышцы вяло сокращались, пульс постепенно замедлялся, дыхание становилось все тише и прерывистей. Ученый похватал с полок все, что могло ему понадобиться, нашел пару перчаток и принялся колдовать над поврежденным телом, пытаясь наладить работу организма…       У него ничего не получалось. Работа шла медленно и неуверенно. Несколько раз Киаран ловил себя на мысли, что делает что-то неправильно, что все его усилия напрасны и обычного хирургического вмешательства недостаточно. Единственным выходом ему вдруг показалось использование уникального, разработанного им самим препарата, увеличивающего человеческую сопротивляемость болезням и повышающего жизнеспособность организма. Он отлично знал, на что идет: если мутация пройдет удачно, его подопытный перестанет быть человеком. По крайней мере, структура его ДНК сильно изменится и, возможно, это даже подарит ему какие-никакие особенности.       Наконец он решился — нашел вену на руке пациента, взял шприц и ввел ему специальное вещество. Оставалось только ждать, пока оно подействует, и надеяться, вопреки здравому смыслу, на успех. Киаран совершенно не представлял, как все это отразится на судьбе пациента и его собственной жизни, так что понадеялся на лучшее.       — Ну, держись, приятель, — пробормотал Киаран, делая последний укол, помедлил немного и добавил: — Если выживешь, станешь мне помощником.       Он стянул перчатку и положил ладонь на лоб умирающего. Тот не реагировал. Киаран устало повалился на стул, выдохнул и спрятал лицо в ладонях. Да, бывают в жизни дни, когда все идет наперекосяк. Чего греха таить, ему уже приходилось проводить эксперименты над людьми (опустим тот факт, что все они впоследствии умерли?). Но те опыты были просто частью его работы, а этого человека он пожелал спасти по собственной воле.       За окном светало. Киаран проработал над пострадавшим всю ночь, однако не мог и вообразить, удастся ли его эксперимент. На горизонте уже разгоралась заря, обещая ясный погожий день, легкие облака лениво расползались по небу и хотелось спать, но он не уходил из лаборатории, и часы проходили за часами. Уже и не верилось, что все это было на самом деле. Его ночное приключение больше напоминало сон, чем действительность. Но стоило ли об этом сожалеть? Ведь в жизни нет ничего случайного, если вдуматься. Все предопределено.

***

      Доминик очнулся, задыхаясь. Он мгновенно сел на столе и несколько минут обводил лабораторию сумасшедшими глазами, силясь понять, реальность это или очередная галлюцинация. Кажется, тьма отступила. Он осторожно потянулся, поморщился, разгибая ноющую спину и ощущая дикую боль в затекших конечностях и пояснице. Он находился в большой просторной комнате с высоким потолком. Вдоль одной стены шел длинный стеллаж с разложенными на нем непонятными вещами, напротив виднелась дверь, у окна — письменный стол.       «И куда я попал? — растерянно подумал Доминик, обводя взглядом всю обстановку. — Что-то со мной… определенно случилось…»       Ему с ужасом вспомнилось, что с ним происходило раньше, и при мысли о близости смерти его вновь замутило. Доминик схватился за голову и тут же нахмурился, заметив, что волосы его стали гуще и, кажется, даже немного длиннее. Кроме того, с ним что-то происходило: он отчетливо слышал какие-то шаги, шаги очень громкие, словно идущие из-под пола, различал движение крови по венам и гулкий стук своего сердца. Впрочем, рассуждать об этом он был не в состоянии. Мозг толком не мог воспринимать эти перемены. Стараясь успокоиться, Доминик свесил ноги со стола, отмечая, какая странная на нем одежда: чистый лабораторный халат, плотные синие штаны, грудная клетка обмотана бинтами, грязными от засохшей крови.       — О, ты проснулся. Я рад, — раздался незнакомый голос. От неожиданности Доминик вздрогнул и резко поднял глаза на говорившего.       На пороге стоял, скрестив руки на груди, высокий темноволосый мужчина лет тридцати в непроницаемых очках и маске, спущенной на подбородок. На нем была та же одежда, только вместо бинтов под халатом виднелась синяя футболка, и такого же цвета был его узкий пояс. Доминик глазел на него, как на привидение, думая о том, мог ли видеть его раньше. Нет, вряд ли. Человек на пороге слегка улыбался, но его глаза оставались за стеклами, и Доминик, не имея возможности понять, о чем он думает, не решался улыбнуться в ответ.       — Что? Где я? — наконец пролепетал он и прокашлялся. В голове мелькнула мысль о похищении или ночном кошмаре. Это точно было не то место, где он ожидал оказаться.       Незнакомец представился:       — Меня зовут Киаран. Я спас твою задницу, чувак. Нашел тебя в канаве. Выглядел ты так, словно на тебя обрушилась гора, знаешь?       — Да… было дело… Я только не пойму, где я… В тумане все расплывается…       Доминик хотел слезть с холодного операционного стола, но Киаран, шагнув вперед, придержал его за плечо. Рука его была теплой и сильной, и на какой-то миг мальчишке показалось, будто этот человек может сделать с ним все, все что угодно. Он вскинул голову, пытаясь заглянуть ему в глаза и желая найти в них поддержку, понять, что он не один на свете и не такая уж он здесь проблема.       — Ты пока лежи. Все будет нормально, — пообещал Киаран, а Доминик уловил в его голосе некие странные нотки, отчего по спине прошла дрожь.       — А вы… кто? — еле слышно спросил он.       — Ученый, если ты об этом. Свет в конце тоннеля видишь? Это я, — хохотнул Киаран, поправляя очки.       Диалог как-то не клеился, хотя Доминик и пытался придумать, как узнать что-нибудь еще. Поэтому он ограничился абсолютно бессмысленным вопросом:       — Значит, вы мне снились?       — Нет. Я спас тебя, — раздраженнее ответил Киаран. — Сперва, конечно, я решил, что ты под кайфом в отключке. Я тебя вытаскивал. Потом понял, что ты умираешь.       Доминик нахмурился. Да, последнее время с его удачей явно творилось что-то неладное. И отчего-то этот мужчина в маске казался ему вполне хорошим человеком. Доминик только надеялся, что его не вернут в проклятый детдом и оставят на свободе. А еще он очень хотел разгадать смысл всех этих непонятных событий.       — Кажется… — неуверенно начал он, — меня переехал автобус?       — А-а-а, ну да, понял, понял… я как раз его и видел…       — А где я? Я помню, что мы выпили и пошли в церковь, да… а потом… они ушли…       — Кто ушли? — с неожиданной строгостью спросил ученый. — Ты пил?       — Да какие-то мужики. Мы с ними нахлебались пива, — признался Доминик, чувствуя, каким глупым он выглядит в эту минуту. — Мы были пьяные и без дела. Мы еще до церкви шли. Про душу читать, наверное…       Киаран долго смотрел на него, будто силясь понять — сумасшедший он или нет. Его рука на плече беспризорника сжалась, потом расслабилась, и он отвернулся, видимо, обдумывая что-то. По его лицу нельзя было сказать, думает он сейчас или дремлет. Прошла минута, другая. Наконец он обернулся и неожиданно потрепал Доминика по волосам. Мальчишка от неожиданности вздрогнул.       — Кстати, а ты где живешь? Далеко?       — Я? — на мгновение Доминик испугался, что если ученому станет известен его адрес, то он обязательно отведет его обратно в детдом, откуда он только-только вырвался. — Нигде не живу…       Соврал? Ну, может быть, нет. Все-таки после побега из единственного места, служившего ему домом, он действительно потерял какую-либо крышу над головой. Значит, это правда. Но как объяснить этому недовольному человеку, кто он такой и откуда взялся на улице посредь ночи?       — Как так? Так не бывает, — покачал головой ученый, подозрительно подняв бровь. — Все где-то да живут. Есть у тебя родители?       — Нет, — пробормотал мальчишка, пряча глаза. — С чего ты взял? Я один. А что, это так важно?       Разговор начинал его тяготить. Опять вопросы, опять едва знакомые люди пытаются все про него разузнать! Зачем? Доминик злобно скривился и оттолкнул руку Киарана.       — Не знаю. Может быть, для тебя важно.       — Так вот, меня не интересует твое мнение, — прошипел он сквозь зубы. — И на мою прошлую жизнь мне совершенно плевать. У меня есть только я и моя голова.       Доминик резко замолчал, ожидая какой угодно реакции, даже оскорблений. Он решил сразу обозначить свою позицию, чтобы со временем она не изменилась. Однако, судя по всему, ученого вполне устроило такое объяснение. Киаран кивнул и, спрятав руки в глубокие карманы халата, расслабленно произнес:       — А, ну это к лучшему. Я просто хотел тебе предложить остаться у меня.       — Что? Зачем?       На какое-то мгновение Доминик решил было, уж не шутит ли этот странный человек, всерьез собираясь приютить его. Недоверчиво поглядывая на собеседника, мальчишка стал размышлять о том, сколько знает про Киарана и про его жизнь. Выходило, знал он ровно ничего. Мало того, за те несколько секунд, пока Киаран продолжал стоять на месте, терпеливо ожидая ответа, Доминик успел придумать целую галерею образов, этакий клубок путаных мыслей и догадок, которые он не успел связать воедино.       — Ну, так что? — вскоре нарушил молчание ученый и с надеждой поглядел на мальчишку. — Остаешься у меня?       — Я так и не понял, зачем тебе это?       — Ну, видишь ли… — тот замялся, опустил голову. — Чтобы спасти тебя, мне пришлось… изменить кое-что… — Он осекся, тщательно подбирая слова под пытливым взглядом Доминика, потом резко выдохнул и пошел по легкому пути: — Не стану вдаваться в подробности. Это неинтересно.       — Нет уж, объясни! — потребовал мальчишка. — Что изменить?       — Все.       Сердце Доминика пропустило удар. Бросив быстрый взгляд на стоящего рядом хозяина лаборатории, он, перепуганный, напряженно поскреб пальцами по столу. До него вдруг только сейчас дошло, в какую жуткую авантюру он вляпался. Куда он попал, что с ним сделали и что нужно от него этому уроду в маске? Киаран явно не похож на того, кто способен вышвырнуть его за дверь, однако остаться в его доме значило фактически подписать себе смертный приговор. По крайней мере, Доминик так подумал: ученый в своем халате выглядел слишком уж подозрительно.       — Поздравляю — ты теперь мутант! Причем мутант отменный. Редчайший экземпляр, — продолжал ученый все тем же полным тайной мысли голосом.       — И чем же я так хорош? — не понял Доминик и поглядел по сторонам, словно опасаясь, не подслушивает ли кто-нибудь их разговор.       — Не задавай глупых вопросов… — проворчал тот. — Да что там говорить. Я ведь сам мутант! И ты — мутант, причем куда лучший. Вон, погляди на свое лицо.       Киаран вложил зеркало в дрожащие от волнения детские ручонки. Доминик увидел свое отражение — бледное лицо, полное растерянности и беспокойства, густые побелевшие волосы до скул, мутные глаза с чуть заостренными зрачками. На щеках остались ошметки засохшей крови и грязи, отчего он выглядел замученным и жалким. Ему сделалось не по себе от собственного вида, а в душе зародилось какое-то непонимание. Пока он разглядывал себя в зеркале, Киаран обошел его кругом, оценивая со всех сторон. От его пристального внимания мальчишке стало совсем не уютно, и какое-то смятение поднялось у него в груди, стоило ученому дотронуться до его плеч и лопаток, наверное, проверяя, зажили ли переломы. Он задержался за его спиной на несколько долгих мгновений, в задумчивости потирая подбородок. Доминику почудилось, будто он чувствует кожей его тяжелый изучающий взгляд.       — Я урод, — самокритично выдал мальчишка, не выдержав.       — Да ты подожди, — отмахнулся ученый, возвращаясь. — Пару дней еще полежишь, и все пройдет. Это ж грязь из канавы, я просто не стал ее отскребать уже, — пояснил он и ухмыльнулся. — Все пройдет, не переживай. Все с тобой будет хорошо. Ты у меня еще таким красавцем станешь — любая женщина голову потеряет.       — Правда? А что я буду делать? — на одном дыхании спросил Доминик, шумно втягивая воздух носом.       — Для начала наберешься сил, а там видно будет. Пока лежи спокойно. Потом я тебя химии научу.       — Какой химии? И что это значит?       Доминик пялился на ученого во все глаза, с трудом веря в происходящее. Еще никогда ему не доводилось общаться с такой странной персоной. И если бы только это — он больше не человек! Вот это сбежал, называется. Ни отказаться, ни послать его куда подальше. Хотя зачем отказываться? Быть мутантом…       Доминик почувствовал легкую дрожь, по спине у подреберья пробежал неприятный холодок. Он только-только начинал познавать таинства этого мира, открывал для себя его удивительную красоту, переставал наконец чувствовать себя мутным мусором, ходячим трупом, который можно только отшвырнуть в сторону. Теперь же он мог считать себя одним из лучших: ему ничего не угрожало, никто не собирался его выгонять, даруя жизнь. Его вдруг захватила бурная волна восторга. Сначала она была мягкой и несмелой, как мелкая волна прибоя, но постепенно усиливалась, грозя с минуты на минуту перехлестнуть через край и поглотить всю душу целиком.       Ученый вдруг улыбнулся и дружески потрепал его по плечу, отчего у Доминика перехватило дух. Мгновение он безвольно и молча смотрел на него, решая, следует ли ему хоть что-нибудь сказать, но, кажется, он выяснил уже достаточно. Похоже, перед ним теперь его новый, хороший сожитель, раз уж его приняли в компанию.       — Тут не очень удобно лежать, — осторожно признался он, постучав пальцем по металлической поверхности стола. — Холодно. Я могу лечь на ковре, можно?       — На ковре? — удивленно переспросил Киаран. Странно, но с родителями Доминик считал, что нет ничего ненормального в том, чтобы спать на ковре. — Ты можешь разместиться в гостиной, пока я не приготовлю тебе комнату. Пойдем, отведу.       Доминик в полном недоумении поднял взгляд. У него будет… собственная комната? Он попытался представить себе, на что похожа эта комната, есть ли в ней хоть что-то, кроме пола и стен, ну и, например, ковра, где он будет спать. Свое личное пространство… он не мог даже мечтать о подобном, просто потому, что его воображение всегда отказывалось рисовать что бы то ни было хорошее.       Он с опаской взялся за протянутую руку ученого, чувствуя на своей макушке его внимательный взгляд, слез со стола и побрел следом за ним на нетвердых ногах. Его вывели за порог, и он удивленно оглядел длинный коридор, множество дверей, за которыми скрывалось неизвестно что, высокий потолок, лестницу, ведущую куда-то вверх и вниз, полусухие цветы на подоконниках. Наконец он решился задать мучивший его вопрос:       — Это ваш дом? Для себя вы купили такую квартиру? Это, наверно, очень дорого, — протянул он, спускаясь по ступеням рядом с ученым, крепко державшим его за руку.       — Дом достался от двоюродного брата, подарок, знаешь, — небрежно отозвался Киаран. — Братец… хех… чудаковатый такой, тоже ученый… сказал, теперь, мол, этот дом мой, жить буду, если хочу, сказал. Теперь ты — со мной. Отдыхай, привыкай. Будешь помогать.       Доминик пожал плечами, увлеченный разглядыванием новой обстановки. Его пустили в какой-то уютный зал с широким диваном, креслами и камином. Мальчишка осторожно прошел по пушистому ковру, покосился на книжные полки и зеркало в тяжелой раме, присел на край дивана, поглядывая на ученого, как бы спрашивая разрешения. Тот сел рядом, погладив его по плечу.       — Располагайся. Как зовут-то тебя, а?       — Доминик.       — Ну хорошо, Доминик… — задумчиво повторил он. — Только не выходи, ладно? Потеряешься еще, дом большой…       Мальчишка изучал узор на ковре изумленным взглядом. Вдруг это — лишь приятный сон, а утром он проснется в каком-нибудь унылом, грязном переулке, избитый и измученный? Не хотелось даже допускать таких предположений, но Доминик никак не мог избавиться от них. Однако, чем больше он размышлял, тем быстрее все его мысли сводились к тому, как ему повезло попасть под тот автобус.