В четыре руки и в один кулак

      Впервые за то время пребывания в этом мире после пробуждения Сакура уже была без сил. Будто ее сдавили сверху, а кровь стала тягучей, словно расплавленное железо, а кости приобрели вес стали, став непосильным даже для ее чудовищной силы. Неимоверный труд составил даже обычный взгляд в сторону окна, чего уж говорить о поднятий с футона. Жар ударил куда-то в шею. Холод вонзился в живот. Зуд настиг где-то глубоко внутри. Снизу.       Сакура стонала от боли, кутаясь в одеялах сильнее, пытаясь удержать ускользающее тепло. Но потом стало жарко, словно она в центре раскаленного Солнце. Лицо заалело. Губы от жара треснули. Зеленые глаза мутнели с каждой секундой.       «Неужели я заболела?» — Задавалась вопросом в чертоге своего разума куноичи.       И она не проснулась этим утром. Никто ее не искал. Никто не тревожил. Она забыла о голоде и жажде, умирая в собственном теле, ставший заточением для души. Сакура никогда не чувствовала такую ломоту в теле. Не чувствовала такую боль. И такое дикое желание совокупиться.       Когда в комнату заходит кто-то небольшой, даже маленький, дав ей настойку из трав, Сакура надеялась, что это быстро действенный яд, чтобы больше так не мучиться. Облегчения она не ощутила. Но когда влажная прохладная ткань стала елозить по шее, лбу и животу, стало действительно легче. Немного. Кто-то выхаживал ее, кормил, даже постелил под нее влажную ткань. В сонном бреду Сакура ощущает, что она… течет. Буквально рекой. Густой прозрачной смазкой. Она не ощущала от себя запаха, но маленькая фигура, кружащаяся вокруг, закрыла лицо ниже носа повязкой. Это же… Лаулань.       И снова уснула. Мучения не прекращались никак. На пару часов после настойки зелья ощущалось улучшение и небольшое облегчение, но это все пропало так же быстро, как Сакура один за другим проваливалась все глубже и глубже своего подсознания.       Наступает ночь. За ним и приходит успокоение. Лаулань оставляет окно открытым, так же занеся новую одежду служительниц храма и рисовый отвар.       Сакура так же ощущала боль во всем теле, слово по ней прошлась стая диких лошадей. Укрытая по шею одеялом, лежа уже на мокром от пота, футоне, куноичи в полубреду смотрела на распахнутое окно. Моргает густыми темными ресница. Луна сегодня невообразима красивая. Моргает снова. Присматривается. В темно-зеленых глазах отражается чья-то фигура. Знакомая. Этот кто-то тихо смеется, сидя на подоконнике, свесив одну ногу и подперев кулаком челюсть, локтем опираясь об свободное колено.       Он не говорит. Лишь наблюдает с довольной ухмылкой, скалясь и, кажется, даже рыча. Но Сакура ощущала невероятный терпкий запах. Запах Сукуны. Раньше он не был таким сильным. Не был таким притягательным. Она часто моргала, пытаясь убрать пелену перед глазами, все лучше и лучше фокусируясь на нем.       — Какой ты… красивый.       Собственный голос кажется чужим. Охрипший и скрипучий до неузнаваемости, каждый звук требовал огромного сосредоточения. Силы. Воли. Усердия.       Но потом фигура у окна пропадает, оставив ее одну. Сакура сразу же засыпает, наконец-то почувствовав облегчение. Может, это лекарство так повлияло, а может ее болезнь решила отступить?       Просыпается куноичи в обеденное время. Точнее — Урауме будит своим ворчанием, мол, господин требует быть через час на площадке. Сонная и ослабленная, Сакура купается на шатающихся ногах в холодном уличном душе, смывая весь пот и запах. Чистая одежда, принесенная маленькой девочкой, остывшая уже еда, новая настойка из лекарственных трав — лучший набор на сегодняшнее утро.       Ужасная головная боль, казалось, даже Бьякуго не в состоянии вылечить. Приведя себя в порядок, хотя с виду так о ней не скажешь, Сакура выходит наружу. Холодно. У нее даже теплых осенних вещей нет. Надо бы приобрести, как только будет возможность.       Урауме ожидал ее у каменной стены храма, держа в руке средней толщины накидку, судя по размерам, принадлежащий Сукуне. Которого почему-то не было.       — Как же мне плохо, — заныла девушка, устало присев у пруда, от которого веяло холодом. — Простыла, что-ли?       Урауме — 0 внимания. Так и продолжил стоять на месте ледяной статуей, смотря в пустоту перед собой.       Сукуну ждали оба достаточно долго — час, может, полтора. К этому времени Сакура успела собраться с мыслями и привести свой разум в порядок. Немного помедитировав, укрепила свои каналы чакр, чтобы быть готовой к бою. Сукуна вряд ли будет ее жалеть из-за какого-либо недуга. Нельзя забывать о том, что надо ему буквально нравиться, чтобы он не решил ее скучной. Так и до гроба не далеко.       Урауме склоняет голову при виде Сукуны, как и Сакура, но не опускает голову так же низко, как монах. Двуликий, облаченный в бесформенное белое кимоно, рукава которых немного был измазан в крови, шел не спешной походкой. Собранный, на редкость серьезный, кажется, даже злее обычного.       — Ты, — обращается он к куноичи. — Расскажи про ту технику — генджицу.       Сакура не желала испытывать его гнев на себе, поэтому упустила большинство фактов, начав с самого нужного, чтобы приступить к выполнению.       — Генджицу — это то же самое нинджицу, но куда сложнее в использовании и не несущий достаточного вреда на врага. Ведь это просто иллюзия, — начала рассказывать Сакура свое видение этой техники. — Заложником становится мозг, который создает ложные образы. Боль, ощущаемая при генджицу, ложная, но она все равно ощущается. Время. Ощущения. Видимое и даже осязаемое. В генджицу нельзя полагаться ни на что. Все ложное.       — Как ее использовать? — Приступает к главному вопросу Сукуна, присаживаясь на небольшой камень.       — Нужно ловить взгляд или движение противника, — вытянув руку в сторону и медленно ведя ею из стороны в сторону, на которую смотрел Сукуна, говорит куноичи. — Несколько однотипных движении или же сосредоточенность на чем-то одном может поймать врага, если выставлена правильная чакра с идеальнейшей концентрацией.       Сукуна, наблюдающий за девчонкой, за пару секунд теряет ее из виду, и понимает, что снова попался. Урауме тоже не было. Но это иллюзия. То есть ложь. Что будет, если использовать Расширение Территории внутри генджицу? Развеет ли иллюзию?       Но техника развеивается самостоятельно. Сакура, уставшая и обессиленная, садится на сырую землю и прикрывает глаза. От взгляда Сукуны не скрывается чужое дурное здравие.       — Неужели за столько лет не было ни одного альфы, который тебя бы отметил, как собственность? — Пренебрежительно и с укором спрашивает Двуликий. — Твой гон — не причина жалеть тебя. Вставай, пока ноги целы. Ничтожество.       Невероятная жестокость. Может, он так ко всем? Или индивидуально только к ней? Урауме, вон, кажется, совсем не удивлен. Стоит подле него, продолжая держать его накидку.       Куноичи злится. Никто раньше не смел к ней так обращаться. Да, пусть он и силен, но уважения к нему не было совершенно. Животное желание и интерес к нему присутствовал, но уж точно не верность. По крайней мерее сейчас. Непонятно, что движет Урауме, верность которого оценима верностью собаки.       Сакура встает на ноги, отряхивать от грязи, после чего обращается к Двуликому с целью задеть его эго, пусть это и опасно для жизни:       — Ты не сможешь овладеть генджицу, пока не научишься контролировать чакру в идеале. Генджицу не самое легкое из чего нужно начинать. Ты не перепрыгнешь десять ступенек лестницы, если потолок тебе по колено. Только ползком и по одной ступени. Так и с чакрой. Это тебе не проклятая энергия, которую можно злостью за раз, — щелкает пальцем Сакура, — создать из воздуха. И то не факт, даже когда ты достигнешь контроля, ведь предрасположенность тоже имеет огромное значение.       Сукуна понимает. Но это понятие не дает ему облегчения. Трудно однако совмещать в себе две противоположности. Да и девчонка вдруг решила, что равная ему, что разговаривает с ним в таком тоне. Ладно, найдет время и припомнит ей.       — Что нужно для этого сделать?       — Начать с малого.       Хождение по воде, например. Сакура демонстрирует свои способности, идя по небольшому пруду, после чего так же, как ни в чем не бывало, медленно идет по поверхности дерева без рук, встав в конце верх тормашками на толстой ветке. Сукуна удивлен, как и Урауме. Второй имел скудные знания в области энергии природы, но никогда ранее не видел такие возможности чакры.       — Такие дела, если кратко, — опускаясь обратно на землю, говорит куноичи. — Это база. Без нее генджицу не осилить.       — Понятно, — не стал отрицать Сукуна, но взгляд алых глаз все же вопросительно смотрит на нее. — Кто тебя этому научил?       Вот и главный вопрос вечера. Сакура аж вздрогнула, что не скрылось от его глаз. Она догадывалась, что рано или поздно он задаст этот вопрос прямо, но не думала, что так скоро.       — Мои родители, — тихим шепотом врет куноичи. — Все передавалось из поколения в поколение.       Поверил ли он ей? Хороший вопрос. Но Сукуна оставил это как пищу для размышления на потом. По объяснениям куноичи стал познавать азы чакры, чтобы научиться ходить по воде и по вертикальным поверхностям. Не сказать, что очень полезная способность, но поймать врасплох врага очень даже можно. Да и бесполезных тренировок не бывает. Может, когда-нибудь и пригодится.       Сакура удивляется терпению Двуликого. Он старался, вправду старался. Злился, но не отступал. Промокший по голень, раз за разом пробовал, пока Урауме с верой в глазах наблюдал и молча поддерживал своего господина. Не каждый может быстро овладеть чакрой. Тем более тот, кто никогда не знал про создание. Если бы Сукуна не был таким ублюдком, то мог бы стать Великим героем. Может, он думал об этом? Или ему проще быть таким мерзким типом для других? Все равно ведь в памяти людей остается. А страх застревает в голове человека дольше, чем благодарность.       Куноичи тоже решает тренироваться. Села в позу лотоса, собрав перед собой пальцы в единую печать концентрации и прикрыла глаза. Она ощущала все вокруг, как огромный сложный и единый механизм, циркулирующий по своим неведомым путям и возвращающиеся к первоначальному истоку. Уйдя глубоко внутрь себя, Сакура забывает обо всех вокруг, что когда к ней обращается Сукуна, та продолжает сидеть в позе медитации.       Сукуна раздраженно оборачивается, не услышав ответа на свой вопрос, но злость утихает так же быстро, как и появляется, когда видит абсолютную собранность в позе Будды. Полная концентрация. Покой. Такое умиротворение и спокойствие… Казалось, что девчонка сливается даже с окружением, став невидимой для поверхностного взгляда. На ее розовой макушке сидел дикий снегирь с красивым красным пушковым оперением на груди, кажется, тоже став одним целым с нею.       Выйдя из воды, мокрый до самих колен, Сукуна подходит к ней и садится поодаль напротив, так же собрав руки в печать. Урауме же садится рядом на колени, прижав к себе одеяние господина, наблюдая за их спокойным времяпровождением. Двуликий покрывает глаза и прислушивается к себе.       Ощущает, как бьется сердце, грея его тело. С каждым дыханием разнося по организму живительный воздух, Король Проклятий углублялся в свои чувства. Ощущения. Эмоции. Нельзя достичь спокойствия путем злости. Если он хочет добиться чего-либо в контроле чакры, то придется идти на уступки и жертвовать своим комфортом.       Слыша легкую и почти бесшумную возню, слегка приоткрывает глаза — Сакура присаживалась ближе, раскрыв свои ладони. Как в трансе, Двуликий кладет свои руки поверх ее раскрытых ладоней. И словно что-то выходит из его ладоней, пропадая в руках куноичи, как холодный воздух, сочащийся сквозь пальцы. Сакура циркулировала их чакру, как один единый механизм, показывая Сукуне свой мир.       Все его чувства обострились в разы. Он слышал, как далеко-далеко жужжит пчела в своей спячке в улье. Слышит, как белка на дереве грызет орех. Чувствует запах шерсти кошки, которая гуляла на крыше, оставляя после себя шлейф из вылаканного молока. Все вокруг было таким живым… Калейдоскоп чувств и ощущении просачивался через его кожу до костей.       И ощутил ее запах — кисло-сладкий аромат вишни, витающий вокруг плотным туманом.       Ладонью правой руки приподняв его собственную в воздухе, Сакура просит его встать. Ведя его за кисть к пруду, одним жестом просит коснуться ее ладони своим снова. И Сукуна делает. Почему-то сейчас он доверял ей, как никому другому. Точнее, словно поддавался ее чарам.       Сакура встает на ровную гладь воды и ведет за собой Двуликого, соединивший свою ладонь с ее. Он осторожно наступает на воду и замирает. Получилось.       — Внутренний покой, — одной рукой собрав печать перед грудью, другой держа контакт с ладонью мужчины, произносит куноичи. — Энергия «инь» — сжатие, время, движение снизу вверх, сила, холод, тяжесть. Смерть.       Ощущая дуновение по лицу, что было скорее больше чакрой девушки, Сукуна в немом удивлении смотрел на испускающуюся из его стоп энергию.       — «Янь» — расширение, жар, огонь, легкость… Мужчина и женщина. Жизнь и смерть, — соединяя оба руки Сукуны перед его лицом, произносит, как мантру куноичи. — Любовь. Не полюбив все вокруг, не понять его. Подчинись его воле… Найди смирение в своей душе — мир без нас может существовать, но мы без него не можем. Стань частью мира, чтобы черпать его силу. Не отдав часть себя, ты не получишь отдачи.       Убирая руку, Сакура смотрит на сосредоточенное выражение лица Сукуны напротив, чьи глаза были прикрыты, а ладони собраны вместе перед грудью. И он стоял на поверхности воды, не нарушая абсолютную тишину этого мира, став одним целым со Вселенной. Он походил на Божество. Высокий, статный, безумно красивый. Все его лицо в татуировках выражало спокойствие. Умиротворение.       Урауме с нескрываемым удивлением смотрит на своего господина, который был в полном безмятежном спокойствий. Вся его проклятая энергия будто пропала. Стоял неподвижно. Слился с природой. Его дыхание даже замедлилось. Стало поверхностным и еле уловимым.       Когда Сукуна открывает глаза, то видит, как розововолосая девушка напротив наклоняется к воде под ногами и двумя руками черпает ее, поднимая к его лицу. Показывает. Вода в ее ладонях была чистейшей, немного плескалась и вытекала из пальцев. Легкая концентрация в ладонях и вода сжимается до ровного круга. Куноичи поднимает выше, показывая ему ровный водяной шар.       — Природа чакры прекрасна. Она сложная, и понять ее непросто, — одной рукой раскрыв его ладонь перед собой, Сакура кладет туда водяной шар, который сразу же забился и вытек сквозь длинные пальцы. — Но поняв, получаешь новый взгляд на этот мир.       Сукуна впервые в своей жизни ощущает спокойствие. Такое умиротворение, словно он достиг всего в этом мире. Достиг вершину просветления.       Смотря себе под ноги, мужчина медленно ходит по глади воды, аккуратно, боясь провалиться вновь. Он отходил от девушки чуть дальше, потом посмотрел на Урауме, словно говорил «смотри, что я умею», а монах был рад и горд его достижения.       Внезапно почувствовав движение у ветвей дерева, Сукуна резко теряет всю концентрацию и острыми лезвиями срезает небольшое проклятие, безвредно ранее сидящий у желтеющихся листьев. И он проваливает по голень в воду, опять намокнув.       — Проклятая энергия и чакра не совместимы? — Больше уж у себя спрашивает Сукуна, чем у куноичи. — Нужно постоянно держать контроль. Это напрягает.       — А? Ага… Я еще с первого дня хотела спросить, — сглотнув ком в горле, говорит Сакура, привлекая чужое внимание на себя. — М-можно потрогать?       — Что «потрогать»?       Куноичи показывает на дополнительные глаза под основными, после чего эти же самые глаза открываются и злющим взглядом смотрят на нее.       — Нет.       Он был красивый. Слишком вычурный, наверное, из-за татуировок на лице, с дополнительными маленькими глазами под основным и с острым вздернутым носом, как у лисы. В нем чувствовалась первобытная хрупкость, которую он скрыл так глубоко внутри себя, что уже не обнаружить. Зачесанные назад розовые волосы кажутся жесткими, но Сакура уверена, что это не так — вон как колышется на ветру, как пшеничный колосок. Кожа светлая, как молоко. Не будь он таким натренированным, то был бы даже женственным.       — Нравлюсь? — Ухмыльнулся Сукуна, заметив ее изучающий взгляд.       — …       — К вечеру сопроводишь меня до Леса умерших душ, — сообщает Двуликий, выходя из пруда и отряхиваясь от влаги. — Кстати, уже передумала работать?       — Работа? — Удивилась куноичи и встрепенулась. — Точно! Мне нужно в лечебницу! Я побежала! Урауме, пока!       У монаха нервно задергалась бровь. «Урауме, пока»? Смотря вслед убегающей девице, Сукуна с хитрой улыбкой наклоняется к своему подчиненному, не двусмысленно намекая:       — Подружку завел. Молодец.       — Сукуна-сама, прошу вас, — отводя взгляд и хмурясь, говорит ледяной маг.

***

      Может, Сакура раньше не обращала на это внимание, но этого самого внимания в последнее время в ее сторону стало много. Знала ведь, что не уродка и даже очень красивая. Гибкая. Врач. Закончила академию с отличием. Ниндзя, в конце концов. За такие навыки в мире шиноби она бы нашла себе куда более подходящего партнера по жизни, если бы не влюбилась по уши и не влезла в токсичные невыгодные отношения.       Рана на теле пациента затягивается под теплым зеленый светом. Мужчина, точнее юноша лет двадцати пяти, неотрывно смотрел на нее своими карими глазами, не скрывая своего восхищения и восторга.       — Все, — убирая ладони, произнесла Сакура. — Вы и вчера приходили. Будьте осторожнее.       — А, да, — улыбнулся пациент. — В поле натыкаюсь на всякий мусор и… Падаю. Вы так умелы. Повезло, что у нас в деревне есть такая особа, как вы.       — …       — Не сочтите за грубость, — произнося это, парень достает из кармана небольшой мешочек. — Это вам, как моя благодарность.       Сакура удивленно открывает мешочек, внутри которого находился небольшой кулон из серебра в виде лепестка. Зная, как некоторые жители живут бедно, получать драгоценный металл в подарок было слишком неудобно.       — Я не могу это принять. Вам будет нужнее.       — Пожалуйста! — Встрепенулся тот. — Не отказывайте мне! Это просто подарок. Я принесу еще что-то более ценное, когда продам урожай.       — Да не стоит…       И таких случаев стало несколько. Мужчины стояли длинной очередью в ее… кабинет. Деньги текли рекой к старшим лекарям, отчего и половина нажитого Сакура получала себе. Бывали и вправду сложные случаи, но в основном приходили со всякой ерундой, чтобы удостовериться в ее существовании.       В начале цвет ее волос пугал большинство приходящих, но мягкая манера речи и легкая улыбка располагала к себе. Сакура умела находить общий язык с людьми.       Смотря на букет цветок от своего пациента, куноичи берет пахучие белые лилии и благодарит, слегка склонив голову. Приятно. Давно она цветов не получала. Очень давно. Какой бы она ниндзя не была, в конце концов та же самая девочка, любящая сладкое и все нежное. Женское эго ликует, когда парни сворачивают шеи и пускают слюни на ее запах. Но мало кто рискует подходить. Ведь и запах Сукуны был смешан с ее, пусть очень и очень мало. Шлейф такого альфы спугнет любого.       Когда солнце начинает катиться к горизонту, Сакура уже стояла на рынке, собирая овощи, точнее, даже тут ей хотели помочь мужчины. А она и не против. Не хотелось поднимать ничего тяжелее букета цветов. И с целыми двумя мешками с овощами, мукой и специями возвращается в храм. Солнце еще не успело пропасть. Сегодня она даже рано. Поблагодарив незнакомца, Сакура решила испытать свои женские чары.       — Вы такой сильный. Я удивлена, ведь даже без передышки понесли столько тяжести! Наверное, вы много тренируетесь?       Юноша весь покраснел, смотря на томный взгляд розововолосой красавицы, которая делала шаг в его сторону, как кошка, игриво размахивающийся хвостом.       — Зайдете в храм? Поможете занести.       — Н-нет, — тут же испуганно произносит незнакомец. — Там ведь… Я…       Все таки все знают о Сукуне не понаслышке. Его боялись до ужаса. Готовы были ползти на коленях и молить о пощаде. Страх в глазах парнишки Сакуру забавлял. Видно, что он хочет побыть с ней. Хочет ее внимания, но боится, что встретится с хозяином храма.       — Ах, жаль, — вздыхает Сакура. — Придется самой…       И парнишка убегает. Сакура фыркнула и понесла все в один заход, положив все на одно плечо. Столько продуктов нельзя было оставлять без внимания. В небольшой комнате, предоставленная Урауме ранее, была печь. Старая и грязная, которую куноичи чистила полдня еще в день заселения, но рабочая. И Сакура начала готовить.       Запах свежего мяса и тушеных овощей заполонил комнату, вырываясь и за ее пределы. Полчаса нехитрых манипуляции и мясо с овощами и рисом был готов и подан к ее голодному желудку.       Настоящее наслаждение. Давненько она не ела полноценно. Как же хорошо! А жизнь-то налаживается, даже если живет под боком таким Демоном, как Двуликий.       Когда стало темнеть, а ее клонить в сон, в комнату без стука врывается Урауме. Взгляд цепляется за букет цветов внутри старой керамической вазы, а так же на два мешка с продуктами. Но тот сразу же переходит к делу.       — Через две минуты будь у ворот. Сукуна-сама отправляется в путь.       Точно. Он собирался куда-то, и сказал, что заберет ее с собой. Было дело. Было.       Одеваясь наспех с теплые вещи поверх одежды служительниц храма, Сакура берет с собой одну порцию риса с мясом, завернув в бамбуковый лист. Мало ли сколько дней им ходить. Хотелось верить, что к ночи вернутся.       С утренней тренировки Сукуна ничем не изменился, только поверх своего кимоно надел накидку, а еще штанишки. Видимо, холод ему не чуждо. Плотнее кутался в свой шарф, зябко потирая свои плечи руками, пытаясь удержать тепло.       — Не отставай.       Сакура поплелась за ним, идя на расстоянии двух или трех метров. Холодно сегодня однако. Кажется, даже Сукуне неприятна эта сырость. С закатом солнца стало только холоднее. Наверное, скоро снег выпадет. Зима недалеко.       Незаметно, даже скрытно выйдя из деревни, чтобы не поднимать переполох, что очень странно, ведь Сакура думала, что он любитель хаоса и раздора, Сукуна шел пешей походкой, не спеша, смотря на темнеющее небо и густые свинцовые облака, больше похожие на тучи.       — С-Сукуна-сама? — Обращается впервые к нему по имени куноичи.       — М? — Даже не оборачиваясь подал знак, что слышит.       — А куда мы?       — В лесу появился колодец желании. Узнаем, что за дух там подсел.       — Обычный интерес? — Удивилась Сакура.       — Многовато жителей стало пропадать из деревни, — отвечает мужчина, продолжая идти вперед. — Поступила мольба, чтобы я разобрался.       Сакура приостановилась. Так, она правильно поняла? Кто-то из жителей взмолился к нему, чтобы уничтожил духа в колодце и он идет выполнять? Сукуна отвечает взаимностью на мольбу своих подчиненных?       — Ты выполняешь мольбу своих слуг? — Вслух вырывается из губ куноичи.       — Я для них Бог, если ты не забыла.       Может, он не такой уж и ублюдок? Если не выйти против него, не злить и держать свою голову в низком поклоне, то этот Бог мог быть и снисходительным. В конце концов его небольшой городок даже без императора — своего правителя, не сгинул и не помер от нашествия врагов. Аура Сукуны и его запах защищал жителей не хуже барьера.       Стало совсем темно, что Сакура перестала понимать, куда они идут и где находятся. Когда Сукуна останавливается у небольшого колодца с каменным ограждением и висячей железной ведеркой, тот смотрит в начале в правую сторону, а потом в левую. Принюхался.       — Хм… — стал обходить он колодец со стороны и заулыбался. — Вот откуда кровью разит.       Сакура тоже подходит и застывает. Мальчик лет шести был заколот в бок ножом и истекал кровью. Прошло явно больше двух-трех часов, судя по луже. Он еще живой, но очень ослаб. Тяжело дышит.       — Он не жилец, — произносит Сукуна, начиная виснуть на колодце, пытаясь увидеть ее дно. — Хм, ладно, потом.       Присев перед ребенком, Сакура задумалась, стоил ли его лечить. Он не выживет без переливания крови. Тут медицина развита очень плохо и о ни о какой гемотрансфузии речи быть не может. Он уже в агонии. Даже если все сделать, как надо, не факт, что выживет.       — Кто тебя так? — Спрашивает Сакура, взяв ребенка за ледяную ручку.       — Брат… Мой брат, — тяжело дыша, уже со стеклянными глазами, произнес мальчик. — Загадал желание, чтобы я не рождался… И… Не… Он… Монета… Помогите…       — Желание не выполнилось, после кинутой монеты, — хмыкнул Сукуна. — И решил заколоть прямо тут. Братоубийство.       — …       — Цена жизни этого мальчишки — одна монета. Люди, чего уж сказать больше.       — …       — Убей его.       Сакура вздрогнула и перевела взгляд на Сукуну. Тот стоял собранно и уверенно, смотря на нее сверху вниз. Приказ, озвученный им был жестокий, но очень правильный.       Ему было интересно наблюдать за людскими страданиями. Нравилось видеть сомнение и страх. Неуверенность. Сакура усомнилась лишь на секунду, когда он озвучил свой приказ. В ее глазах был вопрос — «почему?». Действительно, почему, если он может обратной техникой залечить его? Может, он вправду бессердечный и тот еще ублюдок? Но ведь он выполняет сейчас просьбы и желание своих рабов. Да, но это все не отменяет того факта, что Сукуна — это Сукуна. Безжалостный и всесильный дух, приравниваемый к Богу.       — Скажи, пожалуйста, — обращаясь к Двуликому, говорит куноичи. — Ты веришь в жизнь после смерти и в Бога?       На лице Сукуны появилась усмешка, что и стало ответом для нее.       — Ты можешь спасти свою душу, спасая этого ребенка от смерти. Ведь когда-нибудь ты тоже умрешь. Может, хотя бы одна спасенная тобой душа спасет и твою душу?       Смешным было даже не бредовость ее слов, а больше желание спасти его душу. Ремен смотрел всеми четырьмя глазами на розововолосую девушку. И даже смелость говорить ему такое было больше глупостью, но смотря в ярко-зеленые глаза Сукуна видел лишь искренность и даже надежду. Надежду, что он попытается спасти не самого ребенка, а нечто, что они все называли душой.       И напоминание о смерти… Его смерти? Сукуна даже не думал о таких вещах, ведь он давно не человек и точно не умрет в это тысячелетие.       — Значит, нет, — понимает Сакура.       Она стояла с печалью в глазах, смотря на одышку ребенка, у которого скорее всего пробито легкое и главные артерии шеи, оценивая ценность его жизни. Сукуна был уверен, что та ринется его спасать, но… Зеленые глаза стекленеют и все морщины лица сглаживаются. Взяв небольшой нож, Сакура садится перед еле дышащим ребенком и одним быстрым движением перерезает жилку на тонкой шее ребенка, лишая его жизни. Удивлен ли Сукуна? Нет, что-то подобное он ожидал от человека, который без страха смотрел на него в своей истиной форме, умудряясь находить в его существовании что-то красивое. На удивление сходства с ней он находил все больше и больше. Даже неприятно.        Кровь хлынула еще больше, забрызгав каменный колодец. И маленький огонек света затухает в глазах ребенка.       — Возвращаемся? — Спрашивает Сакура, вытирая об одежду мертвого мальчишки лезвие.       — Да, — соглашается Сукуна и посмотрев куда-то в сторону, почти за спину, обращаясь к жителю колодца, заговорил дальше. — Сам выйдешь или тебя выловить?       Сакура удивляется, не поняв к кому он обращается. Но вскоре вода на дне колодца плескается — шум выдает. И нечто, судя по шаркающему звуку, ползло, перебираясь по камням, выше. И из колодца выпрыгивает длинная черная тень со змеиной головой и короткими лапами с когтями. Приплюснутая голова с беззубым ртом и черные без бела глаза, да и костяные рога на макушке больше походило его на саламандра.       — Какая честь, Великий С-С-Сукуна! — Склонив голову, шипя и извиваясь на земле, произнес проклятие. — Меня зовут Рюдзино.       -…       — Я — дух страха перед людскими желаниями. На их языке — Бог.       Сакура отошла немного в сторону, словно опасаясь. Сукуна же садится на каменный выступ колодца, в полной темноте разглядев морду этого духа.       — Тот, кого можно убить Богом не является, — произносит Двуликий. — Что ты можешь мне предложить, дух страха перед людскими желаниями, чтобы я тебя не убивал?       — О, умереть от вашей руки — огромная честь для меня! — Воскликнул Рюдзино, хвостом вильнув из стороны в стороны. — Великий Р-Р-Ремен Сукуна!       — …       — Позвольте мне увидеть ваше Величие своими глазами! Я восхищаюсь вашей силой! Я приклоняюсь перед вашей аурой!       — …       — Позвольте стать вашим верным рабом, готовый все ради вас!.. О Великий и Несокрушимый Сукуна!       Сакура аж присвистнула. Какие дифирамбы. Тот случай, когда подлизываешься лучше, чем исполняешь свои обязательства. Сукуну такие лестные слова не тронули. Оставаясь таким же холодным, мужчина встает на ноги и заинтересованно смотрит на саламандра.       — Ты мне не нравишься, — ставит перед фактом Сукуна. — Исчезни из этого колодца и не вытравливай людей с города, где я заселился. Иначе я до тебя доберусь в одно мгновение. Оставлю тебя в живых лишь из-за твоих убеждении на счет меня. Вали с моей территории. Ты пожираешь с моей кормушки.       — …       — Уходим, — бросает себе за спину Двуликий. — Не отставай.       На этот раз он вправду прибавил скорости. Почти что несся сквозь деревья. Сакура плохо ориентируется в темноте, отчего и теряется, ища взглядом и надеясь, что не потерялась. Наверное, Сукуна и видит хорошо в темноте, раз такой проворный, но Сакура точно такими способностями не отличалась.       Перепрыгивая ветви деревьев, куноичи в какой-то момент уже сдалась, ведь он не говорил, что надо точь в точь приходить с ним вовремя. Успеет. В своем темпе.       Стоя на одной ветке, смотря то вперед, то назад. А потом смотрит по бокам… Страшно. Так темно. Еще и все вокруг жужжит и шуршит!       — Чего встала? — Слышится грозный рык где-то спереди. — Поторапливайся.       «Нашла», — обрадовалась Сакура и быстро догнала его. Да уж, в первый день знакомства она и представить не могла, что будет рада его найти здесь. Страшно все равно тут оставаться.       — Что смотришь, как щенок продячий? — Спрашивает Сукуна, когда девушка подходит к нему ближе.       — Я просто… испугалась. Темно ведь, — не стала лукавить она. — Не хочу оставаться здесь одна.       — Лучше уж со мной? — Усмехнулся Двуликий, обножив зубы, и в темноте клыки немного отразились от слабого света звезд в безлунную ночь.       — …       — Не отставай.       — Стой!.. Пожалуйста. Почему ты не убил его? — Спрашивает куноичи, вспомнив того саламандра. — Что, если он будет так же убить людей?       — Я милосерднее, чем ты обо мне думаешь. Твоя жизнь тому доказательство. И к тому же, какой прок? — Хмыкнул Сукуну. — Убью его и появится другой дух. Пусть будет жить и передавать о том, что эта земля моя.       Ну, это странно. Не оценила его размышление. Сакура пожимает плечами. Собираясь идти за ним, вдруг в ее больную голову приходит идея:       — Может, в салки до храма? Так будет быстрее. Ты — водишь!       Ткнув пальцев в чувствительный бок Сукуны, Сакура рванула с места со скоростью ниндзя, пока ошалевший от такой наглости Двуликий замер, после чего чертыхнулся:       — Дряная девчонка.       Но принял участие в этой игре. И оба помчались, как сумасшедшие. Догнать ее было не проблемой, казалось бы, но Сакура, ощутившая дыхание смерти у себя на затылке (буквально), бежала со скоростью реактивной боеголовки.       Когда Сукуна все же достигает храм первым, а Сакура буквально вслед за ним, врезавшись в его бок, оба переглянулись. Один — с победной усмешкой, другая — с обиженной мордой. И тяжелая ладонь ребром бьет по светлой розовой макушке, чтобы та держала дистацию.       — Что?! Что случилось?! — Выбегает Урауме, держа в одной руке кухонный тесак и рыбу в другой. — На нас напали?!       Сакура не стала сдерживаться и рассмеялась. Весь потрепанный и пропахший маринадом Урауме выглядел на редкость забавно, так еще с рыбой в руке и ножом. Сукуна улыбается хищно, ощутив приятную волну безмятежности. Наблюдая за тем, как Урауме и Сакура почему-то по какому-то ему не понятному поводу ссорятся, Сукуна понимает, что стало очень шумно. Раньше такого не было.       Порой он и за меньшее мог убить людей, но эта девчонка могла вести переговоры. Убивать не хочется, хоть порой и раздражает. Польза есть, как и вреда не мало. Ладно уж, пускай пока трется где-то с боку у него.