Любить

За неделю меняется многое. Бабушка Чимина уезжает в санаторий на ежегодное обследование, поэтому он остаётся один на целых пятнадцать дней. Чимин цепляется за этот шанс обеими руками.  Он убирает всю небольшую квартиру, вылизывая каждый уголок: одному, без советов и старческих повелений это делать гораздо проще. В среду Чимин прогуливает последнюю пару и спешит домой, чтобы приготовить закуски для «омежьих» посиделок, на которые он, помимо Тэхёна и Чонгука, приглашает и Сокджина. Тот искренне удивляется, но соглашается. Оба о своём решении не жалеют ни разу. Сокджин моментально сходится с Тэхёном. У них много общих тем как для рассуждения, так и для споров. Они всячески вовлекают в свои перепалки Чонгука, потягивающего пиво через трубочку, но его мнение оказывается для них в большинстве случаев нерелевантным, и он забавно дуется. Чимин, глядя на это со стороны, не перестаёт утирать слёзы от смеха. К позднему вечеру поддатый Сокджин загорается идеей, которая мгновенно становится идеей-фикс: Чимину жизненно необходимо перекраситься в платиновый. Сначала Чимин думает, что это шутка, но когда Сокджин под восторженный писк Тэхёна набирает своего стилиста и на громкой связи говорит, что ему нужно срочно приехать в салон «вот прямо сейчас», он гулко сглатывает. В таких делах Чимин не авантюрист. Ему нравится его природный тёмный цвет волос и то, как легко за ним ухаживать. Длину ему обычно подравнивает бабушка, а на укладки Чимин откровенно ленится тратить время. Есть и другая сторона отсутствия у него склонности к изменениям — он боится. Конечно, он не раз задумывался о том, чтобы, как некоторые из его одногруппников, перекраситься во что-то яркое, а потом представлял сколько внимания это привлечёт и желание сдувалось моментально, как развязанный шарик. Он боится, что ему не пойдёт, что новый цвет или причёска испортят его внешность. Боится, потому что собственный феромон тоже претерпел изменения, и это, помимо проблем на добрую треть его жизни, принесло неуверенность, замкнутость и страх за последствия собственного выбора. Единственным изменением в жизни, которого он почему-то не испугался, стала его первая влюблённость. Она настигла быстро и так же быстро стала осознанной, но не сбила с ног — поставила на них, придавая всему его существованию какой-то скрытый смысл. Его он распознать не может то ли в силу неопытности, то ли просто потому, что не хочет думать об этом слишком глубоко. Чувство приятное, окрыляет и заставляет сладко улыбаться на каждое новое полученное сообщение от Юнги. Чимину не стыдно, по крайней мере перед собой, за свою увлечённость серьёзным альфой, однако в голове то и дело всплывают брошенные Хосоком и Лиамом предостережения. И в этом котле из рассуждений, подкошенный собственным прошлым и своей неуверенностью, он варится каждый день: мог бы он действительно заинтересовать Юнги? А если так, что он, второкурсник без единого представления о собственной жизни, может дать альфе, у которого план будущего расписан по линейке? Пучина подобных мыслей обычно затягивает его перед сном, заставляя концентрироваться на собственных ощущениях и воспоминаниях о поступках Юнги. Ожидаемо это приводит ко снам, которые Чимин принимает за ответы на свои вопросы. Он понимает, что питает себя ложными надеждами, но и иного исхода он не боится. Ему кажется, что он примет любую правду, ведь она, будь то желанной или, наоборот, горькой, всё же лучше, чем недосказанность.  Парадокс Пак Чимина заключается в том, что он страшится менять цвет волос, но грянувшую первую любовь встречает отважно. Сокджин всё-таки тащит Чимина в салон, заверяя, что к тёмному цвету можно вернуться в любое время. «Ты никогда не пробовал» говорит Тэхён, обнимая его за плечи, когда Чимин садится в крутящееся велюровое кресло и смотрит на своё отражение, как олень, застывший в свете фар.  — Хён, — тихо зовёт его Чонгук, присаживаясь на корточки рядом, — ты не хочешь? Чимин поворачивается к нему, замечая, что Чонгук самый трезвый из троицы друзей. Тэхён с Сокджином что-то энергично обсуждают со стилистом у него за спиной, в то время как Чонгук выглядит абсолютно спокойным и смотрит на него с нежной снисходительностью. — Я не знаю, — отвечает честно, — я переживаю, что мне не пойдёт. Чонгук кивает понимающе и призадумывается. — Знаешь, я не хочу вставать на сторону этих, — он кивает на Сокджина и Тэхёна, морща нос, — они меня весь вечер бесят, — смеётся. — Но я тоже считаю, что тебе стоит попробовать. Ты молод и очень красив, так когда же решаться на перемены, если не сейчас? Тебе необязательно следовать наставлениям Сокджина-хёна, ты ведь можешь выбрать любой цвет, а если не понравится, перекраситься обратно, — говорит он, накрывая его ладошку своей. Чимин опускает плечи, расслабляясь. Сдаётся, Чонгук прав, в общем-то: это лишь цвет, который с лёгкостью можно закрасить, в отличие от феромона, который не скрыть. Внутри Чимина просыпается любопытство и огонёк азарта. Бабушка вряд ли станет его ругать, а друзья снова рядом, поддерживают его — это придаёт немного уверенности. И пусть это была спонтанная инициатива пьяного Сокджина, Чимин чувствует благодарность за толчок. Он хочет попробовать. Сокджин вручает ему журнал с вариантами цветов и оттенков, пока Чонгук утягивает Тэхёна с собой на улицу на перекур и проветриться. Сокджин, кажется, уже протрезвев, тихо извиняется за свою напористость и спрашивает Чимина всё ли в порядке, на что он кивает, водя пальцем по кружкам с примерами.  Светлые цвета действительно притягивают его сильнее остальных. Они спокойные и чистые, и, по словам стилиста, любой из оттенков будет хорошо гармонировать с медовым оттенком кожи Чимина.  Выбор сделан. Сокджин счастливо хлопает в ладоши и говорит, что Чимину определённо точно понравится его новый образ. Стилист-бета Ким Киён с ним соглашается и готовит рабочее место, рассказывая Чимину обо всех этапах осветления, окрашивания и, что самое интересное, ухода за новым цветом волос. Это не кажется сложным, если придерживаться советов профессионала и делать всё вовремя — он сможет. Тем более теперь у него есть Сокджин, который в технике ухода за собой, как рыба в воде, и понимает больше, чем сам Чимин. Ещё один человек, на которого можно положиться. — Ну, приступаем. Ким Киён разворачивает Чимина спиной к зеркалу, и всё, что ему остаётся — слепо следовать указаниям стилиста. Нагнуться, повернуться, расслабиться и ни в коем случае не подглядывать! Чимину и не хочется, поэтому он болтает с друзьями, время от времени затягивается электронкой, спросив разрешения у Киёна, и просто отдаётся процессу. Оказывается, это приятно: Киён с профессиональной заботой делает ему массаж головы, пока моет её, хвалит состояние его волос и спрашивает, нужно ли подравнять причёску. Чимин соглашается: в последний раз бабушка стригла его перед Новым годом, так что лишним это не будет. Время пролетает незаметно и уже переваливает за полночь. Киён выгоняет всех в соседний зал и принимается за сушку и укладку. Чимин ему благодарен — всё-таки нового себя ему хочется увидеть первым. Киён объясняет, как лучше и симпатичнее уложить его пушащиеся волосы, какие средства использовать и в какую сторону вести расчёской, чтобы всё получилось. Чимина это вгоняет в мини-панику, но Киён, словно почувствовав, успокаивает его, говоря, что через пару раз Чимин наловчится и будет делать это за считанные минуты. И Чимин верит: в слова Киёна чуть больше, чем в собственные возможности, но он ведь уже решился на перемены. — Готово, Чимин, — Киён улыбается, разглядывая его лицо и поправляя пряди, но реакция его совершенно нечитаема. Наверное, это профессиональное. — Можешь повернуться и взглянуть. Чимин выдыхает и медленно поворачивается на стуле к зеркалу, шаркая кедами по плитке. Блонд, совершенный. Чимин задерживает дыхание, а затем встаёт, подходя ближе. Неожиданно для него самого этот цвет смотрится на нём так же естественно, как и природный тёмный. Он выглядит натурально, с нотками русой теплоты, и это нравится Чимину так сильно, что он восторженно прикрывает рот ладонью и смеётся, крутя головой. — Нравится? — Киён подходит к нему сзади и дотрагивается до макушки, пропуская пряди волос сквозь пальцы. — Тебе очень идёт. — Да, — шепчет Чимин, не переставая рассматривать себя, — и укладка…я бы никогда не подумал, что мои волосы могут выглядеть так. — Объём у корней творит чудеса, Чимин-а, — хихикает Киён, — я позову остальных. Тэхён появляется в дверях с театральным вздохом и сходу заваливает комплиментами, как и Сокджин. Они воркуют над Чимином и его волосами несколько долгих минут перед тем, как переключиться на стилиста. Чонгук, провожая их взглядом, приобнимает его за плечо и смеётся. — Пробовать что-то новое не страшно, правда? — мягко спрашивает он. Чимин кивает, обнимая в ответ. — Ты стал похож на ангела, хён. — Правда? — Чимин улыбается и, получив утвердительный кивок, пожимает плечами. Что же, крылья за его спиной проросли и того раньше.

***

Всё утро четверга Чимин клюёт носом на лекциях. На восторженные отзывы одногруппников о новом цвете своих волос он реагирует сонливой благодарностью: на большее его сейчас не хватает, но внутри всё равно трепещет радость. После короткого сна ему даже удалось соорудить что-то похожее на укладку, которую делал Киён, и этому Чимин радуется вдвойне. Он начинает привыкать к новому цвету и к изменившемуся себе. Подаренная новым образом уверенность подталкивает его потратить часть оставленных бабушкой денег на пару новых вещей, которые он сможет надеть на завтрашнюю вечеринку Юнги. После пар Чимин пишет в чат друзьям с предложением пройтись по магазинам, но соглашается только Тэхён. У Чонгука пары до вечера.  Они встречаются в ближайшем торговом центре. Народу в такое время здесь немного, поэтому в каждом магазине к ним непременно подбегает консультант с дежурной фразой о помощи, однако Чимин и сам не знает что ищет. Надеется на волю случая.  Тэхён предлагает определиться сначала с цветовой гаммой, и Чимин, не раздумывая, отдаёт предпочтение белому. Он часто носит что-то неброское, серое или чёрное, но, ступив на тропинку собственного преображения, он решает изменить и это тоже. Пусть эти светлые вещи будут потом висеть у него в шкафу до следующего подходящего случая, но завтра вечером он хочет произвести самое лучшее впечатление. Отчасти потому, что это вечеринка Юнги, на которой его наверняка ждут новые знакомства. Тэхён и Чонгук тоже приглашены, но пойти не смогут: совместную поездку в Пусан они планировали ещё с осени и уже купили билеты на поезд. Чимин искренне расстроился, когда узнал, что повеселиться с самыми близкими своими друзьями у него не получится. Конечно, там будет Хосок, Юнги и ребята из баскетбольной команды, но с Тэхёном и Чонгуком он чувствует себя расслабленнее и легче переносит нахождение в непривычной обстановке.  Чимин всё ещё учится пробивать брешь в своей скорлупе, которую он выстраивал годами, и познавать преимущества общения с незнакомыми людьми, но делать это проще, когда ты окружён людьми, которые тебя уже знают. Поэтому он надеется на Хосока, ведь с ним они стали понемногу сближаться. В конце концов, знакомство с Юнги и его командой прошло хорошо, а значит и в этот раз всё должно быть в порядке. — Помнишь, тогда зимой, после новоселья ты спрашивал нас о влюблённости? — спрашивает Тэхён, прикладывая к груди Чимина бежевую рубашку, но, увидев его сморщенный нос, со вздохом вешает обратно. — Помню, — Чимин гуляет пальцами по вешалкам, но взгляд ни за что не цепляется. — Я много думал об этом с того дня. Кажется, я понял, что ты имеешь в виду. Тэхён прислоняется к стене и тупит взгляд, рассматривая собственные ноги. — Что ты понял, Тэхён-и? — Чимин оборачивается на него и застывает. Прекрасный румянец, украшающий и без того красивое лицо омеги, померк, являя бледность, а губы и брови заломлены так, словно Тэхён хранит в себе печаль и боль всего мира. — Что случилось? Чимин пугается. Бросает все вещи на вешалку и подходит ближе, обхватывая ладонь Тэхёна двумя своими. Переживает, что ему внезапно стало плохо, и оглядывается на свой рюкзак — там должна быть вода и, может, какие-то таблетки, но Тэхён, вздохнув, начинает говорить. — Я понял, что уже давно влюблён, — на грани шёпота, как будто это самое сокровенное признание, хотя, наверное, таково оно и есть. — Я влюблён в собственного друга и это пугает меня до чёртиков. Это как два плюс два. Конечно, Чимин не мог не замечать, как Тэхён, сам того не осознавая, постоянно тянется к Чонгуку и как тот, в свою очередь, подолгу засматривается на своего друга-художника, особенно когда он рисует. Однако Чимин считал, что не должен лезть: никто из них не обращал внимания на ту тонкую связующую нить, которая знаменовала что-то большее, чем просто дружбу. — Чего же ты боишься? — спрашивает Чимин, успокаивающе гладя его ладони и запястья. — Он слишком хороший, Чимин-и. Я так боюсь сделать ему больно, — он ведёт плечами, совсем обмякая, — своим внезапным признанием или наоборот тем, что буду игнорировать свои чувства. Боюсь, что, если признаюсь ему, нашей дружбе придёт конец. Я не хочу этого. Я слишком к нему привязан. Чимин сочувственно поджимает губы. Он почти уверен, что Чонгук испытывает то же самое, и поэтому молчит. Смог бы он дружить с Юнги, окажись его чувства невзаимными? Наверное, да. Они не дружат несколько лет, как Тэхён и Чонгук, их отношения только начали развиваться, поэтому, Чимин уверен, он смог бы перебороть свою влюблённость и стать хорошим другом для Юнги. Вопрос лишь в том, захотел бы этого сам альфа.  С другой стороны, Чимин отвадил Лиама по точно такой же причине, но ведь после этого он действительно перестал флиртовать, и им удалось даже нормально пообщаться в последнюю встречу. Возможно, у Лиама не было таких сильных чувств, как у Чимина, поэтому он легко принял его заинтересованность в ком-то другом и неловкости удалось избежать. Наверное, если Чимин окажется в такой же ситуации, где Юнги скажет ему, что уже встречается с кем-то или находится на пути к этому, он примет и это тоже. Кажется, что других вариантов нет: от Юнги не хочется отдаляться. Однако Чимин всё же надеется на лучший исход. — Тэхён-и, я… — Чимин трясёт головой, отбрасывая все лишние мысли. Сейчас ему хочется помочь другу. — Вам нужно поговорить. Держать всё в себе — не лучшая идея. Чонгук никогда тебя не оттолкнёт, мне кажется, он наоборот будет рад, — говорит, одаривая друга ласковой улыбкой. Тэхён шмыгает носом и задумчиво кивает. — Думаешь, я тоже нравлюсь ему? Не как друг, а как омега. — Я не могу быть уверен и не хочу тебя обнадёживать, — Чимин неловко опускает взгляд, — но, я считаю, что молчанием мы делаем только хуже. Терзаем себя, собственную душу и мысли. Мы ведь не подростки уже, чтобы стесняться собственных чувств, и вы, я знаю, сможете найти решение, но всё равно останетесь рядом друг с другом. — Хорошо. Я так много думал об этом в последние дни, — Тэхён судорожно вздыхает и отходит от стены, не отпуская руки Чимина, — и тоже думаю, что так будет лучше. Я попробую поговорить с ним в Пусане. — Всё будет хорошо, — Чимин легонько сжимает его руку и ведёт к следующей вешалке. — Спасибо, сладость. Прогуливаясь вдоль рядов, они набирают ещё несколько вещей и отправляются в примерочные. Чимину не нравится ни одна выбранная рубашка: слишком вычурно, слишком скучно, что-то вообще не сидит на нём и смотрится отвратительно. Тэхён хихикает, указывая на гавайскую рубашку, оставленную кем-то в соседней примерочной, а потом вдруг куда-то уходит. И возвращается, кажется, с идеальным вариантом. — Где ты её нашел? — с восторгом спрашивает Чимин, надевая чистейшего белого цвета рубашку, усыпанную серебристыми звёздочками. С зауженными белыми штанами, которые он взял в предыдущем магазине, она будет сочетаться превосходно. — На вешалке вот здесь, — Тэхён указывает куда-то в сторону, где обычно находится стойка с отложенными или неподошедшими вещами, — консультант сказал, это последний размер, так что, если нравится, забирай. Чимин соглашается, не раздумывая больше ни минуты. Он выбирает несколько украшений из бижутерии возле кассы и, оплатив покупки, тянет Тэхёна на фуд-корт. Нужно передохнуть и сделать первый шаг к открытию собственных чувств. Чимину кажется, что Тэхён поймёт его, как никто другой. Однако то, что говорит Тэхён, как только они усаживаются за свободный столик, заставляет его оторопеть. — Эта вечеринка, — начинает он издалека, ведя бровями, — ты так тщательно выбираешь образ, потому что там будет тот, кто тебе приглянулся? Или для себя? Иногда Чимин забывает, каким проницательным бывает его друг. — Оба варианта верные, я думаю, — усмехается неловко. Он немного нервно поправляет волосы и, потянув из трубочки баблти, продолжает: — Я стал увереннее в себе. Благодаря вам и новым знакомствам. Слез с блокаторов, и это оказалось не так страшно — показывать истинного себя. Большинство людей из моего окружения по-прежнему относятся ко мне хорошо, они терпят мой феромон и не отправляют куда подальше. И да, я, кажется, влюбился. Тэхён тихо присвистывает и шкодливо улыбается. Он уже знает ответ. — Это Мин Юнги, — Тэхён не спрашивает, а утверждает, вгоняя Чимина в краску. — Не переживай, это, видимо, понял только я. — Почему ты так думаешь? — он искренне удивляется. Видя, как легко догадался Тэхён, он думает, что сдал себя по всем фронтам, однако тут же вспоминает, что никто из друзей не вёл себя странно, не намекал и не спрашивал. Юнги тоже вёл себя как обычно. Это вселяет надежду. — Потому что помимо собственных чувств, я наблюдал и за тобой, — Тэхён легко пожимает плечами. — Ты изменился, Чимин-и. Может, ты всё ещё боишься своих решений, но что-то подталкивает тебя. Что-то, что появилось после твоего знакомства с Юнги-хёном. Конечно, это не единственное — ты меняешься не для него, а потому, что сам хочешь этого, но твои чувства помогают тебе, я прав? — Да, — Чимин вздыхает, — абсолютно. Юнги-хён стал первым, кому я открылся после вас, так уж получилось. И как бы я не боялся, он легко принял меня. Наверное, это подкупило в первую очередь. Знаешь, Хосоки-хён в тот день сказал почти то же самое, но это ведь…Хосоки-хён! — Чимин всплескивает руками, и Тэхён смеётся, соглашаясь. — Я не очень хорошо знаю Мин Юнги. Ты, наверное, общался с ним гораздо больше, — он поджимает губы и словно раздумывает над тем, стоит ли ему говорить дальше. Вздыхает. — От Чонгука я слышал, что он полностью отдан семейному делу. Никто не знает его взглядов на отношения, но, очевидно, у него никого нет, — Тэхён хмурится и добавляет: — Ты вправе делать так, как считаешь нужным, Чимин-и. Я буду счастлив, если у вас что-то сложится — Мин Юнги кажется надёжным человеком. В то же время я переживаю о том, что твоя первая любовь может разбить тебе сердце. Чимин не спешит уверять его в том, что, несмотря на свои надежды, он остаётся реалистом. Внутри он готовит себя к любому исходу, заранее не настраиваясь ни на «да», ни на «нет», и решает, что при удобном случае попробует открыться Юнги.  Он улыбается немного грустно: они с Тэхёном в похожих ситуациях, оба на перепутье. И как же важно то, что они есть друг у друга, чтобы не справляться со своими чувствами в одиночку. — Пока не попробуешь, не узнаешь, так ведь? На чужих губах появляется отражение его собственной улыбки.

***

Тэхён и Чонгук уезжают в Пусан рано утром, поэтому к вечеринке Чимин готовится в одиночестве. Он впервые за неделю жалеет о том, что рядом нет бабушки: жить одному ему, конечно, нравится, но он скучает по её мягкому, как весенняя трава, голосу и морщинистым рукам, оглаживающим его лицо. Она бы совершенно точно обрадовалась тому, что он стал носить светлые вещи, а потом давала бы наставления носить их аккуратнее, чтобы не запачкать. Чимин тихо хихикает, выпрямляя последнюю прядь волос. Он отчего-то совсем не волнуется: собирается не спеша, поглядывая на мерно скользящую по циферблату настольных часов минутную стрелку; гладит новенькую белую футболку и представляет, как могла бы выглядеть квартира Юнги. Хосок сказал, что он живёт в жилом комплексе в центре, поэтому воображение Чимина рисует картинки просторной студии с панорамными окнами, с которых открывается потрясающий вид на город. Чимину такое нравится, он бы часами смотрел на суетливые улицы, пока пил чай, и думал бы о всяком. Об учёбе, работе, жизни и людских отношениях. Негромкая музыка на телефоне прерывается несколькими уведомлениями, и Чимин, выключив утюг, читает новые сообщения, нервно жуя губу. Ким Тэхён: у меня началась течка Ким Тэхён: я не знаю что делать Ким Тэхён: она началась ещё в поезде, мы еле добрались до отеля. Чонгук убежал в аптеку за обезболивающими Ким Тэхён: мне так тоскливо без него Звонить Чимин не рискует, вспоминая свою последнюю течку и предполагая, что Тэхён может быть просто не в состоянии разговаривать. Наверное, у него она не такая болезненная, но сил всё равно отнимает много.

Пак Чимин: не волнуйся, Тэхён-и

Пак Чимин: выпей таблетки и поспи. очень сильно болит?

Ким Тэхён: нет, но мне…хочется Ким Тэхён: что если я в бреду предложу Чонгуку переспать? я утоплюсь в море сразу же как приду в себя Ким Тэхён: чёрт я даже не смогу потрогать себя, потому что он будет сидеть рядом Чимин прикрывает глаза, губы трогает улыбка. Омеги в течку бывают чересчур чувствительными.

Пак Чимин: что если он согласится? тебе даже не придётся с ним разговаривать

Пак Чимин: ладно, я шучу

Пак Чимин: не думай об этом, просто отдохни

Ким Тэхён: ладно, постараюсь. напишу, как станет полегче. хорошей вечеринки! Чимин откладывает телефон, продолжая сборы. Хосок должен заехать за ним на такси через час, поэтому он заранее одевается и ещё раз оценивает свой образ: выглядит непривычно, но красиво. Чимин никогда не обращал внимания на то, что ему идут светлые тона, хоть Тэхён и не раз говорил об этом. Цепляясь за мысль о друге, Чимин думает о том, что ему самому в течку редко когда хотелось секса. Конечно, иногда природа брала своё и он скулил в подушку, убеждённо шепча, что с партнёром ему было бы легче. Через пару дней, когда жар спадал, а желание отступало, он вспоминал об этом, но бывалой уверенности не чувствовал. Не от того, что секс ему неинтересен, просто в обычные дни он об этом редко задумывался.  Будучи подростком без друзей, он познавал все прелести пубертата сам, потому что к бабушке идти было стыдно. Так он узнал про порно и про то, что удовольствие можно доставить самому себе. Временами Чимин шёл на поводу у своих желаний, не стыдя себя за потребности организма, но редко мог себе представить сам процесс соития, концентрируясь лишь на собственных ощущениях. И в какой-то момент он понял: какого-то партнёра ему не хотелось — хотелось любимого. Внезапные мысли прерывает звонок Хосока, который сообщает, что выезжает пораньше, потому что в центре образовалась пробка. Чимин проверяет свой небольшой бежевый рюкзачок на предмет самых необходимых вещей и покорно ждёт, пока альфа сообщит о прибытии.  Как только Чимин закрывает за собой дверь такси, то сразу же ловит поражённый взгляд Хосока. — Ты… — он хватает губами воздух, а затем выдыхает его весь разом, — кто ты такой и куда ты дел Пак Чимина? Чимин хихикает в ладонь. — Нет, правда, — Хосок самым краешком пальца дотрагивается до его светлых волос, — я в шоке. Ты выглядишь совсем иначе, Чимин-а. Тебе очень идёт. — Спасибо, Хоби-хён, — он смущённо улыбается и отворачивается к окну, чтобы не раскраснеться ещё больше под пристальным взглядом. Они действительно встают в пробку. Пока Хосок залипает в телефоне, Чимин поглядывает на него украдкой: Хосок и сам выглядит необычно. Чимин не понимает, почему он предпочёл классический стиль в виде белой рубашки с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами, строгие чёрные брюки и сейчас сложенный на коленях пиджак, ведь Юнги в приглашении не указывал дресс-код. Он даже проверяет сообщение с приглашением, чтобы убедиться.  — Хён, — тихо зовёт, и Хосок кивает, поднимая взгляд, — разве вечеринка подразумевает официальный стиль? — Ну, мне так захотелось, — Хосок загадочно дёргает бровями. — Не переживай, Чимин-и, ты выглядишь бесподобно.  Чимин хмурится, чувствуя лёгкую дрожь в коленях. К элитному жилому комплексу они подъезжают с небольшим опозданием. На улице уже сгущаются сумерки. Чимин осматривает несколько высоток, образующих замкнутый прямоугольник: их окна отражают темнеющее серо-голубое небо и выходят на внутренний двор, тщательно убранный и приятный глазу. Детская площадка, небольшие футбольное и баскетбольное поля, несколько беседок и весьма удачная попытка озеленения в стеклянных джунглях. Преображённые весной деревья приветливо шелестят недавно появившейся, немногочисленной листвой. Хосок, выйдя из машины, надевает затемнённые очки и шикает на хохотнувшего с этого Чимина, а затем указывает на подъездную дверь. Возле стойки консьержа суетится молодой парень в форме с эмблемой жилого комплекса, но, как только он замечает их, сразу же откладывает все дела и достаёт несколько скрепленных листов. — Добрый вечер! Вы к господину Мину, верно? — он улыбается и вежливо склоняет голову. — Назовите фамилии и имена, пожалуйста. — Чон Хосок и Пак Чимин, — Хосок приспускает очки до переносицы и деловито заглядывает в лист, довольно хмыкая на то, что они находятся в самом начале списка. — Проходите, — консьерж ведёт рукой, указывая на лифты, — двад… — Да-да, двадцать пятый этаж, налево, — усмехается Хосок, вышагивая к лифту с громким стуком каблуков. — Спасибо, что подыграл, Ханги, но Чимин, увы, не предрасположен к оценке моих понтов, — он стреляет обидчиво-грозным взглядом и подталкивает Чимина к ярко-освещённой кабине лифта. Ханги смотрит им вслед удивлённо. — Что это было? — спрашивает Чимин, как только двери лифта плавно закрываются и электронное табло начинает отсчитывать этажи. — Обычно я прихожу на вечеринки Юнги с парой, — Хосок непринуждённо жмёт плечами, — Ханги, славный парень, всегда мне подыгрывает. Благодаря такому официозу и тому, как я выгляжу в этих крошках, — он мягко стучит кончиком ногтя по душке очков, — в прошлый раз мне обломилось… — Не продолжай, — Чимин морщится и выставляет ладонь вперёд. Хосок лишь ухмыляется. На двадцать пятом этаже, как и сказал Хосок, они поворачивают налево, откуда раздаётся приглушенный звук басов и мелодии. К удивлению Чимина, в этой стороне этажа оказывается лишь одна широкая дверь. Голову сразу же атакует мысль: это лофт. Чимин правда не думал, что после огромной баскетбольной площадки он когда-либо будет снова удивляться помещению. Однако оказавшись в светлой, выдержанной в строгом минимализме просторной гостиной, заполненной людьми, Чимин задерживает дыхание. Хосок даёт ему время оглядеться, пока сам выбирает для них приветственные напитки на подносе официанта.  Голова Чимина задирается всё выше, пока взгляд следует за высотой панорамных окон, занавешенных светло-серыми жалюзи. Слева Чимин замечает широкую лестницу, примыкающую прямо к окнам и ведущую на второй этаж, а сбоку от неё внушительную кухонную зону, скрытую за матовой стеклянной перегородкой. За ней снуют тени: очевидно, это работники, нанятые специально для вечеринки. Чимин чувствует себя немного неловко, разглядывая сбившихся в небольшие группки людей — не все, но многие одеты так же официально, как и Хосок, и Чимину кажется, что он попал не на вечеринку, а на светский приём. Вдоль центральной и правой стены гостиной выставлены столы с многочисленными закусками и напитками, уже разлитыми по бокалам и фужерам. Стол посередине полностью отведён для нескольких невысоких фонтанов из шампанского: фужеры искусно украшены белыми лентами и бисерными нитями, спадающими с верхушек до самого низа. — Хён, мы точно попали на ту вечеринку? — спрашивает Чимин, принимая в руки фужер с шампанским от Хосока. — Точно, Чимин-и, — вздыхает он, — мне тоже было непривычно сначала. Это тебе не посиделки в четыре утра за кружкой чая на кухне, хотя, знаешь, в них-то шарма побольше… — Но такого фонтана там не увидишь. — Какого фонтана? — Хосок озирается по сторонам, а затем всё же снимает очки и, прищурившись, удивлённо охает. — Чёрт тебя дери, Мин Юнги… Чимин и рад бы посмеяться, когда ноги несут его вслед за Хосоком, включающим на ходу режим фото на телефоне, но замирает посреди гостиной, смешиваясь с толпой, как только слышит чужие тихие возгласы сбоку. «Ах, вот и Юнги!» «Как же ему идут костюмы…» «Интересно, сегодня он будет так же неразговорчив, как в прошлый раз?» Он прослеживает направление кротких взглядов гостей и оборачивается. Мир вокруг внезапно ощущается расплывчатым, неважным, потому что Юнги медленно спускается со второго этажа в компании Лиама и ещё двоих, незнакомых Чимину альф. Его пиджак небрежно свисает с плеча, поддерживаемый Юнги двумя пальцами, а угольного цвета рубашка и брюки в тон сидят на нём так, словно их сшили точно для него. Чимин, на самом деле, не удивился бы, если так оно и есть. Преодолев лестницу, Юнги теряется среди гостей, которых за непродолжительное время стало гораздо больше. Чимин смаргивает пелену и выдыхает повержено: Юнги в костюме выглядит ещё более привлекательно, чем в повседневной одежде. По рукам бегут мурашки, когда Чимин улавливает морозные нотки — совсем недалеко, почти что рядом. Он устремляется к фонтану, чтобы найти Хосока, но поджимает губы в досаде: его здесь нет. Чимин совсем не хочет оставаться с Юнги наедине в самом начале вечера, потому что знает, что обомлеет; знает, что выдаст своё волнение из-за этой встречи; знает, что захочет раскрыть перед Юнги все карты, лишь взглянув на него. Чимин знает это, он уверен в своих решениях и лишь смиренно прикрывает глаза, смыкая скованные дрожью пальцы вокруг обвязанного лентой фужера, когда феромон Юнги накрывает его сзади одной прохладной волной. — Привет, Чимин. Юнги встаёт сбоку и подхватывает такой же украшенный, наполненный до краёв шампанским, фужер. — Привет, Юнги-хён. Чимин внутренне удивляется тому, как ровно и непривычно приторно звучит его голос. Юнги тянет свой фужер к его и под глухой стук стекла даже не отводит взгляда. — Светлые тона тебе идут, — говорит он с тенью лёгкой улыбки на губах, рассматривая его полностью, — даже больше, чем я мог бы себе представить. Чимин теряется и, прежде чем он успевает подумать над внятным ответом на неожиданное изречение Юнги, их зародившийся диалог прерывает громкий возглас. — Срань Господня, вы как Инь и Янь! Хосок пристально разглядывает их с головы до ног и вклинивается совершенно беззастенчиво. Юнги смотрит на него в ответ чуть снисходительно, как обычно смотрят на шкодливых щенят, и усмехается, указывая на очки. — На второй этаж не ходи, а то навернёшься, как в прошлый раз. — Юнги! — Хосок отмахивается возмущённо. — Я был сильно пьян и… — он кидает на Чимина сомневающийся взгляд, — сильно удовлетворён. Дело не в очках! — Ну да. Юнги ведёт бровями, делая вид, что соглашается, и, допив шампанское, ставит фужер на стол, заменяя его новым. Хосок, нахмурившись, цепляет очки за рубашку. — Хосок-и уже устроил тебе экскурсию? — обращается Юнги к Чимину. Получив отрицательный кивок, он вздыхает. — Я проведу тебя по дому сам чуть позже. Отсалютовав фужером, он исчезает в толпе, здороваясь с остальными гостями.

***

Чимин, вопреки своим ожиданиям, не скучает совсем. Хосок водит его по всей гостиной, представляя и нахваливая, с чем он смиряется быстро: его одаривают дружелюбными, обольстительными улыбками расслабленные алкоголем омеги; некоторые из слегка подвыпивших альф уделяют ему знаки внимания, но не настаивают, не встречая взаимного интереса. Чимин успевает пообщаться с Сокджином, Лиамом, Минсу и другими ребятами из баскетбольной команды, сбивается со счёта выпитого алкоголя, но чувствует себя до приятного легко.  Никто не акцентирует внимание на его необычном феромоне, не норовит кольнуть едкой фразой и не лезет к нему с неоднозначными вопросами. Большинство из гостей явно старше, опытнее, а оттого мудрее, и Чимин, наконец, вкушает удовольствие от нахождения в обществе. Все страхи и неуверенность отходят на второй план, и вот такого Чимина, с румяными щеками от активного общения с каким-то начитанным альфой и яркой улыбкой на губах, находит Юнги, когда на город уже опускается ночь.  — Идём, — он совершенно по-джентльменски предлагает Чимину взять его под руку и не скрывает захмелевшей улыбки.  Юнги горячий. Чёткий рельеф мышц его предплечья вводит Чимина в необъяснимый экстаз. Он сдерживается от того, чтобы провести пальцами по гладкой ткани его рубашки и почувствовать, как мышца сминается под их давлением. Позволяет себя вести по гостиной и заглянуть в пустующую кухню, наполированную работниками до блеска. Юнги показывает мини-бар и что-то рассказывает про то, как отец дарит ему дорогущий алкоголь, который потом сам же выпивает.  Они останавливаются возле лестницы, и Юнги тянет жалюзи на одном окне наверх по просьбе Чимина, а затем тихо смеётся, когда он прилипает к окну. Вид ночного города будоражит и пускает по венам адреналин. Чимин старается не смотреть вниз, поэтому мечется взглядом по крышам соседних домов и зданий ещё более высоких — в тридцать, в сорок, в пятьдесят этажей.  Завороженный открывшимся видом, он не сразу чувствует, как пальцы Юнги переплетаются с его и тянут наверх. На втором этаже оказывается ещё одна гостиная, намного меньше, но безлюдная и погружённая в полумрак. Несколько стеллажей с книгами, угловой диван, столик и рояль прямо напротив окна, не уступающего в размерах тем, что возвышаются над лестницей. — Ты умеешь играть? — восхищённо тянет Чимин, проводя пальцами по корпусу рояля.  Вместо ответа Юнги хмыкает и, откинув крышку, начинает наигрывать что-то, что Чимин сначала не узнаёт. Он и вовсе сомневается, что знает эту мелодию, но она кажется смутно знакомой лишь до тех пор, пока Юнги не начинает петь. Чимин застывает, совершенно поражённый тем, как изящные пальцы Юнги скользят по клавишам, как вздымается его грудь в перерывах между словами, как пряди волос спадают ему на лицо и тем, как взгляд его прикован к окну, возле которого стоит Чимин. «И вот я сломлен, Теперь, когда ты это знаешь, Когда ты пойман в моменте, Посмотри, что у меня внутри. Сердце — угольно-чёрное, А в нём — ураган, Пытающийся разлучить нас. Я пишу ядом вместо чернил, Но эта химия, что творится между нами, Будет причиной попытаться снова». Это слишком. Неоднозначные слова бьют по голове, словно обух, и Чимин отворачивается, пытаясь совладать с эмоциями и рассматривая совершенно другой вид из окна. Город спит, но всё ещё поддерживает жизнь огнями вывесок и фонарей и не подозревает, что творится внутри юного омеги, впервые познавшего любовь. Чимин вздрагивает крупно, когда повисшую в небольшой гостиной тишину разрезает шёпот, а горячие ладони ложатся ему на талию. — Ты в порядке? Юнги впервые касается его так. Чимин не улавливает его истинных мотивов, не хочет больше гадать. Прикрывает глаза и накрывает его руки своими, словно держит самое драгоценное в жизни, а следом выдаёт простое: — Я влюблён в тебя, Юнги. Мороз усиливается, давит на затылок. Чимин больше не чувствует тепла чужих рук и остаётся стоять прям так, замерев и безвольно уронив собственные руки. — Чимин, — Юнги обходит его и, прислонившись спиной к окну, разглядывает, словно в первый раз. С шумным выдохом он слабо бьётся затылком о стекло, — мне жаль. Чимину кажется, что внутри него рассыпается на части целая Вселенная, однако это оказывается лишь его замок из построенных надежд. Он находит в себе силы грустно улыбнуться и рассматривает свои кроссовки, кивая. Ему нечего добавить, а забрать свои слова обратно он уже не может. Всё понимает. Его не любят в ответ. — Посмотри на меня, — Юнги, кажется, говорит это уже неоднократно, и Чимин, сдавшись, поднимает взгляд. Юнги выглядит напряжённым, как натянутая тетива, и делает шаг навстречу. — Прости. Я должен был понять раньше. Должен был обозначить это сразу. Я не…неправильно понял тебя. Юнги смыкает губы и издаёт болезненный полустон перед тем, как продолжить. — Я не готов к отношениям. Я их даже не рассматриваю. Думаю, ты сам понимаешь почему, — он склоняет голову вбок и подцепляет пальцы Чимина, вкладывая его ладонь в свою. — Ты замечательный, Чимин-и, и как бы банально это не звучало, всё дело во мне. Я не чувствую того же и не могу дать тебе то, чего ты желаешь. Прости меня. — Я понял. Всё, на что его хватает в ответ. В груди пожар, собственные сказочные иллюзии горят, не щадя изнывающее сердце, а в горле гадкий комок, мешающий заверить Юнги в том, что всё в порядке. Ведь это он, Чимин, влюбился и теперь должен свою внутреннюю разруху по кусочкам собирать. — Я пойду, — Чимин выпутывает руку из некрепкой хватки и, вновь лишившись тепла, отчаянно просит самого себя держаться стойко. — Чимин, не нужно, — Юнги в противовес своим словам не останавливает. Стоит на месте, смотря с сожалением, — вернись к Хосоку. Останься ещё ненадолго. Чимина внезапно колет вина. За то, что вывалил на Юнги свои чувства, заставив оправдываться, и за то, что ведёт себя так, получив отказ. Он обещал себе, что примет любой исход, но столкнувшись с невзаимностью, отчаянно желает остаться наедине с собой, чтобы переболеть. — Не могу. Мне…тяжело, — признаётся и тянет ртом воздух, заполняя образовавшиеся трещины в груди. — Я хочу побыть один. Прогуляюсь до дома пешком. Юнги вздыхает и подходит ближе, снимая со спинки дивана свой пиджак. — Возьми, — он накидывает его на поникшие плечи омеги сам и отступает. — Вернёшь потом или просто передашь с Хосоком. Мне правда жаль, Чимин. Надеюсь, мы ещё увидимся. Чимин кивает слабо и направляется к лестнице, вспоминая о том, что должен забрать рюкзак. Спускаясь, он даже не оглядывается на город: действует механически, мысленно давая себе несколько отрезвляющих пощёчин. Он ловит слетающий с плеч пиджак и, продев руки в рукава, пробирается сквозь проредившую толпу к гардеробной зоне со сваленными в кучу вещами. Пока Чимин, яростно всхлипывая, но всё ещё сдерживая себя, ищет свой бежевый рюкзак среди десятка похожих, в поле зрения появляются две хихикающие девушки-омеги. Чимин не силится подслушивать чужие разговоры, но обрывки фраз заставляют его застыть среди груды вещей. — Мы с Хёнджин-и вчера были в Гавани, ну, знаешь, на съезде за городом, — шепчет девушка, хватаясь за руки подруги, — там так красиво и тихо. Луна, вода…теперь я понимаю, почему это место такое популярное для уединения. — И что, у вас всё случилось? — восторженно шепчет вторая омега. — Конечно, случилось, — обе девушки пьяно прыскают, держась друг за друга. — Он сказал, что подарит Мин Юнги бутылку хорошего коньяка за то, что посоветовал это место, представляешь? Интересно, он своих омег тоже туда возит? Я бы с ним покаталась…или на нём. Чимин ошарашено пялится на своё бледное лицо в отражении настенного зеркала и чуть ли не ревёт вслух от разрывающей обиды. Распознав, наконец, свой рюкзак, он прижимает его к груди и спешит уйти, неловко задевая омег и извиняясь. Значит, вот как его понял Юнги? Никаких серьёзных отношений, никаких обязательств. Просто развлечение. На один или несколько вечеров. Общаться, как ни в чём не бывало, встречаться и прощаться снова и снова. На это он рассчитывал, когда провёл весь вечер и ночь с ним наедине, когда возил в Гавань? Прохлада ночи встречает его резко: бьёт ветром в лицо, треплет волосы и распахивает полы пиджака, но внезапно отрезвляет.  Конечно, Чимин мог бы предусмотреть такой вариант. Юнги взрослый альфа, находящийся под давлением и влиянием отца, ставящий на первое место своё благополучие и карьеру. В этом нет абсолютно ничего странного, отторгающего, но Чимин хотел бы прийти к осознанию этого факта раньше. Прежде, чем влюбиться, привязаться и пустить Юнги в сердце. Теперь, когда ожидания не оправдались, когда его чувства оказались ненужными и испортили дружбу, его гложет обида. На самого себя. Чимин останавливается посреди пустующей улицы и оглядывается. Истерзанный мыслями, он прошёл уже половину пути. Подняв голову, дышит глубоко, подрагивая от холода и рвущихся наружу слёз. Мерцающие точки на небе навевают покой, далёкое умиротворение, а тишина мрачной улицы с силой давит на плечи, заставляя осесть. Он всё ещё смотрит на ночное небо, пуская на волю первую, одинокую слезу. Вторая и третья рвутся следом. Он не станет винить Юнги. Его любовь не растоптали, не выкинули и не оскорбили. Чимин решил открыться сам и теперь улыбается сквозь слёзы, думая о том, что с ними утекает его обида и боль, оставляя после себя пустоту. То, как мягок с ним был Юнги, возвращая протянутое на ладони чувство, толкает его к ноющей внутри тоске. И прощать его не за что, потому что Чимин всё ещё любит и уже скучает.  Вытерев лицо рукавом пиджака, Чимин устало продолжает путь домой. Он тоже надеется, что снова увидит Юнги.

***

Это оказывается намного сложнее. Чимин не страдает и не сходит с ума из-за разбитого сердца. Вот оно, целое, бьётся всё так же размеренно при воспоминаниях об альфе. Однако каждый раз, когда Чимин думает, что готов с ним встретиться, что-то тормозит его в дверях со сложенным в бумажном пакете пиджаком. Подкрадывается июнь. Чимин превосходно справляется с грянувшей сессией: усердная учёба отвлекает его от лишних мыслей, а изнутри согревают уже поутихшие чувства. Он смиряется со своим положением до странного просто. Любить Юнги, даже безответно, оказывается совсем не больно.  Перед сном Чимин не может перестать вспоминать тёплые руки и полные сожаления глаза. Жалеет, что не сказал Юнги больше и не извинился за своё невпопад появившееся признание. Отчего-то ему всё же кажется, что он сделал это вовремя: зайди они чуть дальше, Чимину было бы сложнее оправиться, а Юнги — дать отказ. В первых числах месяца приходит течка. Не такая болезненная и не расплавляющая сознание, и Чимин впервые осознанно удовлетворяет сам себя, глуша стоны в подушке. Все прошлые, похожие разы, когда он делал это просто потому, что чувствовал потребность в разрядке, меркнут на фоне повышенной чувствительности и истинного желания. Помимо этого, его подгоняет один определённый образ альфы. Чимин борется сам с собой, отгоняя мелькающие в голове картинки, но сдаётся обессилено: пальцы Юнги, его красивые, крепкие руки, бархатный голос и мягкий мороз — весь Юнги, целиком, заставляет его выгнуться навстречу собственным движениям и отчаянно задыхаться от стыда. Теперь, Чимин уверен, он действительно не сможет взглянуть на него, не краснея. Но ко встрече с альфой его подталкивает и Тэхён с Чонгуком, и Сокджин, и даже Хосок. — Юнги спрашивал про тебя, — бросает он мимолётно, когда они снова сидят вместе на одной из последних в этом учебном году лекций, — просил напомнить про пиджак. И про то, что вам надо о чём-то поговорить. — Д-да, я загляну к нему, как закончится учёба. — Не затягивай. Хосок, в отличие от младшего брата, Сокджина и Тэхёна не задаёт вопросов. Может, Юнги всё рассказал ему сам, а может он просто решил не лезть в чужие отношения. Наверняка он что-то подозревает, потому что спустя несколько дней после вечеринки Юнги, Хосок опешил от вопроса про Гавань. Это он рассказал Юнги про тихое, скрытое место, но никак не думал, что Юнги захочет свозить туда Чимина. На скромные и немного возмущённые возгласы Чимина о том, что они всего-навсего разговаривали, он лишь усмехнулся, но, кажется, поверил. Сокджин узнал обо всём, когда спросил о внезапном уходе Чимина с вечеринки. Чимин не видел смысла скрывать, рассказал как есть. В итоге Сокджин занял нейтральную сторону, как и все: он не хочет лезть, но изо дня в день почему-то просит Чимина не временить с разговором с Юнги. Тэхён и Чонгук вернулись из Пусана новоиспечённой парой. На утро после вечеринки Чимин получил от Тэхёна короткое, но ёмкое сообщение: «Чонгук-и сам предложил мне помочь. Теперь мы вместе». С самого возвращения омеги проводят всё свободное время вместе. Чонгук перебрался в квартиру Тэхёна почти насовсем, и это не обходится без шуток от Хосока. Чимин видит друзей чуть реже, чем хотелось бы, но не обижается и не упоминает это. Оба выглядят счастливыми, как никогда раньше, и это единственное, что для него важно. С окончания учёбы проходит неделя, но Чимин всё ещё не может решиться на визит к Юнги. Он набирает сообщение и сразу же стирает его, а потом листает всю переписку, грустно улыбаясь.  В один из таких дней осознание накрывает его с головой: он хочет сохранить их дружбу. Похоронит свои чувства так глубоко, чтобы не мешали, и запретит себе любое неоднозначное поведение. Юнги общается с другими омегами: из университета и команды, и Чимин будет таким же. Просто другом. Ведь с Юнги ему хорошо и спокойно, и желание узнать его лучше, чтобы вовремя оказать необходимую поддержку и быть рядом, никуда не пропадает. Чимин отправляет Юнги сообщение и, не дождавшись ответа, берёт такси до уже знакомого жилого комплекса. Он застывает перед подъездной дверью, вспоминая, что ему, скорее всего, потребуется пропуск. Но увидев за стойкой знакомое, расслабленное лицо Ханги, Чимин всё же пробует рискнуть. — Добрый день! Я…был у Мин Юнги на вечеринке пару месяцев назад и только сейчас нашёл его пиджак, забрал случайно, — он скромно улыбается, тряся бумажным пакетом в воздухе. — Да, я помню вас. Вы были с Чон Хосоком, — Ханги улыбается, но тут же хмурится. — Господин Мин неважно себя чувствует и просил никого к нему не пускать, кроме курьеров. Может, оставите у меня? Я передам ему. — Ох, я… — Чимин взволнованно отступает и мечется взглядом по выложенному плиткой полу фойе, — я хотел бы встретиться с ним лично. У меня к нему разговор. Ханги поджимает губы и тяжело вздыхает, качая головой. Он смотрит в полные мольбы глаза Чимина ещё несколько секунд перед тем, как сдаться. — Хорошо, проходите. Но если он спросит, скажите, что меня не было на месте. — Спасибо! Чимин яростно дёргает ручку пакета, пока лифт медленно ползёт вверх по этажам. Если Юнги заболел, Чимин наверняка останется на подольше, чтобы помочь ему. Прожив почти всю свою жизнь с бабушкой, он совершенно точно знает, как лечить не самые сложные заболевания, поэтому из лифта почти выбегает и сворачивает налево. Чем ближе Чимин подходит к двери, тем чётче ощущает, что что-то не так. Лёгкие сковывает лёд, а по всему телу проходит дрожь. Он стучит в дверь прежде, чем успевает уловить одну важную деталь, и теряется, рассматривая взвинченного, похожего на надвигающийся ураган Юнги. У альфы начался гон.