Медиум: за завесой

— У меня есть идея, — говорит Димка, подхватывая сумку с крышки саркофага. — Я всё объясню по пути. Быстрее. — Эй, — Денька присаживается на корточки около меня, поглаживает по щеке подушечками пальцев, касается губами лба и заглядывает в глаза. — Идти сможешь, или мне вынести тебя, как принцессу? — тянет боль неосознанно или сознательно, прокусывает запястье и суёт мне под нос. — Глотни. Тебе надо. — А я думал, ты мне мозг вынесешь, как злая мачеха, — улыбаюсь, накрываю ранку губами и делаю глоток. Как лава по венам. Даже дышать легче становится. — Обязательно, — заверяет Денис, поглаживая меня по затылку. — Я пиздецки зол, на самом деле. Но орать на тебя буду, когда мы выберемся. При чужих не хочу. — Васенька, ты как? — где-то на фоне причитает Артур. — Ты не ушибся? Тебя не задели? — Я знаю, как нам поступить, — меж тем включается удивительно собранный Васенька. — Нужно увезти упырей отсюда туда, где ревизоры не станут искать. — Нужно сначала выйти отсюда, — вклинивается Димка. — Отходим через катакомбы под церковью. Моя машина у западных ворот. — Моя тоже, — говорит Васька. — Наша у центральных. Только не выгорит, — качает головой Денька, который всё понимает явно быстрее, чем я. — Они сядут на хвост. — На то и расчёт, — усмехается Димка, удобнее перехватывая сумку. — Первыми уезжаете вы, следом Вася с Арчиком, а за ними я. — Вы подхватите упырят у зелёнки возле переезда, — объясняет Лилька. — Я их выведу и прикрою. Ревизоров всего двое. Они будут следить либо за Димкой, либо за Арчиком, который будет в машине Васи. — Это чудесно, но куда мы денем упырей? — я хреново соображаю. — Доверите мне, — говорит Васька. — Я же просто человек, значит, неинтересен комитету. Увезу их к себе на дачу. — Я нарисую печати и поставлю купол! — сразу загорается Артур. — Ты для них — как красная тряпка для быка, — напоминает Дима, окинув его снисходительным взглядом. — Значит, надо переключить их, — пожимает плечами Денька. — Запутать. Нам надо людное место. — Сегодня весеннее открытие парка аттракционов, — улыбается Сорокин. — Нам туда надо. — Только не так, — Деня щёлкает пальцами, и наши с Васькой шмотки становятся относительно чистыми. — Небольшое бытовое чудо. В грязи и траве вы особо не затеряетесь в толпе. — Они близко, — кивает Лиля на дверь. — Надо выбираться. Колька с Димой сдвигают крышку саркофага, шарят по стенкам внутри, и что-то с шипением открывается, являя нам тёмные ступеньки. Женя гасит свечи, подхватывает фонарь и, перекинув лямку дорожной сумки через плечо, спускается первым. Следом за ним идут Арчик с Лилей, Чернов и мы с Деней. Замыкают нашу небольшую колонну Димка с Колей, с грохотом возвращая крышку на место. В катакомбах темно и сыро, где-то капает вода, пищат крысы. Мерзко тащит плесенью, старой смертью и разложением. Коренья вековых деревьев свисают над нами, переплетаясь и местами загораживая ходы. Тесно, темно и душно. Я чувствую, как клаустрофобия нежно стискивает ледяными пальцами горло. — Всё хорошо, — шепчет Власов мне в затылок. — Всё нормально, я с тобой, не привалит, ты в безопасности. Дышать становится тяжелее. Сырой затхлый воздух с трудом проталкивается в лёгкие, голова кружится, на коже проступает холодная испарина. — Не вздумай терять сознание, — шипит Деня возмущённо, но его голос доносится до меня, как сквозь плотный слой ваты. Каким образом мы выбираемся наружу за каменным рыдающим ангелом у заброшенной могилы, заросшей шиповником, я не знаю. Солнечный свет и свежий воздух помогают. Денис обхватывает моё запястье плотным кольцом пальцев, вытягивая боль. Женька с Колькой ныряют в буйную зелень бузины вдоль посадки. Лилька следует за ними, воровато озираясь. Вампир, восторженный Арчик и слегка перекошенный Васька направляются к западным воротам, а меня Власов тащит к центральным. Жарко, гадостно, во рту пересыхает. Солнце печёт нещадно, парит настолько, что тяжело дышать. Небо на западе чернеет тучами. Голова кружится. Цепляясь за ощущение тёплых пальцев на ладони, за знакомый свежий цитрусовый аромат, за щебетание птиц, стараюсь хоть как-то удержаться в реальности. Тело кажется липким от холодного пота и всё чешется. Перед глазами плывёт, а кладбищенская земля, буйно поросшая подорожником, уходит из-под ног. У ивушки на краю кладбища Денис понимает, что я на грани отключки. Вжимает лопатками в ствол, прижимается так тесно, что тепло его тела ощущается сквозь слои ткани, и рвёт воротник моей рубашки. — К хуям! Дыши! — ловит лицо в ладони, заглядывает в глаза, зачёсывает пятернёй влажные прядки волос с моего мокрого лба к затылку, хаотично тычется губами, куда придётся, и очень злобно шипит: — Я убить тебя, сука, готов! — Начинай, — глухо, хрипло смеюсь в ответ, цепляясь за его плечи и прикрывая глаза, чтобы как-то тормознуться. Всё вокруг вращается, как на блядской карусели. — На, — Власов пихает мне в пасть яблочный леденец, перехватывает за запястье, стискивая пальцы до боли, и упрямо тащит за собой. — Ни на минуту тебя, зараза, одного оставить нельзя! Я, бля, с тобою — как мама-осьминожка из старого мультика: на секунду отвернулся — и ты уже в дерьме по уши! Дать бы тебе ремня… — О, милый, ты меня волнуешь… — пытаюсь шутить из последних сил, нихера не вижу, вписываюсь бедром в памятник и шиплю, моментально теряя всё веселье. — Придурок века, блядь! — Денька за шкварник вытаскивает меня за ворота — и моментально становится легче. Доползаю до машины, растекаясь грудаком по горячему капоту, и прикрываю глаза. Солнце печёт, как летом. — Сюда, бля! — рычит Власов, за шкирку оттаскивает меня и, как котёнка, запихивает на переднее пассажирское. — На, — швыряет на колени удивительно прохладную банку крем-соды и заводит мотор. После первых глотков становится немного легче. Я выдыхаю, закуриваю, чуть поворачиваю к себе зеркало заднего вида и понимаю, что за нами никого. Конечно, ревизоры устремились за Арчиком и Димкой. Деня водит… Как Деня, в общем. Благо, дорога совершенно пуста, и нет даже редких фур. Мы вылетаем за поворот, поднимая столб пыли и тополиного пуха, преодолеваем переезд, тормозим у старенькой разрушенной остановки, больше напоминающей часовенку, и ждём за кустами шелюга. Вампирёныши выползают, спустя минут пять. Морщась от солнечного света, добираются до автомобиля и заскакивают в салон. — Слава яйцам! — торжественно провозглашает Власов, поворачивая ключ зажигания. Машина срывается с места, а я, разворачиваясь на переднем пассажирском едва ли не жопой в сторону лобовухи и цепляясь за подголовник, сразу спрашиваю в лоб: — Вы видели труп на бойне? Знаете, кто подставил вас? — Мы не… — начинает Коля, но Женя осторожно накрывает его колено ладонью, постукивая по джинсе аккуратными наманикюренными коготками — и Рогозин тут же затыкается. — Мы видели, — отвечает Юджин спокойно, едва заметно поджимая губы, — но я понятия не имею, кому это нужно. Мы никому не причиняли вреда. — А сумку Кольки видели? — решаю уточнить я. — Сумку? — Рогозин вытягивается на сидение, как сурикат, нелепо хлопая ресницами. — Так я её проебал… — Николай, — бросает Женька на него недовольный взгляд, — следи за речью. — Потерял на заброшке у речпорта, — тяжело выдыхает Коля. — Мы не видели. — Потому что сразу её там не было, — у меня начинает собираться картинка. — Её привезли потом, чтобы наверняка. Надо только понять теперь, кто. — Я тебя придушу, Зорин, — ласково обещает Денис и на светофоре топит, как псих. — Ты какого хера вообще туда попёрся, блядь, ещё и один?! — из-под колёс летят яблоневые лепестки, мы проносимся мимо гастронома и какой-то сектантской церкви в здании старого кинотеатра. — И сядь, сука, по-людски! Не дрочи судьбу и мою нервную систему! — Не ори на меня! — возмущаюсь, плюхаясь жопой на сидение и демонстративно щёлкая ремнём безопасности. — И вообще, это выяснение отношений до дома не подождёт? — Ты затрахал нахуй! — рявкает Власов, перелетая трамвайные пути, лихо выворачивая на проспект и встраиваясь. Мне хочется перекреститься. Обхожусь. Только зажимаю в ладони распятие чёток, болтающихся на шее. — Я тебя и пальцем не трогал, родной, — отвечаю ехидно, умышленно подчёркивая крайнее слово. — Завали, darling, — злобно шипит Денис в ответ. — Какие у вас высокие отношения… — хмыкнув, тянет Юджин. — А ты вообще умолкни нахер, пока я не высадил тебя под палящее солнце посреди площади, — плюётся ядом Деня, косясь на него в зеркало заднего вида, — ебучий источник всех наших неприятностей. На крысиной и голубиной крови особо далеко не уйдёшь, Женечка. Женечка морщится так, будто все зубы разом заныли, и, понурив плечи, печально затыкается. Магнитола врубается сама и до самого парка орёт «Металликой» через колонки. Васькину машину на стоянке у супермаркета я замечаю сразу, а её хозяина, как и экзорциста с ангелом — нет. Слишком шумно и многолюдно на площади возле парка. Слишком много детей, родителей, подростков, актёров, клоунов, полиции. Стоянка у парка и супермаркета забита, движение на площади бесит Дениса, кажется, ещё больше, чем вампиры на заднем сиденье. Мы ползём, как беременная черепаха, пока, наконец-то, не находим место выше по улице у реставрированных сталинок. Деня выскальзывает из салона первым, принюхивается, морщится и, сверкнув глазами, кивает в сторону тенистой аллеи, ведущей от домов к ограждению парка. Мы ныряем в боковые ворота практически незамеченными. Слишком много здесь подростков с кошачьими ушами, косплейеров в костюмах, разномастной детворы, мамаш с орущими чадами в колясках, папаш с капризничающими детьми. Хаос. Просто хаос, в котором легко затеряться. Запахи тоже теряются. Всё наглухо отбивает сладкой ватой, карамелью, попкорном и лимонадным сиропом. Отвратительно воняет цирком, кошмарной смесью духов и пота, примятой травой, солярой, ржавчиной и мазутом. Мы обнаруживаем Арчика с Васькой у кафе возле комнаты смеха, маним их и, затолкав упырей, шмыгаем внутрь. — Не выгорит, — шипит Васька, как только мы оказываемся в помещении; идиотская въедливая музыка глушит. — Эта парочка прилипла к нам, как банный лист, и сидит сейчас у фонтана на скамейке. — Выгорит, — убеждает Денис, заталкивая Чернова в угол меж зеркал, и сдирает с него пиджак. — Раздевайся. — Но… — пытается возражать Вася. — Реще! — рявкает Денька, и это вроде помогает. — Твой запах собьёт щенка со следа, — он скидывает куртку и швыряет Ваське. Мы с Арчиком молча переглядываемся и меняемся рубашками. В кривом зеркале я замечаю, что символы под ключицами поплыли, и понимаю, почему на кладбище стало так паршиво. Пока сдираю с Сорокина кепку, Васька и Деня перебрасываются ключами. — Ни гвоздя, — усмехается Власов, сверкнув глазами. — Не расхуярь мою машину, Шумахер хренов, — впервые слышу, чтобы Чернов так выражался. Может, со шмотками и запахом, он перенял и часть энергетики?.. Пока зависаю, пытаясь объять необъятное, Васька скрывается в узких мерцающих коридорах, увлекая за собой Артура и упырей, а Власов тащит меня вперёд за пёстрой шумной оравой ржущих подростков. Наружу мы буквально выкатываемся, и меня сразу накрывает волнами чужих эмоций, запахами, звуками, светом… В толпе тяжело. Мне, после такого насыщенного дня, тяжело очень. — Идём, — Денька улыбается озорно и совершенно по-лисьи, — у нас свидание, Зорин. — Да ну? — ехидно вопрошаю я, пока Власов тянет меня мимо фонтана и скамеек, клоунов, детворы, лошадей, странной пиликающей карусели, детского городка и орущей девочки в костюме Сакуры. — Тебе не кажется, что мы для этой хуйни староваты? — Ага, — Денька во всю веселится, бросая взгляд в отражение в витрине лавки с побрякушками, и, оставаясь довольным, тянет меня дальше. — Ты не хочешь сладкой ваты? — Ты ебанулся? — у меня округляются глаза, а рожа начинает пылать. — Мне тридцать, блядь! — Не ори матом, вокруг дети! — шипит на меня Денька, пока нас окружает толпа галдящих и ржущих подростков, и я не понимаю, когда он успевает купить совершенно идиотский ободок со светящимися красными рожками. Мы с трудом пробираемся на площадь, где чуть свободнее, но так же шумно и многолюдно. Здесь собирают сцену и таскают аппаратуру. Денька застывает всего на миг, хмурится, ловит отражение в бликующем стекле кассы около «Ромашки» и тянет меня по аллее мимо киосков с покорном и сладостями. — Хреново, — говорю, задыхаясь и стискивая чётки сквозь клетчатую фланель красной рубашки Артура. — Я сейчас просто рухну. — Не рухнешь, — отзывается Власов твёрдо, пихая меня к качелям под каштаном, где увлечённо сосётся какая-то парочка. — Присядь, я сейчас. Присаживаться мне не хочется совершенно, тем более, возле парочки, но ход мыслей Дениса я понимаю сразу, когда он ловит отражение в третий раз в перламутровом плафоне фонаря у кафе. Хорошее расположение. Рожи не видно. Запах карамели и попкорна сбивает оборотня. Ветер ещё. Денька всё просчитал. Математик хуев. Шахматист, как же. — Извините, — скалится он, пихая меня на край качелей возле охреневшей от такой наглости парочки; девушки смотрят на нас, как на больных. — Мой парень диабетик, ему поплохело резко, вы не присмотрите за ним буквально минутку, я сейчас, — у Власова голос — патока с мёдом, глаза светятся, девушки проникаются моментально, прекращая прожигать меня враждебными взглядами. Денька юркает в толпу на аллее, а девчонки смотрят на меня так, будто я сейчас рухну трупом прямо у качелей. — Может, тебе воды дать? — участливо интересуется коротко стриженная брюнетка, пока её подружка зачем-то пытается нащупать пульс, путаясь в бусинах моих браслетов. Ни чёрта у неё не получается толком, и, пока я пытаюсь придумать, что ответить, возвращается Денька с бутылкой колы и зелёной сладкой ватой. — Спасибо, девочки, — лучезарно скалится он — бля, ну, просто инкуб инкубом — и швыряет бутылку на колени, присаживаясь на корточки передо мной. — Darling, ты как? Я, присасываясь к горлышку, делаю страшный взгляд. — Жопа слипается, любимый, — отвечаю ему в тон. — Меньше патоки. — Не переживай, разлепим, — усмехается Власов, выпрямляется и, пхнув мне в руки вату, утаскивает за собой обратно в толпу. — Ты что это за представление там устроил, придурка кусок? — шиплю я сквозь зубы, пока он тащит меня мимо киосков и детского городка, кафе и тира. — Тише, любимый, — с натянутой улыбкой отзывается Денис, замирая, и толпа обтекает нас. — У некоторых шерстяных жоп охуенно хороший слух, не забывай. — Нюх тоже, — напоминаю я, отрываю клочок ваты и пихаю за щеку. — А мне? — улыбается Денька, и добавляет, не открывая рта: — Ты пахнешь Артуром, уймись и подыграй мне. У тебя рожа такая, будто ты аршин проглотил. Покорми меня, что ли. Больше романтики, больше стереотипов, розовые сопли в сахаре, все дела — у нас же свидание, ну! — слишком много напускного восторга и издевательского веселья в его интонации. — Чтоб ты подавился, сука, — так же молча и крайне злобно отвечаю я, пихая клок ваты ему в пасть. Денис скалится, явно веселясь, и прикусывает мой палец, подмигивая. Я обречённо закатываю глаза и молча продолжаю: — Что, блядь, ты придумал ещё? Тир, плюшевое уёбище размером с тебя, поцелуи на колесе обозрения, чтобы меня вообще вывернуло от переизбытка розовых соплей с сахаром, и, под занавес, танцевать пойдем на площадке под матюкальником? — Я думал о лодочках и идиотских стихах, которые мы будем орать друг другу с противоположных сторон пруда, — говорит Денька беззвучно, улыбается и мажет губами по моей щеке. — Гамлет, сука! — внутренне бешусь я, стараясь при этом излучать любовь и умиление — злостью пахнуть нельзя. — Хлебом не корми — дай спектакль устроить! — Рожу сделай счастливую, на тебя люди смотрят, — с улыбкой тянет Власов в моей башке, отщипывая ещё клочок сладкой ваты. — И нелюди. Правда, на затылок. — Меня вата закрывает, — отвечаю тоже молча. — Таков же был твой план? Значит, хорош жрать маскировку! — Ты отвратительно воняешь яблоком и «Миллионом», любимый, — ржёт Денька вслух и тянет меня по аллее вперёд. — Идём, я хочу посмотреть, как ты блюёшь с колеса обозрения от переизбытка сахара, но далеко не в крови. — Я начну блевать, чувствую, ещё до колеса обозрения, милый, — говорю обманчиво ласково, мысленно уговаривая себя, что дома придушу эту крылатую заразу подушкой. — Это моя месть за твоё отвратительное сегодняшнее поведение, darling, — издевательски подчёркивая последнее слово, усмехается Денис, весело сверкая зелёными глазами. — Хочу поцеловать тебя прямо здесь, Лолита, — с отвратительным придыханием произносит он, явно переигрывая. — Облезешь, профессор, — выплёвываю злобно, стараясь сделать тон максимально мягким. Как стекловата, блядь. — Имей совесть, кругом люди, — добавляю уже беззвучно. — Держи дистанцию, Гамлет, или я тебе яйца оторву. — Ты прекрасен, когда злишься, — с издевательским восторгом произносит Денька вслух. — Не советую сгоряча отрывать мне яйца, они нам обоим ещё пригодятся попозже, — добавляет он беззвучно и тормозит у кассы, лучезарно улыбаясь. — Два билетика, пожалуйста. — Ты слишком уж вжился в роль Васьки, который вжился в роль Гумберта, — без слов говорю, тоже зачем-то натягивая пластмассу на рожу. — Из меня хреновый Арчик, а Лолита — ещё хуже, — нас пропускают за ограждение. — Не гони, — улыбается Денька, когда мы забираемся в кабинку. — Всё заебись же. — Сейчас было непохоже, — комментирую, отдирая клок ваты. Кабинка вздрагивает, и колесо начинает движение. Я доедаю вату, глядя вниз, с ужасом слушая свист ветра, скрип сидений и скрежет ржавого металла, смотрю на город и думаю, как долго падать с самого верха. — Не ссы, я подхвачу, — усмехается Денис, вытягивает ноги и, отстегивая цепь, хватается за прутья, играя бровями. — Нет! — только и успеваю позорно, абсолютно по-бабьи запищать я. Он нагло ржёт и раскачивает кабинку. Металл скрипит и скрежещет. Город внизу начинает зажигать фонари, хотя солнечные лучи, пробиваясь меж тёмных грозовых туч, ещё золотят кромки, окрашивая чистые участки неба в пурпурно-рыжий. — Я тебя убью, сука, — обещаю ласково и, выдыхая, тоже отстёгиваю цепь, подаваясь ближе. — Начинай прямо сейчас, — смеётся Власов. Кабинка раскачивается. Я оступаюсь и цепляюсь пальцами за прутья над его плечами. Денис притягивает меня за затылок, ржёт в губы и коротко целует. — Это сейчас для ревизоров было? — продолжая стискивать прутья так, что потрескавшаяся краска впивается в ладони, беззвучно спрашиваю, отстраняясь и заглядывая в его смеющиеся глаза. Закатные солнечные лучи золотят светлые прядки волос, которыми играет ветер. Денис кажется таким лёгким сейчас, таким по-идиотски беззаботным. — Для тебя, Зорин, — подмигивает он, так же молча отвечая. — Тринадцать лет назад я этого так и не сделал. — У тебя был список? — выдыхаю и плюхаюсь на место, наблюдая, как кабинка медленно ползёт вниз; сердцебиение оглушает. — Давай выйдем, — предлагаю негромко. — Если ты ещё раз её раскачаешь, меня придётся реанимировать. — Я больше не буду, — отвечает Денис вслух. — Арчику с Васькой надо чуть больше времени, — добавляет без слов. — Давай дадим им ещё минут десять. — Они уже на полпути к даче Чернова, — мысленно отвечаю, морщась, когда колесо идёт на второй круг. — Покатаешься со мной на лодочках? — спрашиваю вслух, глядя в небо над его плечами и понимая, что вот-вот начнётся гроза. — На детских или на взрослых? — усмехается Денька. — На взрослых, придурок, — ржу, чувствуя, как пружина в груди распрямляется; вроде уже не так и стрёмно. — Два взрослых мужика на детских лодочках — это пиздец. — Так ты же высоты боишься, — тихо смеётся Власов, опуская голову. — Я боюсь не высоты, а что мы можем наебнуться с этой ржавой хуеты! — отзываюсь, скрещивая руки на груди. Пашка и Юлик настигают нас, когда мы, слезши — слава всем богам! — со ржавой хуеты, направляемся к лодочкам. Юлиан даже хватает меня за плечо, я поворачиваюсь и с удовольствием наблюдаю недоумение на упыриной роже, стараясь изобразить удивление в ответ. — Добрый вечер, — дружелюбно улыбается Денис, но при этом бросает такой взгляд на вампира, что клыкастый бедолага весь сжимается. — Вы тоже на открытие парка пришли? — он тянет меня к себе ближе и обнимает за плечи. — Да, на открытие, — быстрее напарника отвисает явно облажавшийся Пашка. — Юлька, купи мне ваты! — говорит он и тянет вампира обратно в толпу. — Смолы тебе горячей, бесполезный комок шерсти! — доносится до нас. Я улыбаюсь и поворачиваюсь к Денису, заглядывая в искрящиеся изумрудные глаза. — Получилось? — шепчу беззвучно. — Выиграть немного времени для пацанов, — отвечает он без слов, переплетая пальцы на моей пояснице. Сверкает молния, над парком грохочет первый оглушительный раскат грома, и начинают срываться крупные капли майского ливня. Толпа визжит и бросается врассыпную. Мы стоим, как стояли, довольно улыбаясь друг другу. Я обнимаю Деньку за плечи и не понимаю, кто из нас первым тянется за поцелуем.