Медиум: за завесой

Весеннее субботнее утро пахнет расцветающей черëмухой и щебечет охреневшими от потепления птицами. Выползать из постели совершенно не хочется, но с кухни тянет кофе и свежей выпечкой. С глухим протяжным стоном поворачиваюсь в сбитых простынях и нехотя открываю глаза. На тумбе около кровати, в керамическом зелёном горшке с божьими коровками, завёрнутый в прозрачный полиэтилен с радужными единорогами и перевязанный розовой ленточкой, высится новый и довольно крупный астрофитум. Только качаю головой и тяжело выдыхаю. Ну, не может он не подъебнуть. Выползаю на запах кофе и печенья, но сначала иду в душ, а после, нырнув в шорты и растянутую, когда-то чёрную, а теперь уже линялую серую футболку Власова с «Раммштайном», осторожно проскальзываю в кухню и подкрадываюсь. Денька не слышит или делает вид, что не слышит. Зажимая сигарету в уголке губ и подпевая «Golden Earring», вытаскивает противень, пристраивает на широком старом подоконнике — я решил оставить, не менял с окнами — и сдирает печеньки с пергамента когтями. Только качаю головой и принюхиваюсь. На столе в синем стакане пучок ландышей — ещё мелких, только начавших распускаться, но уже ароматных. Улыбаюсь, в три широких шага сокращаю между нами расстояние, сгребаю Деню и, прижимая лопатками к груди, переплетаю пальцы замком на солнечном сплетении. — За это есть статья, — шепчу на ухо и утыкаюсь подбородком в плечо. — Так нельзя. — Я демон, — судя по интонации, он тоже улыбается, сгибая в локте руку с зажатой меж пальцами сигаретой; я затягиваюсь. — Мне можно. И вообще, я случайно, — сдвигает тарелку с печеньем ближе к открытому окну, будто оправдывается, разворачивается и плюхается жопой на подоконник. — Поехал за кокосовой стружкой и кактусом… — Через лес, — улыбаясь, скрещивая руки на груди и очень понимающе кивая, помогаю придумать историю я. — Близкий свет — крюк в сто с лишним километров. — А они там цветут, — Денька продолжает, делая вид, что не слышит меня, но улыбается только шире. — Решил нарвать. — Другое мне скажи, — качаю головой, продолжая улыбаться, и выбираю из двух чашек с кофе ту, что погорячее. — Нахера ты кактус припëр очередной? — Шоб был, — Деня соскальзывает с подоконника, треплет пришедшего Кальцифера за ухом и, забрав свою чашку, разбавляет содержимое сырой водой из-под крана. — Я тебе там ещё всякой хрени купил, — кивает он на пакет под столом, и я незамедлительно туда лезу. Внутри обнаруживаются семена мелиссы, иссопа, лаванды, вербены, базилика и шалфея, шесть разноцветных керамических горшков, пакет чёрных садовых табличек, белый маркер, поддон для рассады, пакет грунта, фитолампа и очередная лейка — в этот раз с мультяшными мышами диснеевской Золушки. — Ты так подкатываешь, или пытаешься меня купить? — скептически изгибая бровь, спрашиваю, выныривая из пакета и улыбаясь. Феря Денисович, вторя мне, вопросительно мяукает под столом, видать, уже предвкушая, как пожрëт мою рассаду. — Заслужить прощение? — больше спрашивает, чем утверждает, его хозяин. — Прощение не продаётся, — улыбаюсь я, сгребаю в кулак ткань его футболки на груди, притягиваю Деньку ближе и, мазнув сухими губами по щеке, сразу отпускаю. — Но спасибо, — начинаю читать информацию на пакетах и хмурюсь. — А иссоп ты зачем приволок? Он под два метра растёт. — Там написано: пятьдесят сантиметров, — оправдываясь, разводит руками слегка порозовевший щеками Денис, раздавливая окурок в пепельнице. — На сарае тоже написано: «Хуй» — а там, в лучшем случае, дро́ва лежат, — копируя его жест, с улыбкой отвечаю и возвращаюсь к семенам. — Бля, тётя Роза была бы в восторге. Помнишь её грядки у дома? — Помню, — улыбается Денька, отпивая кофе. — Ты тоже так можешь. Просто попробуй. — Мне всегда в детстве казалось, когда тётка с растениями говорила, что она ведьма, — вспоминая светлые грядки и терассы, улыбаюсь я. — Кто знает, — хмыкает Денис, пожимая плечами, и подаёт на стол тарелку с печеньем, бутерброды, шоколадный крем и миску с ягодами. — Может, и не казалось… — День, — хмурюсь я, окидывая завтрак взглядом. — Ну, мы же это уже обсуждали. Где овсянка, яйца, апельсиновый сок? Нельзя постоянно жрать только углеводы. — Ночь, блядь. Там есть ягоды, — разводит руками Власов, кивнув на миску. — Не буду я готовить твою овсянку. Она сопливая, а мы только раз живём. Не начинай. — Да у тебя вечность впереди! — не выдерживаю я. — И я не собираюсь тратить её на овсянку, скучную работу, попытки произвести хорошее впечатление и скупых хреновых любовников, — он по-лисьи улыбается до ямочки на щеке. — Не выёбывайся и бери печеньку, Зорин. Нам скоро ехать к Артурчику. Ты обещал, помнишь? Я уже чудаснул тебе розовый шлем. — Хер тебе! — улыбаюсь я, намазав печенюху кремом, и целиком запихаваю в рот. — Нифафиф флефов. Ефефь на фоефь фафине, и фя фа фушьём! — Шо? — наморщив лоб и подавшись ближе, на пару октав выше привычного спрашивает Денька. — Я не сяду на твой адский байк, — отзываюсь, проглотив печенину и запив кофе. — Только моя машина и только я водитель. Ты бессмертный — тебе похер, а я пока живой, и предпочёл бы ещё лет сорок таким оставаться. — Ну, Миш! — тянет Власов, понурив плечи и состроив взгляд мультяшного кота. — Нет, — твёрдо отзываюсь я. — Я хорошо вожу! — пытается возмущаться Денька. — И веночек из лилий на мосту — тому подтверждение, — изогнув бровь, скептически хмыкаю, глотнув кофе. — Зараза, — состроив совершенно нечитаемую рожу, выплёвывает Денис — и хер проссышь, злится он или восхищается. Как выясняется, Артурчик, или, как значится в паспорте, Артур Иванович Сорокин, живёт в довольно старом промышленном районе на окраине. Дома здесь все сплошь дореволюционные, небольшие, трëхэтажные, покрытые облупившейся линялой цветной штукатуркой. Дворики маленькие, но чистые, со старыми приваренными столами и лавками, со старичками, играющими в домино, с бельевыми верëвками и трепещущими на них, словно надутые паруса, простынями. Пища и смеясь, здесь прямо на дороге дети рисуют мелом. Дедки смеются за своим столом. Бабки на лавочке около одного из немногочисленных подъездов щёлкают семечки. Я выбираюсь из машины, прислушиваюсь и осматриваюсь. У кого-то играет вальс. Кто-то что-то готовит. На чьей-то кухне ссорятся женщины. Окна открыты и всё слышно. Денька тоже выбирается и принюхивается. — Давай наебеним борща, — мечтательно предлагает он, а я вопросительно изгибаю бровь. — Пахнет просто, — объясняет Денис, как-то стушевавшись. — Семь лет борща не видел. Мы поднимаемся по узкой деревянной лестнице на второй этаж, останавливаемся около нужной двери, переглядываемся, и я, не видя необходимости тянуть кота за яйца, жму на засаленную красную кнопку звонка. В квартире что-то падает, кто-то копошится и матерится на жуткой смеси польского, немецкого и русского, и дверь перед нами, наконец-то, распахивается. Глядя на барышню, которая застывает в дверном проёме с немым вопросом в глазах, я с минуту пытаюсь подобрать правильное слово. Расслабившийся в честь выходного мозг услужливо подсказывает: «Домина» — и больше нихуя. В подсознании пустынные декорации к «Сталкеру» да качим, таскаемый ветром по раздолбанному асфальту безлюдных улиц. Не скажу, что девушка некрасивая. Нет, напротив, она очень красивая. Стройная блондинка с длинными кудрями, забранными в высокий хвост на макушке. У неё чёрные стрелки вокруг ярко-зелёных колдовских глаз, лёгкий нарисованный румянец и тëмно-красная матовая помада, но макияж не смотрится вульгарно. На пышной груди, затянутой в черную кожу топа, болтается массивный серебряный крест, усыпанный мелкими красными самоцветами — и больше ни единого украшения. Короткие ухоженные ногти, которыми она впивается в дверную ручку, накрашены тёмно-красным матовым лаком. На стройных бедрах черные кожаные брюки в облипку, заправленные в высокие сапоги. — Чего надо? — видимо, решив-таки озвучить вопрос, поскольку немая пауза затянулась, подаёт голос девушка. Деня, услышав её, совершенно по-кошачьи шипит и на полтора метра с места отскакивает вбок, сразу выпуская когти. — Ангел! — рычит он с отвращением. — Демон, — шелестит девушка, зло сверкнув на него глазами. — Нам бы Артура Сорокина, — решаю вмешаться я, пока эти двое не вцепились друг другу в глотки, потому что лампочка над лестничной клеткой начинает мигать, а отчётливый запах серы и оплавленной изоляции моментально забивает аромат парфюма Дениса. — Он здесь живёт? — Лиля! — раздаётся из недр квартиры смутно знакомый голос пацана. — Я же просил тебя не открывать свидетелям Иеговы! — Мы, если не вовремя, можем зайти попозже, — язвительно, совершенно по-блядски усмехается Денис, скользнув по наряду барышни многоговорящим взглядом, и подмигивает. — У вас, светлых, свои причуды, — гадко ехидничает мой демон. — Вам сколько времени надо, милочка? — А тебе сколько обычно времени надо, исчадие ада? — не менее ядовито отзывается Лиля. Лампочка с треском лопается, и фонтан осколков со звоном осыпается на площадку. У Дениса на ладони моментально вспыхивает пламя, а глаза начинают сверкать. У Лили под пальцами вьëтся торнадо. Я, понимая, что очень неудачно оказался меж двух эфирных созданий, начинаю малодушно подумывать, куда бы отскочить, но в этот момент в коридор выходит Артур и за кудрявый выбеленный хвост втаскивает Лилю в квартиру. — Вы что здесь развели?! — шикает он, выглядывая на лестничную клетку, затаскивает в помещение нас Денькой и захлопывает дверь. — Выходной день на дворе! Люди кругом! Совсем одурели?! А если кто увидит?! А лицензию на магию вам кто продлит?! Придурки, блядь! — Но, Арчик, — мелодично начинает девушка, слабо мерцая светло-голубым во тьме прихожей, — демон… — Лилит! — строго шипит на неё Артур. Мы с Денисом только переглядываемся. — Лилит? — скептически хмыкаю я. — Да нет, не может быть, — усмехается Власов, скрещивая руки на груди, но когти не пряча. — И хуй ему в рот! — продолжает возмущаться Арчик. — Эй! — тут же вспыхиваю я. — Не боишься, что откушу? — ехидно усмехаясь, осведомляется Денька, поведя бровью. — Стоп! — протяжно орёт Артур и щёлкает выключателем — коридор старой коммуналки заливает тусклым светом единственной лампочки, слабо мерцающей под потолком. — Ты! — тычет он пальцем в сторону Лили. — Немедленно выключи свою благодать. Весь дом ладаном провоняла! Ты! — резко разворачивается в сторону Дениса. — Сейчас же спрячь когти и рога! Моя квартира слишком мала даже для не серьёзной потасовки двух оккультных существ! А ты, — выдыхает, поворачиваясь ко мне и протягивая руку, моментально переключаясь и начиная улыбаться. — Как тебя зовут? — Миша, — я тоже улыбаюсь, сжимая протянутую ладонь. — А это Денис, как ты уже понял, мой демон. — Ну, да, — улыбается Арчик. — Как меня зовут, я так понимаю, вы уже в курсе. А это, — кивает он на девушку, слабо мерцающую за спиной, — мой ангел Лилит. — Прости за вчерашнее, — Денька вроде бы успокаивается и говорит непривычно мягко. — Как ты? — Живой, — хмыкает Арчик, подмигивая. — Лилька меня подлатала, так что забыли. — Я тебе руки сломаю, — сладко, медово обещает Лиля за его спиной. — Пупок развяжется, милая, — в тон ей отвечает Денис. — А ну прекратили! — шикает на них обоих Артур. — Будьте людьми, в конце концов! Идёмте чай пить, — он перехватывает меня за запястье и волочит куда-то по длинному полутёмному коридору. — Нет-нет, мы только вещи вернуть, — пытаюсь отмазаться я. — Но мы — не люди! — напоминает Лиля позади. — Смертные, блядь! — страдальчески выдыхает Денька. — Та щас! — напрочь игнорируя нечисть за спиной и обращаясь ко мне, присвистывает Сорокин, запрокидывая голову, отчего крашеные пряди рассыпаются по плечам. — Когда вот так случайно встречаешь незнакомых своих — это судьба! — Он не свой! — пытается возмущаться Лиля. — Он тёмный! Мы оказываемся в кофейной небольшой кухоньке со свистящим чайником на плите и вылизывающим яйца белым котом на подоконнике. Кот немедленно отрывается от гигиенических процедур, весь подбирается и шипит на нас. — Рафаэлло, свои! — шикает на него Арчик и принимается колотить чай. — Простите моего фамильяра. Вам чёрный или зелёный? — Смолы им горячей, — бухтит Лилька недовольно. — Мне пустырника со спиртом, — фыркает Денис. — Можно свежего. — С корня в поле погрызешь, — хмыкает ангел. — Хватит! — рявкает Артур, и посуда на полках вторит ему мелодичным звоном. — А ну расселись по углам, нелюди! Я стою с охреневшей рожей посреди небольшой кухоньки с зелёным луком на подоконнике и белыми мешочками на карнизе, и стараюсь понять, что это, блядь, за сюр. Моё охуение, видимо, становится очень заметным, потому что участливый Арчик, сочувственно глядя на меня, похлопывает по плечу. — Эй, Миш, ты чего? — он заглядывает в мои глаза, и, так как сантиметров на десять ниже, запрокидывает голову. — Что-то не так? — Ну, к демонам я привык, — тяну медленно, оглядываясь на наших хранителей, забившихся в противоположные углы, — ангела вижу впервые. Но фамильяры… Разве они не только в сказках бывают? — Ну, ты тупоооой! — присвистывает Артур, бухнув четыре чашки на стол. — У тебя же вроде тоже есть фамильяр, — частит он. — Я чувствовал его вчера в вашей квартире. У всех магов есть фамильяры! Это природа, равновесие, нерушимые законы пяти миров и… — Я не маг, — глухо перебиваю, застыв посреди кухни каменным изваянием. — Я медиум. Артур с Лилей молча обмениваются многозначительными взглядами. — Да ты, смотрю, совсем дурак, — качая головой, произносит Сорокин, сочувственно заглядывая мне в глаза. — Ты ничего не знаешь, да? — спрашивает, но ответа явно не ждёт. — Про магию, про законы, про равновесие, про пять измерений бытия? Ты совсем тёмный? У тебя папа-мама были? Это ж из воздуха не берётся. Такой дар — штука наследственная. И мы, монохромные, всегда держимся вместе. Мы все друг друга знаем, даже если находимся на разных чашах весов. Почему твои родители не объяснили тебе таких простых вещей? Почему я никогда тебя не видел в баре на перекрёстке? Он говорит что-то ещё, частит, спрашивает, а меня охуением просто парализует, напрочь отнимая дар речи. Я нихуя, совершенно нихуяшеньки не понимаю. — Ты вообще о чём? — решаю заткнуть фонтан Сорокина я. — Ты маг, как и я, как и многие, такие же, как мы. Просто ты тёмный, — тяжело выдыхает Арчик. — Маги делятся на два типа — тёмные и светлые. Тёмные — медиумы, тарологи, шаманы, разные там ворожеи и воины. Светлые — друиды, экзорцисты, шептуны, целители, знахари и прорицатели. Есть ещё неопределенные, но те больше серые, и они не могут качнуть чаши весов. Тебе что, никто никогда не рассказывал об этом? — сочувственно интересуется Артур, заглядывая в глаза. — Нет, — пожимаю плечами я. — Какой пиздец! — с театральным трагизмом, который сгодился бы для оповещения о начале апокалипсиса, выдыхает он. — А как же ты пользуешься своим даром? — Так у него уровень первый, — язвит Денька со своей табуретки в углу. — Ему лицензия на магию не нужна. — Ты знал? — шокировано выдыхаю, возмущённо воззрившись на него. — Я же демон, — пожимает плечами Денис. — Я тебя всему научу! — моментально воодушевляется Артур. — О, неееет! — протяжно стонет Лилька, изобразив картинный фейспалм. — Бегущий по граблям, Господи! — Смешаем краски! — ещё больше воодушевляется Сорокин. — Это пиздец, — хором резюмируют ангел и демон. И только я, стоя посреди кухни, не понимаю нихуя. — Но только чуть позже, — разом смурнеет Арчик, к счастью, моментально растеряв всё своё воодушевление. — Мне надо Кольку найти. Аренду платить скоро. — Колька — это наш сосед, — пользуясь минутной паузой, оперативно вклинивается Лиля, отвечая на незаданный вопрос. — Он три дня назад ушёл на работу — и не вернулся. — Через «Гугл» искали? — Денис подключается молниеносно. — Что у него за телефон? Я могу помочь… — Да искали, — отмахивается Сорокин, становясь совсем уж печальным. — «Гугл» сказал, что его телефон на заводе, но найти его я не успел, а всё потому, что какой-то слепой демон на байке меня сбил! — Я не слепой! — мгновенно вспыхивает Власов. — Я могу помочь? — негромко осведомляюсь я. — Ты по поиску трупов больше, — пожимает плечами Лилька, — а нам с Арчиком хочется верить, что Колька ещё живой. Квартиру оплачивать нам нечем. — Я студент-психолог, — разводит руками Артур. — Мы с Колькой квартиру на первом курсе сняли напополам. Один я просто не потяну. Аренда, квартплата, продукты, шмотки — стипендии и смехотворного заработка продавца не хватает. — Тебе что, денег дать? — хмурится Денька, вопросительно взглянув на него. — Я хотел ещё вчера, но ты так лихо рванул с места, да ещё с такой скоростью съебался в неизвестном направлении, будто у тебя в жопе система прямого впрыска. — Ну, извини! — ехидно отзывается Арчик, силясь прожечь его взглядом. — Хоть я и экзорцист, но раньше демоны никогда не пытались меня убить! — Я не пытался… — обречённо возводит взгляд к трещинам на выбеленном потолке Власов. — Сволочь! — шипит на него Лиля. — Я решил, что логичнее всего побыстрее убраться, — продолжает Артур, удивительным образом игнорируя обоих пернатых. — И я… — он вроде бы смущается, розовея щеками, — не возьму денег. Я гордый! — Ты нищий, — раздаётся голос из коридора, и к нам выходит удивительной красоты парень. Он, словно мерцая изнутри каким-то колдовским теплым светом, абсолютно бесшумно ступает по полу босыми ногами, и только его красные шаровары тихим шуршанием отзываются на каждый шаг. На парне белая льняная рубашка, вышитая славянскими символами, и алый кушак. На запястьях рук, до закатанных рукавов сплошь забитых рунами и символами, болтается десятка два разнообразных браслетов из минералов. В вырезе рубахи, на груди, тоже покрытой руническим узором, болтается штук пять оберегов. Парень рыжий, веснушчатый, довольно крепко сбитый, и у него удивительные фиалковые глаза. — Йенна, ты ли это?! — присвистнув, усмехается Деня, и парень сразу шикает на него: — А ну не свисти в моём доме! Денег и так нет! — Знакомьтесь, — скорчив недовольную рожу, тяжело выдыхает Артур. — Яр — мой домовой. Я пару раз просто тупо хлопаю ресницами, пытаясь осмыслить неосмыслимое. Никогда мне ещё не доводилось домовых встречать. Да и ангелов, признаться, тоже. Нехорошая эта квартира какая-то, честное слово. — А ты ничего, — похабно, совершенно по-блядски лыбится Денька, скользнув по новоприбывшей нечисти взглядом. — Что делаешь сегодня вечером, Яр? — Мастер, Господи, — язвит Лилит. — Это что, — негромко начинаю, растерянным взглядом окидывая Артура, — у меня тоже есть такое? А почему я его не вижу, а твоего вижу?.. — У тебя нет, — сразу прерывает поток вопросов Арчик. — Я не видел у тебя никого. Ты их вообще видеть не можешь, пока они сами не захотят. Маги первого уровня видят очень мало. Только призраков и духов, как правило. Второму уровню и выше открывается завеса. Мы видим обитателей всех уровней бытия такими, какие они есть на самом деле, а нечисть видит, соответственно, нас. — По-моему, у него шок, — хмыкает Яр, подходя ближе, легонько встряхивает за плечи и заглядывает в глаза. — Эй, смертный, ты как? — В ахуе, — честно признаюсь я, но очередная встряска помогает немного опомниться. — Давай я оплачу аренду, — выпутываюсь из рук домового, предлагаю Арчику. — Нет! — моментально взвивается тот. — Я денег не возьму! — Тогда мы поможем тебе найти твоего соседа, — Деня не предлагает — ставит перед фактом. — Когда едем на завод?