𔓘 𔓘 𔓘
дахён никогда не была послушным ребенком. убегала, гуляла там, где родители запрещали, домой возвращалась позже обещанного. бесконечное любопытство ко всему неизвестному и скрытому от человеческих глаз росло в ней с каждым годом, подобно раскидистому дереву, которое пускало свои корни все дальше каждой весной. особенно это любопытство касалось леса за забором. с шелестящими ветвями, листьями в паутинках, звонким смехом, если закрыть глаза, и луной, прячущейся за гигантами-деревьями. «не заходи слишком далеко, ты можешь потеряться» — причитали родители, пока дахён выбегала за калитку на заднем дворе, раздвигая густые ветки орешника, вслед за тонкими голосами фей, за искрящейся магией. она ни разу не видела ни фей, ни русалок, ни единорогов, но была твердо уверена, что нужно лишь подождать, что однажды она разглядит из окошка своей спальни или разведывательного штаба на чердаке кого-то с крыльями или рогом среди ветвей. дахён знала, что главное верить и тогда, когда-нибудь, это обязательно случится, когда-нибудь голоса фей приведут ее в маленькую деревушку, затерявшуюся в густом лесу. дахён с мастерством лавировала между стволов, ныряя под ветки, наровившие схватить ее за ворот футболки или оставить в подарок листик на макушке. родители запрещали заходить ей дальше качелей, происхождение которых никто в деревне не раскрывал и, дахён уверена, даже не знал, потому что качели вешали феи и эльфы, а никакие не люди. но дахён чувствовала магию, чувствовала, что у качелей она только начинается. она обогнула их, слегка покачивая и пробралась ближе к невидимой границе. ветки здесь были гуще, чем до этого, и закрывали вид на остальную часть леса плотнее, чем когда-либо. воздух здесь тоже был гуще и как будто немного ярче, ощущение, что его почти можно увидеть на этой полянке. наверняка, он искрящийся и переливающийся радугой. с магией. — эй, ты что тут делаешь? — дахён дернулась на чужой голос, оглядываясь назад. у пустых только что качелей что-то шмыгнуло, качая их из стороны в сторону. чем-то похоже на те страшилки, которые гуляли по лагерям среди свечей и детского шёпота. — кто ты? — ким озирается, цепляясь пальцами за ветки за спиной. плечи гладит теплый воздух и почти сразу исчезает. дахён шарит глазами по округе, пытаясь найти виновника, отвлекающего ее от цели. — голос совести в твоей голове. — усмехается голос, возможно, и правда совести. но дахён почему-то сомневается. — а может твой воображаемый друг. или враг! — голос явно веселится, пока дахён успевает только уловить движение то с одной, то с другой стороны от себя. — так что ты тут делаешь? — магию ищу. — бросает девочка, разворачиваясь обратно к кустам. не до голосов совести ей сейчас вообще-то. — а ты уверена, что она есть? — звучишь как взрослый. — дахён складывает руки на груди. — конечно, уверена. сомневалась, не искала бы. а я точно знаю, что она есть. и феи есть, и русалки, и эльфы тоже. — ты забавная, человеческая девчонка. — голос снова слышимо улыбается, почти смеётся. — только эльфов у нас нет, а русалок всего ничего. всего две в местном озере. зато какие! — хихикает он. — юна и лиа лучше всех. мы даже часто играем вместе. хотя я не очень люблю воду… 🦋 4/5 🦋 — эй! — дахён снова вертит головой. — кто ты? и откуда ты знаешь про русалок и фей? — я чан, а ты? — дахён слышит голос почти у уха, снова чувствует теплый ветерок, пробежавший по плечам. и прядка ее волос внезапно подскакивает вверх. а потом и ветер, и голос снова исчезают. зато магия, дахён знает, кружит вокруг, искрится и блестит. — я дахён. — она заинтересованно вглядывается в умиротворение леса. — покажись мне! или, неужели, боишься? все мальчишки одинаковые, уверена дахён. если не показывается просто так, значит вредный, а значит — надо выманивать. как хорошо, что все они ведутся на такое. даже чан, возникший перед ее глазами. полупрозрачный, с короткими спадающими на лоб волосами и большими глазами. буквально… призрак! — ничего я не боюсь! — и все же, хоть и почти не ощутимый, кроме лёгкого тепла на плечах, но все такой же мальчик подросток, как и все остальные в деревне. — приятно познакомиться, человеческая девочка, я — дух! — с гордой улыбкой произносит он. дахён изумлённо чешет затылок. выходит, не ошиблась. волшебство и магические существа, и правда, существуют. — а я думала, что призрак… — она протягивает руку к чужому плечу, смотря, как она проскальзывает насквозь. — а давай… дружить? — эй, не обзывайся! — чан вдруг исчезает, появляясь над головой и будто свисая с ветки. — духи это другое, они круче призраков. если запомнишь это, то я не против дружить! — он теплым воздухом тычет в чужую щеку и щелкает по носу. — замётано. — дахён улыбается, пытаясь поймать неощутимые руки мальчика. — хочешь познакомлю тебя с юной и лией? — чан одним взмахом отодвигает плотные заросли и ветки в сторону, открывая им дорогу в глубину леса. оттуда тянет приятной прохладой, вместо жаркого летнего зноя, тянет мурашками от кончиков пальцев до самого носа и чем-то неизведанным, до ужаса волшебным. — русалками о которых ты говорил? — дахён задерживает дыхание в предвкушении. — конечно! поляна с качелями пустеет, когда подростки ныряют под густые ветки, переступая невидимую границу, и уносятся прочь, в глубь леса, туда, где магия звенит в каждом вздохе, туда, где беззаботно плещутся девы с рыбьими хвостами, туда, где сияет лес.𔓘 𔓘 𔓘
— вот… — сынмин выдыхает, пока карандаш в блокноте оставляет грифильное изображение полупрозрачного духа. — бабушка говорила, они были очень близки в детстве. чонин почти благоговейно слушал, растянувшись под лучами заходящего солнца. оно стремительно катилось к горизонту, окрашивая пыльный чердак ярко оранжевыми и красными цветами, усыпая стены солнечными зайчиками, отражающимися от железных банок с чужого забора. закат расслаблял и усыплял, заставляя маленького духа спрятать зевок в кулачок и неуверенно проморгаться. сынмин улыбается сонливости друга, хотя чонин пытается спрятать это, и киму хочется протянуть руку, чтобы потрепать его по распушенным волосам или помятой щеке от короткой дрёмы. если честно, сынмин даже представить себе не мог, что щеки духов могут мяться, а уж тем более, что так очаровательно. ким хмыкает, устремляя взгляд на, теперь уже, розовеющее небо, заглядывающее через маленькое окно. — чонин, как думаешь… — трава и деревья на закате кажутся сынмину, почему-то, более яркими, недовольный рыжий кот, сидящий на крыше соседского дома, возможно, даже чуть более довольным, а маленький дух более милым. — а чан правда существовал или бабушка придумала его для меня? — подожди… что? — чонин вдруг оживляется взлетая прямо над лицом сынмина, почти вплотную, как будто понятие личного пространства не существовало или оно было ему неизвестно, кажется, ещё чуть чуть и будь чонин материальным, он мог бы коснуться своим кончиком носа — сынминова, или, например, поцеловать. но сейчас ким чувствует только теплый ветерок у самого носа и любопытство, забивающее ноздри. — как ты его назвал? — ты что, не слушал меня? — возмущается сынмин, напускно злясь. — я… прости, я уснул! но ты же видел, это солнце усыпило меня! — чонин часто-часто кивает, тыча пальцем в скрывающееся за горизонтом светило для убедительности. — сынмин, я случайно поддался этим чарам! сынмин хихикает, щёлкая теплый воздух перед собой, ровно там, где располагался бы потенциальный нос чонина, если бы был ощутим. — чан его звали. — повторяет он с улыбкой. — чан! — чонин делает оборот вокруг себя, возвращаясь обратно нос к носу. — это же мой друг! чан — мой друг! он долго присматривал тут за мной! у кима округляются глаза, а чонин хватается за его руку, хоть и проскальзывает мимо. — пойдем! — щебечет он. — пойдем, я познакомлю вас? уверен, вы друг другу понравитесь. сынмин только хлопает глазами. тот самый чан из бабушкиных рассказов? добрый дух-проказник, про которого он слушал перед сном? он, должно быть, ужасно старый. наверное, как его бабушка была и даже больше. сынмин хихкает, когда чонин исчезает под полом, забывая, что люди так не могут. — эй, не спеши! — тянет он, смотря на оживившегося духа. чонин что-то рассказывает прямо на ухо во время дороги, походя вдруг на птичку, демонстрирующую свой звонкий голос. чонин тянет в лес, к качелям. раздвигает густые ветки, проводя за поляну и невидимую границу, глубже в сияющий магией, теперь ким это знает, лес. впервые в сынминовой жизни, у него наконец получается переступить этот порог. теперь лес, все-таки, пустил. наверное, будь у чонина руки, он бы схватил сынмина за запястье, поторапливая, но будучи маленьким духом, он мог только возбуждённо летать вокруг своего человека, пока они шли к старым качелям, раздвигая ветки. ноги сами несли сынмина туда самыми короткими тропинками — даже не смотря на все эти года, разделившие его с деревней и пока что вполне обычным лесом, всё казалось знакомым. родным. таким, будто стоит приглядеться, и он увидит следы от сандалей рюджин, у которой на подошве были бабочки, примятую траву, по которой когда-то чанбин бегал за черён и на которой они расстилали большой старый плед, их потерянные игрушки, их самих — маленьких и бесстрашных деревенских ребятишек. как будто и не уезжал он никуда. что-то в сынмине, определённо тянулось к лесу. а чонин на ухо щебетал про чана. про то, сколько времени они провели вместе, про магию, которой чан учил его, про чердак, про всё-всё-всё. сынмин с каждым его словом всё больше убеждался в том, что чан, должно быть, как его бабушка. старый, мудрый, может быть сказочник, и всё сильнее хотел встретиться с ним. и с магией — потому что чем ближе они были к качелям, тем сильнее становилось странное предчувствие, сладко сжимающее грудь. сынмин даже подумал, что это и есть волшебство, неосязаемое, невидимое и волнующее. он решил — это волшебство делает почти заросшую тропинку шире, не даёт длинным рукам-веткам схватить его за запястье вместо чонина, всё ещё увлечённо о чём-то болтающего, и от того ждать встречи с магией становилось невыносимо. всё необычное нужно исследовать. стоя перед качелями, одиноко дрожащими на летнем лёгком ветру, сынмин понимает — он заблуждался. очень, очень сильно, потому что за плотной стеной ветвей прячется что-то куда больше, чем просто предвкушение. и оно ждёт его. чонин в таком же нетерпении подлетает к последней границе, которую и сам пересекал так давно, что деревья распутывают свои руки-ветки перед ним неохотно, будто корят за долгое отсутствие. они скучали. сынмин может только смотреть, приоткрыв рот, как маленького духа приветствует всё. цветы, деревья, даже лучи солнца, кажется, быстро треплют его за щёку, когда лес с удовольствием вновь открывает для него проход, окутывая магией так, что его полупрозрачный силуэт даже начинает светиться. а потом чонин оборачивается и зовёт сынмина за собой, и деревья уже не пытаются оттолкнуть его. не закрываются, приветствуют тоже, не так, как духа — с холодной вежливостью. в лесу тепло. ким чувствует это, оказываясь на небольшой поляне, почти такой же, какая была там, за плотной стеной из веток, но тут всё… другое. ярче, светлее, громче и так волшебно, что вот сейчас сынмин понимает, что такое магия. она накрывает его мягким коконом, как будто на секунду тоже заставляет его светится, и он улыбается. лесу, чонину, солнцу, всему, потому что не может иначе. лес пустил его. спустя столько лет, наконец оказавшись здесь, сынмин понимает, почему в детстве его так тянуло раздвинуть толстые ветки и взглянуть на мир за ними хоть одним глазком: он чувствует себя так правильно, стоя на солнечной поляне рядом с духом, и внимательные взгляды деревьев и фей теперь не кажутся жуткими, как раньше. чонин молчит — смотрит на своего человека, запоминает его улыбку, яркую и волшебную (и возможно, лес тут совсем ни при чём), и только улыбается в ответ. возможно, сынмину кажется, но он видит в глазах духа гордость, должно быть, за лес, за его дом, который так понравился киму. — идём! — чонин наконец оживляется, стряхивая оцепенение, накрывшее их вместе с густым лесным воздухом и магией, оседающей на коже, — мне столько всего нужно тебе показать! и чан! он, наверное, ждёт нас. — ждёт? — заторможено переспрашивает сынмин, доверчиво следуя за духом по широкой тропинке. наверное, одной из главных. он не может перестать думать о том, что вот-вот и из-за кустов покажется фея. или, может, дух. или кто угодно, кто живёт здесь, сынмину просто не терпится рассмотреть волшебство поближе, а если получится, может даже прикоснуться к нему, раз уж чонина он не может трогать. — конечно! он живёт совсем рядом с границей, — чонин воодушевлённо петляет между деревьев, постоянно теряясь из виду, но его голос, звучащий теперь особенно звонко, будто остаётся рядом с сынмином, — чтобы знать, когда лесные жители покидают дом и возвращаются. наверное, он использовал какую-то сильную магию, чтобы слышать, что шепчут деревья там, у качелей, он никогда не рассказывал. кстати, качели! сынмин почти не слушает болтовню чонину про качели около озера и поселения фей. маленькие дупла в толстых стволах деревьев, копошение белого кролика под кустом и птицы, с интересом склонившие к нему головы — к стыду сынмина, это всё зачаровывает его сильнее рассказов маленького духа. кот, прячущийся среди высокой травы, будто осуждает его за это. — эй! — и чонин это замечает. он смешно дуется, останавливаясь на развилке, упирая руки в бока, — ты ведь не слушаешь! — прости, инни, — сынмин улыбается ему так нежно, что дух просто не может злиться, — просто тут всё такое… волшебное! как в сказке. — конечно волшебное, ты ведь в лесу! — фыркает чонин с шутливой улыбкой и кончик его хвоста почти бьёт о землю, как у недовольного кота, — идём уже! домик чана в конце этой тропинки. они сворачивают и оказываются на петляющей дорожке, узкой и почти заросшей, будто заброшенной. кажется, у чана не часто бывают гости. или они просто… не ходят. для сынмина всё это ново и интересно и он не понимает, хочется ему побежать, чтобы скорее увидеть старого духа, о котором с таким трепетом раньше рассказывала бабушка, или медленно шагать по мягкой траве, чтобы запомнить каждое дерево и потом, может быть, самому написать сказку. он не успевает решить, потому что дом чана показывается раньше. среди насыщенно-зелёной листвы и пёстрых цветов, выращенных магией, он выглядит слишком обычным, почти тусклым, но очень похожим на старые избушки в человеческой деревне. и, наверное, таким же старым, как сам чан. может быть, все духи живут в маленьких деревянных домиках с высоким крыльцом и маленьким окошком на чердаке, думает сынмин, и почти оборачивается, чтобы спросить у чонина, но маленький дух уже умчался вперёд — конечно, он не меньше сынмина торопится встретится с чаном. его громкий голос, поторапливающий кима, звучит взволнованно. из дома звучит громкое приветствие и чонин с радостными визгами исчезает прямо в двери, оставляя сынмина мяться на пороге — он, к сожалению, не умеет так, а вся небольшая постройка вызывает у него благоговейный страх. а вдруг ему нельзя прикасаться к дверной ручке и какое-нибудь сильное заклинание превратит его в лягушку? даже если чан — не ведьма из человеческих книжек, сынмин не может представить себе ничего другого, и пока он размышляет о том, способен ли вообще кто-то в лесу превращать людей в лягушек, дверь перед ним открывается. сынмин видит на пороге мужчину, может быть, на несколько лет старше его самого, вполне себе осязаемого и ярко улыбающегося, настолько, что кажется, немного нервно. чонин мельтешит за его плечом, что-то рассказывая, но сынмин не обращает внимания. чан выглядит совсем не так, как думал ким. он не старый, у него в руке нет волшебного посоха или ещё чего-то такого же по-человечески банального, и на секунду ким даже задумывается, а правда ли он старый дух из рассказов чонина? — здравствуй, сынмин, — приветствует чан и раскрывает дверь шире, отходя в сторону и приглашая гостя войти. — здравствуй… те, — сынмин в ответ застенчиво кивает и неловко переступает порог, и его взгляд тут же цепляется за чонина, который восторженно носится по чановому маленькому домику, затем — за небольшие лампады, свисающие с потолка на блестящих, едва заметных нитях, и только потом — за чана. он всё так же улыбается, и его добрая улыбка кажется сынмину самой волшебной вещью на многие мили вокруг. за ней будто кроется столько магии, сколько нет во всём лесу, и чан весь будто светится. только светится он изнутри, как самый настоящий кристалл, он ловит свет своими блестящими гранями, но этот свет, волшебный и мягкий, плещется внутри него, и сынмин оказывается зачарован. — бабушка часто рассказывала о вас, — он с почти детским восторгом смотрит на чана, на какой-то, наверное магический, амулет на его шее, на необычные травы, сушащиеся пучками тут и там, на всю ту магию, которой дом духа пропитан. — бабушка… ты про дахён? — а чан вдруг почему-то начинает едва заметно нервничать. чонин кружит вокруг них, будто видит и чана, и его дом в первый раз. он беззастенчиво исследует всё вокруг, пытается открывать пыльные книги и играет с сушёными травами, а старший дух просто смотрит на него так тепло, что сынмин думает — такую любовь даже магия не сможет создать. — да! — энергично кивает сынмин, тоже следя глазами за непоседливым чонином, — у неё было столько историй про магию… забавно, теперь я тоже могу придумывать сказки про волшебный лес. — да, забавно… — понуро соглашается чан, перебирая что-то на, кажется, рабочем столе, шатком и небольшом, загромождённом самыми разными волшебными вещами, — жаль, что я давно не видел её. — о, да, насчёт этого… — медленно начинает сынмин, не совсем готовый к разговору о бабушке. — я знаю, что с ней случилось, не нужно, — как-то грустно улыбается чан и садится на скрипучий стул рядом с собой, — в любом случае, если захочешь поговорить о дахён, приходи ко мне, ладно? я тоже умею рассказывать сказки. — обязательно приду, — сынмин немного приободряется, и обещает себе, что обязательно придёт в волшебный домик на опушке леса ещё раз. возможно, не только из-за сказок чана — густой воздух здесь ощущается так правильно, словно безопасный кокон. с чаном хочется остаться. — а я тебя приведу! — друг влезает чонин, заставляя человека и старшего духа хихикнуть. он светится от счастья и из-за магии, а сынмин думает, что готов приходить в лес каждый день, если чонин всегда будет таким, — я же могу приводить сынмина в лес, чани-хён? — конечно, — с улыбкой кивает чан и в его руках откуда-то появляется пустая склянка. и с каждым новым предметом, который ким обнаруживает в его доме, дух всё больше похож на колдуна из сказок в его глазах, — но что это за странное слово, инни? хён? — о, сынмин научил меня, что люди обращаются так друг к другу! — голова чонина вдруг оказывается на плече сынмина, и кажется, дух этого даже не замечает, слишком взволнованный возможностью поделиться со своим наставником знаниями о мире там, за лесной границей, — только я не помню, что это значит… — это так вежливо обращаются к старшим, — хихикая подсказывает сынмин. конечно, чонин не запомнил всех тонкостей корейского этикета, о которых они однажды беседовали вместо сказок, и ким не может винить его за это. — занятно, — улыбается чан и откидывается на спинку стула. стекляшка неожиданно продает из его рук, внезапно снова ставших полупрозрачными, как у чонина, и сынмин смотрит на духа почти с открытым ртом, — что-то не так? — нет просто… это всё так необычно. для человека, я имею в виду, — задумчиво произносит сынмин и почти тянется к голове чонина на своём плече, чтобы погладить его, как кота. наверное, это приятное, волшебное тепло яна так влияет на него. — значит, тебе придётся удивиться ещё не один раз. чан снова улыбается, просто и весело, и сынмин чувствует себя так, будто знает его много лет. как будто был знаком с ним ещё тогда, когда бабушка впервые рассказала про лесного духа, живущего в чаще. или, может, сынмин познакомился с чаном, когда впервые из леса потянуло странным теплом и тысячей звонких голосов, сливающихся в один, так сильно похожий на голос старшего духа, его звала магия. — а можете рассказать про лес? — вдруг просит сынмин после долгой паузы в разговоре и вдруг снова чувствует себя маленьким мальчиком, — бабушка всегда говорила только про вас. и про фей… про всех, кто здесь живёт. и сынмин снова маленький. снова на кухне пахнет выпечкой, снова бабушка зовёт его попробовать молочные булочки и предлагает отнести друзьям. снова всё как раньше, и может, это всё — проделки магии, которая очень любит старые воспоминания, но ким не может быть против. и снова он слышит сказки, болтая ногами на высоком стуле. снова слышит голос чана, но теперь уже совсем близко. чан начинает говорить, и магия наполняет маленький домик, как наполняет сынмина. он снова маленький. *** а лес большой. лес изрезан тропинками, узкими и широкими, прямыми и петляющими между деревьев, лес дышит и живёт. и всё в лесу дышит вместе с ним — с каждым вдохом идут по зеркальной озёрной глади круги, колышется трава, шумят лесные животные, а магия, заменяя воздух, всё струится между деревьев, путается в волосах кентавров и будит русалок на дне озера. лес, его искристое волшебство, его жители, каждое растение и даже солнечный свет, прячущийся среди листвы, всё это — один большой, живой организм. ничего в нём не может просто исчезнуть, но что-то может внезапно появится. и все, кому лес стал домом и чью жизнь сотворил, его любят. например, в чаще одиноко стоит алтарь, куда иногда приходят читать молитвы, но раньше, по легендам, там проливалась кровь, и феи, особенно те, кто из поселений целителей, трудолюбиво ухаживают за ним. они верят, что лес слышит их и их красивые песни о любви. или русалки — их руками за несколько столетий, которые существует лес, была создана огромная подземная система пещер, вода в которых бурлит магией и питает деревья. а в ответ лес защищает своих жителей, укрывая их от непогоды и людей, позволяет использовать всё, что взрастит волшебство. а ещё лес умеет чувствовать. он чувствует приближение бури, людей и чувствует их намерения. он, всё же, живое существо, и его разум одновременно вмещает в себя каждого, кто оказывается за волшебной границей, прибирает к длинным рукам-веткам и не отпускает. и поэтому лес любит детей. так уж получается, что магия в них — особенная. они верят и в фей, и в духов, и во все на свете, что нашёптывают им лесные голоса по ночам. магия пронизывает маленькие души совсем легко, позволяя посмотреть на то, чего взрослым не позволено, и не растворяется в деревенском воздухе уже никогда. и для детей, что бродят по лесным тропинкам, для маленьких духов, для фей, для каждого жителя в лесу гуляют сказки. их рассказывают все, они меняются и никогда не повторяются, как самая настоящая магия, заключенная в словах. без сказок лес жить не может. некоторые из них записаны в большую книгу, в которой по велению одного духа всегда появляются чистые страницы, и говорят, что это никакие не выдумки, и записана туда история леса с самого начала, с самого первого дерева. и говорят, на самой последней странице уже есть сказка, где нет волшебства, где закончится лес, но в это никто не верит. пока у леса есть жители, он будет вечно сиять где-то на краю мира. пока не стихнут сказки, не пропадёт магия. и однажды в этих сказках-историях появится маленький человек, маленький дух и их приключения, даже и чердак, кажется, совсем человеческий. лес, всё же, никого не отпускает.