Ключ несколько раз повернулся в замочной скважине. Солнце садилось, до ночи оставалось не так много. Сил было все меньше и меньше. По ощущениям, Ксено медленно сыпался.
Вроде не настолько стар еще, неужели все же матушка карма дала свое?
Думается тяжело, но поток не останавливается. Отчеты не дописаны, благо пара дней на их завершение у него есть. Куча работы еще не сделано, а жить-то хочется. Хочется думать, размышлять свободно. Дать себе наконец пару секунд остановиться, обернуться, подумать наконец о чем-то кроме рабочей суматохи.
Непривычно…
Как и непривычно размышлять о собственном рассудке. У Ксено не было проблем с этим даже среди общего ужаса. Может через пару лет ему и диагностируют пост-травматическое, но сейчас он тут, на ногах, и держится лучше любого другого. По крайней мере, к такому он привык.
И все потому, что избегал чертовых мыслей о сущности бытия и прочего бесогонства. Но, увы, у любого есть предел. Проходит мимо своего кабинета, подходя к окну, что не так далеко. Около него же есть и выход на улицу. Полюбовавшись пару минут, он открыл ее. Ночной воздух ударил своей прохладой по коже.
Июнь сорок четвертого. Нормандия щадила их теплотой днем, ночью охватывая мягкой прохладой. Остудить голову самое то. Ксено обожал свою часть этого здания, называя ее своей по праву. Под его контролем находилась эта дверь, ведущая на улицу, его личный кабинет, палата, которую сейчас занимает Шнайдер, и еще один кабинет, что является неким складом. От каждой двери ключи есть только у него. Частенько он дает их Луне, у которой шанс один на миллион — знать, что за ними находится. А вот Асагири приглашение не нужно.
— Снова скучаем? А, Хьюстон? — Материализовавшаяся черно-белая макушка необычно отливала при закатном солнце. Хьюстон даже не удивлен, правда.
— Развлекаюсь как могу. Не сидеть же вечно в тех четырех стенах.
— Посмотри-ка, чего хочет. А Стэнли как? Хорошо ему там сидится? — Обернулся к окну, которое вело в его палату. — Ты даже обзор бедолаге закрыл!
— Ты прекрасно знаешь почему. — Единственная энергичная нотка в голосе Уингфилда — агрессия.
— А почему ты боишься-то? Тут что, много народу гуляет? Это нам с тобой нравится задницы здесь морозить, те, кто реабилитируются, выходят с другого конца здания. И к тому же, не думаю, что кто-либо с улицы поймет, кто он, и почему он тут.
— Это все еще риски. Да и рано пока что ему ходить. — Ксено даже сам задумался. А чего это его вот такая мелочь волнует? Сколько себя помнит никакое руководство не могло что-либо противопоставить ему. Всегда что-то да нарушал и всегда выходил сухим из воды, просто чудесная особенность. А тут вдруг… это. Нет, конечно, руководство тут ни при чем, хоть и в отчетах о нем писать не хотелось… Но тут и о слухах нужно беспокоиться. Столько проблем может создать…
— Или ты просто собственник. — В своей манере прочирикал Ген, выдавая очередную подсознательную мысль Ксено за собственные слова.
А Ксено лишь тяжело вздыхает. Вот ну нету сейчас сил как-либо спорить с ним и оправдываться. Только нервы себе изведет, а голова и так раскалывается. Асагири во время споров абсолютно невыносим. И вообще, может, доля правды и есть.
— Рассказывай давай. — В этот раз тепло улыбнулся Ген. — Все засыпают уже, ты знаешь, что можешь.
Взгляд у Ксено стеклянный. Именно такой Ген ненавидел больше всего. Он уважал Ксено и поражался ему. Этот человек — ходячая головоломка, которую с чисто психологической стороны рассматривать хотелось до бесконечности. И именно этот взгляд вводил Асагири в тревогу. Если Уингфилд рад, то ты можешь радоваться тоже. Если Уингфилд грустит — неправда, он не грустит. Если он зол, то это зрелище для Гена смешное, хоть и опасное. А если его глаза становятся вот такими… Это правда страшно.
Его энтузиазм и сила воли поражали до глубины души. И видя, как все это пропадает со взгляда, ты понимаешь, насколько серьезной может быть причина такого взгляда. Последний раз он видел его таким после того, как их коллега погиб. Тогда Ксено серьезно загрузился темой того, правильно ли он выбрал свой путь и хочет ли идти дальше. Этот взгляд означал, что он идет к серьезным изменениям. Он начинает пересматривать все внешние факторы, оценивая все в своей системе координат. А если и это не поможет прийти к умозаключению, он изменит саму систему. Так было и в раз до этого, когда первая вылазка сказалась на его психическом состоянии. Ген видел, как Ксено с тем самым взглядом выкурил последнюю сигарету, больше не прикасаясь к ним, сказав после что-то про изменения. Как и в раз до того — когда карьера Уингфилда проложила путь в эту степь.
И все-таки жалоба никогда не фигурировала в их разговорах напрямую. Это была поддержка другого рода, без инфантильности и прочего. Зачастую это были наводящие вопросы, те, что сбивали с ног гордость, не давали страху потери статуса затмить единственный настоящий ответ, что скрывался в подсознании. Некая жестокость в этом была.
— После того разговора нас втроем я пришел, и оказалось, что он все-таки знает английский. После мы поговорили. Нет, поспорили. О людях говорили, он согласен со мной отчасти. Это было… интересно. А после мне сон приснился. Вот только не ржи сейчас.
Асагири прыснул:
— Настолько плохо?
— Настолько плохо. Я копался в его органах в самом непрофессиональном смысле. И, вроде как, я что-то искал. Не знаю, это ощущалось очень странно. А после проснулся и послал Луну перебинтовать его.
От Гена веяло удивлением. Ксено даже улыбнуться захотелось.
— Ты еще и эту беднягу без подкрепления послал! Зараза, Уингфилд! Совсем о ее чувствах не думаешь.
— То есть, сон тебя не возмутил? — На лице Ксено образовалась полноценная ухмылка.
— В твоем репертуаре. Отлично дополняет образ доктора-зло, которого все коллеги пугаются. И не отрицай сейчас, ты сам от этого кайфуешь.
Хьюстон лишь хмыкнул.
— В общем, я подумал, что это странно. Не с того плана, что мне захотелось трактовать это, но сам факт.
— Ну будто бы у тебя был другой исход. Ты сам это зернышко подобрал, сам посадил, теперь жалуешься, что в твоем саду оно цветет и пахнет. Пожинай плоды, Уингфилд. Я знаю, что ты не этого хотел, но вертеться то надо. Подумай с его точки. И я просил же, дай ты ему человеческие условия. Разве я говорил что-то типа: "Запри его, пудри мозги ссорами, а после не давай ему никакой свободы"? Я удивлен, что он еще с уважением к тебе относится.
Уингфилд слушал, не отводя взгляда от скрывающегося солнца.
— Так я к чему. Будь готов помочь ему еще сильнее. Менять бинты — не единственная твоя задача, знаешь ли. Особенно учитывая, что подобрал ты его по своей прихоти. Никто его на тебя не вешал. Так что не увиливай.
— Да я и не хотел. Сам же знаешь. Он очень интересный. Я бы хотел дать ему больше, но я… — Язык не поворачивается. Нет, Ксено. Ты не можешь принять это. Столько лет личностного роста и борьбы над своими слабостями чтобы? — …Боюсь?
Это конец, мать твою. Ну гляньте, хотя бы яйца есть при Асагири такое признать. Умничка Уингфилд, куда ты катишься? Боишься за что? За свою шкуру? Нет. За шкуру Шнайдера? Возможно. За то, что отрежут доступ к нему, хотя хотелось бы подольше остаться там? Скорее всего. Нет, все правильно, даже не просто в желании "изучить" Стэнли все крылось, хоть и эта причина сильно влияла. Было просто хорошо. Там, в кабинете. Недолгие минуты, проведенные в разговоре с этим человеком, делали такие моменты чем-то действительно необычным. На фоне других контактов с пациентами так точно. Сколько не ломайся, а это было правдой.
— Ох и загнал ты себя, Хьюстон… — Ген отвел взгляд, вздыхая с беспокойством. Он сидел на ступеньках около выхода из госпиталя, Ксено же был чуть поодаль. Ген рефлекторно съежился. Солнце пропадало, вместе с ним и тепло. Что-что, а ночи тут правда были прохладные. И как Уингфилд все еще стоит, не шевелясь?
— Знаю.
— Сильно переживаешь? Или все в рамках?
— А как иначе то? — Ксено усмехнулся. — Тут по-другому никак, особенно мне. Потому и хочу оставить все изменения в тех четырех, а не в остальном мире. Сложно это все. — Глянул в сторону окна. Мысленно создавался знакомый образ, полный покоя. Насколько ему скучно сейчас? О чем думает?
— Мириться с этим надо, Ксено. К добру это не приводит, твоя башка скоро лопнет, и будешь ты сидеть как наши блаженные коллеги. Давай, решай это как-нибудь. Либо исправляйся и меняй все, либо меняй в другую сторону, принимая все особенности. Тебе решать, но рекомендую второе. И давай поменьше жестокости.
Уингфилд мягко кивает, все еще выискивая что-то в закате. А глаза уже не такие пустые. Фрагменты найдены. Картину сопоставить еще придется, но это так, проблемы завтрашнего Ксено. И послезавтрашнего, если повезет. Если выживет еще чуть дольше — будет вообще супер.
Головой вертит — Асагири как не было. Только на ступеньках, где он сидел, все еще чутка его духом веет. Иногда Уингфилду думается, что Ген его личная галлюцинация. Смеется про себя и заходит обратно в здание. Нужно лечь спать пораньше.
***
Даже просыпаясь с утра, разум все еще не вернулся в привычное русло. Столько мыслей, все вроде бы по теме, но больше всего чувствовалась, прости Господи, какая-то вина. Асагири говорил все верно. Его бы по-хорошему вывести хоть раз на улицу, хоть какую-то радость дать.
"Смотри, вот он, мир. Все еще может сохранять спокойствие и тишину в некоторых местах". Смешно. Но иначе он свихнется там. Сколько времени? Ещё часа полтора до начала работы. Усталость была, но в сон не клонило.
Уингфилд, тебе, прежде чем над рассудком думать, режим надо наладить.
Вздыхает, вставая на ноги. И все по быту: койку заправить, халат напялить, да с чашкой к кухне ковылять.
Он берет ту в руки и вот собирается пройти по коридору, но не может отказать себе лишний раз зайти к Шнайдеру. Тихо, как обычно, отпирает дверь.
Подходит чуть ближе.
И пальцы снова на пульс. Даже не считает, в этом нет необходимости. Просто. Хочется чувствовать текущую жизнь.
Вина скрежещет в груди, протягивая свою назойливую песнь по всему телу.
Захотелось извиниться. Он даже не сформулирует точную причину. А все таки желание было.
Пальцами переносицу сжимает, выдыхая. Ну и бред, Хьюстон. Когда в последний раз ты задумывался о таких вещах?
Подходит к окну, полностью открывая шторы.
Прости, Стэнли. Не тот красивый закат, но утреннее солнце тоже по-своему красиво.
А после снова уходит, не тревожа сон солдата.
***
Уингфилд не успевает налить и капли кофе в кружку, как тут же влетела Луна. Кратко и четко. Выезжаем за новыми ранеными. Дорога еще дальше, чем до этого.
Выдвигаемся через 5 минут.
Схема, отработанная месяцами. Собрать необходимую аптечку, надеть униформу, предупредить медсестер, чтоб готовили палаты, и ехать. Добавляем отдельный пункт в честь Шнайдера. Раз он не успеет перевязать его, нужно просить помощи у Асагири.
Быстрым шагом проходит мимо кабинета поставщиков, подмечая периферийным зрением самого Гена.
— Асагири,
быстро.
Шаг не замедляет, направляясь к своему кабинету и складам. Ген же успевает его догнать.
— Перебинтуешь Шнайдера, как проснется. Вот ключ. Схема та же.
— Да, я — могила. — Забирая ключ отчеканивает Асагири. — Это все?
— Пока да. Можешь идти.
И продолжает путь. Двигается четко, срезая углы. Сначала на этот склад. Потом в этот кабинет. Дальше по списку.
Даже открыть дверь палаты Стэнли времени нет. Ксено прекрасно знает риски, которые увеличиваются с каждой новой вылазкой. И прекрасно знает, что его удача не вечна.
Садится с Луной и остальным отрядом в машину. Времени мало, точка горячая. Прошлая вылазка была прогулкой по маковому полю. Сейчас же никто не знает наверняка, что их ждет.
Но все же надеется, что с утра был не последний раз, когда он мог его увидеть.
***
— Снова здравствуй, дружочек. Как поживаешь? Болит чего? — Ген спокойно вошел в палату как себе домой.
— Давно не виделись, Ген.
Стэнли сначала слегка потупил взгляд, понимая, что Асагири говорит на английском. Но да, Уингфилд, наверное, рассказал ему, ничего необычного.
— Ого, а произношение у тебя неплохое! Я и сначала подумал, что ты в нем неплох, но хотелось самому услышать. — Улыбается, словно вовсе и не подслушал их разговор однажды. — Ну так что? Ксено сказал мне поменять твои бинты.
— А он сам сейчас?.. — Смотрит с легкой надеждой. Нет, беспокойство правда было. Ксено правда выглядел неважно в последний их разговор.
— На вылазке. Прямо в пик выехали. Но не беспокойся, Уингфилд не помрет просто так.
Но беспокойство не утихало, разгоралось лишь сильнее. Стэнли сам не из нежных, он, вероятно, сам видел вещи пострашнее, чем то, что видел Ксено. Но в этом и проблема.
Ладно, к черту. Он же с группой, тут все профессионалы, не детский сад же?
Кивает только.
— Ау-у, Господин Шнайдер! — Ладонь Асагири маячила перед глазами. — Жалобы-то есть?
— Да нет особо. А вы умеете? Перевязывать, в смысле. Бинты доктор Уингфилд вроде бы там держит. — Указывает пальцем на шкафчик напротив.
— За дурачка меня не держи, я не только языком работать умею — смеется сам с себя. — И я знаю почти каждый угол этой палаты.
— Ну, мало ли. Вдруг у меня там особенный случай.
И, как обычно, садится так, чтобы перевязывать удобно было. Смотрит в потолок — апатия никак не сходила. Башка совсем каменела, рефлексы притупились, сознание активно покидало пределы Солнечной системы.
Кажется, Ген уже успел поменять все бинты, а теперь просто наблюдал за поведением солдата. М-да… Совсем замучили бедолагу. Конечно, такое состояние появилось скорее всего от слияния кучи факторов. От абстиненции до факта, что тот вечно заперт. Ген оглядывается. Ну вы посмотрите, Ксено все-таки открыл шторы полностью. Уже шаги!
— Стэнли, я понимаю, что тебе сейчас хреновенько, но у меня есть кое-что, что возможно тебя взбодрит. — Улыбается хитро, так, что любой человек этой хитрости не почуял бы, а вот Ксено бы точно увидел. Но его-то тут нет. Можно и вредным побыть.
Во взгляде Шнайдера наконец зажегся огонек. Конечно, такое грех пропустить.
— Ну, вернее, у меня этого нет, но есть информация, что скоро у тебя это появится.
Теперь непонимание. Ген, харе говорить загадками.
— Но знай, что просто так я этим не поделюсь. Жду от тебя в будущем услугу. Пока не скажу какую, но ничего заоблачного просить не стану. Идет?
— Допустим.
— Ты наверняка уже долгое время от ломки корячишься, так? Мне тут птичка нашептала, что Ксено сигарет тебе подкинет. Но это был секрет!
Да ну. Ну нет. Серьёзно? Он не ослышался? Кажется, что услышанную информацию он переваривает всеми органами, но не разумом. По телу прошел ток, на кончиках пальцев закололо. Господи, неужели все же эта больница принесет ему хоть каплю радости?
Приятный ступор оставался на его лице еще пару минут, даже после улыбки это лицо не переставало казаться удивленным.
— Они разве не с кармана оплачиваются? Он же не курит?
— С кармана-с кармана. Но, видимо, ты ничего платить не будешь. Деньгами так точно. Насчет моральной платы не уверен. — Вроде в шутку, а вроде и серьёзно произносит Асагири.
— Спасибо что рассказал, Ген.
Шнайдер отвел взгляд, размышляя. Это правда приятно. Улыбается — он и правда получает большие привилегии, в отличие ото всех его пациентов. Нужно будет сказать Уингфилду спасибо. Если тот, правда, вернется.
