Темные воды чужой жизни

Алексей Николаевич был немолодым человеком с залысинами и мягким, добрым лицом. Его жена попросила называть её просто Танечкой («Все дети меня так называют, по-моему весьма мило, не находишь?») Они приехали в тесный, но ухоженный и уютный двухэтажный дом лишь к ночи. — Придется тебе поспать сегодня на раскладушке. Завтра уже купим кровать. — быстро говорила Танечка на кухне, заваривая Саше чай, — Ты пойми, мы совсем не ожидали. Нам позвонили хорошие друзья из фонда, сказали, что нужно помочь девочке, но мы ничего не успели для тебя подготовить. — Ничего страшного, мне окей, — Саша была готова спать хоть на собачьем коврике, лишь бы вернуть свою былую свободу. — Ты наверное вымотанная. — продолжала Танечка. — Пей чай и ступай в свою комнату на втором этаже. А обговорим всё уже завтра. Только постарайся не шуметь, там Софа наверняка уже спит. — Ну конечно, — улыбнулся Алексей Николаевич. — Очень я удивлюсь, если Софа спит, а не ждет-не дождется свою новую соседку, чтобы поболтать. Дела обстояли так: только Саша с Глейхом укатили в приют, домой вернулся Станислав — и Аня тут же засыпала его вопросами и требованиями. Удивительным казался тот факт, что Аня была виртуозно хороша и настойчива, когда отстаивала права других, но при этом с треском проваливала собственную защиту… А впрочем, ничего удивительного в этом не было. Очень многим людям почему-то намного проще вступиться за кого-то, нежели за себя. У Станислава оказались знакомые по бизнесу, знакомые которых на регулярной основе помогали фонду, который в свою очередь опекал детские дома семейного типа. Так, несколько звонков свели в конце концов Сашу и Алексея Николаевича. И жизнь изменилась на сто восемьдесят градусов — настолько сильно, что Саша не могла представить себе даже во сне. Все дети, живущие в ее новом доме, были у четы Мишиных под опекой. Но со стороны эта семья казалась самой обычной многодетной семьей: никто здесь не ходил по струночке, не выслушивал оскорблений, не жил по тюремному расписанию. Дети были шумные, в меру непослушные, раскованные и веселые. Особенно Софа — Софа была иногда бессовестно веселой, болтливой и даже немного надоедливой. Саша впервые за много лет почувствовала, что такое высыпаться _по-настоящему_, а главное засыпать и просыпаться без вечной тревоги. По утрам не нужно было ничего делать — на столе их уже ждал роскошный завтрак: блинчики или оладьи со сгущенкой, хлопья на любой вкус или шоколадные шарики с молоком, бутерброды, яичница — каждый день что-нибудь новенькое. Грязную одежду достаточно было бросить в корзину — и на следующий день она, чистая и высушенная, уже была в ее шкафу. Но главное, Саша смогла навсегда забыть о работе в выходные. Сперва это её немного тревожило. — Опека же формальная, в восемнадцать мне придется вернуться работать, чтобы как-то жить, — сказала Саша Танечке одним утром. — Так что может мне не стоит увольняться? — Ну нет. Никто тебя после восемнадцати из дома не вышвырнет. А если уж так хочешь работать, что похвально, то давай уж Алексей Николаевич тебе поможет оформить ИП, открыть счет, проследит, чтобы тебя нигде не обманули — да работай себе репетитором. Нам сказали ты хороша в математике. А представь, сколько у нас знакомых семей с детьми. И поверь, у всех всегда проблемы с математикой. В школах просто катастрофически не умеют объяснять материал! Затем Танечка указала на фотографию, висевшую над камином в гостиной. На ней были Мишины и какой-то взрослый парень в шапочке выпускника. — Все, за кого мы в ответе, всегда могут прийти в этот дом за помощью и советом, даже если у них уже есть собственная семья. Взрослым детям тоже нужна поддержка, — она вздохнула. — Если вам восемнадцать, это совсем не значит, что вы больше не наделаете глупостей. Как раз наоборот: в восемнадцать все только начинают делать первые грандиозные глупости. — Не, я не собираюсь делать глупости, — уверенно сказала Саша. Танечка глянула на неё поверх очков. — В жизни не поверю, что ты окажешься единственной, кто не решится на какую-нибудь опасную авантюру, едва стукнет восемнадцать. Саша помотала головой, хотя по правде говоря одна в меру опасная авантюра все же была в её планах, но никому об этом пока знать не стоило. Не бояться за будущее, не работать, не волноваться обо всём на свете — определено было новым опытом. Нет, кое какие обязанности по дому у Саши, как и других, разумеется, были. В основном по субботам она помогала Танечке с готовкой на всю неделю или ездила на закупку продуктов с Алексеем Николаевичем в ближайший гипермаркет. Но всё это было сущей мелочью по сравнению с тем, что ей приходилось делать раньше. И на удивление, благодаря таким переменам, Саша впервые в жизни узнала, что такое ЛЕНЬ. Ну то есть как. Раньше Саша думала, что лень — это когда нет сил что-то делать. Оказалось же, что это была простая человеческая усталость или даже моральное истощение. Только теперь, когда у неё была уйма свободного времени, она поняла, что лень не имеет ничего общего с усталостью. Лень — чувство сладкое, дремотное, приятное. Ты просто валяешь дурака, но не потому что вымотался, а потому что потому. Можешь себе позволить. Саше нужно было написать несколько контрольных за пропущенные дни, сдать кучу сочинений и стихотворений, но она готовилась абы как — гораздо приятнее было просто жить. Снова играть на уроках с Марком в виселицу, смотреть по вечерам Нетфликс с новообретенной семьей и, конечно, гулять после школы с Аней. Наступивший март отчаянно боролся с зимой, выстреливал первыми теплыми днями, растекался лужами, в которых отражалось солнце, и казался таким же влюбленным и глупым, как Саша… Последствия у лени, конечно, тоже были. Шел урок истории. С утра в окно класса хлестал мокрый снег, но ближе к обеду опять выползло солнце и неторопливо высушивало повисшие на стеклах капли. Саша ЛЕНИЛАСЬ. Она прятала в копне волос один наушник, наслаждалась музыкой и… винила в своей лени два обстоятельства. Первым был невероятно плотный завтрак в виде четырех блинов со сметаной и сахаром. Вторым… Вторым был прекрасный, как мраморная скульптура, профиль Ани… Саша ничего не могла с собой поделать. Она сидела в пол-оборота на стуле и то и дело косилась в сторону среднего ряда на Аню, которая внимательно слушала учителя — сосредоточенная, с прямой спиной, серьезная и задумчивая. Ее губы были чуть приоткрыты, и это сводило Сашу с ума. Она невольно уносилась в воспоминания, туда, где буквально несколько дней назад целовала эти губы. Они гуляли вдоль Яузы. Маленькая речка уже освободилась от льда, хотя на набережной тут и там все еще встречались грязноватые подтаявшие снежные островки. Москва готовилась встречать закат, гудела в пробках и шуршала вечерним ветром. Аня, в черном элегантном пальто с капюшоном, неслышно и мягко ступала ботинками по клеточкам плитки. Саша болтала о сериале, который смотрела вечером, и наблюдала, как порывы легкого ветерка играют с Аниными волосами. Аня то и дело убирала непослушные прядки за ухо, но они не давались, путались, прилипали к блеску на губах — кажется малиновому — Саша не знала наверняка, но очень хотела узнать. Они свернули в небольшой сквер, пройдя по широким размашистым ступеням вверх, как Аня вдруг остановилась у какого-то странного монумента. Саша тоже остановилась и задрала голову — это была неприглядная серая плита высотой метра четыре, не меньше. Будто бы часть чего-то другого — гигантского забора или стены с дырой посередине. У этого отверстия, точно у огромной раны, сидели большие кованые железные… бабочки. Они, казалось, выпархивали, проломив бетон, куда-то наружу. Саша подумала, что они похожи на ее любовь к Ане. Такую же сильную. Которой тесно внутри, и она готова проломить ребра и разлететься красотой и нежностью по всему миру. Но Аня вдруг сказала, как-то грустно глядя на бетонную плиту. — Они как будто почти вырвались на свободу, но потом заржавели. Саша внимательнее присмотрелась к бабочкам — когда-то, похоже, они были разноцветными, но теперь краска облупилась, уступив место ржавчине. Наверное, Аня была права. Совсем эти бабочки были не про любовь. Саша взяла Анину руку и сжала. — Чему этот памятник, как думаешь? — Не знаю, — Аня вздохнула. — Едва обретенной, но слишком рано утраченной свободе. Ну, я бы так сказала, если бы меня спрашивали. Это звучало грустно, и Саша помрачнела. Она подошла к наклоненной плите на полшага ближе и увидела, как сквозь дыру в ней, виднеется кусочек сквера с деревьями и раскрашенное розовым закатное небо. — Они хотя бы попытались, — сказала она. Саша повернулась к Ане, чувствуя, как внутри все сжимается и переворачивается просто от вгляда на неё. На её широко распахнутые глаза и такой странный, завороженный взгляд. Она смотрела на памятник, точно на икону. Вот такая. Просто Аня, самая обычная девушка. И такая необычная, такая особенная для Саши. Аня, наконец, оторвала взгляд от плиты и глянула на Сашу. — Иногда ты так смотришь… — сказала она, чуть подумав. — Вроде бы на меня, а вроде и просто зависаешь. — Разве? — Саша моргнула. — Да. Я давно заметила. Но последнее время ты как будто чаще стала так делать. Саша оробела и уперла взгляд куда-то в землю. — Ну. Просто смотрю. На тебя. Нельзя что ли? — Просто-просто? — Аня тронула её за плече. Саша неуверенно и смущенно глянула исподлобья. — Просто… Просто хочу запомнить, как если бы фотографировала, но только вместе с ощущениями. Ну ты же понимаешь, о чем я, да? — Загружаешь строис в собственную память? — Аня подошла ближе к Саше, почти вплотную. Мягкими, плавными движениями она заправила её волосы за уши, а затем чуть склонила голову на бок, точно разглядывая Сашу, как удивительную находку. — Что ты делаешь? — спросила Саша, которая почти перестала дышать. Аня приблизилась еще, тихо проговорив Саше в губы. — Тоже загружаю сторис… Чтобы не забывать. Саша замерла. Она чувствовала, что слегка дрожит. Тело было напряжено до предела — от переполняющих чувств, от их близости, от красоты вечера. Казалось, она готова сжаться в точку и затем взорваться раскатами майского грома. Но лишь стояла и прерывисто, нервно дышала, почти касаясь Аниных губ. Еще миллиметр, еще немного… Аня провела пальцами по её щеке. — Ты знаешь, что когда солнце яркое и оно за твоей спиной, то твои волосы как будто горят? — прошептала она, едва слышно. — И ты как будто горишь. И я… Как будто тоже должна сгореть или обжечься. Но этого не происходит. — Конечно, — сказала Саша из последних сил. — Я не позволю тебе сгореть. И она поцеловала — аккуратно, мягко, нежно. А потом углубила поцелуй, обхватив Аню руками, крепко прижимая её к себе, почти оторвав от земли и впиваясь ногтями в ткань её пальто… Блеск для губ оказался не малиновым, а кофейным. Но какое это вообще имело значение? Саша очень. Очень. Очень старалась хотя бы краешком сознания присутсовать на уроке. В конце концов историк ведь когда-то вел у них москвоведение. Саша даже подумывала спросить у него про тот монумент, может он в курсе… Но не успела она обдумать вопрос, как услышала свою фамилию. — Трусова! Ну я даже не знаю, как это комментировать, — учитель держал в руках её двойной листок с сочинением, которое они сдали на прошлом уроке. Вообще-то историк был хоть и занудой, но в целом порядочным человеком. С одной лишь недоброй привычкой — зачитывать перед всем классом особенно выдающиеся перлы из сочинений и контрольных. Раньше Саша в список номинантов на эту «золотую малину» не попадала. Обычно отличались Алина и Мориси. Но на этот раз учитель демонстрировал классу именно её работу — гордо подняв вверх, как очень ценный экспонат из музея приколов. — Ну подумать только, Трусова. Что с тобой случилось? Ты умудрилась превзойти даже Загитову с её «безызбежностью бытия», — он довольно причмокнул и начал зачитывать. — «Кровавое воскресенье продемонстрировало нам, что царь может стрелять не только по рабочим, но и по выходным…» Класс покатился со смеху. Марк рядом с Сашей какое-то время пытался сдерживаться из уважения, но затем тоже прыснул. — …Это еще не всё, — ликовал историк. — Слушайте дальше. «После гражданской войны власти начали восстанавливать разруху…». Трусова! Как разруху можно восстановить?! А главное — зачем? Все снова рассмеялись. Морис хохотал так, что от избытка эмоций начал бить рукой по парте. Марк прикрывал рот, чтобы ржать не слишком сильно. Саша, впрочем, тоже хихикала. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что писала это сочинение дома левой пяткой. В процессе они болтали с Софой, параллельно слушали подкаст про винторогих козлят, ели сухарики и ржали. Разе могло при таких раскладах выйти что-то адекватное? Оставалось разве что надеяться, что хотя бы Софа, которая писала реферат по биологии про строение уха, не перепутала евстахиеву трубу с фаллопиевой… — Ну и ну, Трусова, — Алина подошла к ней на перемене и села напротив, положив ногу на ногу. — Ой, кто бы говорил… — Ая-яй, прогуливаешь, по оценкам скатилась вообще. Это из-за того парня? Саша закатила глаза. — Сколько раз повторять!.. К счастью подошел Мориси и отвлек Загитову. Саша всё еще немного злилась, но ссориться с Алиной или как-то резко отвечать ей не хотелось. Хотя бы потому, что она была подругой Ани. Возможно, Аня бы и сама усмирила подругу с этими разговорчиками, но она была занята — сидела на дальнем ряду и что-то активно показывала Диме в его тетради. Саша засмотрелась. Удивительно, как любимого человека находишь сексуальным в любой одежде. Аня сегодня была в свободной рубашке, пиджаке такого же свободного кроя и простых голубых джинсах. Но что ж… Саша не могла оторваться, наблюдая за каждым её жестом и движением. Кажется, Аня объясняла Диме что-то по геометрии. Саша улыбалась, думая о том, что кто-то возбуждается на кожаные лифчики или кружевное белье, а она сходила с ума из-за девчонки в мешковатой рубашке, объясняющей геометрию… Марк склонился к Сашиному уху. — Палишься, — сказал он тихо. И Саша, быстро моргнув, перевела взгляд в другой угол кабинета. Как раз вовремя, потому что Мориси ушел и Алина снова взялась за неё. — Ты, кстати, прислушайся, Трусова. Очень глупо бодро начинать учебный год, чтобы под конец сдуться. Надо наоборот. — Отста-а-ань, — пришлось снова закатывать глаза. — Ну правда вообще-то, — к ним подошла Валиева (Марк тут же выпрямился и оживился). — Мой отец, когда бежал полумарафон, говорил, что как раз очень важно не растерять все силы на старте… Надо думать о будущем. Да что ж такое. Как будто Саша мало думала о будущем. Она встала и направилась к выходу из класса. — Ты куда? — хором спросили Марк и Ками. — Проветриться, потому что с вами ДУШНО, — Саша так бодро зашагала к дверям, что чуть не столкнулась в них с директором. — Уй! — она успела затормозить в последний момент. — Извините. — А ты-то, Александра Трусова, мне и нужна, не беги, бегунья, — сказал директор. Класс притих и повернул головы к ним. Саша испугалась. — Это не я! — быстро сказала она. Что бы там ни хотели ей предъявить, нужно было играть на опережение. — Не ты? — директор поправил очки. — Значит нам по ошибке написали… И не ты, выходит, выиграла городскую олимпиаду по математике… — он ухмылялся, довольно и весело. Саша открыла рот. И дальше произошло сразу многое. Класс взорвался аплодисментами и почти животными воплями. Марк вскочил с места. Мориси вскинул кулаки вверх, заорав «Одиннадцатый-А-чемпион!». Даже Алина улыбалась и хлопала. А Аня, точно взявшись из неоткуда, вдруг подбежала и почти повисла у Саши на шее, зашептав куда-то в ухо и волосы. — Я знала, знала! Через мгновение Саша ощутила на своей щеке быстрый и влажный поцелуй. И тогда поняла, что резко стало очень тихо. Точно опомнившись, Аня медленно расцепила руки и спокойно отступила на шаг, не глядя на класс. Саша же всё-таки решилась посмотреть, стараясь не краснеть слишком явно. Марк чесал нос. Женя стоял с видом «Началось в деревне утро». Но хуже всех выглядели Камила с Алиной — обе с открытыми ртами быстро моргали. Саша ухмыльнулась. Что ж, со _своими_ друзьями она давно разобралась (и не без драмы). Теперь пришла и очередь Ани. *** В воскресенье Аня привезла Саше её игрушечного пса и потом, нещадно эксплуатируя Глейха, они вдвоем поехали в гости к Ане. По дороге Саша слушала, хохоча, рассказ о том, как Аня всю неделю доказывала Алине и Ками существование крепкой женской дружбы. — И они поверили? — По-моему, не очень. Сказали, что с ними я так крепко не дружу… Саша увидела на мгновение в зеркале заднего вида ухмылку Глейха. Уж он-то, похоже, сложил два и два. Погода немного испортилась. За окном мелькала весення серость, а с неба сыпался мелкий колкий снежок. Но в сердце Саши эта серость и колкость не проникала. Она представляла, что они будут делать с Аней весь день. Гулять по поселку. Пить лучший в мире какао рецепта Ольги. Смотреть вдвоем фильм, валяясь на кровати… И что-нибудь еще? На фантазиях о _чем-нибудь еще_ порой приходилось нервно сглатывать и стараться переключить мысли. Хотя и без того день обещал быть прекрасным. Только одна проблемка висела над Сашиной головой, как домоклов меч, и Аня, как назло, не уставала ей об этом напоминать. В понедельник им нужно было сдать огромное эссе на четыре страницы на тему «Что бы я сделал, если бы мог видеть будущее» — Если б я мог видеть будущее, меня б звали Ваенга, — недовольно бубнила Саша. — Тупая тема. Аня настаивала, чтобы Саша быстро разделалась с эссе и не схватила очередную двойку. — Да просто сядь и налепи что-то размашистым почерком, — говорила она. Но если б всё было просто! Саша совсем не могла сосредоточиться. Аня ходила по комнате в коротких белых шортах и почти прозрачной свободной футболке. Она казалась в этой одежде такой тоненькой и хрупкой, что Саше все время хотелось её обнять. Но стоило это хотя бы представить, тут же что-то горячее и вязкое будто стекало от груди к животу и заставляло все мышцы тяжелеть и ныть. Саша отворачивалась, утыкалась в альбомный лист, но дело не шло дальше заголовка. В какой-то момент ей показалось, что от этой жалкой участи может быть спасение — Яна и Инна позвали в гости своих подруг, и шум из детской раздавался страшный. Судя по всему, девочки играли в парашютисток, прыгая со стола и вереща. О каком эссе можно в такой атмосфере думать? Но у Ани и на эту проблему нашлось решение. Она повела Сашу в другую часть дома, где в конце коридора располагался отцовский кабинет. — Он его сделал и никогда не пользуется, — сказала Аня безразлично. — Задерживается до ночи в офисе. Тут только Ольга и бывает, чтобы раз в неделю пыль смести. Как для бесполезного помещения, по мнению Саши, кабинет был кощунственно дорогим. Полукруглое эркерное окно закрывали тяжелые шторы. Рядом стоял массивный дубовый стол явно ручной работы — чистый, за ним определенно никогда не работали: аккуратной стопкой лежали пустые записные книжки с тиснением, в рядок — подставки с дорогими золотыми ручками. У противоположно стены, возле книжного шкафа (книги, похоже, тоже были скорее для декора) располагался мягкий кожаный диван. Такой же черный, как и рабочее кресло. Саша уселась за стол, покрутившись в кресле, и на мгновение почувствовала себя важной шишкой. — Секретарь! — крикнула она куда-то в пустоту. — Сделайте мне кофе. И перенесите встречу с Дудём на завтра, у меня важные дела. Аня рассмеялась, подтянулась на руках и села на стол напротив Саши. Очень зря… «Зачем?» Вид Ани был абсолютно невинным и смеющимся, но помыслы Саши таковыми не были. Аня склонилась к ней и прошептала. — Итак, представь, что Дудь задаст тебе вопрос «Что бы ты сделала, если бы знала будущее?» Саша почти взвыла, заставила себя уткнуться в белый лист (с заголовком) и взять одну из дорогих позолоченных ручек Станислава. Но затем чертыхнулась. — Всё, ну это невозможно! Не задаст Дудь такой вопрос, потому что вопрос изначально тупой и сразу с парадоксом. Если бы я знала будущее и могла его изменить, то это бы значило, что я предсказывала не настоящее будущее. Или же у нас появилось бы два альтернативных будущих. Это же элементарное про время, Ватсон! — Да боже, — Аня снова улыбнулась и легонько погладила Сашу по волосам. — Не мудрствуй лукаво. Это просто школьное эссе. От нас ждут, что мы напишем, как героически бы предотвратили всякие беды и катастрофы, знай мы будущее. Вот и всё. Саша закатила глаза. — Пошлость, звенящая пошлость. Я так не могу, — она глянула на Аню с мольбой. — Дай списать своё, а? — И это будет совсем не подозрительно, два одинаковых эссе. — Ну дай тогда хоть почитать, может, это меня на какие умные мысли натолкнет. — Ладно, сейчас принесу, — Аня спрыгнула со стола и направилась к выходу из кабинета. Если уж быть честной, Саша даже не надеялась, что сегодня к ней придут хоть какие-то умные мысли. Она смотрела Ане вслед, желая только одного — догнать ее, прижать к себе, никогда не отпускать, целовать… в губы. И везде. Коснуться кожи, коснуться ключиц и ниже. Снять чертову футболку и снова целовать. Плечи, грудь и живот. Касаться без тормозов, без стыда и страха и снова-снова целовать. Черт. Черт возьми. Саша зажмурилась. Она чувствовала себя маньячкой. Аня всего лишь пыталась помочь написать эссе… Саша не знала, думает ли Аня о чем-то еще. Хочет ли того же, что и Саша?.. Их робкая и неловкая близость в школьной подсобке, казалось, случилась три вечности назад. Саша не очень понимала, конечно, как вечности может быть три, если даже одна — бесконечна. Но чисто поэтически… Три вечности назад. Как не больше. И с тех пор они не говорили о чем-то подобном. Саша стеснялась. Аня… Ну, Аня тоже никаких интимных тем не поднимала. Саше думалось, что такие вещи, наверное, должны происходить сами собой — когда возникает внезапная и сильная обоюдная страсть-буря-безумие. И всё будто бы случается само, как в фильмах. Но какое именно «всё»? Саша и себе-то не могла ответить на вопрос, чего ожидала теперь. А Аня, казалось, была сейчас озабочена только одним — Сашиным образованием. Она вернулась с несколькими альбомными листками, которые были бережно скреплены степлером, и положила перед Сашей, снова сев на стол. Саша старалась об этом не думать. Она раскрыла Анино эссе, надеясь, что сможет выплыть из болота собственных порочных мыслей и прочитать хоть что-то осмысленно. Взгляд зацепился за короткую фразу, красиво выведенную аккуратным почерком. Незнание будущего — это дар. — Вот ты балда, — сказала Саша. — Дар — это видеть будущее, а не наоборот, алло. — Нет, всё правильно, — Аня загадочно улыбалась. — Мы бы не были счастливы и секунды, если бы знали будущее. — Ну нет. — Ну да. — Нет же, — Саша оживилась в споре, немного забыв о том, что тревожило её еще секунду назад. — Мы были бы очень даже счастливы, потому что могли бы не допустить плохого! Катастроф и целых войн. — Могли бы? — Аня невесело ухмыльнулась. — Хороша б ты была лет двадцать назад со своими знаниями о будущем. В смысле о нашем настоящем. Тебя бы в дурку упекли на второй день. Нет, на первый. В общем, сразу, как только бы ты начала рассказывать, что у нас тут творится. Саша сначала нахмурилась, а потом невольно и нервно хохотнула. — Пожалуй, вся психушка уписалась бы от смеха еще на моменте «А во время пандемии весь мир будет сидеть дома и гулять по графику и пропускам…» — сказала она то ли с грустью, то ли с иронией. Аня рассмеялась. — Вот-вот. Потому я и считаю, что всяким Ваенгам и профессорам Трелони стоит свои пророчества держать при себе. Оставить нам радость наслаждаться жизнью, сколько возможно. — И не знать о грядущем инопланетном вторжении, например. Я б не удивилась, чё. — Ну вот видишь, незнание будущего — это невероятно ценный дар судьбы. — Может быть, — Саша пожала плечами. Хотя согласилась она не вполне искренне. Было так много вещей, которые она очень, очень-очень хотела бы знать наперед. Аня, кажется, уловила это ее настроение, потому что посмотрела как-то уж слишком снисходительно. Она опять погладила её по голове. — Это просто сочинение, Саш. Мысленный эксперимент. — Угу, — Саша кивнула. Она прикрыла глаза, наслаждаясь таким приятным, таким родным и нежным касанием. Утопая и растворяясь в нём. В тишине кабинета. В мягкости кресла… Аня, Аня была. Здесь, в настоящем. Саша мягко перехватила её руку, притянула к себе и, не думая, не сдерживаясь, прильнула губами к Аниной ладошке. Аня замерла, и тишина стала будто бы гуще, глубже. Они точно оказались вне времени и пространства, зависшими между мирами и вселенными. Саша открыла глаза и подняла голову, точно прося чего-то. Нет, умоляя. Глаза Ани были почти черными, с огромными зрачками на всю радужку, как в мультфильме. Саша резко встала с кресла и подалась вперед. — Я больше не могу, — выдохнула она, встав вплотную к Ане, которая все еще сидела на столе. Теперь их глаза были на одном уровне, но Саша боялась встретиться с Аней взглядом. Будто это отрезвит её, выдернет из этого метапространства в реальность, где то, что она делала, считалось слишком неправильным, слишком интимным, слишком — во всём. Поэтому она просто начала целовать Аню, и та отвечала. Она отвечала, и с не меньшей силой. Саша ощутила Анин язык у себя во рту. Влажный, знакомый и всё равно такой… Волнующий? Аня прервала поцелуй. Она быстро дышала, глядя на Сашу. И была такой… Такой другой. Сложно было принять так быстро эту перемену. Как могла она из милой, домашней девочки, говорящей о философских категориях будущего и прошлого, вдруг превратиться в такой взволнованный беспорядок? Саша прижала её к себе, чуть подвинув к краю стола. Так, чтобы они касались… Касались животами и почти — тем, что ниже. — Мы сделаем это на столе, Саш? — Аня обхватила её ногами и уткнулась лицом куда-то в копну рыжих волос. — Мы правда?.. Вот так? — Всё, молчи. Нет, им не стоило говорить. Иначе это сведет с ума и всё оборвется. Саше совершенно точно не стоило даже думать. О том, что они были в кабинете Станислава. О том, _что именно_ она хотела сделать с его дочерью прямо на его дорогущем дубовом столе ручной работы. Господи, Саша почти видела, как за это черти уже готовят для нее особый котел в аду. Но что ей был котел, где-то далеко, в каком-то аду, если здесь была Аня, которая дышала ей в шею и сжимала бедра на её талии, гладила плечи и трогала так настойчиво, так требовательно. Точно хотела изучить ладонями и пальцами всё Сашино тело… Саша почувствовала, как пальцы Ани ухватились за низ её футболки и потянули ее вверх. Саша поддалась — ей уже становилось слишком жарко, так жарко, что любая ткань на теле казалась ненужной и лишней. Даже… — Можно? — тихо спросила Аня, дотронувшись до застежки Сашиного лифчика. Саша кивнула. И когда она осталась совсем без одежды до пояса, под таким странным, таким изучающим, таким томным Аниным взглядом, в голову вернулись мысли. Стеснение, вихри каких-то сомнений. Прошлые ошибки были учтены — они заперли двери. И все же Саше стало немного неуютно из-за собственной наготы. Нет, нет, нет, этого нельзя было допустить. Нельзя было думать. Саша закусила губу и позволила Ане коснуться её груди. Нужно было сдерживаться — чтобы не дышать слишком часто. Чтобы не застонать, когда тонкие и немного прохладные пальцы Ани прошлись где-то возле её соска, оставляя на коже мурашки. Почему Аня делала с ней это, почти ничего не делая? Почему Саша так сильно хотела её, просто девочку, юную девушку, всего лишь свою одноклассницу, всего лишь… Нет, не всего лишь. Она хотела Аню, потому что она была такая одна, единственная во всем мире, самая удивительная, самая особенная. Она хотела… Саша просунула руки под Анину легкую футболку. Она боялась сделать что-то слишком резкое или слишком безумное. Она касалась кожи Ани невесомо и легко. Она знала, что Аня чего-то боялась или робела, и стоило быть аккуратнее… Но Аня только приблизилась и поцеловала Сашу в губы, точно говоря без слов «Продолжай». И тогда Саша опустила руки ниже, под резинку шорт. Анино белье оказалось одидаемо влажным. Ожидаемо, и все же это почему-то все равно вызвало в Саше желание нервно вздохнуть или застонать. Но Аня её опередила - и это было уже слишком. Это была какая-то новая, совсем другая версия Ани. Непривычная, беспорядочная, почти скулящая, то ли растерянная, то ли испуганная, то ли возбужденная, то ли всё вместе. Господи… Саша аккуратно, наощупь оттянула резинку Аниного белья и провела ладонью… там. Снова взглянув на Аню, точно спрашивая разрешения зайти дальше. Аня кусала губы. Она провела по плечу Саши вниз, нашла её свободную руку упирающуюся в стол и накрыла своей. Их пальцы нервно переплелись. Аня сжимала её руку так крепко, что её ногти ощущались кожей, но больно почему-то не было. Она будто общалась так, через касание, она просила и она тоже хотела. И позволяла Саше быть там, где она была. — Ты… Ты можешь?.. Дальше. — едва слышно проговорила Аня. Она даже не говорила, а просто выдохнула эти слова. И это было невыносимо. Потому что Саша будто не знала, что делать. Она лишь знала, чего бы хотела сама. Низ её живота, все мышцы, всё почти горело. Ей хотелось почувствовать давление, не только снаружи, но и изнутри, чтобы освободиться. Рука устала, но Саша сделала несколько круговых движений. Таких, какие делала сама с собой, надеясь, что их с Аней тела были в этом похожи. Она остановилась на секунду и, стараясь не думать о том, _что_ делала, ввела один палец, совсем немного, на половину. Аня немного вздрогнула всем телом, и Саша тут же замерла, посмотрев на неё. — Мне остановиться? — спросила она взволнованно. Аня мотнула головой. — Мне не больно. Просто, — она сильнее сжала Сашину руку. — Просто необычно… Но мне так нужно. Я хочу. Её щеки были розовые и взгляд все еще такой… Такой открытый, такой просящий. У Саши свело все мышцы живота от мысли, что это она заставляет Аню быть такой. Она аккуратно продвинула палец глубже, одновременно целуя Аню, ловя её стон и позволяя кусать свои губы. И сжимать руку, впиваясь ногтями. И отвечать движениями тела и быстрым дыханием на участившиеся движения Саши. И не думать. И растворяться в этом метамире, и сплавляться друг с другом, точно от вспышки сварки, пока обоюдная дрожь, пока разряд молнии не прошьет обеих. И пока всё не случится. Так явно и так физически. *** Anna S: Ты написала эссе?.. Anna S: Ты обещала, что напишешь вечером дома. Anna S: Саша?:) Alexandra: НЕТ НУ Я НЕ МОГУ С ТЕБЯ КАКОЕ ЭССЕ?! Anna S: Про будущее:) Alexandra: Спасибо. Я еще прошлое не осмыслила Alexandra: _Недавнее_ прошлое Anna S: Я знаю. Я тоже;) Alexandra: Что за кучи смайликов из скобочек? Это на тебя не похоже)))) Anna S: Ну вот так Anna S: :) *** Саша так и не сдала эссе, получив в тот понедельник жирный кол карандашом… И разумеется ей было на-пле-вать. Погода перебесилась и теперь радовала стабильно пасмурными, но теплыми днями. По утрам Саша наблюдала туман. Но когда приезжала в школу, он уже рассеивался и оставлял за собой бесолнечный влажный, но приятный воздух. Близился её день Рождения, и Саша впервые была этому по-настоящему рада. Ей нетерпелось, наконец, стать полноценным человеком и получить все свои человеческие права и свободы. Много ли было у Саши, чем распоряжаться, когда стукнет восемнадцать? Ни собственности, ни капитала. Но если так подумать, у неё была она сама — а это уже ой как немало. А еще Алексей Николаевич и Танечка последние дни через Софу выпытывали, какие у Саши любимые сладости. На днях, вернувшись домой, Саша заметила, как они прячут на кухне ингредиенты для её именинного торта, чтобы сделать сюрприз. Счастье Саши было робким, мягким и сладким. Слаще любого торта. Вспоминать об отце, думать о поступлении и всеросе совсем не хотелось. Об учебе тоже. Она продолжала утопать в своем счастье и теплой лени. За что, конечно, иногда, совсем чуточку, приходилось расплачиваться. Они сидели за компьютерами в кабинете информатики. Марк шепотом костерил Сашу. — В смысле ты не готова к контроше?! Да я без тебя и трети этого говнокода не напишу! — Ну не готова! — Саша развела руками. — Мне лень учить этот фортран, он устаревший. Марк на информатике всегда рассчитывал на помощь Саши. А Саша — на помощь Марка с английским. Это была их негласная договоренность, которая теперь дала сбой. Саша и сама немного нервничала. В конце концов, она всегда очень хорошо успевала по информатике и совсем уж опозориться не хотелось. Но она действительно так обленилась, что не выучила вообще ничерта. Саша наклонилась через проход между рядами к Ане. Та перед контрольной была спокойной, даже сонной и безразличной. Поди готовилась… — Эй, дашь списать? Иначе мы с Марком в заднице, — взмолилась Саша. — Я могу увеличить шрифт, чтобы ты лучше видела. — Аня оглянулась куда-то в сторону окна. — Если не спалимся… Она снова как-то тревожно глянула в сторону окна. — Да что там? — нахмурилась Саша. Окно было вполне себе обычным. — Да шум этот, — Аня махнула рукой. — Бесит немного. Саша еще раз посмотрела на окно. Со школьного стадиона доносились приглушенные голоса играющих в футбол, но никакого особого шума Саша не услышала. Ладно, возможно, Аня волновалась перед контрольной больше, чем показывала. До глюков. Прозвенел звонок. Саша нервно качала ногой под столом. Марк крестился. По команде они должны были распаковать архив с заданиями на рабочем столе. Но из коридора донесся оглушительный вопль. Учитель жестом показал всем сидеть на месте и выглянул из класса сам. Саша вытянула шею. Теперь раздавался другой голос. Мимо класса пронеслась их русичка, повторяя. — Катастрофа! Катастрофа! Половина этажа!.. Немыслимо. Ну хоть окна то откройте! Шагов и голосов в коридоре становилось всё больше. Саша, Марк и остальные уже побросали компьютеры и столпились у двери, пытаясь понять, что происходит. Наконец, к ним заглянул физрук. — На первом этаже из унитазов ТАКОЕ попёрло. Кажется новой хваленой канализации кранты. В конце класса послышался самодовольный голос Камилы. — А я говорила! А я предупреждала! Это всё ваши бычки! — Воду перекрывают до приезда аварийки, — добавил физрук, точно извиняясь. — Уроки отменены. Марк чуть не задохнулся от счастья, да и Саша тоже не сразу поверила в свою невероятную удачу. Они были спасены. Спасибо плюющимся унитазам! Настроение у всех было приподнятым. Почти праздничным. Расходиться никто не спешил, рассредоточившись по школьному двору. Интереснее всего было наблюдать за ссорой Алины и Ками. Камила настойчиво предлагала Алине пойти поплавать, а та с пеной у рта доказывала, что проблема может быть и не в смытых окурках. Мориси и Дима ржали, глядя на них, сгибаясь пополам. Аня сидела на скамейке рядом и кому-то звонила, поглядывая на подруг с легкой улыбкой. Саша и Марк водили головами от одной спорщицы к другой, точно на теннисном матче. Как-то само так получилось, что теперь все они тусовались вместе. Больше не делились на компашки. На друзей и врагов. И от этого на душе было невероятно тепло. Однако на этом сюрпризы не закончились. Вскоре к Саше с Марком подошел Женя и предложил сыграть вместе в уличный баскетбол против Мориси, Димы и Саши Бойковой. Саша тут же согласилась, стараясь не очень явно радоваться. Но в душе она была безумно счастлива — наконец, их холодная война с Семененко подошла к концу. Покрытие в баскетбольной коробке было немного мокрым, но никого это не останавливало. Камила взяла на себя роль Мориси, чтобы принимать ставки. Саша быстро сняла куртку, положив её на скамейку возле баскетбольной коробки, где уже сидели Аня, Алина и Камила с наспех сделанной самодельной коробкой. Алина, уязвленная недавними обвинениями, похоже была немного не в духе. Она смерила Сашу взглядом, а затем глянула на Аню, сощурившись. — Остаешься посмотреть, как Трусова играет? — сказала она язвительно. — Ну ты невеста, Щербакова, я хренею. Аня вздохнула. Она выглядела немного уставшей. — Я просто жду Глейха. — Конечно-конечно, охотно верю! Впрочем, если уж быть совсем честной, Саше было очень лестно, что Аня будет наблюдать за игрой. Придется очень постараться. Мориси зазвал всех на площадку. Саша радовалась приятному и теплому воздуху. Стуку мяча о покрытие. Тому, что чудом избежала контроши. И, конечно, Жене в их команде. Сильно стараться даже не пришлось — Саша играла так, будто имела за спиной крылья. Потому что она была влюблена, счастлива, полна сил, а дома ее ждал теплый обед и люди, которым не всё равно. Да и вообще у неё теперь был дом. Они вынесли соперников в первом периоде в сухую. Дима матюкался и что-то кричал про мухлеж Марку. Но тот, не слушая никого, вместе с Женей повалился на прорезиненное покрытия прямо на спину. Саша некоторое время смотрела на них с завистью, а затем махнула рукой — она тоже упала и развалилась, раскинув руки. Они глубоко дышали, иногда шутя и посмеиваясь от избытка энергии и эмоций. Начинался мелкий дождик, и Саша с благодарностью ловила капли губами и смотрела на пролетающие по небу серые облака, которые причудливо меняли форму. Ее кто-то звал. Кажется Алина. Что ей опять было нужно? Женя почему-то побежал к ней первым. Саша встала, отряхнулась и отправилась следом, и только у лавочек начала понимать, что что-то не так. Загитова зачем-то трясла Аню за плечи. Камила пищала рядом. — Перестань, что ты делаешь? — её глаза были большие, как блюдца, и испуганные. — Да что с ней? — голос Алины наливался паникой. — Трусова! Ты что-то понимаешь? Саша присела перед Аней на корточки, убрав руки Алины. — Да не дергай ты её, — она попыталась заглянуть Ане в глаза. — Эй, Нют. Ты чего? Аня, казалось, откликнулась на звук Сашиного голоса, но, возможно, это лишь показалось. Её взгляд был расфокусированный и чужой, будто она вообще не понимала, где находится и кто с ней говорит. Она часто и быстро дышала, совсем не так, как люди должны дышать в норме. Саша это знала. Как и знала, что надо делать дальше. Весь алгоритм. Но мыслями она все еще будто оставалась там, на баскетбольной площадке под бегущими над головой облаками. Абсолютно счастливая, беззаботная и не в полной мере осознающая, что незнание будущего — это, конечно же, неоценимый дар.