ID работы: 14325212

В четыре руки и в один кулак

Naruto, Jujutsu Kaisen (кроссовер)
Гет
NC-17
В процессе
60
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 162 страницы, 13 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
60 Нравится 38 Отзывы 26 В сборник Скачать

Часть 6 "О любви и ненависти"

Настройки текста
      Сакура просыпается от неестественной активности за дверью. Почему-то стало шумно… Тишина в храме Сукуны, казалось ей, чем-то естественным и нормальным, не считая надрывающих криков боли и страдания. Но шум за дверью был больше похож на переполох.       Повернувшись боком в сторону окна, куноичи оценивает время — еще даже не рассвело. И снова развернулась на другой бок, плотнее укрывшись одеялом, пытаясь вернусь свой сон в этот собачий зимний мороз. Заспанные зеленые глаза лениво смотрят на задвижные деревянные дверца, моля о тишине, но шума стало только больше.       Сакура встает с футона и, взяв накидку, выходит с комнаты. Девушка лениво, но не без интереса, ходит по коридору, протискиваясь между слугами, несущие мебель, еду и ткани, пытаясь проснуться полностью и самостоятельно догадаться, что тут происходит.       — Какой-то праздник? — Наконец-то сдается Сакура.       — День Великого Сукуны! — Тонкий девичьи голос произнёс где-то с боку.       Сакура замечает Лаолань, которая небольшой лопаткой убирала снег из-под окон, и подходит к ней. Девочка улыбается и кланяется, немного оторвавшись от своих обязанностей.       — Такой есть?       — Наши старейшины придумали, чтобы Сукуна-сама был благосклонен к своему народу, — шепотом говорит девочка, с опаской переглядываясь по сторонам. — Будут танцы, много еды и подарки.       — Сукуна-сама сам в курсе? — Удивилась куноичи.       Лаолань пожимает плечиком. Сакура уходит приводить себя в порядок, умываясь ледяной водой и одеваясь в теплую одежду.       Ей не было дело до праздника. Да и какой это праздник? Лишь подхалимство. Но Сукуна такое ценит. Может, даже понравится.       Значит, сегодня без тренировок, видимо.       С момента, как Сакура начала питаться за свои деньги, заработанные в лечебнице, внешний ее вид стал здоровее и тело стало крепче. Не хватало только сладкого в рационе. Сахара такового не было. А сами сладости только из рисовой муки и бобов. Хотелось выпечки из пшеничной муки и на дрожжах, чтобы со сливками и фруктами. Но всяко лучше, чем голодать, как раньше.       Одеваясь в надлежащий вид, так как Сукуна не постесняется назвать ее неряхой и чуланной молью, Сакура затягивает покрепче пояс на талии поверх теплого кимоно молочного цвета. Подросшие уже до поясницы розовые волосы аккуратно собираются в пучок и протыкаются красным кандзаси — подарок от наследника главы клана Камо.       Она красивая. Можно сказать, что даже незаконно божественно красива. Потрясающая воображение любого мужчины, Сакура знала насколько ее внешность неординарна. Женственна. Хрупка. Стройна. Но при этом чудовищно сильна физически, что одним ударом кулака может убить взрослого мужчину. Но никто эту красоту в прошлой жизни не оценил.       Было интересно наблюдать за переполохом вокруг. Сакура шла по коридорам храма, смотря на несущие дары, людей, и позволила себе украсть одно яблочко. Она шла легкой походкой, представляя, что было бы, если она жила в этом храме, как ее хозяйка? И что чувствует Сукуна, будучи властителем всего города и близлежащих территорий?       Войдя в главный зал, где обычно никого не бывает, Сакура хотела покрасоваться перед огромным зеркалом, но, войдя, тут же запинается об свою ногу и замирает.       Увидев Сукуну в праздничном мужском кимоно зеленого цвета, пояс которого был ослаблен, отчего виднелась его могучая грудь, красивый подтянутый живот с кубиками пресса, Сакура забывает как надо жевать и остается с куском яблока во рту. Мужчина стоял расслабленно, укладывая волосы — зачесывая назад, и любуясь собой в отражении, подперев двумя нижними руками бока.       Боже, он как будто с небес спустился. Почему его тело такое… потрясающее?       У стоящей с раскрытым ртом Сакуры из рук выпадает надкусанное яблоко. Глухой стук об пол притягивает внимание Сукуны, а куноичи, забыв, что держит кусок яблока во рту, хотела была заговорить, но позорно давится.       Кашляя, словно хотела выжать свои легкие, Сакура сгибается вперед и берет упавшее с рук яблоко, после чего с красным, как помидор, лицом, поднимает взгляд на Сукуну… Который в непонимании смотрел на девушку, которая подавилась куском еды.       Дабы больше не позориться, Сакура разворачивается на все 180 градусов и бежит отсюда прочь, даже не взглянув на свое отражение.       На него по разному реагировали, но таким образом — никогда. И это кажется чем-то невероятно веселым и даже смешным, но такие мелочи не могли довести Сукуну до смеха. Радости обычных людей не для него… Но странность все равно оценил.       Радости обычного мужчины — видеть на себе смущенный и восхищенный взгляд женщины. Но он ведь… не человек уже. И ему все равно почему-то приятно от ее неловкости и беззащитного румянца на светлых щеках. Неужели отголоски прошлой человечности?       Сакура неслась прочь. Куда угодно. Только прочь!       И забежала на кухню. Увидев Урауме, держащий кусок огромного мяса, куноичи приостанавливается. Увидев вокруг расчлененный труп молодой девушки, она не верит своим глазам. Увидев закипающий бульон, куда монах медленно опускал натянутый веревкой кусок мяса, девушка в непонимании моргает. Увидев отрубленную голову в шоковом состоянии указывает на кастрюлю:       — Там у тебя… человек?       И потеряла сознание, рухнув на холодный деревянный пол.       Нет понятия друг или недруг. Считает ли себя Сакура другом Урауме? Нет. Сокамерники? Почти. Только у Урауме было больше превилегии. Не сказать, что Сукуна питает к нему какие-то добрые и радужные чувства. Нет. Скорее уж полезный и верный «принеси и подай».       Цели, для которой он не убил Сакуру, были. Разумеется, не от чистого сердца он решил ее оставить ее в живых и не от доброты душевной. Сакура несет пользу. Она не мешала. Не прирекалась. Порой могла сказать так, что зарядит по глазу, но это больше ворчание маленькой язвительной собачки, которая боится лаять полноценно.       Она много чего не знала о Урауме и Сукуне. Точнее, ничего не знала. И предпочтения в еде второго даже не догадывалась.       Открыв глаза, Сакура мычит. Она лежала на полу, взглядом пытаясь зафиксировать картину перед собой. Аккуратно садится, смотря на Урауме, который чистил овощи и смотрел на нее с презрением.       — Ох, мне такое привиделось. Ты бы знал… — Вставая на ноги и подходя к столу, говорит куноичи. — Как будто ты готовишь…       Взгляд Сакуры расширился. Да, это был человек. Его мясо. Урауме чистил кожу ножом, словно корку свиньи сдирал, как ни в чем не бывало маринуя мясо.       — Заплачешь? — С ухмылкой на лице спросил Урауме, демонстрируя огромный тесак в руке. — Ну же, поплачь.       Сакура поджимает губы и выкатывает грудь вперед колесом, сжимая кулаки. Хмыкнула и мотнула головой, скрывая свой ужас, испуг и отвращение. Не говорит, но и не смотрит на расчлененный на куски части человека. Урауме ожидает крики, слезы и возмущения, мол, это ведь неправильно и все остальное, но эта… девушка отвернулась и просто села с закрытыми глазами, поджав губы.       Умение адаптироваться всегда было лучшей стороной Сакуры. Но она никогда не думала, что кто-то вообще может есть людей. Однако с другой стороны — они ведь все мясо. Свинья, курица, корова… Рыба. Собака. Человек?       — Уф! — Вздыхает Сакура и мотает головой. — Все равно странно. Мерзость какая!       Урауме приподнял бровь. Она говорит сама с собой?       Странно, что из всего, что можно себе позволить Сукуна ест самое, что есть в мире отвратительное — людей. Он же вроде ненавидел всех в мире? Или он ненавидит всех до любви и готов даже их съесть? Или его ненависть так сильна, что он готов пожирать свои врагов? Или у него фетиш такой?       — Боже, пахнет, как жутко, — прокомментировала Сакура. — Ты еще все это мариновал?       — Разумеется. Вкус переменчив, а сочность всегда гарантирована. Особенно у женщины, — гордый своим проделанным трудом, говорит Урауме, изысканно поцеловав кончики своих собранных вместе пальцев. — Надо быть талантливым поваром, чтобы сам господин Сукуна оценил по достоинству мои творения.       -…       — Я даже камень сварив в воде, могу сделать его безупречным на вкус.       — А ты скромный, я вижу, — произнесла девушка, прикрыв нос от непривычного запаха. — Умелый. Быстрый. Верный. Еще и готовишь потрясающе. Держишь храм в идеальной чистоте. Сукуна тобой, кажется, в правду доволен.       Беловолосый монах, не ожидавший такого признания, молчит, лишь слабо улыбнувшись. Ему приятно, что со стороны действительно так, как она говорит… Наверное. Хотелось верить. Сукуна «спасибо» не скажет, но восхищение от чужих уст слышать было приятно.       — Кроме твоего ворчания, у тебя, что, нет других недостатков?       -…       — Кстати, — перестав зажимать нос, куноичи к слову вспоминает: — Ты ведь одет, как монах… Ты буддист? Верующий же?       — Что? — Удивился Урауме, после чего посмотрел на свою одежду. — Я?.. Верующий?       — Да. Я думала, что буддистам запрещено есть мясо и тем более готовить нечто подобное.             Урауме на секунду другую замирает, словно вспоминал свое прошлое, отчего стало неизмеримо больно и так неприятно внутри, что тот отводит взгляд, словно стыдился самого себя. Монах опускает голову, пряча лицо в своей челке. Сакура замечает, как он смутился, отчего появилось чувство, будто она ощутила жилку внутри него, за которую может ухватиться и… Вырвать его душу наружу.       — Это все в прошлом, — отмахнулся беловолосый юноша. — Я верю только в господина Сукуну. Он — мое Божество.       — Ты такой замечательный, Урауме, — немного наклонившись через стол, прошептала куноичи. — Настоящий друг для Сукуны. Без тебя он, как без рук.       — Д-думаешь?..       — Уверена. Он должен больше хвалить тебя. Давать тебе выходные или просто пить с тобой чай или саке.       — Это было бы такой честью, — со смущенной улыбкой стал замахиваться рукой юноша. — Я никогда не делил с ним одну трапезу.       — Ого! Как это несправедливо! — Играючи возмутилась Сакура и удивленно заморгала глазками. — А ты разве ешь мясо? Тебе можно пить алкогольные напитки? Ты же священнослужитель в храме Сукуны. Его верный друг. Настоящий богослужитель!       — Все не так просто, — заговоренный до потери памяти, Урауме вдруг раскрыл свою личину: — Я евнух. Я заплатил за все и понес наказание. Поэтому я могу…       Сакура расширила глаза, сняв маску добродетельности, отчего Урауме с ужасом понимает, что ляпнул лишнего и захлопнул рот рукой. Оба уставились друг на другу, как будто впервые увидели. Сакура должна была догадаться, ведь он слишком женственный для мужчины и недостаточно мужественный для мужчин.       Урауме оскорбился. Вскочив на ноги, махнув подолом своей рясы и потопал к девушке напротив, обходя стол. Схватив Сакуру за локоть, потащил из кухни вон.       — Я же не… Прости! Я не хотела тебя задеть! — Тараторила девушка, торопливо идя вслед за монахом, который собирался ее вышвырнуть из кухни. — Если надо отрастить, то могу помочь! Дай только клок твоих волос и хоть все пятнадцать сантиметров смогу тебе приделать!.. Урауме!       Урауме же выводит ее наружу, после чего уставился взглядом сиреневых глаз, который был хмурым, злым и обиженным. Да он же как маленькая белая тучка. Хмыкнул. И захлопнул дверь перед ее носом.       Манипуляторша.       Вздохнув и поняв, что Урауме все-таки обиделся, а может и разозлился, Сакура выходит на улицу, обнимая себя за плечи, дабы немного согреться. Морозный зимний воздух неприятно щекотал ноздри, отчего она периодически чихала, вытирая поступающие сопельки.       Сегодня очень тихо. Безветренно. Легонькие и воздушные хлопья снега кружились в тихом танце, как ангельские перья, упавшие при их легком взмахе. Атмосфера безмятежности овладевала ею. Невольно вспоминается прошлая жизнь, когда после тяжелой и изнурительной миссии с товарищами возвращались домой и заходили погреться за чашей рамена у дядюшки Ичираку. Та сложная молодость, которая сейчас кажется безоблачным прошлым. С той силой, что у нее сейчас есть и ее опытом большинство миссии для нее, как для куноичи, не сложные. Но тогда казались непосильной ношей.       И при всей этой силе Сакура не могла позволить себе вольности. Сама себя сковала в оковы верности своей деревне. Может, ее ждало нечто большее за ее пределами? Может, она бы встретилась лицом к лицу со своей судьбой?       Время идет, а праздник только разогревается. Много народу. Удивительно шумно и слишком пестрит в глазах. Красочно.       Сакура, зайдя в церемониальный зал, замечает несколько десяток человек, поклоняющиеся сидячей на троне фигуре. Ремен Сукуне. Вальяжный, деловой, властный и наглый во всей красоте и по своей природе. Наблюдал за подношениями, наслаждаясь танцами полуголых девиц.       Сегодня был его праздник, придуманный жителями городка в честь милости Сукуны, который не без удивления принял сей факт. Визирь сообщил, что буду танцы, песни, жертвоприношения и много-много еды и подарков. Как такому не радоваться? Да, возможно, больше уж скорее всего, это было подлизыванием к его персоне, но Сукуна мог оценить их рвение и даже подыграть. Как не крути он любит власть и чужое подчинение только добавляет удовольствия, щекоча эгоизм.       Какой же праздник без красивых нарядов? Все были одеты в яркое, красивое. Кроме нее самой, почти сливающаяся со стеной в своем молочном кимоно. Но при этом цвет ее волос отделял от всей массы вокруг.       — Зачем это все? — Спрашивает Сакура, шепча в ухо Урауме., который сидел почти у двери, вытянув шею для лучшего обзора.       — Что? — Рявкнул тот злобно. — Уйди, дьяволица.       — Да будет тебе. Извини, — искренне извинялась куноичи, немного пихнув того в бок. — Я никому не скажу. Обещаю.       -…       — Так, зачем весь этот фарс?       — Поклонения? — Тихо спросил монах.       — Да. Разве это необходимо? — Удивляется Сакура. — Все эти игры вокруг него и танцы… Его ведь без того все боятся.       — Страх — двигатель и рычаг, чтобы управлять слабыми. Любой правитель должен иметь власть над страхом своего народа и стать его первопричиной.       — Но… Неужели обязательно надо его бояться? Неужели он никогда не хотел быть праведным и быть на стороне людей? Он же не проклятие, как те монстры.       Урауме переводит взгляд сиреневых глаз на девушку с некой грустью и безграничным льдом. Удивлением, что она считает, будто у Сукуны есть шанс выбрать другой путь. Видно, что он давно находится рядом с Сукуной и знает о нем больше, чем кто-нибудь из живых.       — Все не так просто, — на удивление спокойно ответил Урауме. — Сукуна-сама не человек, но и не проклятие. Уже давно. Раньше он был другим, но потом… После стал таким, каким является сейчас. Это не просто объяснить. Этот мир не заслуживает того, чтобы его спасать.       — …       — Страх перед ним делает его только сильнее и могущественнее, а сила и мощь вынуждают людей бояться еще больше. Такой порочный круг ненависти и власти.       Сакура переводит взгляд на мужчину, сидящий на троне, чей взгляд сейчас был направлен на нее, словно он слышал их разговор. Может, и слышал, с его реакцией и чутьем он и шелест падающей листвы мог услышать. А куноичи сглотнула ком в горле и слегка поклонилась, ощущая ужас и тягучую ауру. Поздоровалась. И впервые Сакура подумала:       «Какой он — настоящий Сукуна?»       До всего того, что произошло. До того, что с ним случилось и стал таким, как сейчас.       «Каким он был ребенком? Кто его родители?»       «Есть ли внутри него то, что люди называют душой? Если есть, то какая она?»       Ведь должна быть причина тому, что он делает. У него нет цели, нет желании. Он делает то, что хочет. Им ничто не движет. Даже господство над миром ему не интересно.       Урауме выходит вперед и со склоненной головой подходит к своему господину, чтобы взять очередной чан с подношением от жителей. Сукуна с удовольствием наблюдал за людьми, сидящие на коленях перед ним, ощущая их страх, граничащий с ужасом. Но стоило перевести взгляд на Сакуру, мол, «смотри, как все боятся меня и почитают», как радость на секунду затухает. В зеленых глаз розововолосой девушки не было обожествления в перемешку со страхом, как у окружающих его лицемеров, или бескорыстной преданности, как у его верного слуги, Урауме. Не было всепоглощающего страха перед ним. Был лишь взгляд, смотрящий насквозь — вглубь него, задающийся вопросом о его личности. Словно отдаленный наблюдатель, смотрящий в картину и пытающийся считать эмоции художника, писавший ее.       Сегодняшний праздник был посвящен Сукуне. Все лицемерно радовались и восхваляли его, неся дары природы, мясо и новую живую плоть — девушку лет семнадцати в полупрозрачном одеяний. Юная, красивая. Белые волосы шелком струились по хрупким плечам, а голубые глаза были смиренно опушены на пол. Светлые веснушки на вздернутом носике придавали юность, а розовые щеки невинность. Почти что голышом, она шла в одном тонком платьишке из тончайшего кружева, который больше раздевал, чем одевал ее. Красивая. Безумно красивая. Как ангел.       И зачем такому демону, как Сукуна, такой ангел, как она?       Сакура знала о том, что с ней будет. Пусть Сукуна и не собирал вокруг себя гарем из женщин, но это лишь потому, что мало кто выживал после ночи с ним. Либо это его желание — убивать после совокупления, или же не маги элементарно умирали от его чудовищной силы.       Куноичи поджимает губы и прикладывает руку к груди, под ребрами которых болезненно заныло сердце, отводя взгляд от этой красивой девушки. Не хотелось верить, что такая красота сегодня умрет под ним.       В глазах Сакуры он был слишком хорош собой и слишком удивителен, чтобы доставаться таким, как она или другие. Он был слишком красивым для этого мир. Слишком далекий. Крайне жестокий и эгоистичный. Крайне враждебный. Ужасный. Не из этого мира. Недостойный этой красоты ангела. Он на другом уровне. На другой чаше весом. За отражением.       «А будь я на ее месте?» — Ужаснулась Сакура. — «Убил бы он меня, будь я слабой?»       И поднимает глаза снова на Сукуну, который неотрывно смотрел на нее, изучал и следил за мимикой на ее лице, как хищник.       Сакура же смотрит в ответ, выдерживая его взгляд, стиснув зубы. Знала бы она, насколько этот хищник опасен. Знала бы, на что способен. Понимала бы, что смерть — не худшее, что можно от него ожидать.       Поклонившись, куноичи уходит, не желая быть свидетелем всего этого цирка.

***

      Как бы порой ни хотелось отрицать очевидного, но факт оставался фактом — у Сакуры огромное и нежное сердце, которое не запятналось не смотря на пережитые тяготы и терзания души. Было так совестно перед ней — сердцем, которая всегда была на ее стороне, осталась чистой и верной своим принципам — не навреди ближнему, не сделай больно тому, кто рядом. А Сакура заставила ее болезненно сжиматься всю прошлую жизнь, убедив, что брак ей необходим. Как же она ошибалась.       Сидя на крыше храма, Сакура наблюдала за причудливой птицей на ветке дерева, которая искала себе пропитание в стволах дерева, покрытые тонким слоем инея. Странно все это — все, что творится вокруг нее. И странно то, что Сакура не искала пути выхода. Впервые она позволяет течению вести себя. Плавно и непринужденно. Мир вокруг нее был огромен. В ней было много тайн и опасностей. Много интересного. Много прекрасного. Но она не хотела изучать этот мир и вникать в ее тонкости. Сакура хотела познать себя. Хотела понять, что она может и чего хочет. То, что может переплетается ли тем, что хочет и наоборот?       Да и сложившая обстановка в этом храме не так уж и плоха. Рядом с Сукуной. Рядом с людоедом, чудовищем, который озабочен лишь собой и в любой момент мог кинуть ее в котел на ужин, кажется не самым удачным стечением обстоятельств на первый взгляд. Но! Рядом с ним Сакура не забывала о ценности жизни. Рядом с ним она всегда напряжена, наготове. Ждёт опасности. Сукуна не позволяет ей расслабиться. И это было идеально для ее навыков ниндзя.       Никому не было известно, что на уме у Короля Проклятий. Никто не знал, когда ему взбредет в голову разрушить город и покромсать людей. И тишина, хоть такая — подарок судьбы.       Праздник уже кончался, люди как можно скорее уходили в свои дома, оставив свою жертву. Сотни подарков лежали подле ног Сукуны, который с упоением наблюдал за последним танцем для него по плану, который мог быть и предпоследним на этот вечер, а может и крайним в жизни этих танцовщиц. Все завивало от его желания.       Когда становится достаточно скучно, Сукуна махнул рукой, дав несколько секунд, чтобы девки перед ним пропали. Лишь бедная побитая своим же страхом девчонка-альбинос сидела подле его левой ноги на коленях, сжимая свои кулачки перед собой и дрожа, как последний не опавший осенний лепесток.       Сукуна смотрит. Пытается разглядеть в ней что-то интересное. Красивое. Сильное и утонченное. Но в ней не было.       — Бледная, как моль, — фыркнул Ремен, смотря на нее сверху вниз. — В тебе хоть кровь есть, чтобы краски оживить?       — Д-да, мой господин.       «Да, мой господин.»       «Господин.»       «Мой.»       Сукуна скривился. Его не возбуждали слабые женщины. Не цепляли бледные и бесцветные волосы. Не нравились смиренно опущенные глаза в вечной покорности и страхе. Хотя… Она же рабыня. Не обязана нравиться ему. Равные в силе ему тоже не нравились. Все же он мужчина, хоть и не человек. Он охотник, который любит добывать и добиваться. А связанную барашку только на мясо и пустить можно.       Встав, Сукуну уходит в свои покои. В последнее время он стал слишком сонным. Тихим. Впервые за долгие годы он остался в одном городе больше, чем на три месяца. Стабильность не всегда была его слабостью, так как не любил скуку. Однако эта тишина вокруг не напрягала. Не злила. Интересно, до какого это периода? И не из-за чакры ли, которую он стал изучать, вносит успокоение в его характере? Хороший вопрос.       Сакура обрезала концы стебель подаренных ей цветов, любуясь их красотой и вдыхая приятный их аромат. Нежные лепестки цветов в ее бледных руках кажутся яркими, переливаясь оттенками красного и розового, но стоило преподнести к носику, как их цвет меркнет на фоне яркости ее собственных розовых волос и изумрудных глаз.       Время шло к вечеру, но до заката есть еще время. Сакура шла в общую кухню, где обычно в такое время никого не бывает. Относительно пустая комната, небольшая. Со своей утварью и уютом. Сакура ставит чайник на печку, кочергой оживив угли и раздув до яркой красноты. Увидев на столе поднос с чаем, куноичи увлеченно смотрела на красивый орнамент на посуде, после чего принюхалась к яркому освежающему запаху. Открывает крышечку и смотрит на дно чайника, где лежали лепестки розовых цветов и черные ягоды.       Сакура от ужаса вздрагивает, поняв, какому цветку принадлежит этот запах и эти ягоды. Понимание того, что Сукуна выпил чай с растением, который мог привести к летальному исходу, вводит в настоящий шок, что куноичи не думая помчалась в его покои, чуть ли не сшибая все двери на своем пути. От осознания, что он может уснуть и не проснуться, глаза защемило от слез, а в горле предательски стало пустынно сухо.       Вороний глаз. Чертовы вороны. Почему эти птицы ее преследуют?       Сакура врывается в главную комнату храма, где, как всегда, было темно и тепло, она чуть ли не бегом забирается на роскошную мягкую кровать прямо в обуви, схватив ошалелого и злого Короля Проклятий.       — Какого… Ты что себе позволяешь?!       Сакура смотрела с неистовым удивлением, схватившись за ткань кимоно на груди и уставившись на Сукуну, который, если бы не увидел слезы и ужас на лице девушки, наплевав на все пакты, снес бы ей голову.       — П-почему ты жив?       Сукуна в одно движение отталкивает от себя сумасшедшую довольно грубо и сильно, инстинктивно взмахнув лезвиями. Сакура, чуть ли не падая, еле остается на ногах, успев укрыть лицо от лезвии Короля Проклятий, подставив свои предплечья на растерзания. Вскрикнув от боли, девушка отходит назад, ударившись боком об угол стола, на котором стоял поднос с чайником и на половину допитой чашкой чая с темно-синей ягодой на дне, после чего поспешно берется за напиток, чтобы изучить его.       — Дряная девка, — выдохнув огненный пар своей злости, прорычал Двуликий, в темноте сияя двумя парами алых демонических глаз.       — Ты жив… — шепчет Сакура и закрывает лицо ладонью, пряча наворачивающиеся на глаза слезы, даже не обращая внимание на глубокие порезы на предплечьях, из которых сочилась кровь. — Вороны… Вороний глаз.       Сукуна слушал в пол-уха, будучи уверенный, что никакая отговорка его не сможет успокоить, но сказанное всё же дает каплю терпения в огромном чане ненависти и злости, словно разбавил его ощущения и чувства. Он наблюдал за странной картиной — вот Сакура, рабыня, несущая знания о чакре. Плакала, подумав, что какой-то чертов чай мог его отправить на свет иной.       Боялась, что он умрет.       — Ты, дура, что ли? — Издевательски спрашивает Сукуна, удобнее разложившись на мягкой мебели и раскрыв запах кимоно, чтобы он не давил на шею. — Эй, я у тебя спрашиваю.       Сакура пытается держаться, но слезы все равно не переставали течь. Вытирая кистью руки влагу с лица, даже не заметила, что кровь с раны на руке испачкала ее щеку. Содрогаясь всем телом, Сакура громко шмыгала носом, глубоко дыша и проклиная себя и весь мир. За свою слабость. За свой страх.       — Эй.       Сукуна выдохнул, прикрыв глаза. Раздражен. Бесится. Его сон нарушили.       Сакура убирает с лица руки и, извинившись, кланяется поспешно и не так низко, желая поскорее уйти. Сукуна же хмыкнул, провожая ее взглядом до выхода, после чего спокойным тоном произносит:       — Подойди и сядь.       Сакура сглатывает слюну и красная, как помидор, от слез, стыда и боли, выполняет сказанное, возвращаясь к кровати. Сев на указанное место — на полу лицом к кровати, носом уткнулась в мягкое одеяло.       — Дай руки.       Словно просила милостыню, девушка поднимает руки над кроватью, но лицо продолжает прятать. Ощутив прохладное касание на предплечьях и неприятное жжение, понимает, что Сукуна исправляет совершенное действие.       Красная кровь. Смотря на эту девицу даже не сомневаешься, что в ней есть жизнь. Не сомневаешься, что она живая. Яркая. В ее глазах зеленые луга, прекрасные просторы земель и яды всех змей во всем мире. У ее волос цвет весны, и они пахнут солнцем и вишней. На ее светлом лице не хватает лишь одного.       Большим пальцем пройдясь по крови на ее предплечье, Сукуна неаккуратно мажет ею по губам куноичи, словно помадой. И та удивленно поднимает на него глаза. Эти прекрасные зеленые глаза. Задорные и глупые. Самоуверенные и наглые.       — В этом есть жизнь, — произнес Сукуна, после чего лизнул собственный палец, на котором еще оставалась чужая кровь. — Есть цвета.       Он держит ее раскрытые ладони в своих, смотря на остатки крови на предплечье. Сгорбился. Сидеть в позе лотоса на кровати и согнуться в половину своего роста была неудобно, но почему-то сейчас он хотел этого — казаться меньше, зная, что больше. Сакура смотрела снизу вверх, как грешница на святой лик, раскрыв ладони перед ним для благодати. Предплечья касались его собранных в позе лотоса голени, скрываемые длинным подолом кимоно, отчего кажется, что он самый обычный человек. Никогда она не касалась его ног или просто не была в таком положении. Взгляд Сукуны смотрит куда-то вниз — в прошлое, — он размышлял о былом, а Сакура смотрел наверх — в свое неопределенное будущее, пытаясь прочесть их в глазах Двуликого.       Его руки большие и горячие. Шершавые в ладонях, мозолистые. Он огромный. Великан. Его глаза… Пара его глаз были полуприкрытые. Порой правая сторона лица Сукуны закрывал коричневого цвета нарост, как кость, из которого выглядывает пара глаз, но сейчас его не было. Его мужественное и такое красивое лицо… близко.       — Я не хочу, чтобы ты умирал, — шепчет Сакура, смотря в его глаза. — Был бы ты вечным…       Сукуна сморгнул пелену перед глазами, словно очнулся от сна и переводит взгляд в зеленые глаза куноичи. Отпускает ее руки и выпрямляется.       — В следующий раз поблажек не будет, — прогремел Сукуна. — Не забывай свое место, рабыня.       Сакура не ответила. Она не знала, что произошло сейчас в его голове. Не знала, о чем он думал. Кого вспоминал. Что хотел сказать. Хотел ли?       И она уходит. Прочь. Оставляя его в своем прошлом.

***

      Тот день она хотела забыть, как страшный и стыдливый сон. Она хотела забыть его глаза, его голос, теплоту рук. Как в случае с Урауме, Сакуре на секунду показалось, что она нащупала его душу, за которую могла ухватиться. Но не смогла. Да и вряд ли когда-то сумеет. Это ведь Ремен Сукуна. Тот еще дьявол. Дьявол, который мог унести ее сердце в любую минуту, стоит лишь тепло посмотреть и уделить внимание.       Сакура научилась видеть его движения. Научилась считывать его атаки. Как бы это не звучало странно, но позволяя ему себя избивать, Сакура наконец-то научилась и отпор давать. Обучая его чакре, неосознанно Сукуна подтянул ее тайджицу, без того ранее бывший на великолепном уровне.       И сейчас… Лишь голыми руками, используя лишь базу чакры и проклятой энергии, Сакура и Сукуна достигли единства. Куноичи поняла одну вещь — не стоит бояться его задеть. Лучше кидаться так будто хочешь убить. А вдруг и вправду повезет и умрет? Даже его непробиваемая гора мышц поддается под точечные атаки по каналам чакр. Изматывающе. Тяжело. Но именно сегодня Сакура увидела проблеск своих возможностей.       Делая небольшой перерыв, Сукуна задумчиво смотрел на застывший пруд, пока куноичи стояла позади него и решалась на безумие.       — Можно спросить? — Смотря на ровную и сильную спину мужчины, задала вопрос Сакура, на что мужчина лениво повел плечами, мол, спрашивай. — Что бы ты сказал, если бы… я сказала, что ты… мне нравишься.       Сукуна, стоящий к ней спиной, не верит своим ушам, поэтому с хмурым видом оборачивается, уставившись вопросительным взглядом, сомкнув брови на переносице, показывая свое раздражение от непонимания. Но куноичи, стоящая неподвижно, смотрела на него своими ярко-зелеными глазами, ожидая с некой надеждой. Ему почудилось, видимо, отчего Двуликий не находит другого выбора, кроме как гневно спросить:       — Что ты несешь?       — Я говорю, что было бы, если ты мне вдруг понравился?       Сукуна прыснул, после чего собрал руки перед грудью, склонив голову на бок, и опустив другую пару рук по швам трико. Смотря на дурочку перед собой, Двуликий смеется над ней, скривив губы в уродливом диком оскале.       — Ты себя так возвысила самостоятельно? Или посчитала, что раз живешь в моем храме, то можешь рассчитывать на какие-то поблажки с моей стороны? Знай свое место, моль, — Прорычал мужчина, неотрывно смотря в зеленые глаза. — Ты пришла, как пленница и уйдешь ею или трупом.       — …       — Не страдай ерундой. Ты — мой раб и существуешь лишь для того, чтобы ублажать меня и делать все, что тебе говорят. Не считай себя особенной, раз твоя клетка просторнее, чем у остальных, — спускает с небес на землю Сукуна. — Меня рабы не интересуют. И тем более человеческие желания в виде плодиться и выращивать своих спиногрызов.       — Но я не хочу за тебя выходить замуж, — осмелилась вставить свое слово Сакура.       — Довольно этой чепухи! — Прикрикнул Король Проклятии, угрожающе сделав шаг в ее сторону и свой тенью нависнув над ней.       Да, такой он. Был и есть. Сволочь, которому чужая жизнь не стоит даже рисинки. Эгоист, которых, даже поискав, не найдешь. Ублюдок, способный поставить на кон всех живых ради своей выгоды.       — Еще раз такую ересь скажешь — получишь пятьдесят ударов плетью по спине от меня лично.       Сакура, смотрящая на него ранее с удивлением, с каждой сказанной фразой теряла надежду на его адекватность. Зеленые глаза становят холодными и отчужденными. Полуприкрытыми, как у змеи. Брови немного смыкаются на переносице, показывая ее истинную и реальную сторону — личность куноичи. Да, наверное, такой стороны Сукуны и не хватало ей.       Может, Сакура и дурачилась много, но дурой не была. И терпеть не могла, когда ее унижают, смотря сверху вниз.       Сукуна замечает перемены в ее взгляде. Ранее милая овечка срывает свою личину, показывая острую морду хищного волка. Наблюдает за этой трансформацией и диву дается — как она ловко совмещает эти две противоположности?       — Сукуна, — обращается куноичи и губы растягиваются в хитрой улыбке. — Не нервничай так. Я не говорила, что хочу стать твоей женой. Лишь спросила, что было бы, если такой конфуз произошел. А ты уже подумал, что я хочу от тебя детей родить.       Нельзя показывать, что его слова задевают. Он лишь больше будет радоваться и больше смеяться. Сакура наконец-то понимает, что эта сволочь не стоит ее спокойной личности. Каков он мерзавец — такова она сука.       Сукуна поджимает губы в гневе, после чего выпускает лезвии, чтобы разрезать девушку пополам. Сакура тут же вооружается скальпелем из чакры, видя вибрацию в воздухе и рассчитав траекторию его атаки. Отбивает и отпрыгивает назад, не нарушая зрительный контакт.       Сукуна не считался ни с кем. Слабых презирал. С сильными желал поиграться и потешить свое эго. Но Сакура имела две личности. И первую — сторону понимания и доброты, он только что лишился. Теперь лишь вторая ее сторона личности — вредная, эгоистичная, гневливая и упрямая, будет сопровождать его.       Готовясь напасть на нее в рукопашном бою, Двуликий срывается с земли, оттолкнувшись изо всех сил, ускоряясь, но… Фигура куноичи перед ним расплывается в тумане. Он попался. Замирает, поняв, что это иллюзия. Значит, все вокруг нереально. Быстро собрав руки перед собой в печать, выпускает свою проклятую энергию.       — Расширение территории!       И за долю секунды до чужой атаки успевает развернуться и схватить тонкую девичью кисть. Сукуна замер, неотрывно смотря в холодные и расчётливые зеленые глаза куноичи, которые смотрели на оставленную неглубокую рану на шее у яремной ямки. Свободной рукой Двуликий проводит по капле крови, стекающая на грудь, продолжая держать зрительный контакт.       За такое короткое время она подкралась к нему за спину и успела нанести резаную рану у самого опасного и уязвимого места у всех существ. Дай еще пару секунд, то вонзила бы руку ему в шею своей скальпельной чакрой. Не будь он таким быстрым, то эта игра кончилась бы не самым веселым концом.       — Все таки в тебе есть кровь, — произнесла она, следя за каплей на груди. — Значит, ты не Бог, Сукуна.       Сакура не нарушала зрительный контакт, держа расстояние между ним в одну вытянутую руку, так как кисть все еще была в его тисках. Боковым зрением замечает, что местность изменилась. Стало темнее, небо будто заалело, а воздух превратился в тягучую смолу, обжигающая ее нутро с каждым вдохом.       — Впечатляющая техника, — произнесла Сакура и улыбнулась. — Интересно, устойчива ли она с чакрой?       Сукуна чует ее жажду крови и не может не признать ее силу. Скалится.       Куноичи вдруг так глубоко вдыхает, что грудь расширяется в объеме, а потом раздуваются щеки, словно ее сейчас вырвет. И в одно мгновение Сакура выплевывает бело-желтую слизь в огромном объеме, что от неожиданности и отвращения Сукуна отпускает чужую руку и отпрыгивает назад, но замешкался лишь на мгновение! И густая желтая слизь достигает его кончиков пальцев.       — Зесши Ненсан (舌歯粘酸, «Клейкая кислота языка») — убирая с уголков губ желтую жидкость, с улыбкой произнесла Сакура.       Сукуна смотрит на кисть своей руки, которая буквально таяла на месте контакта с кислотой. И этот ожог поднимался по руке вверх. И тут же обрубает руку с предплечья, после чего снова отрастил обратной техникой. Поднимает взгляд на Сакуру, которая смотрела по сторонам, любуясь его высшей техникой, которая начала медленно пропадать.       Но даже его сильнейшая техника прогибается под силой чакры.       — Иногда появляется дикое желание разнести все вокруг, — сжимая кулаки поднимая их над уровнем своего лица, с легкой улыбкой говорит Сакура, следя за потоком чакры. — Посмотреть, насколько разрушительной может быть сила и как она может прогнуть под себя землю.       — Так поддайся этому безумию, — отвечает Сукуна, желая увидеть блеск в ее глазах. — Уничтожь все.       — …       — Проклятая энергия к тебе взывает.       — …       — Уничтожь.       Сакура прикрывает глаза, ощутив гнев внутри себя. Протяни лишь руку к ней и ты сойдешь с ума. Но стоило ощутить перед собой дуновение воздуха, как тут же резко вытянула руку и схватила. Схватила кончиками пальцев за торчащую на шее глотку Сукуны, как и он за ее шею, подняв тело над уровнем земли. Куноичи сглотнула, не находя опору под ногами, глазами буравя мужчину перед собой, который осторожно приподнял голову, зная, с какой силой эта девчонка может вырывать его кадык и горло наружу.       — Я тебе шею сломаю, — угрожающе произнес Двуликий.       — Уверен? — И надавливает пальцами вокруг мягкой трубки по середине шеи, готовая разорваться его.       Секунда.       Вторая.       Третья.       Их взгляды неотрывно смотрели друг на друга. Даже задыхаясь, Сакура осталась верна себе и своему упрямству, не отпустив.       И Сукуна опускает ее на землю, убрав руку с тонкой шеи, а вот Сакура…       -!!!       … тонкой скальпелью срезает тонкую кожу на шее, не тронув ни вены, ни артерии, ни саму глотку. Сукуна отходит назад, держась за шею. Кровь. Снова. И снова шея. Не верится, что она была готова его убить.       — А говорила, что не хочешь, чтобы я умирал, — ухмыльнулся Ремен.       — Да. Ты же не умер.       «Было близко» — подумал мужчина, но промолчал.       Что-то в ней поменялось. Что-то в ней пропадает с каждой секундой. Сталь в зеленых глазах почти ощутима. Отталкивающая аура, как стена, которую он выстроила, чувствуется даже кожей.       Хрупкая, как ветка молодой вишни. Красивая, как сама весна-краса. Стойкая и упрямая, как горная скала. Интересная личность, оказывается, уживается в ней. А Сукуна и не подозревал.       — Ты решила кусаться, — догадался Двуликий и скалится. — Смотри, я не по зубам тебе.       — Дорогой, — улыбнулась Сакура и лизнула с кончика своего пальца каплю его крови, оставшаяся после боя. — Так ведь только интереснее.       Теперь в этом храме не было рабыни, слуги и подчиненной. Была Сакура — ученица Пятого Хокаге, Величайший ирьенин мира шиноби, об которую не стоит вытирать ноги.       Ведь нет ничего страшнее отвергнутой женщины, которая решила, что в море еще очень много «рыб». А рыбак из нее очень ловкий… Тому доказательство красная шпилька в розовых волосах.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.