Любить

— Уходи, Чимин. Юнги смотрит на него исподлобья: влажные волосы громоздкими прядями спадают ему на лицо, а тело бьёт лихорадка. Он с болезненным стоном облокачивается на дверной косяк и тянется к ручке, но отшатывается, когда Чимин стремительно делает шаг вперёд. Юнги, кажется, злится ещё больше. — Пожалуйста, — тихо говорит Чимин и задерживает дыхание, не позволяя разуму затуманиться ещё сильнее от исходящего от альфы феромона, — позволь мне помочь. Юнги мотает головой и открывает рот, чтобы выразить своё несогласие ещё и словами, но внезапно сгибается пополам и упирается ладонями в колени. Дышит тяжело, то и дело переходя на рык, и цедит сквозь зубы: — Не подходи ко мне. Чимин вжимается лопатками в дверь и утыкается носом в собственную толстовку. Инстинкты кричат, что он должен уйти, но он не может сделать и шагу: потому что Юнги медленно преодолевает лестницу, постоянно спотыкаясь; потому что Юнги совершенно точно нуждается в помощи. Чимин не следует за ним, потому что омежья сущность внутри вопит, чувствуя опасность, но сердце и сочувствие к альфе просят остаться. Он осматривает гостиную: предметы декора разбросаны на полу, возле дивана в солнечном свете блестят осколки разбитой вазы, два вязаных пледа разодраны почти в клочья. Беспорядок повсюду — видимо, Юнги было настолько плохо. Чимин старается не думать о том, что его может ждать та же участь, что досталась и пледу, и вазе, и он, разувшись и оставив пакет с пиджаком в гардеробной зоне, бесшумно движется на кухню. Присев на стул, он оглядывает захламлённую грязной посудой раковину и вывернутое содержимое подвесных шкафов и полок и нервно выдыхает. Он думает позвонить Хосоку и попросить приехать, чтобы нахождение с омегой в одном помещении не навлекло проблем для Юнги и для него самого, но эта идея гораздо хуже: присутствие другого альфы сделает его ещё более разъярённым. Чимин досадливо поджимает губы и решает: он останется, чтобы прибраться и приготовить для Юнги нормальную еду, а потом уйдёт. Если Юнги будет оставаться наверху, ничего страшного произойти не должно. Так он и поступает. Заказывает доставку продуктов и принимается за уборку сначала кухни, а потом и гостиной. Он делает даже больше, чем планировал: впускает солнечный свет, подняв несколько жалюзи лишь до середины, а остальные до конца; раскладывает подушки на диване по своему вкусу, чтобы придать уюта; убирает пыль с журнального столика и стеллажей, заставленных книгами, декором и фотографиями в рамках.  Чимин рассматривает некоторые из них. Почти везде Юнги с отцом, седовласым грозным мужчиной. Маленького улыбающегося Юнги он приобнимает за плечо, но чем взрослее тот становится, тем сдержаннее позирует их небольшая семья. На последнем фото, кажется, совсем недавнем, Юнги сидит в строгом костюме, а позади стоит отец, распрямив от гордости плечи и уложив руку на его предплечье. «Семья Мин» гласит подпись внизу. Безэмоционально и всё так же сдержанно. Он вспоминает свой семейный фотоальбом: запланированных фотосессий у них никогда не было, а все имеющиеся фотографии были сделаны либо родителями, либо бабушкой на старенький фотоаппарат. Большинство кадров были пойманы в моменте: трёхлетний Чимин на руках у родителей, на коленках у бабушки; пятилетний, играющий на крыльце загородного дома или в маленьком огороде. Со школьных времён осталось лишь два фото: с первого дня учёбы и с последнего. Все те редкие фотографии, сделанные в промежутке между этими событиями, хранились у Чимина на флешке, заброшенной куда-то вглубь стола. После поступления в университет он почти не фотографировался, разве что с Тэхёном и Чонгуком, но перенести эти моменты на бумагу всё никак не доходили руки. У Юнги тоже есть наполненные эмоциями фото в социальных сетях, но, кажется, с родителем Чимин не видел ни одной. Возможно, они хранятся где-то позабытые. Он задумывается о том, как Юнги относится к отцу после всех отнятых им возможностей проложить собственный путь в будущее, и, смотря в совершенно пустые глаза на семейном фото, может только догадываться. Чимин отвлекается на тихий стук в дверь и, приняв пакеты с продуктами, спешит на кухню. Пока он готовит пулькоги и одновременно следит за бульоном, за окном сгущаются тучи. Едва слышный звук бьющихся о стекло капель не заставляет себя ждать, и Чимин подвисает перед видом на затянувшийся серой пеленой город. — Почему ты ещё здесь? Он вздрагивает и резко оборачивается, замечая Юнги, облокотившегося на перегородку кухни. — Я же сказал, что хочу помочь, — Чимин неловко трёт ладони о джинсы и опускает взгляд в пол. — Я не понимаю, Чимин, — Юнги прослеживает за тем, как он, спрятав нос в воротнике толстовки, направляется к плите, а сам присаживается на стул, — ты не боишься? Оставаться наедине с альфой в гоне? Ты ведь видел гостиную… — Нет, — лжёт, но лишь отчасти: боится не он, а омега. — С тобой — нет. Юнги прожигает его нечитаемым взглядом и, тяжело вздохнув, роняет голову на сложенные руки. Чимин рассматривает сгорбленную фигуру альфы, стараясь беззвучно водить ложкой по кастрюле. Руки Юнги бьёт лёгкая дрожь, а широкая футболка липнет к спине. Он старается дышать через раз и еле заметно дёргается от сковывающего тело секундного тремора. Юнги слаб, но в то же время сейчас наиболее силён: любая мелочь может вывести его из равновесия, и ничего не составит ему труда прижать омегу к любой поверхности и сделать с ним…всё. — Тебе уже лучше? Я уйду, как только пулькоги будет готов, — Чимин суетливо засыпает рис в рисоварку, игнорируя тянущий под поясницей укол возбуждения, нежели страха. Это неправильно. Наверное, это воздействие феромона альфы, ведь Чимин не должен желать Юнги, но что если…он хочет помочь? — Немного, но я… — Юнги отодвигает стул со скрипом и, одёрнув футболку, стремительно покидает кухню, — буду в комнате, — бросает перед тем, как скрыться за перегородкой. Чимин ругается шёпотом. Вдруг Юнги всё понял по его изменившемуся феромону и теперь не покажет и носу из своей комнаты? Ему нужно поесть, нужно сбить жар, и теперь Чимину кажется, что ему действительно следует поскорее уйти.  Он выкладывает пулькоги и рис на тарелку, добавляет немного кимчи; в глубокую пиалу наливает бульон, а в кружку крепкий чай и, водрузив всё на поднос, оставляет его возле закрытой двери в единственную на втором этаже комнату. Снова убирается на кухне, перекладывает остатки еды по контейнерам и садится на диван в гостиной, совершенно обессиленный. Он даёт себе несколько минут на раздумья. Омега внутри уже успокоился и не бьёт тревогу про каждом малейшем шорохе с верхнего этажа. Чимин откидывается головой на подушку, наблюдая за скользящими по стеклу длинными дорожками дождевых капель. Внезапно сверкает молния, разрезая тёмное небо. Мог бы он помочь альфе в другом смысле этого слова? Чимин задвигает предрассудки на второй план, потому что влюблён, и не хочет думать о том, что при любых обстоятельствах они всё равно не будут вместе. Готов ли он отдаться целиком любимому альфе, любимому человеку, зная, что им придётся расстаться? Он не ждёт, что Юнги внезапно преисполнится чувствами по отношению к нему, но лишь мысль о том, что Чимин познает близость именно с ним — с тем, кого выбрало его сердце — вызывает в пальцах лёгкие покалывания. Может, он будет жалеть, разочаруется в любви, но, движимый чувствами и собственными крыльями, подаренными ими, это воспоминание станет, скорее, тайным и особенным. Чимин пришёл к Юнги, чтобы сохранить хрупкую дружбу, но решается на отчаянный шаг, способный её разрушить. В какой-то степени это эгоистично — пользоваться положением Юнги и его инстинктами. Наверняка он будет чувствовать вину, когда придёт в себя и в полной мере осознает, что между ними произошло. Этого Чимин хочет меньше всего, поэтому, прикрывая глаза всего на минутку, решает, что всё-таки рискнёт предложить ему свою другую помощь. Если Юнги будет твёрдо уверен в своем решении, Чимин отступит, сгорит от неловкости и стыда. Он уйдёт.

***

Он даже не почувствовал, как провалился в сон. В реальность его выдёргивает тихий шёпот и звук барабанящих по стеклу капель. Дождь разошёлся, превращаясь в полноценную грозу. Чимин распахивает глаза с ударом грома, но едва ли может пошевелиться, встречаясь с глубоким взглядом тёмных глаз. Его рука на чужой щеке.  «Маленький, раненый омега…» «Не бойся меня» «Я защищу тебя» Чимин одёргивает руку и шумно вздыхает от неожиданного смысла долетающих до его сонного сознания фраз. Мороз прокрадывается внутрь, а в уголках глаз собираются слёзы облегчения. Юнги не причинит ему вреда. — Почему ты не ушёл? — сипит Юнги, снова хватая его за запястье и прижимая его к носу. — Я просил тебя. Ты достаточно помог, — его голос дрожит, и он прикрывает глаза, втягивая омежий феромон. — Почему, Чимин? — Я не хочу. Не хочу уходить, — из высушенного во сне горла слова вырываются с хрипом. Чимин оглядывается. Как он оказался в комнате Юнги? Пришёл сам, не помня этого, или его принёс альфа? — Даже сейчас? Юнги мягко водит носом по его руке, сидя на полу возле кровати. Его глаза, с пугающе расширенными зрачками, блестят в тусклом свете подсветки у изголовья. Но Чимин не чувствует страха, и даже омега притихает в колеблющимся ожидании. — Сейчас особенно. Юнги издаёт мученический стон, смешанный с рокотом, и внезапно отсаживается подальше. Он осоловело моргает и поджимает губы. — Я отверг твои чувства, — шепчет.  — Но я всё ещё влюблён в тебя. Юнги дёргается, как от пощёчины, и в смятении заламывает пальцы, стараясь не смотреть на Чимина. Мягкий румянец на его щеках разгорается всё сильнее — альфу бросает в жар. — Я разбил тебе сердце. — Это не так, — Чимин тянется к нему и осторожно берёт его ладонь в свою, прикладывая к рёбрам. — Целое и невредимое. Горький смешок с полурыком срывается с губ Юнги. Убрав руку, он проводит ею по своему лицу и недоверчиво уставляется на Чимина. Изучает пристально, но, не найдя и намёка на испуг, боль или сомнение, кивает собственным мыслям. — Твой омега очень слаб, — говорит он, прислоняясь боком к прикроватной тумбе, — полагаю, из-за всего, что с тобой случилось. Он страдает. Альфа рвётся его защитить. Чимин не отвечает. Не знает, что сказать на такое откровение. Юнги неуверенно продолжает. — Я лишь старался заботиться о тебе и не думал, что это подтолкнёт тебя к чувствам. Когда Хосок сказал мне, что ты спрашивал про Гавань, я полагал, что ты будешь зол на меня. Я не возил тебя туда для того, за чем приезжают другие, но ты был так доверчив и тянулся ко мне, что я сделал неправильные выводы, основанные на собственном опыте. Мне казалось, что ты не против близости, но когда ты признался… — он устало укладывает голову на плечо и опускает взгляд, — я не смог бы поступить так с тобой. Кажется, будто Чимина выкинули в открытое море из собственных мыслей. Отчасти он оказался прав в том, что могло ждать их с Юнги, окажись он опытнее; не принимая заботу за ответные чувства. Ему повезло, что Юнги оказался таким: он отступил, не желая причинять ему вред, не воспользовался его чувствами. Но в итоге Чимин теперь действительно хочет близости, хочет нырнуть в свою любовь до глубины. Хочет, чтобы Юнги стало легче. — Как я здесь оказался? — вдруг спрашивает он, ёжась от хлынувшего из окна прохладного воздуха, смешанного с феромоном Юнги. — Альфа заставил забрать тебя из гостиной, — отвечает он и выглядит до боли виноватым. — Я открыл дверь и увидел поднос с едой, подкрепился и, видимо, решил тебя поблагодарить, — усмехается горько, — так что спасибо, Чимин-и. И за уборку тоже. Не задерживайся больше и…прости за то, что нюхал твои руки. Чимин садится на кровати и свешивает ноги вниз, касаясь ледяного пола. Делает осторожный шаг ближе и опускается на колени напротив. Отшатнувшись, Юнги мгновенно тянется обратно и нависает над ним, заставляя вжаться спиной в кровать. — Я не должен делать этого, — стонет Юнги, и Чимин чувствует, как он трясётся, ведя носом по нежной коже шеи. — Всё в порядке, я хочу остаться, — шепчет Чимин и гладит его напряжённые предплечья обеими руками. — Я хочу тебя, Юнги. Хочу быть защищённым тем, кого люблю. Хочу помочь тебе. Юнги сдавленно мычит и, резко поднявшись, утягивает его наверх за собой, а затем толкает на кровать. Утыкается в шею и жадно втягивает феромон, выпуская всё больше собственного. Чимин не знает, что ему делать, а оттого просто лежит, насыщаясь кутающим его морозом, возбуждаясь. Юнги ведёт ладонями по его животу и груди, задирая толстовку с футболкой, и сняв их, подвисает. Он так близко и смотрит точно в глаза. — Я хочу обнюхать тебя, — шепчет, успокаивающе переплетая их пальцы, — не бойся. Я не сделаю тебе больно. Позволишь? Где-то глубоко в сознании Чимин понимает, что Юнги надеется на отрицательный ответ. Им движут инстинкты, желание защитить и обладать, но как только гон закончится, Юнги не будет в восторге от произошедшего.  — Да, альфа, — тихо говорит он, сжимая его пальцы, а сердце подсказывает: «Надеюсь, мы ещё увидимся». Юнги делает это не спеша. Ведёт носом по щекам, где-то касается губами и снова спускается к шее. Чимин жмурится от приятной щекотки и не выпускает руку Юнги из своей: это внушает какую-то фантомную уверенность в своих решениях. Он тихо выдыхает, когда влажные пряди волос Юнги касаются его сосков, а губы вскользь мажут по коже живота. Чем ниже он спускается, тем чаще начинает вздыматься его спина и грудь. Юнги оттягивает момент, чтобы полностью избавить Чимина от одежды, обнюхивая только верхнюю часть его тела, поэтому Чимин тянется к застёжке на джинсах сам. Он не стыдится, но чувствует неловкость, когда Юнги настороженно следит за его движениями, а затем начинает помогать. Чимин остаётся совершенно нагой в спутанных серых простынях. Подрагивает от щиплющего кожу холода и возбуждения, но тут же плавится от первого и до жути интимного касания горячей щеки к внутренней стороне бедра. Юнги бездвижно лежит на нём какое-то время, пропитываясь морозными ягодами. Чимин чувствует их тоже: сейчас они не так сильно кислят, смешиваются, нейтрализуются. Морозная свежесть Юнги прекрасна сама по себе, а резкие ягоды Чимина нуждаются в ней особенно.  Он слабо выдыхает, когда Юнги продолжает двигаться вниз, но не сдерживается и возвращается обратно, снова прижимаясь к его бедру. Чимин понимает в чём дело, когда двигает ногой и чувствует стекающую под ягодицы смазку. Застывает, когда с уголка губ Юнги срывается слюна. — Могу я… — Юнги сглатывает, поднимая помутневший взгляд, — прикоснуться? Чимин кивает и распахивает губы в немом стоне, ощущая, как кончик языка кружит по сжимающемуся входу и толкается чуть глубже, собирая со стенок смазку. Юнги, выпустив пальцы Чимина, подхватывает его обеими руками под бёдра и тянет ещё ближе к себе, вжимаясь лицом в промежность и довольно порыкивая. Он теряет контроль. Чимин не хочет отстраняться: ему до безумного приятно, хочется ещё, больше, но от интенсивных движений языка внутри он вскоре изливается себе на живот и стонет уже вслух от разрывающей чувствительности. Перед глазами пляшут пятна, и он вслепую находит руку Юнги, сжимая запястье. Слов не подобрать, силы иссякают, и альфа, наконец, останавливается, обращая на него внимание. — Такой чувствительный омега, — Юнги трётся о него щекой, а затем нависает сверху, подхватывая с тумбы упаковку салфеток. Вытирает живот и собирает всю влагу с бёдер и ягодиц, пристально наблюдая за тем, как Чимин, раскрасневшийся и вспотевший, переводит дыхание. — Я хорошо позаботился о тебе? — Да, альфа, — скромно шепчет Чимин и, встретившись с взглядом тёмных глаз, прикусывает губу, рассматривая сидящего в его ногах Юнги. — Я тоже хочу сделать для тебя что-то. Юнги хмурится, но Чимин чувствует новую мощную волну мороза, исходящую от него, и интуитивно понимает всё сам. Приподнимается на локтях и садится, пальцами поддевает подол прилипшей к его телу футболки и тянет вверх. Юнги послушно поднимает руки, а затем поднимается сам и стягивает спортивные штаны. Отбрасывает их, даже не оборачиваясь, садится напротив. Его голодный и в то же время робкий взгляд сосредоточен на Чимине, изучающем каждый миллиметр его тела. Его снова потряхивает от нетерпения, желания взять, и он сгребает простыни в кулаки, удерживая себя на месте. Чимин в смятении. Член альфы гораздо больше, чем его, и он не уверен, сможет ли сделать хоть что-то, чтобы подвести Юнги к разрядке. Он медленно ведёт ладонью по его колену, затем бедру, и подушечкой большого пальца плавно обводит крупную головку, обхватывая член ладонью. Он не поднимает взгляд, страшась увидеть гнев от нерасторопных действий. Юнги чувствует, как он волнуется, и тянется ближе, раздвигая ноги и оказываясь почти вплотную. Утыкается лбом в его плечо и накрывает руку Чимина своей, направляя. — Не спеши, я совсем не близко, — говорит тихо, когда Чимин пробует двигаться быстрее.  Он благодарен Юнги за то, что ему не приходится смотреть в его глаза и справляться самому. За то, что Юнги всё ещё сдерживает альфу, не позволяя резкости и животной страсти вырваться наружу. Юнги еле слышно стонет и сжимает его ягодицу свободной рукой от особенно чувствительных движений. Возбуждение снова зарождается внутри Чимина: от того, как чужие стоны растворяются на его коже; от того, как длинные пальцы, чуть грубоватые, впиваются в него до красноты; от того, как омега внутри жаждет принять альфу. Юнги это чувствует и отзывается. Забвенно вылизывает его шею, сосредотачиваясь на железе, выделяющей феромон, и несильно, едва ощутимо, царапает плечо клыками. Чимину жарко и душно, несмотря на распахнутое окно, а между ног расплывается новое влажное пятно, пачкая простыни. Он пытается свести колени, но замечает, как Юнги болезненно морщится: у обоих устали ноги.  — Юнги, ляг на спину, — шепчет на ухо, подталкивая ладонью в крепкую грудь. Чимин прослеживает за тем, как Юнги быстро укладывается поперёк кровати, подложив под голову подушку и вытягивая затёкшие ноги. Но как только Чимин устраивается между, резко поднимается. — Это необязательно, — рычит он, хватая его за запястье, — я могу не сдержаться и напугать тебя. — Пожалуйста, альфа, — Чимин не звучит умоляюще или жалобно, настаивает уверенно, следуя за собственными желаниями. — Я доверяю тебе. Юнги отступает, но не ложится: облокачивается на локти и крепче сжимает в руках одеяло. У Чимина сладко тянет внизу живота от того, что он смотрит, контролирует, сдерживается. Он нагибается ниже и осыпает поцелуями напряжённый живот. Добравшись до бёдер, нежно прикусывает кожу на внутренней стороне и вдыхает терпкий запах альфы. Рассудок полностью заволакивает усиливающимся с каждой секундой возбуждением, и он широко мажет языком по стволу, всасывая головку. Юнги вытягивается, как натянутая струна, и громко стонет, сразу же подаваясь навстречу. Чимин укладывает ладони ему на бёдра, чтобы следить за глубиной погружения, и вбирает чуть больше. Постепенно привыкая, он принимает уже половину и помогает себе рукой, лаская узел и мошонку. — Славный омега, — рокочет Юнги, запуская пальцы в его волосы и слегка оттягивая, — попробуй взять глубже. Его голос сквозит не просьбой, а приказом, и Чимин, послушно промычав, опускается ещё ниже. Головка давит на горло. Ему не хватает воздуха, но Юнги продолжает расслабляюще гладить его по волосам и едва не задыхается сам. — Вот так, — шепчет, порыкивая, когда Чимин, взяв почти до конца, отстраняется с шумным вдохом. — Ты хорошо справляешься. Чимин пробует снова. В этот раз Юнги толкается навстречу, задавая собственный темп и удерживая его голову, и стонет так протяжно, что Чимина сковывает приятная дрожь. Внутри всё зудит и переворачивается: омега изнывает от желания близости с альфой. Чимин отстраняется с влажным звуком, и собрав слюну и смазку языком, укладывается сверху на Юнги. Трётся лицом о его судорожно вздымающуюся грудь и чувствует, как его нерешительно приобнимают в ответ.  — Я хочу тебя, Юнги, — говорит тихо-тихо, ведя губами по влажной коже. Взгляда поднимать не хочет, но чужая рука обхватывает его подбородок и заставляет вскинуть голову. — Посмотри мне в глаза и скажи, — рычит он, дёрнувшись к его лицу, и застывает так близко, что кончики их носов соприкасаются. Чимин чувствует обжигающее дыхание на своих губах. — Скажи, что хочешь. — Я хочу тебя, Юнги, альфа, — шепчет Чимин, отдаваясь глубине тёмных, искрящихся глаз. Знает, что в его собственных плещется предвкушение и желание ничуть не меньше. Юнги срывается, сдаётся окончательно. Меняет их местами и грубо вжимает лопатками в собранное одеяло, а затем впервые целует. Страстно, горячо: ловкий язык скользит по нёбу, дёснам и щекам. Чимин едва поспевает за ним, царапает свой язык об острые клыки и шипит, но несильная боль подстёгивает его лишь сильнее. Юнги отрывается всего на несколько секунд: хлопает ящиком в тумбе и, вывалив всё его содержимое на кровать, пальцами собирает с сжимающегося входа немного смазки перед тем, как проникнуть одним внутрь.  Чимин выгибается в пояснице, взмахивая бёдрами, и хватается за талию Юнги. Его природной смазки оказывается достаточно, чтобы тянущее чувство не вызывало неприятных ощущений, когда Юнги нетерпеливо добавляет второй палец, третий. Он что-то бормочет, уткнувшись в линию между его плечом и шеей, и Чимину требуется немалых усилий, чтобы отвлечься от невыносимо приятных движений и прислушаться. — Защитить, защитить, защитить… — хрипло сипит Юнги, как в бреду, и быстро раскатав презерватив дрожащими, влажными пальцами, берёт его руку в свою. — Я не обижу тебя, омега. Обещаю, что не причиню вреда. Он входит сразу до конца, но плавно. С губ срывается рык, смешанный со стоном, и всё копившееся в нём напряжение выходит с глубокими толчками, которые Чимин охотно принимает. От Юнги невозможно оторваться: глаза блестят, губы шепчут что-то несвязное; крупные пряди волос липнут к его лбу, а с виска стекают капельки пота. Он полностью закрывает Чимина собой, подкладывая ладони ему под лопатки и прижимая к себе, касается губами щеки. Становится лишь единственным значимым в целом мире, огораживает от всего плохого и защищает. Чимин вдруг плачет, но сам не знает почему. Крупные слёзы скатываются по груди Юнги, а всхлипы теряются в громких стонах, когда он входит под другим углом. Чимин окольцовывает его талию ногами и пробует двигаться тоже. Хочется слиться с ним в одно, потеряться или остаться здесь навсегда. В мягком морозе и спелых ягодах, расцветающих в воздухе. Сначала он не обращает на это внимания, думает, что ему мерещится. Юнги переворачивает его и входит сзади, крепко переплетаясь с ним пальцами. Ускоряется, прикусывает загривок и пальцами второй руки пересчитывает позвонки, сминает ягодицы. Внезапно он наваливается сверху так, что Чимину становится трудно дышать, и, замерев, шумно тянет носом. — Омега, — шепчет он удивлённо, — твой феромон, Чимин… Ягоды повсюду. Лёгкие, сладкие, свежие до совершенства. Такие, какими он их помнит. Чимин дотрагивается до шеи и дёргается от того, как активно железа выделяет феромон, словно нагоняя всё то упущенное время. Он снова оказывается лицом к лицу с Юнги и прячется в ладонях. Он не должен видеть его слёз. — Не закрывайся от меня, только не сейчас, — Юнги осторожно убирает его руки и большими пальцами собирает крупные капли слёз. Выпускает немного феромона, чтобы успокоить, но яркие ягоды оказываются сильнее.  — Не буду, я…просто продолжай, — Чимин всхлипывает и сам тянется к нему, прижимаясь к губам. Стонет в его рот вымученно, отчаянно, потому что до сих пор не может поверить. Он благодарно гладит Юнги по голове, плечам и спине, и отдаёт себя всего возобновившимся с новой силой толчкам. — Так хорошо принимаешь меня, омега, — Юнги всасывает кожу на его шее и сразу же зализывает, ладонями водит по его телу, собирая осевший феромон, а затем тянет к носу, — ты стал ещё вкуснее. Я дам тебе свой узел, если попросишь. Чимин не знает, что ответить. Он даже не представляет каково это — находиться в сцепке. Голову терзают только мысли о том, как ему хорошо, как он счастлив. Быть с Юнги, снова наслаждаться настоящими, своими ягодами. — Я не…ах, Юнги! — Чимина подбрасывает и прибивает вплотную к альфе, когда он нещадно, быстро, вновь и вновь попадает точно по самой чувствительной точке и смыкает пальцы вокруг его члена в кольцо. — М-м, маленький омега, кончи для меня, — рокочет Юнги ему на ухо, обхватывая его плотнее и двигая рукой в такт собственным толчкам.  Чимин срывается на громкий стон. Он отскакивает от стен и вылетает в окно, растворяясь в шуме непрекращающегося дождя. Белёсые вязкие капли пачкают руку и живот Юнги, вбивающегося в него всё так же глубоко и быстро. Он утробно рычит и крупно вздрагивает, и Чимин вдруг чувствует, как его наполняет что-то ещё. Он податливо раскрывается и ловит озабоченный, едва просветлевший взгляд Юнги, смешанный с раскаянием. — Прости, чёрт, — он осоловело моргает и поджимает губы, разглядывая притихшего Чимина, — пожалуйста, прости, Чимин. Это слишком. — Всё нормально, мне не больно, — отзывается, гладя его щёку, и Юнги обессиленно роняет голову на его плечо, тяжело вздыхая. — Что мне делать? — Давай попытаемся сесть, иначе я раздавлю тебя ненароком, — тихо говорит Юнги и осторожно приподнимается, подтягивая Чимина к себе. Медленно развернувшись, он принимает удобное положение, облокачиваясь на подушки у изголовья кровати. Чимин оказывается у него на коленях и скрещивает ноги у него за спиной. Ластится щекой к щеке и удивлённо распахивает глаза, когда Юнги, тихо простонав, выпускает новую порцию семени. — Это займёт какое-то время. Нужно, чтобы узел спал, — вздыхает, пропуская светлые пряди сквозь пальцы. — Это был твой первый раз, верно? — Д-да, — Чимин чувствует неловкость, повисшую в воздухе, но такова реальность: он, абсолютно голый, заласканный, защищённый, как и его омега, сидит в объятиях Юнги. Сидит на его узле.  Шумно вздохнув, он борется со жгучими слезами: его феромон вернулся. Раскрылся вновь, благодаря близости с правильным альфой, способным подарить его омеге долгожданный внутренний покой. Чимин давит пальцами на глаза и тихо всхлипывает. — Жалеешь? — смиренно интересуется Юнги. Его большие ладони ложатся ему на лопатки, успокаивающе поглаживая. — Совсем нет, — мотает головой. — Хотел помочь тебе, а в итоге получилось наоборот. Юнги устало усмехается и касается кончиком носа его шеи, принюхиваясь. Чимин сжимается от щекотливых движений, и Юнги отстраняется. Протягивает ему футболку. — Ты очень сильно помог мне, Чимин. Даже больше, чем требовалось, — Юнги смотрит всё ещё виновато, взволнованно. — Альфа получил то, чего хотел. После сцепки ему будет спокойнее вдвойне. — Хорошо, — тихо говорит Чимин. Он обнимает Юнги за шею и жмётся к плечу. Почувствовав новый толчок внутри, он поднимает на Юнги обеспокоенный взгляд. — Это ведь безопасно? — Не волнуйся, ты не понесёшь, — заверяет, укладывая его обратно, — я в защите, да и без течки шанс невелик. Они замолкают на какое-то время. Юнги вздрагивает и кусает губы, преодолевая каждую новую волну оргазма. Чимин старается не двигаться, но всё же просит поменять положение: мышцы ног начинают ныть. Юнги переворачивается с ним набок и укрывает одеялом. Приобнимает за талию поверх футболки и мгновенно проваливается в сон, посапывая Чимину в макушку. У самого Чимина сон сначала не идёт: он жадно тянет носом свой феромон, не скрывая улыбки. Он невыносимо соскучился по своему природному запаху, уже позабыл сладость ягод. Чимин вспоминает детство, вспоминает родителей и всё же засыпает, надеясь на то, что, если они наблюдают за ним, то не ругают за отчаянные решения.

***

Внезапно яркий свет бьёт в глаза. Окрашивает комнату в оранжевый оттенок: занимается рассвет. Из окна слышится звук проезжающей по лужам машины, а ветер гонит с улицы напитанный влажностью воздух. Чимин медленно моргает и щурится, зарываясь в одеяло, чтобы спрятаться от настойчивых первых солнечных лучей. Картинки прошедшей ночи атакуют сознание на пару с ними, и Чимин взбудораженно шарится рукой по нижней части тела. Пустота. Сцепка завершилась. Он переворачивается на живот и облегчённо выдыхает, когда видит всё ещё спящего Юнги. Кажется, он просыпался: на нём футболка и второе одеяло, натянутое почти до носа. Уютный и тёплый. Чимин тихо выдыхает. Сердце щемит от нежности, и он дотрагивается до тёмных прядей, убирая их вбок. Юнги выглядит спокойным. Дышит размеренно, обнимая подушку. Чимин хотел бы просыпаться так каждое утро, но знает, что не сбудется. Юнги нужно отпустить. Позволить строить собственную жизнь так, как он хочет: ему уже достаточно навязали. Чимину придётся остаться со своим чувством наедине, смириться, идти дальше. У него впереди ещё два года учёбы, поиск работы, стремление к мечтам, которые он ещё не обрёл. Может, он встретит другого альфу, которого будет любить сильнее, ответно и до конца; который будет его беречь. Теперь он знает, что значит любить, однако ценой взаимности. Это не страшно, думает Чимин: заставить любить кого-то невозможно, зато теперь он знает как правильно. И пусть кто-то назовёт это жертвенностью или безрассудством, он отмахнётся. Потому что сердце не ноет, а согревается при мыслях о том, кто для него это чувство открыл. Чимин поднимается и тихо собирает свою одежду. Перед дверью в последний раз оглядывается и шепчет одними губами «спасибо». За то, что они встретились. За то, что заботился и защитил. За то, что не ранил и позволил любить. На улице зябко. Чимин кутается в толстовку и ловит такси: простывать в начале каникул не хочется. Впереди лето и знойная жара, совместные поездки с друзьями к морю или в горы. Они ведь планировали. Чимин почти чувствует, как щекочет лопатки: крылья раскрываются, толкая вперёд. Любовь открывает второе дыхание. Приходится объясняться перед бабушкой. Он рассказывает всё, не утаивая. Женщина не причитает, не ругает, лишь спрашивает, как он себя чувствует и просит сходить к врачу. Чимин, на самом деле, думает об этом тоже. Всё тот же знакомый врач разводит руками, записывая что-то в медицинской карте. — У вас было соитие с истинным? — спрашивает, поправляя очки. — Не думаю. Скорее, с тем, кого я люблю. Пожилой бета смотрит понимающе. — Полагаю, ваш омега по-настоящему кому-то доверился, и это заставило феромон снова раскрыться, — подытоживает он, ставя точку. — Беременности нет, с вами всё в порядке. Продолжайте наслаждаться жизнью. И улыбается. Это Чимин и делает. Он открывается только Тэхёну и Чонгуку, остальным не решается. Знает, что заботливый Сокджин будет волноваться, а Хосок наверняка вспылит. Может, он расскажет им когда-нибудь: на посиделках в баре после работы или после ужина на выходных. Когда у них будет любимый человек, ради которого они будут готовы на отчаянные, порой совершенно нелогичные поступки, они его поймут. Тэхён не винит ни его, ни Юнги. Первые дни подолгу сидит с Чимином в обнимку, постоянно спрашивая разрешения, чтобы любопытно принюхаться. Больше не задаёт вопросов. Чонгук тоже реагирует спокойно: в конце концов это был выбор Чимина, а последствия оказались неожиданно для него счастливыми. Наверное, это странно — видеть, как человек, чьи чувства отвергли, продолжает сиять и с каждым днём становиться увереннее. Видеть, как он ведомо следует за одним известным только ему смыслом и расцветает, как первые яркие, наполненные сладостью ягоды в саду. К концу лета Чимин возвращается к своему тёмному, природному цвету волос. Соскучился, хоть и блонд ему действительно нравился. Гардероб претерпевает изменения: появляются чуть более открытые наряды; джинсы всё чаще заменяются брюками, а футболки рубашками и блузками пастельных оттенков, даже с неброским принтом. Чимину всё больше нравится подбирать одежду, чаще самому, а иногда под чутким руководством Тэхёна и Сокджина. Юнги первым просит его о встрече в середине августа. Чимин удивляется, но приезжает к университету. Волосы игриво трогает ветер, а полы лёгкой белой блузы разлетаются, когда Чимин приближается к крыльцу. Альфа ждёт его. Встречает с трогающей губы улыбкой. — Привет, Чимин. Он в костюме и с дипломом в руках. Как и всегда статен и невероятно красив. Слабый мороз щекочет Чимину щёки. Омега внутри застывает от восторга. — Привет, Юнги, — он рассматривает его, запоминая каждую деталь, и снимает с галстука блёстку от конфетти. — Злишься на меня? — Немного, — прищуриваясь, он вздыхает, — на себя гораздо больше. — Не нужно, — Чимин пожимает плечами, ступая ближе, — мы ведь помогли друг другу, помнишь? Я ни о чём не жалею. — Это главное. Облегчённый взгляд альфы заставляет его улыбнуться, но пробежавший солнечный зайчик крадёт улыбку, как только Юнги берёт его за руку и продолжает.  — Я уезжаю завтра в Штаты. Буду пробовать расширять семейное дело, — он гладит большим пальцем ладонь Чимина и, увидев его взволнованный, расстроенный взгляд, накрывает и вторую руку тёплой своей. — Я вернусь. Просто хотел, чтобы ты узнал от меня, а не от кого-то другого. Чимин подавленно кивает. Даже сейчас Юнги заботится о нём, не хочет причинять боль. Он не будет плакать и умолять альфу остаться — он обещал отпустить. Да и кто они друг другу? Едва ли стали друзьями. Остались хорошими знакомыми. — Всё в порядке, — Чимин кивает и улыбается. — Я буду счастлив, если у тебя всё получится. Надеюсь, ты тоже. — Спасибо, Чимин-и. — И тебе спасибо, Юнги. Они вкладывают в свою благодарность куда больше, чем могут выразить словами, и оба это чувствуют. Чимин принимает сдержанное касание губ к своей макушке и, погладив чужие руки, уходит первым, не желая смотреть, как уходит Юнги.  Может, несколько лет спустя они встретятся случайно в одной из кофеен в центре. Чимин будет страдать от недосыпа на новой должности, но действительно любить свою работу. Она будет интересной, многогранной, требующей всё больше знаний и навыков, и Чимин всегда будет стремиться к чему-то новому, неизведанному. Совершенствовать, реализовывать самые рискованные идеи, подпитываясь глубоко осевшим в груди, укоренившимся тёплым чувством.  Вернувшийся домой Юнги — влиятельный, успешный в новом бизнесе и почти не изменившийся — придержит целеустремлённому омеге дверь, и только подняв взгляд, узнает, расплываясь в тёплой улыбке. Чимин в спешке на внеплановое совещание проскочит мимо, не отрываясь от телефона, а почувствовав морозные нотки, укутается в пальто, но подумает о нём. О человеке, благодаря которому он когда-то узнал, каково это — любить.