Темные воды чужой жизни

Оставшись наедине с собой (мягкая игрушечная собака — не в счет) в холодной электричке, Саша ощутила тревогу в полной мере. Теперь ничто и никто не мог отвлечь её от страшных мыслей. Хотелось побежать к машинисту и умолять его ехать быстрее. Будто каждая секунда была на счету. Будто еще немного — и случится непоправимое. И Саша не успеет что-то сделать, сказать… Часть ее сознания отчаянно сопротивлялась накатывающим волнам страха. Нужно было рассуждать логически, хотя бы пытаться! Сохранять разум холодным. Аня ведь была самым мудрым и сильным человеком из всех, кого Саша знала. Она ведь не могла сделать что-то с собой, просто не могла. Даже мысль о том, что она бы решилась на что-то подобное из-за Саши… Из-за чувств… Из-за любви? Нет, даже сама эта идея выглядела нелепой. Вот так, не разобравшись, не поговорив — нет. Аня бы никогда не поступила подобным образом с Сашей. Она бы ни с кем так не поступила. Оставлять других жить с _таким_ чувством вины — непозволительно. Особенно по отношению к тем, кого любишь. Но что, если все эти переживания и Сашин игнор попросту стали толчком к тому, что и так могло произойти? Что если Ане стало плохо? Что если она была теперь где-то совсем одна, а последним, что Саша ей написала — было тупое «не наводи суеты»? От этих мыслей хотелось сжаться в комок и расплакаться. Саша выскочила на снежную платформу и тут же провалилась по колено в наст. Это даже не была станция — просто остановочный пункт посреди леса. Здесь не убирали снег. Здесь не вышел никто, кроме Саши. Солнце уже клонилось к горизонту. Саша смотрела поверх сосновых заснеженных макушек в ту сторону, где по идее должен был находиться коттеджный поселок. Она заметила струйки дыма — возможно от каминов, возможно — от маленькой частной котельной. Нужно было двигаться и как можно быстрее. Еще и потому, что стремительно холодало и поднимался ветер. Саша шла по давно не хоженой тропинке, то и дело проваливаясь и набирая снег в ботинки, явно не предназначенные для таких походов. Но темп она не сбавляла — только бы скорее убедиться, что с Аней все в порядке. Собственное поведение всё больше казалось нелепым и глупым. Она так отчаянно хотела казаться обычной и классной, беспроблемной и крутой, что совершенно перестала замечать Аню. Не в прямом смысле. Просто её взгляд будто ушел куда-то внутрь себя, да так, что Ане среди этих тревожных мысленных вихрей совсем не осталось места. Как Аня чувствовала себя всё это время? Что у неё происходило? Саша будто закрылась от неё и перестала не только говорить с ней по-настоящему, но и слышать. А ведь важнее не было ничего и никого. Спустя полчаса она, наконец, дошла до дороги, за которой начинались ряды красивых высоких домов. Оставалось надеяться, что это тот самый, нужный поселок. Когда Саша нашла Анин дом, то на миг почувствовала себя растерянно и неловко. Ее джинсы были грязными, ботинки — насквозь мокрыми, куртка — с дыркой. Волосы торчали из-под шапки, путались и электризовались. Да и вообще выглядела она наверняка, как етти, только что выбравшийся из леса. Но уже спустя секунду она махнула рукой — кого можно было всем этим смутить? Разве что Алису. Но плевать ей было на Алису с пятого этажа. А перед Аней Саша больше не хотела из себя строить кого-то другого, хватит, довыпендривалась уже. Калитка и ворота были заперты. Ни звонка, ни кнопки домофона. Саша вытянула шею, надеясь разглядеть за высоким забором кого-то во дворе, но тщетно. Она была уже готова барабанить в калитку руками, пока её не услышат, но вовремя вспомнила о том, что чуть дальше находился выезд из гаража, где в ее прошлый приезд постоянно крутился Глейх. Саша рванула в ту сторону почти бегом. От сердца отлегло на секунду, когда она заметила открытые ворота большого кирпичного гаража и Глейха, который что-то делал с фарой машины. Саша замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, как вкопанная. Какое-то время Даниил Маркович её не замечал. Но когда оторвал взгляд от машины и, наконец, увидел Сашу, уставился на неё, как на привидение. — Етить-колотить, — протянул он. — Саша? Ты что тут делаешь? Ты пешком что ли шла?! Сашу удивило, что Глейха это удивило. Да еще и так сильно. Она кивнула. Глейх продолжал смотреть на неё странно. — Что с тобой? Как ты здесь?.. — Где Нюта? — наконец спросила Саша. Её голос прозвучал сдавленно и сипло. — Так дома. — С ней всё хорошо? — Саша, наконец, почувствовала, что снова может дышать, хоть пока и не полной грудью. — Насколько возможно… — неуверенно сказал Глейх. И, видимо, что-то в Сашином взгляде заставило его добавить. — Но ничего серьезного. Её всё утро тошнило, вот в школу и не поехала. Она тебе разве не сказала? Саша промычала в ответ что-то невнятное. Сложновато было объяснить в двух словах особенности их проваленной коммуникации за последние дни. Глейх подошел ближе, вытирая на ходу руки замасленным полотенцем. — Сань, ты ж вся дрожишь. Идем в дом немедленно. То, что выглядела она все же из ряда вон плохо, Саша осознала немного позже — когда вокруг неё в почти панике начала кудахтать Ольга. — Все ноги мокрые, боже, снимай я хоть просушу ботинки! Сейчас дам тебе сухие носочки! А куртка? Где же это тебя носило, солнце моё? И почему Нюта не предупредила, чтобы Даниил Маркович тебя хотя бы со станции забрал? Это же совсем не дело, ты же так заболеешь! Только оказавшись в тепле Саша, наконец, в полной мере ощутила, насколько продрогла. Ее зубы стучали. — Вс-сё н-нормально. Гд-де Аня? — Да уснула в гостиной. Ты пока иди со мной, сейчас тебе хоть супа разогрею горяченького, а то завтра проснешься с соплями на ушах. От супа Саша отказалась, ей совершенно не хотелось есть. Но Ольга с упорством маньяка все же всучила ей большую термокружку с горячим чаем, который пах лимоном и имбирем. Кроме них, ко всеобщей радости, в доме не было никого. В частности Алисы. Саше бы не хотелось отвечать на вопросы… Она не знала, куда себя деть. Как не знала и того, стоит ли ей посидеть с Ольгой на кухне или все же можно пойти в гостиную подождать, пока Аня проснется. Насколько это будет вообще правильно? «Мне нравится наблюдать, как ты спишь» — звучит романтично только если это делает Эдвард Кален в «Сумерках». В жизни это жутковато — тем более Аня понятия не имела, что Саша явится. Все эти разумные доводы приводил воображаемый ангел на её правом плече… Чертик же на левом плече подначивал бежать и поскорее увидеть Аню, убедиться, что она тут _на самом деле_ и с ней всё в порядке. Наверное, Саша была слишком в раздрае, чтобы слушать ангела. Она подошла к гостиной и очень медленно и тихо опустила дверную ручку. За окном стремительно темнело. Полумрак гостиной освещался уютным торшером и синевой работающего без звука телевизора. Аня спала на диване. Она всё еще была в пижамных штанах и белой свободной футболке. Без косметики, с наспех завязанными волосами, маленькая и беззащитная. На столике рядом стоял стакан с водой и несколько пластинок с какими-то таблетками. Саше не хотелось думать, что происходило с Аней утром, раз она не смогла даже поехать в школу. «Девочка моя…» — мысленно произнесла Саша. Она подошла ближе и села на кресло рядом с диваном — широкое и мягкое. Она смотрела на Аню, не отрываясь и не мигая. Хотелось дотронуться до неё и погладить по щеке, но, разумеется, Саша не стала этого делать. Она касалась Ани лишь мысленно, пытаясь передать ей всё внутреннее тепло, что у неё было. И в тот же миг чувствовала, что сама будто наполняется теплом. Нет, не чай с имбирем мог согреть её по-настоящему. Настоящей в этом мире была только Аня, только эта хрупкая девочка, только эта нежность к ней, которая заполняла Сашу до краёв, проливалась вовне и могла затопить всю комнату. Да что там, весь дом, весь город и весь мир. «Девочка моя»… «Любовь моя», «Нежность моя», «Сердце моё»… Все эти слова вновь и вновь всплывали в Сашиной голове, пока она утопала в кресле и продолжала смотреть на спящую Аню. Никогда она не говорила подобных фраз вслух. Они казались какими-то слишком… Да просто — слишком. Люди боятся слышать такое, не верят. Но что поделать, если чувствовала Саша именно так? Возможно, даже сильнее, выше и глобальнее, но уж точно не меньше. Она положила голову на мягкий подлокотник. Саша смотрела на всё сгущающиеся сумерки за окном, на Анину макушку и растрепавшиеся волосы, на тонкие пальцы, которые сжимали краешек пледа — и впервые за последние месяцы ей было спокойно. *** Первое, что Саша поняла, когда вынырнула из густой и плотной тишины, это то, что она накрыта толстым плюшевым пледом. И ей очень-очень тепло. Она часто заморгала и села в кресле ровнее. Телевизор все еще работал без звука и комната освещалась то белым, то синими, то серо-зеленым. Цвета менялись с разной скоростью, мигали и смешивались. Аня уже не спала. Она сидела на диване, обняв колени и смотрела на Сашу, как на явившуюся из неоткуда тень отца Гамлета. Что ж, как ни удивительно, миссия Эдварда Калена наблюдать за спящими досталась сегодня не только Саше… Сложно было сходу понять, сколько времени Саша продрыхла в кресле. Небо уже было наглухо черным. Аня, похоже, успела проснуться, переодеться и даже сходить в душ — её волосы были не до конца просушенными и от них пахло каким-то шампунем с нотками шоколада и корицы. Но вот смотрела на Сашу она странно и непривычно, взглядом маленького олененка — то ли растерянно, то ли испуганно. От этого взгляда было немного не по себе. — У тебя был выключен телефон. И ты не отвечала в телеге, — сказала, наконец, Саша. — Я испугалась… Аня в общем-то ничего и не спрашивала, просто Саша решила, что нужно как-то оправдаться за всё это. Немного успокаивало то, что этим мягким пледом ее, скорее всего, накрыла Аня. Значит не сильно злилась. — Но всё в порядке, — Аня пожала плечами. — И, выходит, ты только зря ехала… Это звучало очень… Очень не очень. Будто бы Сашу должен был разочаровать тот факт, что всё в порядке. Она нахмурилась. — Ты серьезно? Совсем ку-ку? Я столько всего передумать успела. — Я не специально. Вчера забыла поставить на зарядку, видимо. А утром было немного не до телефона, — Аня смотрела куда-то перед собой и перебирала в руке краешек своей серой байковой рубашки. — И мы ведь… не очень много переписывались последние дни. Саша сглотнула вставший в горле комок. Что ж. Это было ожидаемо, в принципе. Она вплотную подошла к моменту, когда нужно всё Ане рассказать. — Ты же меня послушаешь сейчас, да? — А у меня есть выбор? — Аня не говорила резко или с претензией. Скорее с легким безразличием. И только глаза оставались такими же до боли растерянными, как у затравленного зверька. Саша не могла вспомнить, чтобы Аня когда-либо смотрела на неё так. В этом взгляде было столько неприкрытой уязвимости, что Саша вдруг поняла, что может и сама быть уязвимой в ответ. Хотя понять — определенно не значит сделать. Она встала с кресла, откинув плед. Прошлась до окна, пытаясь подобрать слова, но в голове все звучало как-то пафосно и нелепо. Но ведь у неё не было выбора. Саша выдохнула, и начала — обо всём, начиная с нового года, а после — и о событиях минувшего воскресенья. Говорить было тяжело, Саша то и дело запиналась. На самых тяжелых моментах она вообще отворачивалась. Смотреть в эти секунды на Аню, видеть её реакцию было настолько неловко, что Саша бы предпочла оказаться здесь голой, нежели продолжать рассказывать всю ту грязь. — Я просто… Я так не хотела ныть. Ну и так куча всего плохого в жизни, а тут еще я со своими вечными проблемами. Я всегда хотела, чтобы ты знала, что я не чушпан какой-то. Что у меня всё получится, что я могу быть сильнее и лучше. Для тебя… — закончила она скомкано и, наконец, подняла глаза. Саша успела только тихо ойкнуть, потому что Анин жест был неожиданный и слишком быстрый. Она подбежала к Саше, обхватила её руками и стала часто-часто повторять куда-то в ухо, волосы, шею. — Прости, меня, Саш, прости-прости-прости! Саша от неожиданности тоже быстро обняла Аню. Она была бы самым счастливым человеком на земле, если бы только это «прости-прости-прости» не казалось таким неуместным и неправильным. — Нюта, ты чего? Ты за что извиняешься, ну ты совсем что ли?! — Совсем, да, совсем-совсем, я такая дура, эгоистичная дура! — она почти плакала. Саша чувствовала, как Анины руки сжимаются на её спине. — Да перестань ты извиняться. За что? — Саша машинально погладила её по волосам, влажным и все еще пахнущим шоколадом. — Саш, — Аня, наконец, расцепила объятия, немного отстранилась и заглянула Саше в глаза. — За то, что я совсем не думала о тебе. Только о себе, будто всё, что происходит, непременно связано со мной. Конечно же, я же центр Вселенной, у других людей собственных проблем быть не может, — она взглянула куда-то на потолок. — Может Алиса и права, когда напоминает мне, что мир не вертится вокруг меня. Услышав это имя, Саша схватила Аню за плечи и чуть встряхнула. — Никогда, слышишь, никогда не позволяй себе даже подумать, что эта женщина хоть в чем-то права насчет тебя! Ты поняла? Никогда. Аня, будто сомневаясь, неуверенно кивнула, фокусируя взгляд на Саше. Затем взяла её за плече и аккуратно развернула в сторону торшера. Саша замерла, не понимая, что происходит, но Аня была так близко — впервые за эти долгие дни, показавшиеся вечностью, — что ни сил, ни желания сопротивляться не оставалось. Аня мягко дотронулась пальцами до Сашиной правой щеки. — Он… Он ударил тебя? — её голос звучал тихо и сдавленно. Саше от этого стало совсем грустно. Она так не хотела слышать боль в голосе Ани… Тем более быть ее причиной. — Эм… — только лишь промычала она. — Так заметно, да? За первые дни в приюте припухлость под глазом прошла, но теперь, видимо, синяк приобретал свой классический сине-фиолетовый оттенок. Аня кивнула. — Пойдем со мной, у меня кое что есть. Саша шла, ни о чем не думая, просто повинуясь тому, как Аня вела её по лестнице на второй этаж. Взгляд Ани сделался сосредоточенным и каким-то острым. — Я убью его, — сказала она внезапно. Саша смотрела ошарашенно. — Его и эту с начесом тоже! — продолжала Аня. — Ты не должна это так оставлять. Мы что-то придумаем, Саш, они не должны дальше жить и считать, что так можно, что всё сходит с рук! Злящаяся Аня выглядела непривычно и скорее забавно, чем грозно, но Саша не стала ей этого говорить. Наверняка и сама она выглядела так же, когда давала свои обещания защитить Аню. Правда была в том, что обе они были совершенно не грозными. Но Саша вдруг поняла, что ей вовсе и не нужно, чтобы Аня решала её проблемы или убивала кого-то. Ее поддержки, её вовлеченности, её искренних эмоций было достаточно, чтобы не чувствовать себя одной против всего мира. Их было двое, а это уже что-то. Аня усадила Сашу на свой крутящийся стул и достала из комода тюбик с какой-то мазью. — Будешь как новенькая. Саша сидела, смирившись с судьбой, позволяя Аниным пальцам накладывать чуть прохладный гель под глазом и на щеке. Было приятно принимать эту заботу без всяких «но» и лишних мыслей. Аня выглядела по-домашнему теплой, её откинутые назад волосы почти высохли, но оставались чуть завившимися от влаги. Даже дома, в байковой рубашке, без макияжа и прически она была волшебной и прекрасной, как настоящая фея. Потому моментами Саше казалось, что всё это ей снится. Но это определенно был не сон. Они обе были здесь среди светлых стен Аниной комнаты, в тепле и уюте. Саша чувствовала реальность каждой клеткой тела, в особенности там, на щеке, где Аня легко касалась кожи, размазывая целебную мазь. Настоящая и вполне реальная Аня, которая в самом деле после всех этих дней полнейшего безумия была здесь. Так близко. Касалась тонкими прохладными пальцами, смотрела то прямо в глаза, то куда-то будто сквозь Сашу. В моменты, когда их взгляды встречались, обеим почему-то становилось неловко, будто они отвыкли от того, что могли быть так беззастенчиво рядом. Пространство между ними точно превращалось в мираж, густело и наливалось чем-то теплым. Саша успела лишь в очередной раз уловить легкий флёр шоколадного шампуня, когда Аня наклонилась к самому ее лицу. — Саш, я скучала, — прошептала она и почти коснулась губ, но в последний момент остановилась. Саша обхватила Аню руками за талию, усадила к себе на колени и они замерли вот так — нос к носу — в сантиметре от поцелуя. Сперва казалось, что с ними что-то случилось за последние дни. Будто нечто незримое и хрупкое навсегда сломалось, и они забыли, как близки могут быть. Но вовсе нет — Саша вдруг осознала, что только сейчас, почти не касаясь друг друга физически, они впервые оказались по-настоящему рядом. Что ей больше нет нужды выставлять меж ними выдуманные образы и картинки, вымышленную себя, собственную идеальную версию. Что она и такая — нужна Ане. Что её — настоящую и неидеальную, бедовую, бедную, бессильную, рисковую, иногда глупую — любят. И только теперь Аня смотрит именно на нее, а не кого-то другого, несуществующего. И Саша хотела того же, хотела близости с настоящей Аней, потому что она сможет, конечно, же сможет любить её разную. — Ань, — Саша провела ладошкой по её волосам, этим невозможным, темным шелковым волосам. — Ты ведь поверила всей этой чуши про меня и того чела… Почему?.. Аня немного отстранилась, обведя комнату взглядом, точно ища подходящие слова и ответы где-то на стенах. — Я не хотела, — сказала она сдавленно. — Не хотела верить, не хотела сомневаться, но… Всё казалось таким логичным что ли… Саша сдвинула брови. — Логично, что я так поступлю? Ты разве _такой_ меня считаешь? Такой моральной уродкой? — Нет, Саш, нет. Наоборот. — Наоборот? Тогда это совсем-совсем не логично… Аня закусила губу. Она не смотрела на Сашу, а скорее в потолок, будто молясь. — Ты очень хорошая. Поэтому я подумала, что ты… Ты бы не стала мне говорить, если бы влюбилась в кого-то. Ну вроде как пожалела бы. И что поэтому ты просто отдалилась, чтобы всё само сошло на нет. — Господи, Аня. Ты опять… — Саша шумно вдохнула носом. — Да почему, черт возьми, я вообще должна обязательно в кого-то влюбляться?! Я же люблю те… Аня накрыла её губы своими. На одно мгновение. И быстро добавила. — Не надо. Не говори этого, пожалуйста, не надо. — Ну уж нет! — возмутилась Саша. — Хватит. Не говори, молчи, это слишком сильные слова, слова ничего не значат, бла-бла-бла. Достало. Потому что для меня это не так. Для меня — значат. Я хочу это сказать, ясно? И это не просто слова. Это правда! Аня молчала и смотрела на неё испуганно. Снова этот взгляд олененка Бэмби, будто Саша не в любви ей хотела признаться, а вела на эшафот. — В чем дело? — устало выдохнула Саша. — Мне нельзя тебя любить? Несколько секунд Аня смотрела не моргая, пока из её глаз не потекли слезы. Да так сильно и много, что Саша даже растерялась. Она стала вытирать их рукавом своей толстовки. — Нюта, блин, ты чего?! Аня быстро закивала. — Нельзя, нельзя. Нельзя меня любить, понятно? — ее плечи вздрагивали и голос едва не срывался. Она закрыла лицо руками и расплакалась. Тихо, сдавленно, но всё же вполне по-настоящему, отчаянно и горько. И как бы ни было больно это видеть, в глубине души Саша обрадовалась — это было лучше, чем всегда сдеражнно-спокойное поведение Ани, к которому все так привыкли. — Можно, Ань… Еще как… — Нет, неправда, — всхлипывала Аня, не убирая рук от лица. — Ты не знаешь, о чем говоришь, не знаешь! — Я знаю. Всегда знала. Я же давно тебе сказала, что не боюсь. Саше хотелось убрать ее руки и заглянуть в глаза, но вместо этого она просто прижала Аню к себе, и теперь та тихо рыдала ей в плече. — Ты не понимаешь, ты не видела меня утром. И в другие дни и… и моменты. Это ужасно, отвратительно и жалко. Я так не хочу и ты этого не захочешь, и никто не захочет! — Но ты же не оттолкнула меня, — Саша гладила её по спине, будто укачивая, как ребенка, и старалась говорить спокойно. — А я сейчас тоже вполне себе жалкая, отвратительная, В БЕГАХ и с фингалом под глазом… — Это другое. — Аня все еще всхлипывала. — Я знаю, я уверена, что у тебя всё будет хорошо. Ты справишься, ты поедешь работать в ЦЕРН, ты станешь самой-самой молодой Нобелевской лауреаткой… Но со мной не так. Я останусь такой. Просто не хочу больше тебя обманывать. Потому что мы не сможем быть вместе, жить… Однажды это тебе надоест, потому что любому надоест, потому что… Даже если не надоест, однажды я сделаю тебе больно. — Ань, — Саша мягко, но уверенно все же убрала ее руки от лица. — Давай ты не будешь Ваенгой?.. — Ваенгой? — удивление Ани было таким сильным, что она на секунду перестала плакать. — Ну той тёткой, которая предсказывает будущее. — Может Вангой? Ваенга — это которая поёт. Саша попыталась улыбнуться. — Может быть и Вангой. Да хоть Нострадамусом. Короче, не надо на кофейной гуще гадать, что и как будет. А тем более решать _за меня_, как я поступлю и что буду чувствовать. Аня хлюпнула носом и растерла рукавами остатки слез. — Но дело ведь совсем не в тебе. Мне не стоило вообще сближаться с тобой, я не думала, что всё зайдет так далеко. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня. — Ты прямо сейчас делаешь мне больно вообще-то. Такими словами и таким своим недоверием. — Прости… Саша не знала, что сказать. Аня была перед ней такой честной, такой расстроенной и такой… глупой. Неужели она совсем-совсем не понимала? Саша знала _всё_. И она хотела стать тем человеком, который когда-нибудь после пар в универе будет забегать в цветочный и привозить домой Ане милые букеты. Она хотела стать тем, кому Аня доверит заплетать волосы по утрам. Она хотела стать тем, кто будет носить сплетенные Аней бисерные фенечки. Но. Без всяких проблем и колебаний она могла быть и той, кто принесет тазик, если Ане будет плохо. Той, кто выучит все нужные таблетки и дозировки. Той, кто отвезет — Саша сделала мысленную пометку первым делом накопить на подержанную машину — Аню в больницу, если нужно. Столько раз, сколько потребуется. Она могла — и она сможет — стать той, кто будет с Аней рядом там, где не было её родных и близких раньше. Кто будет приносить ей действительно нужные и любимые гостинцы, а потом лежать рядом, читая вслух Гарри Поттера… Всё это не казалось ей чем-то пугающим, потому что это было частью Ани, её жизни, а значит частью того, что Саша принимала без колебаний. Она никогда не понимала людей, которые любят в другом человеке что-то одно, а всё неудобное отвергают или пытаются переделать. Аня ведь так не поступала. Она взяла Анино лицо в свои руки. — Нюта… — Саша сглотнула ком, вставший у горла. Она знала, что её голос не будет звучать так звонко и уверенно, как она бы хотела. Скорее хрипло и низко, но какая разница. — Я люблю тебя. И я не стану делать вид, что это не так. Я люблю тебя — и окей, пусть для тебя это просто слова и пусть ты думаешь, что мы все равно сделаем друг другу больно, а любые чувства — кончаются. Но я люблю тебя. И ты с этим ничего не поделаешь. *** Когда Саша в сердцах думала, что сможет принять любую версию Ани, она немного ошибалась. Одна из Аниных версий была слишком, через чур тревожной. — Ты не должна туда возвращаться, умоляю! — Аня смотрела, как Саша обувает просушенные Ольгой ботинки. Так же ей вручили новую куртку вместо её порванной. — Блин, — Саша в очередной раз вздыхала. — Я не хочу скрываться, как преступник! Сидеть бояться каждый день, что сюда нагрянут менты. То-то Алиса будет в восторге! — Плевать на Алису, — настаивала Аня. — Никто тебя здесь не найдет и даже не подумает искать. Останься, дождись хотя бы когда отец вернется. Я поговорю с ним. Я сама лично надену клоунский нос и парик и буду в субботу развлекать всех гостей, но уговорю его разрешить тебе остаться! — Господи, Аня, — Саше уже становилось жарко в доме. Новая куртка была очень теплой. — Ну это тупо так залечь под корягу, как какой-нибудь рецидивист. И я не собираюсь пропускать школу целый месяц! — Ну какая школа… Тебя засунут в какую-то первую попавшуюся школу возле детдома и какой в этом толк? — Послушай, — Саша положила руки на Анины плечи. — Всё будет нормально. Возможно, руководство в детском доме не будет таким мерзким, как Начесиха. — А то как же… — Нет, правда, многое зависит от самих людей. Я спокойно объясню ситуацию. А ты пока придумай легенду, чтобы объяснить моё отсутствие ребятам. Аня закатила глаза. — Если твои новые трепливые друзья не разнесут к этому времени очередные слухи. — Мне кажется я была достаточно грозной, чтобы они поняли, что больше так делать не надо. — А то как же… Ане удалось уговорить Сашу только на то, чтобы обратно к приюту её отвез Глейх. — Ладно, — согласилась Саша. — Пусть только выкинет меня чуть раньше, а то его еще обвинят в чем-то. Они стояли у гаража в обнимку, пока Глейх прогревал машину. Иногда он бросал на девочек озадаченные и задумчивые взгляды. Саша не припоминала, чтобы они при Глейхе когда-либо проявляли свои чувства. Ни целовались на прощание, ни даже в машине на заднем сидении не держались за руки. Теперь же — Саша это отчетливо понимала — их объятие отнюдь не выглядело дружеским, но Ане, кажется, было всё равно. Она подняла голову к небу — черному, окутанному снежными тяжелыми облаками. — Вот и падающей звезды не увидеть, — сказала Аня грустно. — Я бы загадала, чтобы тебе не пришлось уезжать. — Персеиды же в августе… Да и надо ли переводить целое желание на такую фигню. — Ты разве никогда желаний на фигню не переводила? — Переводила, конечно, — улыбнулась Саша. — В детстве. Мы с родителями отдыхали на море, я заметила падающую звезду и загадала игрушку. Мама об этом узнала и на следующий день мне её купила. Собаку, которую я сегодня с собой привезла… Ты о ней пока позаботься, ладно? Аня кивнула. — Конечно. Мы с Ольгой её отмоем парогенератором и она будет спать рядом с моим медведем. Саше стало радостно и спокойно хотя бы за игрушку. Глейх мигнул им фарами, и Аня напоследок чмокнула Сашу в щеку. — Если ты завтра к обеду не выйдешь на связь, я подниму поисковые вертолеты… *** Все смотрели со страхом и одновременно осуждением. Лишь в глазах некоторых детей Саша заметила робкий восторг. — Ох и попадет же тебе, ох и попадет! — причитала Кудряха. Она была встрепанная и красная. Видимо, из-за побега весь день в приюте был очень нервным. — Явилась, как ни в чем ни бывало. А эту, вторую где потеряла?! — Ее зовут Лиза. — Да хоть Кондолиза! Саше было плевать на крик. Она убедилась, что всё в порядке с Аней и вернулась сюда сама, добровольно. А то тепло, что она привезла с собой, грело и оберегало. Кудряха то и дело повторяла «Сама виновата», пока они шли вдоль коридора к кабинету заведующей. Попутно она шикала на детей, который с любопытством выглядывали из своих комнат. Начесиха прохаживалась вдоль своего узкого кабинета. Её начес немного скосило на бок — это был определенно недобрый знак. — Телефон сюда, — она протянула к Саше свою руку с отвратительными желтыми ногтями. — Пусть полиция теперь проверяет! — Да пожалуйста, — Саша вручила ей мобильный. По пути сюда в машине Глейха она удалила все приложения, где были хоть какие-то личные переписки, и почистила кэш. С абсолютно безразличным видом Саша села на стул. Ей хотелось поскорее разделаться с этим этапом марлезонского балета и пойти спать. Единственное, о чем она думала одновременно с тоской и радостью, это что в их комнате теперь не будет Лизы. — Я разрешала садиться? — крикнула заведущая. — Мне до утра стоять? — Саша пожала плечами. — Ты будешь стоять до тех пор, пока не расскажешь, где эта дрянь, твоя подружка! — Она Лиза, а не дрянь. — Замолчи, сволочь маленькая, ты не в том положении, чтобы хамить. Из-за тебя весь интернат на ушах, уже все инстанции в курсе. Нас всех премии лишат за этот инцидент! Мало того, мне пришлось из-за тебя краснеть перед родителями этой шалавы, когда они приехали, а у нас такое! Саша вновь пожала плечами. Ей было плевать, где и как пришлось краснеть Начсеихе. А то, что её лишат премии — вообще красота. Видимо, какой-то оттенок удовлетворения успел отразиться на Сашином лице, потому что Начесиха вдруг сменила тон. — Ладно, садись, давай поговорим, как взрослые люди. Ты же уже почти взрослая, правда? Сама же кричала. Саша села. — Я не знаю, где Лиза. Мы расстались сразу у забора. — А ты подумай. Повспоминай. Сейчас я тебя по-хорошему спрашиваю, а завтра поедешь в участок и там полицейские с тобой сюсюкаться не будут. — Да я там уже была… — Саша махнула рукой. — Заодно напишу на вас заявление, что вы у нас телефоны незаконно отбираете. — Ах вот так, — Начесиха, наконец, умостила свою задницу в кресло, и растянулась в довольной ухмылке. Вид у неё был подозрительно счастливый в её-то положении, и Сашу это напрягло. — Вы, сопляки, думаете, что очень крутые, да? Что вам скоро восемнадцать, и вы уйдете на все четыре стороны. Так ошибаешься, дорогуша. Саша молчала, и заведующая продолжила. — Один звонок, и ты у меня поедешь на дурку. Знаешь, что это такое? За неадекватное поведение, о да. Вызовем санитаров и отправишься в смирительной рубашке обследоваться. В бумагах там напишут то, что Я скажу. И хоть восемнадцать тебе будет, хоть сорок — не выйдешь, пока Я не дам добро. Нравится такой расклад? — Нет, не нравится. — Саша отвечала твердо, но её постепенно охватывала паника. Она обвела кабинет глазами, точно прикидывая, сможет ли сбежать второй раз. Возможно, ей в самом деле не стоило возвращаться сюда. — Ну нравится-не нравится… — хмыкнула Начесиха, — Продолжение поговорки знаешь? Она достала из ящичка записную книжку. — Сейчас-сейчас… Узнаешь у меня, где раки зимуют. Саша судорожно соображала. Очевидно, с какой-то психушкой тут была договоренность, чтобы усмирять неудобных детей. Значит то, что она абсолютно здорова на голову не имеет значения. Черт. Но ведь Аня знала, где она. И Марк. И Петя с Макаром. Если она окончательно пропадет с радаров, они же смогут принять хоть какие-то меры? Достаточно ли у них сил и рычагов влияния? Саша вздрогнула, потому что телефон Начесихи резко завибрировал. Та, всё еще поглядывая на Сашу с ехидной ухмылочкой, подняла трубку, пропев елейным голоском, — Да, слушаю. Саша наблюдала за каждой ее эмоцией, и это было… необычно. Лицо и улыбка заведующей постепенно поползли вниз, как расплавленный воск. Она все еще, будто робот, машинально отвечала в трубку. — Да… Да… Нет, ну конечно, я понимаю… Да… Я вас услышала… — но вид у нее сделался такой, будто ей сообщили, что кто-то насрал в её торт ко дню Рождения. Что бы ни было причиной таких перемен, Сашу это радовало. Единственное, она все же старалась не выглядеть слишком повеселквшей. Заведущая положила трубку и отбросила телефон в сторону. Она шумно выдохнула и сжала губы в тонкую линию, посмотрев на Сашу так, точно в торт насрала именно она. — Собирайся. Саша опешила. — На дурку? Начесиха отвернулась, нашла среди бумаг на столе телефон, который только что отобрала у Саши, и вернула ей. — Собирайся, выметайся из моего кабинета и сиди с охранником. За тобой скоро приедут. — Кто? — Саша все еще не понимала. Что происходит? Слова давались Начесихе точно через боль. — Тебя забирают в дом семейного типа, оформят опеку. Мне позвонил один очень серьезный человек сейчас. Хотела бы я знать, откуда у тебя, пигалицы, ТАКИЕ связи. Саша выдохнула. «Нюта», — подумала она с восторгом и благодарностью. Очень хотелось улыбнуться, но Саша решила не испытывать судьбу и не раздражать лишний раз заведующую. Бедняге и так было уже не весело — такая груша для битья уходила из-под носа. Еще и второй раз за день.