сказка о духах, феях и смерти

— вот только я не знаю, есть они правда или нет, — жалуется чонин, пока сынмин подкидывает резиновый мячик, ударяя им о ближайшее дерево. трава щекочет щеки, царапает за ушами и набивается под футболку, пока ким лежит у качелей в тени густых деревьев границы. чонин тоже рядом. летает где-то, крутится вокруг себя и сынмина, как настоящий непоседа, шныряя туда сюда в поисках праздничной росы на листьях. — вот, но это я, а чан, вот, говорит, что кентавры жили, но очень давно. может быть, и до нашего времени какие-нибудь остались, но, наверное, прячутся слишком хорошо. — а ты бы хотел кентавра увидеть? — сынмин тепло улыбается, с мягкостью смотря на чонина. — конечно! — чонин вдруг оказывается у самого лица сынмина, а потом также быстро исчезает, впутываясь лицом и взлохмаченными волосами в густые ветки. — я думаю, они добрые и с радостью покатали бы меня на своей спине. нет, ты можешь себе представить? встретить настоящего кентавра это же так… необычно! расскажешь кому — не поверят. минни, представляешь, встретить самое, наверное, необычное и волшебное на свете существо! ким переворачивается на живот смотря на хвост чонина, торчащий над кустами. он улыбается, нежно окидывая его взглядом, и катает по земле мячик. — представляю. — тихо говорит он. — я своего такого встретил уже. чонин не слышит, продолжая катать росу по листве. в его призрачные волосы путаются листья, застревают, пуша и растрепывая во все стороны. сынмин думает, что это странно. разве могут листья, пусть и самые лесные, забиваться в волосы, прозрачные и неощутимые? сколько бы сынмин не пробовал, у него не получалось даже пригладить непослушные пряди. то ли в ветвях были волшебство и магия, то ли они витали в самом воздухе. у сынмина в голове вдруг возникает мысль, все, кажется, должно сработать. нужно только правильно действовать. для начала — научить быть материальным. — эй! — зовет сынмин. а потом, не дожидаясь, когда чонин до конца обернется, кидает в него мячик. — лови! резиновый мячик самый настоящий и твердый, не придуманный и совсем не волшебный. сынмин нашел его где-то в своей коробке, на чердаке ещё, перед тем, как они с чонином пошли в лес, чтобы посмотреть на русалок. теперь сынмин часто оказывался в лесу, к слову. духи показали ему деревню из крошечных, казалось, для человека домиков, похожих на грибы-переростки, в них, наверное, помещалась всего одна комната, думалось сынмину. в них жили феи. такие же, как представлял их сынмин, слушая рассказы бабушки. с крылышками, сияющей в волосах магией и совсем-совсем добрые. будто даже невинные. ещё там жил затерявшийся в лесу мальчик. человеческий, вообще-то. такой до ужаса знакомый, что воспоминания о нем витали мыльными пузырями где-то совсем рядом с головой, но лопались, разлетаясь цветными каплями, стоило за них ухватиться. ещё его познакомили с местными наядами и дриадами, живущими обычно по одиночке. и с русалками, тоже познакомили. чонин настаивал, чтобы они увидели лили и хэвон, и всех-всех-всех их четверых сестрёнок, и, обязательно, старших лию и юну. на последних настаивал больше чан, треща по дороге об их приключениях в детстве. но мяч, все-таки, в отличии от русалок с жемчужными бусинами на хвостах и водорослями, вплетенными в волосы, совсем не волшебный, а твердый и человеческий, вдруг оказывается зажат в руке чонина. сынмин восторженно приоткрывает рот, подскакивая на месте. — чонин! — вскрикивает он. — ты держишь его! у тебя получилось коснуться! — и мяч выпадает. оглянувшийся на него чонин, лишь провожает укатывающуюся в кусты игрушку глазами, а затем переводит взгляд на кима. неподалеку тут же мелькает рыжий кот, утаскивая мячик в глубину веток. — но… — моргает маленький дух. — но как?.. я ведь прозрачный! и совсем почти не ощутимый! минни, как ты сделал это? он снова хлопает глазами, смотря то на руку, то в глаза старшему, пока ким тихо смеётся с него. он растерянно машет ладошкой и пробует поднять с земли ветку, но безуспешно. нехорошо. совсем плохо, когда и до сынмина докоснуться не получается, вновь и вновь проходя насквозь. — как же это… — бормочет маленький дух. — ну как же. что же такое?.. почему не получается… — он бегает глазами по траве, безуспешно пытаясь поднять что-то с земли. чонин выглядит очаровательно. задумчиво и жутко мило. хотя думает, надо признать, он тоже очень усердно. брови съехались к переносице, а маленький хвостик вместо ног возмущённо трепещет в искрящемся воздухе. сынмин тихо хихикает, потому что, кажется, ещё чуть чуть и дух лопнет от напряжения. ким тянется к его рукам, мягко касаясь всего лишь теплого воздуха, из которого состоит младший. но это пока. они ещё научатся держаться за руки нормально. а может, и чему-то даже большему. — ты слишком много думаешь. — улыбается сынмин, проводя пальцем по тёплому воздуху там, где у духа подбородок. как будто заставляя поднять на себя голову. чонин смотрит совершенно невинно и наивно. — а ещё напрягаешься. расслабься. — думаешь, получится? — у чонина в глазах полыхают искорки магии. — обязательно, инни. ты же умничка. — мягко кивает ким. а потом целует в прозрачный нос. и, кажется, впервые чувствует что-то твёрже воздуха. почти материальное. сынмин, несмотря на бесконечную веру в духа, удивляется даже сам. — ты почувствовал? — он восторженно поднимает голову, откидывая волосы со лба. лицо чонина вдруг расцветает широкой улыбкой. он взлетает в воздух, делая сальто и снова трепеща хвостиком от восторга. — минни! — вскрикивает он, врезаясь в сынмина потоком горячего воздуха и слегка откидывает его назад, кубарем прокатываясь по земле. не рассчитал, что пока ещё не совсем материальный, делает вывод сынмин. — минни, я хочу ещё! я почувствовал! поцелуй меня ещё раз! вслух это звучит так смущающе. зачем сынмин это сделал? как бы глупо он, наверняка, выглядел, если бы чонин ничего не почувствовал… и кто сказал, что он не выглядел глупо уже сейчас? ким вдруг теряется, пряча лицо в ладошках. дурак, блин. дух где-то рядом тянет свое жалобное и, хочется верить, что как будто даже нежное — «минни-и-и». а потом, вдруг, слабо касается пальцами костяшек кима, мягко отодвигая руки в стороны. человеческой плотью это назвать все ещё трудно. но это только начало. а раз уже сейчас есть успехи, — они на правильном пути. глаза вспыхивают восторгом, но чонин лишь слегка бодает сынмина головой. почти неощутимо, сразу рассеиваясь теплым тягучим воздухом, но вполне материально. — мне понравилось. — вслух. «поцелуй меня по-настоящему», — неозвученное. с чонином хорошо. и теперь уже не неловко. свободно. волосы у чонина теперь мягкие и слегка спутанные, а руки теплые, переливающиеся солнечным светом в уже совсем чуть чуть, но пока что все ещё полупрозрачной плоти. и лицо, тоже, теплое. и нос, и лоб, и каждая из щек, все зацелованы, — сынмин, наконец, дорвался. до волос, до лёгких касаний губами везде, где только достает, до касаний. теперь можно. теперь чонин чувствуется под подушечками пальцев, подминается мягко под себя на старом чердаке, смеётся, уворачиваясь от цепких объятий и прицельных поцелуев в уже даже розоватые щеки. чонин — сынминов солнечный зайчик. волшебный, непоседливый и теплый, почти жаркий. его можно ловить по стенам, в окнах, растянувшимся на полу, ловить на своих щеках и ладонях. чонин везде. трогает, щупает, пробует. касается тонкими, ощутимыми пальцами, пробегает по скулам к ушам и растворяется солнечным теплом в волосах, когда-то давно выжженных едкой краской. сейчас краска давно закрашена натуральным темным, а волосы вместо неё выжигают чужие руки. цепкие и горячие, до скрипа зубов аккуратные и, возможно, любящие. с чонином оживает коробка. оживают, расцветают и, кажется, снова дышат сказки, которые сынмин рассказывает на ночь. пираты покоряют моря под лучами старого чердака, а власть в королевстве «чешир» переходит в руки принца-духа, прилетевшего на бумажно-картонном драконе. самом настоящем когда-то. и сейчас, в руках чонина, вообще-то, — тоже. и даже больше, чем настоящим. живым. летающим. почти опасно огнедышащим. огненными губами и пальцами, касающимся сынмина. чтоб поймать, зажечь, растопить. хотя, куда тут топить. сынмин и сам давно утоп в духе с прозрачными глазами. и потерял всякие надежду и желание выплыть на поверхность. наверное, ещё с самого первого и веселого: «привет, я чонин». в руках чонина рождается счастье, в его руках скука умирает, в его руках снова дышат игрушки, со стен вдруг слетает застоявшаяся пыль, а у сынмина, внезапно, сказки получаются совсем новые, про двух друзей космонавтов, а не компанию озорных ребятишек. про двоих смелых охотников, правда, не на духов и привидений, чонин сказал, что ни тех, ни других убивать нельзя. одни — святые, других — и сам сынмин даже в сказке тронуть не позволит. слишком уж любит. а чану, вообще-то, тоже про эти новости с почти человеческой ощутимостью рассказали. он улыбнулся, как обычно светло и тепло, так, что магия в его маленькой хижине заискрилась ярче прежнего. похвалил своего маленького духа и еще пригласил на чай. получается, что теперь даже пить и есть у чонина получалось. духа это невероятно обрадовало. и вместе с чонином радовался лес. цвёл немного даже ярче прежнего, пускал своих самых маленьких детей — бабочек, жучков и вечно весёлых птичек — к его плечам и взъерошенной макушке. посидеть, попробовать, дать почувствовать. ущипнуть непослушного маленького духа за ухо или локоть. добрый лес любил своего дитя. дразнил, подталкивая вперёд ветками, когда чонин, смеясь и толкаясь с сынмином, шел к чану. и ласково, но ощутимо хватал за руки, когда тот уходил. но все-таки, очень любил.