***
Каан стоит, прислонившись к колонне в главном зале, и, скрестив руки на груди, смотрит на танцующих девушек. Черный костюм, надетый на черную рубашку, идеально сидит на подтянутом теле. Рядом с альфой никого нет, все его сторонятся, просто подойти не осмеливаются, но это не значит, что взгляды большей части присутствующих сегодня в зале не устремлены на него. Каан вызывает страх, но он притягательный, он из тех, которые толкают выйти на шум после полуночи, спуститься в подвал, хотя подсознательно знаешь, что хорошим это не заканчивается. Каан, как воплощение всего темного, что скрывает человеческая душа, и при этом обладает необъяснимой властью над остальными, хотя в его глазах четко читается, что хорошего от близости с ним не стоит ждать, все как мотыльки на свет все равно летят к нему. Каан ничего из того, что вокруг, не замечает, все его внимание на девушках, чьи развевающиеся при движениях красные платья создают иллюзию танцующего огня. Он не видит их лица, не любуется их упругими телами, плохо скрытыми под тонким шелком, он просто смотрит на мелькающий перед глазами красный, вспышками озаряющий память, которая все равно поглощает проблески любого света. Каану кажется, у него дежавю, что он уже это видел, но что именно — девчонок, которых наняли развлекать толпу, или слышал эту музыку? Он не может сбросить наваждение, зацикливается на красном шелке, скользящем по белой коже, и отвлекается, завидев подошедшую Элиссу. — Тебе не помешало бы отдохнуть, — мягко говорит женщина, еще издали заметившая озабоченность сына. — Выпей хотя бы, — протягивает ему стакан с любимым коньяком Элисса, которую беспокоит его состояние. Каан не отказывается от выпивки, делает пару глотков и, поблагодарив ее, снова смотрит на девушек. Наваждение наконец-то прошло, видимо, ему и правда стоит отдохнуть. — Фрия здесь, — не торопится оставлять сына Элисса. — Я знаю, я сам ее пригласил, — находит взглядом девушку мужчина. Фрию Мардани Каан встретил еще в начале прошлого века в разгар персидской революции в Тегеране. Короткая интрижка в Персии же закончилась, но спустя годы они снова пересеклись уже в Париже, и после Фрия переехала в Лондон, где обосновалась в районе Мейфэр. Фрия — светская львица и любимица папарацци. Все ее траты, включая квартиру и проживание, оплачивает Азари, но, к сожалению девушки, жить к себе в Харон он ее так и не позвал. Фрия не унывает, во всяком случае, она единственная, к кому Каан все равно возвращается. Фрия — невысокого роста миниатюрная брюнетка, у которой глубокие зеленые глаза, и ее красота и правда богемна. Главное, что она поймала вкус Каана, и даже красит свои светлые волосы в темные тона, потому что заметила, что альфе нравятся брюнеты и брюнетки. Фрия медленной походкой идет к матери и сыну, выглядит безупречно в лазурного цвета платье, шлейф которого ползет за ней. В ушах девушки изумруды, подаренные Кааном. — Я вас оставлю, — с нежностью улыбается ей Элисса и направляется к гостям. — Я искренне соболезную вашей утрате, — печально опускает глаза Фрия. — Оркус ушел достойно. — Благодарю, — говорит Каан, думая о том, насколько это достойно для генерала — быть порубленным омегой-человеком. — В конце недели в «Сотбис» будет выставлен браслет «Птицы в полете» от Oscar Heyman & Brothers, — взмахивает длинными ресницами девушка, знает, что редко кто может устоять перед глазами, затягивающими, как болото. — Я тебе рассказывала про него. Ты составишь мне компанию? — Гисо составит тебе компанию, — усмехается Каан, решив поручить сопровождение девушки своему помощнику. — Ты не уедешь с аукциона без браслета, ведь тебе очень идут изумруды. — Приезжай сегодня ко мне, — становится к нему ближе Фрия, пронзает иглами зависти сердца большинства женщин и омег, находящихся в зале. — Позволь мне утолить твой голод и тоже сделать тебе подарок. Я скучаю по нашим ночам, полным огня. — Что ты можешь подарить мне такого, чего я сам не могу приобрести? — криво скалится Каан, не отказывает себе в соблазне провести костяшками по нежной коже ее лица. Фрия сразу мрачнеет, потому что знает, что то, чего так сильно жаждет Каан, она ему точно не может подарить. — Очень красивый омега с кровью слаще меда, — старается не показывать то, как она расстроена, Фрия. — Я подумала, мы можем насладиться им вдвоем. — Потом поговорим, — не отвечает ей Каан и, завидев вошедшего Раптора, кивком головы подзывает его. Пока затянутый с ног до головы в черное Раптор идет к нему, все омеги и женщины, обернувшись, наблюдают за альфой. Этот угрюмый мужчина обладает необъяснимой властью над ними, и хотя каждая знает, что так просто его не заполучить, в мечтах они себе не отказывают. Раптор давно не появлялся ни с кем в обществе, но о его любовниках и любовницах веками складывали легенды, и если место в его постели вакантно, то желающих всегда много. Элисса тоже провожает Раптора взглядом, но она, в отличие от остальных, кто попал под его чары, думает о том, что еще Каан собирается ему поручить. Элиссу очень сильно напугало случившееся с Оркусом, ведь если кто-то нашел способ убивать первородных, она в скором времени останется без семьи, а какая мать захочет такой участи? Долго думать об этом ей не удается, потому что нежно-розовые гортензии у нее во дворе опускают свои головы. — Нет, только не это, — Элисса с ужасом наблюдает за садом и ищет глазами Кирана. Не заметив альфу, она, подхватив платье, бежит к соседнему залу и, завидев его, кричит прямо с порога: — Прекратите! Все цветы увядают! Хотите скандалить, делайте это у себя! Киран сразу отходит к окну, а Амон кланяется Элиссе и с недовольным видом покидает зал. Генерал Амон, который тоже родом из Древнего Египта, в клане Азари уже несколько веков. До жизни в качестве генерала Амон был маршалом Наполеона и одним из самых выдающихся военачальников империи, что помимо всех его остальных достижений и сделало его приближенным Азари. Смуглый высокий мужчина пользуется особым расположением Каана, но не ладит с Раптором и конфликтует с Кираном. — Я запрещаю тебе проявлять эмоции в моем доме, — Элисса, которая никак не может смириться с тем, что пострадало столько зелени, со злостью смотрит на Кирана. — Прошу прощения, он меня раздражает так сильно, что я забываюсь, — прикрывает веки Кир. — Я пришлю тебе новые, а мои люди обновят главный сад. — Почему вы никак не помиритесь? — вздыхает Элисса. — Вы столько времени в одном клане, пора уже забыть старые обиды. — Обиды? — подходит ближе Киран, заставляет Элиссу на миг забыть об их разговоре. Пуговицы на рубашке, плотно затянувшей грудь, на которой она коротала долгие ночи в Касабланке, грозятся лопнуть, и Элисса совсем не против снова лицезреть татуировку волка, которую она так любила покрывать поцелуями. Киран называет себя одиночкой и именно поэтому до сих пор обновляет тату своего тотемного животного, занимающее почти всю его спину, и не спешит делать новые. Киран Телмеес сексуален до невозможности, и раз даже Элисса попалась в его сети, чего хотеть от несчастных девушек и омег, так легко отдающих ему свое тело и кровь. — Я не выношу подлецов, а он именно такой, — продолжает Киран и легким движением руки поправляет соскользнувшее декольте ее платья. — Ты ведь выжил, Кир, остальное не важно, — накрывает ладонью его щеку Элисса, с нежностью заглядывает в его глаза. — Я выжил, но моя армия — нет, — осторожно убирает ее руку альфа. — Он оставил меня на поле боя, Элисса, а мы воины и такого не прощаем. — Это было еще до нашей эры! — возмущается женщина, которой никогда не понять их бессмысленных мужских разборок. — Преданность — это все, что осталось у первородных, а его поступок не просто уничтожил мою армию, я сам еле выбрался оттуда живым. Из-за него могущество Древнего Египта в восточном Средиземноморье было подорвано. Что, кстати, ассоциируется и с моим именем, — мрачнеет Кир. — Ты драматизируешь, — закатывает глаза Элисса. — Никто твоего имени тогда не знал. — Зато я знаю, — натягивает на себя пиджак Киран. — А теперь, если позволишь, мне есть куда пойти, и, кстати, не хочешь составить мне компанию? Я собираюсь в национальную оперу, там сегодня дают «Риголетто» Верди. — А где твои многочисленные фаворитки и фавориты? — усмехается Элисса. — Молодежь — не поклонники оперы, — кривит рот Киран. — Ты намекаешь, что я стара? — хмурится женщина. — Не важно, сколько тебе лет, моя дорогая Элли, ты всегда прекрасна, — берет ее под руку Киран и вместе с ней идет к выходу.***
Следующее утро настроение Каана не улучшает. Всю ночь он метался по лесу, напугал своим появлением всю живность вокруг, но покоя так и не обрел. Кто бы ни стоял за смертью Оркуса, обязательно будет и второй удар. Каан, который любит контролировать абсолютно все, не может бездействовать в ожидании очередного хода, но и зацепиться ни за что пока тоже не может. Его первым порывом было истребить каждого руководителя в каждой точке мира за то, что они проморгали такую операцию, ведь к ней явно готовились не день и не два, но Каан решил, что подвесит их на воротах их домов чуть позже. Пока следы омеги горячие, лучше концентрироваться на нем. Он сидит на троне, облокотившись на подлокотник, а второй рукой гладит устроившегося у него на бедрах Маммона. Кот, который, как и всегда, читает настроение хозяина, урчит, подставляет ему загривок и по-своему пытается его успокоить. Напротив Каана стоит Амон, который докладывает очередные неутешительные новости. — Мало было всего этого, так и в трущобах неспокойно, — массирует лоб Каан, выслушав его. — Мы же провели там чистку три года назад, избавились от всех нежелательных элементов, так откуда там свежие трупы наших? Трущобы или Бирмингем, который расположен в трех часах езды от Лондона, называются так не только потому, что там самая бедная часть страны, а еще потому, что это место скопления мелких наркоторговцев и бандитов. Вся неблагополучная молодежь страны стекается в Бирмингем в попытках найти себе дом, и в итоге из этого города впоследствии выходят те, кем заселены тюрьмы. Бирмингемом фактически управляет назначенный Кааном вампир Аджит Мегхани, и он держит в узде заселяющих это место вампиров. За последние годы в Бирмингеме уже было несколько нападений на вампиров, но виновных быстро вычислили и предали казни. Нападения, судя по всему, возобновились. — И куда смотрит наш уважаемый мистер Аджит? — хмурится Каан. — Мне вызвать его для допроса? — спрашивает Амон. — Нет, лично навести нашего друга и дай знать, что если за ближайшие дни он не приведет нам виновника, я сниму его с должности, — опускает Маммона на пол Каан и встает на ноги. — Будет сделано, — кивает собравшийся уходить Амон. — И, Амон, — зовет его Каан. — Побудь там сам пару недель, проследи за обстановкой, выйди на пару ночей на охоту, хочу все из первых уст послушать. — Как скажешь, — выдавливает из себя альфа, ненавидящий этот крысятник Бирмингем, в котором ни один уважающий себя первородный и одну ночь не проведет. Но перечить Каану запрещено под страхом смерти, поэтому он глотает протест и молча удаляется. Каан тоже в зале не задерживается. Он минует несколько тяжелых железных дверей, ведущих в ту часть дворца, куда без допуска не пройти, и, спустившись по винтовой лестнице вниз, идет по длинному коридору. В «подземелье», как коротко называют его жители дворца, солнечные лучи не проникают, и у оказавшихся здесь не по собственной воле отсюда только два выхода — амфитеатр или мешок для трупов. Охрана, завидев своего господина, сразу же распахивает для него все двери, и Каан, миновав не интересующие его сегодня камеры, останавливается у той, рядом с которой уже стоит прислонившийся спиной к стене Раптор. По ту сторону решетки, вжавшись в угол, сидит покрытый лохмотьями мужчина, в котором с первого взгляда тяжело узнать человека. В камеру вбегают двое охранников и, переложив на носилки труп второго, лежащий на полу рядом, поспешно удаляются. — Не раскололся, или ты силу не рассчитал? — непроницаемым взглядом смотрит на Раптора Каан. — Думаю, он мне не врал, никто не может лгать, когда дробишь ему кости, — разминает шею Раптор. — Они не знают, что за оружие у Белтейн и как омега мог убить первородного. Он ведь даже не был вампиром, судя по реакции охраны на его кровь на том видео. Я не могу найти ответа на вопрос здесь, но обещаю, как только соберу информацию от тех, кто у нас, я выеду за ним и, узнав все, разорву его на куски. — Ты привезешь его мне, — опасно блестят глаза Каана. — Ты проглотишь свою злость и выполнишь приказ. Ты понял меня? — Выполню, если ты дашь мне после лично четвертовать его, — цедит сквозь зубы Раптор. — Я подумаю, — скалится Каан, — а этого я потрясу сам, — смотрит на пленника и, сняв пиджак, передает его Раптору. Каан расстегивает запонки из белого золота, украшенные желтым бриллиантом, снимает с запястья часы Audemars Piguet Royal Oak Offshore Grande Complication и, подвернув рукава рубашки, обнажает руки по локоть. Раптор убирает в карман свой кинжал, с которым не прощается несколько веков. Каану оружие не нужно, он способен разорвать рыхлую человеческую плоть руками. Раптор, которого не беспокоит истошный вой из камеры, в которую вошел Каан, возвращается к охране, оставляет друга наедине с его любимым занятием. Он опускается на железный стол и, закурив, задумывается. Раптора зовут Тьмой, ему приписывают самые чудовищные казни и наказания, и это все не беспочвенно. Но есть то, чего Раптор за столько веков так и не понял — откуда в Каане Азари такая ненависть ко всему живому. Его жестокость не имеет границ, он словно упивается чужой болью, и если Раптор разделяет смерть и пытки на «заслужил» или «не заслужил», Каана эти вопросы не беспокоят. Он обязательно омоет руки в крови хотя бы раз в пару дней, даже если в этом нет необходимости. Каан Азари — собиратель душ, и Раптору очень хочется понять, где истоки его жажды крови и есть ли у нее лицо. Доказательство его мыслей идет к нему, залитый от шеи до пояса кровью, и на ходу утирая брызги с лица, берет со стола часы. Раптор тушит сигарету о стол, скользит по Каану внимательным взглядом и, поймав в ответ чужой, пресыщенный кровью, отворачивается. Даже первородному никогда не привыкнуть к этому голоду в глазах сильнейшего.***
Логистическая компания Гленроутс Shipping, LTD находится в районе боро Хиллингдон вот уже тридцать семь лет. С виду это ничем не приметное восьмиэтажное серое здание скрывает за своими стенами как складское помещение и два этажа офисов, так и многочисленные лаборатории. Киран, который только подъехал к зданию компании, выходит из роллс ройса и, кивнув шоферу, чтобы он его ждал, направляется ко входу. Альфу сразу же встречает выбежавшая наружу помощница Ареса — Ирина — и сопровождает в лабораторию на третьем этаже. — Господин скоро будет, не желаете что-нибудь выпить? — спрашивает красивая девушка, еле сдерживаясь, чтобы не пялиться на красивого первородного. — Воздержусь, — улыбается ей Киран и рассматривает многочисленные пробирки, которыми уставлен один из трех железных столов. Пахнет лекарствами, но острый нюх Кирана различает в этой химической смеси и тонкий запах крови. Раковина в углу забита грязными бутылками, на полу несколько пар использованных резиновых перчаток. Арес не отличается чистоплотностью на работе, и его лаборатории похожи на скотобойню, хотя, по сути, разницы особой нет. Недаром первородные зовут Ареса «мясником» и шутят, что в день, когда увидят его не заляпанным чужой кровью, подарят ему девственницу. Арес в ответ просит начать искать ее уже сейчас. Железные двери сбоку наконец-то расходятся, и наружу выходит абсолютно обнаженный Арес, полотенцем сушащий свою голову. — Ты бы прикрылся, — закатывает глаза Кир, но до этого не лишает себя удовольствия полюбоваться четко очерченным рельефом чужих мышц живота и крепкими бедрами. — Что ты там не видел, — кривит рот Арес, — не будь снобом, будто бы мы с тобой не шалили в недалеком прошлом. — Все еще об этом жалею, — звучит искренним Киран. Они правда занимались сексом пару раз столетие назад, но Киран оправдывает себя тем, что Арес как сирена, никто не может избежать его чар. Что уж говорить, если сам Каан взял его в клан, потому что, впервые увидев его, долго не мог увести взгляд, а Раптор, из которого и слова порой не вытащишь, сказал про Ареса: «дитя порока, в котором легко утонуть». — Перестань, я тебя звал на оргии, ты ломаешься, — Арес бесстыдно подходит к нему вплотную, любуется его лицом и снова зависает на драконьих глазах. Что уж лукавить, Арес бы повторил, потому что трахаться с Кираном было крышесносно. — Мне моих фаворитов хватает, — отходит Киран, не желая снова попасться на его крючок. — Скука, — тянет Арес и достает из железного шкафа у стены свежий халат. — Так чего ты явился? — Я буду приезжать каждую неделю, — заявляет Кир. — Каан считает, что ты неспособен работать без давления. — Окажи на меня давление, — обнажает клыки Арес. — Сделай это, и следующим на свой стол я уложу тебя. — Оденься уже, — запинается Кир. Арес не только выглядит как греческий бог, своей силой и кровожадностью он способен их всех вместе переплюнуть. Поэтому лучше не напирать и уж точно не нарываться на конфликт с ним. — Пришел бы ты пару минут назад, то сказал бы «разденься», кто же знал, что в людях крови, как в свиньях, — натягивает на себя халат Арес. — Ты должен это знать, ты же лабораторная крыса, — парирует Киран. — Я ученый! — И чем порадуешь сегодня? — выдернув стул из-под стола, брезгливо осматривает его и только потом опускается на него Киран. — Пока ничего, — прислоняется к шкафу Арес. — Я пробовал с омегами и женщинами-людьми — бесполезно, я пробовал с вампиршами — то же самое. С первородными омегами тоже не вариант, Ичиго это пробовали, и не вышло. Поэтому я собираюсь окончательно сдаться и обдумываю другой способ создать нам армию. — Какой же? — Я пытаюсь совместить нашу кровь и кровь наших детей, — рассказывает Арес. — Раз мы не в состоянии создать армию с нуля, мы сделаем их сильнее. Будем работать с тем, что имеем на руках. — И скольких вампиров ты уже угробил? — выгибает бровь Киран. — Наука требует жертв, — хмыкает Арес. — Ты бы спросил, сколько своей крови я израсходовал. — Скольких? — повторяет вопрос Кир. — Будешь отчет писать? — Это моя работа. — Всего лишь около сорока, — отходит на безопасное расстояние Арес. — Всего лишь? — рычит Кир, за окном с треском падает высохшее дерево. — Я чувствую, что будет прорыв, не давите на меня! — восклицает Арес, вода в кране перестает капать. — Не психуй, — уже спокойнее говорит Кир, следя за тем, как окна покрываются инеем. — Есть вообще шансы? — Я думаю, мне удастся создать кровь, от которой мы не будем блевать, и я смогу сделать вампиров сильнее, — выдыхает Арес. — Искусственная кровь, которую придумали люди, нам не подходит как еда, поэтому я пытаюсь ее усовершенствовать. — Может, новых ученых поискать? — предлагает Кир. — Скольких мы уже приводили, — ерошит волосы Арес. — И ты их всех сожрал. — Потому что ничего толкового они не предложили! Я учился этому делу больше века, как думаешь, кто из этих тупиц меня переплюнет? — возмущается Арес. — Ладно, работай дальше, но не мешкай, тучи над нашими головами сгущаются, — собирается уходить Киран. — Ты что-то унюхал? — ловит его под локоть Арес. — Сдается мне, что грядет нечто, что пошатнет наши устои, — Киран не скрывает, как он озабочен. — Не начинай свою фараонскую муть, — Арес хотя и смеется, но проблески страха в глазах не скрывает. — У меня свидание через час, хочу расслабиться, а ты мне настроение портишь. — Лучше бы ты работал. — Я зашел сюда вчера утром, сейчас вечер, совесть имей, — обижается Арес. — У нас она не выдавалась с создания, — Киран покидает обитель Ареса и просит шофера отвезти его к Сантине.***
У Сантины, как и всегда, днем понедельника пусто. Женщина, пользуясь тем, что одна, во весь голос напевает отрывок из Мадам Баттерфляй Пуччини, натирает до блеска стаканы и готовится к приему гостей под пристальным вниманием расположившегося на стойке Маммона. Завидев вошедшего в дверь Кирана, она сразу же ставит на стойку стакан и, налив гостю выпивку, собирается поспешно удалиться, но мужчина ее останавливает: — Налей и себе. Сантина не переспрашивает, молча ставит на стойку второй стакан и, налив виски на палец, чокается с альфой. — Ты чувствуешь, что что-то грядет? — Кир поднимает на нее глаза, Сантина видит в них не свое отражение, а кусочки пути, который прошел альфа, чтобы оказаться сегодня здесь. — Иблис родился, мой господин, все мы это чувствуем, — отвечает женщина, поспешно потупив глаза. — Ах да, принцесса, — залпом опустошает стакан Кир. — Но я не об этом, и уже не важно, о чем, — поглаживает пальцем букву «А» на стойке. — Так он и не сказал, почему нацарапал эту букву. Интересно, это имя его очередного любовника? Разве может чувствовать любовь тот, чье имя — тьма? — Я думала, это первая буква фамилии вашего клана, — снова наполняет его стакан Сантина. — Ведь имя того, кого он любил и потерял, начиналось на «Р», — говорит и прикусывает себе язык. — Любил ли? — с грустью улыбается Кир. — Он ведь так и не нашел убийцу, не отомстил, а сейчас, спустя столько лет, мне кажется, он и думать о нем забыл. Нет, Раптор не умеет любить. — Господин Раптор неразговорчив, и хотя мне освобождают души все, кому я наливаю, он редко со мной разговаривает, — лукавит Сантина, ведь про ту любовь Раптора она знала из первых уст. — Говорить о том, что твоего любимого убили, а ты не смог ничего с этим поделать — это не то, что хочется обсуждать с хозяйкой бара, — поднимается на ноги Киран. — В любом случае, спасибо, ты прочистила мои мысли, позволила мне отдохнуть, — достает портмоне альфа и, расплатившись, покидает паб. — А ты умеешь любить? — смотрит на кота Сантина и убирает стаканы. — Или тебе лишь бы пузо набить? Маммон бы рассказал ей, что способен любить, как никто из живых, но коты разговаривать не умеют, а мяукать ему слишком лень. Он просто ложится на бок и, прикрыв глаза, всем своим видом демонстрирует, что он намерен ее игнорировать. Сантину это не обижает, ведь этот высокомерный кот одинаково ведет себя по отношению ко всем. Закончив со стаканами, она снова возвращается к стойке и, уставившись непроницаемым взглядом на букву, ждет новых гостей. Сантина не любит, когда к ней наведываются первородные, но запретить этого она им не может. Она не понимает, почему, учитывая их возможности, они выбирают пропустить по стаканчику в этом дешевом баре, но за эти годы уже смирилась. Первородные всегда оставляют щедрые чаевые, более того, привлекают отчаянных вампиров, жаждущих глянуть, а если повезет, то и прикоснуться к своим прародителям, но так же они оставляют за собой трупы. Сантина не испытывает большой любви к человечеству, но не чувствует и ненависти, и именно поэтому мечтает, что однажды клан Азари забудет дорогу к ее пабу. Из всех, кто ее навещает, она предпочитает именно Кирана Телмееса, потому что в нем, несмотря ни на что, все равно прослеживается больше человеческих качеств, чем у остальных. Этот мудрый вампир, повидавший на своем пути слишком многое, привержен традициям прошлого и не позволяет себе излишеств ни в чем. Раптор чаще всего приходит именно выпить, и если повезет, уходит до того, как забрызгать кровью посмевшего его побеспокоить несчастного старые стены. Арес же заглядывает сюда только когда выходит на охоту, и Сантина с тяжелым вздохом провожает его и всех, кого он выбрал своими жертвами. В любом случае, лучше она будет терпеть визит этой тройки и их генералов, чем того, кто наведывался к ней один раз несколько лет назад и оставил неизгладимое впечатление. Каан Азари вселяет безнадежность, покрывает пеплом все надежды и мечты. А это страшнее вечной темноты, холода и увядания. Сантине даже хочется перекреститься, стоит подумать о нем. Вся сущность Каана в его глазах, в которые лучше не смотреть, но Сантина тогда осмелела и утонула в вязком болоте боли, которую приняла за чужую. Она продолжит наливать его приспешникам, сам он пусть пьет в другом месте.***
Гидеон не верит своему счастью. Риксби поставил его на задание с Амалем, а значит, его причитания задели сердце старика. Парные задания Белтейн выдает, если целей несколько, и обычно к Ги приставляют других солдат. Амаль был с ним на задании всего три раза, а тут утром Ги ждало письмо, которое несказанно порадовало парня. Помимо информации о задании с Амалем Гидеон получил так же новые документы для Европы, по которым его зовут Миран Эрдаи и он родом из Иерусалима. Видимо, после убийства первородного Белтейн решил подстраховаться и сменил парню профиль. Юнги плевать, как будет звучать его очередное имя, но все же он привык к Ги, и понадобится время, пока он начнет отзываться на Мирана. Гидеон с Амалем должны сегодня очистить гнездо вампиров, работающих на Азари и занимающихся торговлей людьми. По наводке, которую они получили, там будут находиться восемь вампиров, и цель — уничтожить всех, иначе выжившие могут помочь найти наемников. Гнездо находится в автосервисе на окраине Эр-Рияда. Ги заканчивает сушить волосы в крохотной квартирке, которую в столице снял для него Белтейн, и, бросив полотенце на кровать, подходит к зеркалу. Глаза цепляются за метку на груди, и Ги проводит по ней подушечками пальцев. Мама говорила, что он родился с ней, и хотя Юнги долго пытался выяснить, как и почему она у него появилась, даже обращался к старейшинам среди людей и вампиров, так и не получив ответов, в итоге сдался. Сейчас он и вовсе забывает о метке, если не видит ее. Она его почти не беспокоит, только периодически чешется, но быстро отпускает. Метка Юнги очень странная с виду: она красного цвета и похожа на розу, обвитую другим цветком, который нанизан на ее шипы. Частями метка выглядит так, будто бы она вдавлена в его грудь. Юнги она даже нравится, потому что издали выглядит как умело набитая татуировка, но он все равно старается ее прятать. Информации о том, где остановился Амаль, у Ги нет, потому что Белтейн запрещает делиться локацией из-за безопасности, и он видит друга уже только на месте. Они подъезжают к сервису к сумеркам и одновременно подходят ко входу. У Ги на поясе ножи, за спиной топор, в руках у него пистолет и катана. Амаль тоже увешан холодным оружием, а в руках у него автомат. Парни не скрывают радости от встречи, но не приближаются, просто кивают друг другу и толкают дверь. Бой начинается прямо с порога — Ги не дает опомниться открывшему им дверь вампиру, как его голова падает под ноги. Дальше он проделывает себе дорогу топором, буквально через ошметки плоти, которая разлетается в стороны. Спустя семь минут боя и четыре трупа Ги, который уже потерял почти все оружие, тяжело дышит и достает из ботинка нож. Амаль ловко справляется с одним нападающим, но второй подходит сзади, успевает свалить его на пол, и Гидеону приходится метнуть в вампира свой нож. Амаль им же добивает нападающего. Ги отступает к стене, не упуская ни одного движения идущего на него вампира, и понимает, что он уже фактически без оружия. Пока Амаль добивает нападающих, Ги приходится вспомнить все то, чему учили его в лагере, и применить свои знания рукопашного боя. У вампиров очень тяжелые удары, способные переломить кость, поэтому, как бы Ги ни уходил от них, ему все равно кажется, что все его органы уже всмятку. Амаль, добивший свою цель, несется на помощь к другу и отвлекает напавшего на него тем, что швыряет в него банку с моторным маслом. Гидеон, воспользовавшись тем, что вампир повернулся, валит его на пол и, схватив торчащий из-под машины лом, бьет его по голове. Он останавливается, только когда вместо головы у вампира остается мерзкая кровавая кашица, а потом, поднявшись, отделяет ее от тела. Закончив с вампирами, парни проверяют каждый уголок, а после, оказавшись на улице, понимают, что уже стемнело. Они забираются в высланный за ними автомобиль и только тогда обнимаются, насквозь пропитанные вампирской кровью. Омеги меняют верхнюю одежду прямо в автомобиле, а потом Ги позволяет себе смелость, просит шофера остановиться у одного из подпольных баров. Пройдя внутрь паба, парни выбирают столик в отдаленном углу и заказывают себе пиво. — Риксби будет ворчать, — смеется Амаль, притягивая к себе первую бутылку пива. — Я думаю, мы заслужили хотя бы выпить вместе пива, — улыбается Ги, а сам думает, что Риксби точно будет не рад, но неизвестно, когда и в какой стране друзья увидятся снова. — Вампиров тут дохуя, — оглядывается Амаль. — Они нам не мешают, так что давай просто отдохнем, — чокается с ним Ги. Парни, перебивая друг друга, делятся последними новостями из их жизней, заказывают по новой бутылке, а Ги берет еще тарелку жареной картошки, которую считает своим самым любимым блюдом. — Ну что, нашел кого-то? — конечно же, не обходит стороной и личную жизнь любящий посплетничать Амаль. — С нашей работой это нереально, — опускает глаза Ги. — Так и помрешь девственником, — вздыхает Амаль. — Пошел ты, я не девственник, — насупившись, отвечает Ги. — Ты же знаешь, что я не могу долго ни с кем общаться, меня швыряют из одной страны в другую, и хотя я пытался, отношения с таким образом жизни не вяжутся. А просто перепихон мне не нужен, потому что ни один секс не доставит мне такого же удовольствия, как то, которое я получаю, когда рублю головы этим тварям. — Хотя по тебе и не сказать, что ты недотрога, — хихикает уже немного нетрезвый Амаль. — О тебе наши легенды слагают, мол, омега, между ног которого мрут альфы. — Так я не виноват, что до дела не доходит, — прыскает в кулак Юнги. — Хотя, честно, чтобы завалить кого-то из них, я своей задницей не гнушаюсь, другой вопрос, что они подыхают раньше, чем стаскивают с меня трусы. У тебя что? — Расстались мы с моим блондинчиком, — с грустью говорит Амаль. — С Китом. Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Гидеон кивает. — Так вот, я в активном поиске сейчас, — снова осматривается Амаль. — Не могу без секса, он заряжает меня не хуже битв, потому что я не такой повернутый, как ты, и истребление первородных — не единственная цель моей жизни. — Вам, вампирам, легче, вам чувства не важны, — доедает картошку Ги. — Ну почему, важны, мы тоже умеем влюбляться, — обижается Амаль. — Я вот никогда не влюблюсь, у меня всегда разум все контролирует, — пытается объясниться Гидеон. — Хотя я и встречал симпатичных альф, некоторые вроде даже нравились, но я понимаю, что могу утром проснуться на другом континенте, и сразу все отрубаю. — С любовью и разум не поможет, — ухмыляется Амаль. — С ней ты можешь и в первородного влюбиться. — Сплюнь, — мрачнеет Юнги. — Если такое когда-то случится, я прошу тебя отсечь мне голову. Пообещай мне. Амаль, подмигивающий смазливому пацану у стойки, не реагирует, и Ги, схватив его за плечи, повторяет просьбу. — Ладно, обещаю, хотя ты многое теряешь, говорят, в постели они звери, член чуть ли не до колен… — Не понял, ты мозги в драке потерял? — обеспокоенно смотрит на него Гидеон. — Да я просто говорю, что слышал, остынь, — хмурится Амаль. — Знаю я омегу, который путался с одним из них и клялся, что его так никто не трахал, а послужной список у этого омеги ого-го какой. В любом случае, ты же знаешь, что я несерьезно, первородных мы только истребляем, — зевает парень. — Будь осторожен, Амаль, больше у меня друзей нет, — на прощание говорит ему Ги и долго обнимает. — И ты будь, — хлопает его по плечу парень и растворяется в ночном тумане.***
Гидеон, получив данные высланного за ним автомобиля, глубоко вдыхает ночной воздух и, прислонившись к столбу, мечтает уже доехать и хотя бы часа два поспать. Через три минуты перед ним паркуется старый Вольво, и омега, забравшись на заднее сиденье, достает вибрирующий телефон. — Тебе понравился мой запоздалый подарок на день рождения? — спрашивает Риксби. — Спасибо, я скучал по нему. И мне приятно, что ты помнишь мой день рождения. — Не за что. Зачистку в Омане проводишь сам, потом ты оставишь Ближний Восток, твоя миссия тут закончена. Отправишься в Рим с новым именем. — Как скажешь, — не спорит Ги. — Не для протокола, ты от меня ничего не скрываешь? — внезапно спрашивает Риксби, и Ги теряется. — О чем ты? — напрягается Гидеон. — У наших возникли ожидаемые вопросы о том, как тебе удалось завалить генерала. — Ты же знаешь, как, — мрачнеет Ги. — Я его обездвижил, а потом порубил. — Как ты его обездвижил, Ги? — Я тебе говорил, что соблазнил его своим телом и кровью, и пока он ее пил, я начал наносить удары. Я не дал ему опомниться, действовал быстро, как вы и учили, — без заминки отвечает Гидеон. — И он не свернул тебе шею? — Риксби явно ему не верит. — У тебя есть другое объяснение? — вскипает Гидеон, боясь, что правда выползет наружу. Он не знает, почему он ее скрывает, почему несмотря на то, что Белтейн его спас, и столько лет он находится под их крылом, в нем все еще есть эта крупица сомнения, не позволяющая открыть им тайну своей крови. — Вы ведь никогда и не пробовали, боялись их, поэтому и не знали, что завалить их все же возможно, — продолжает Ги. — Я признаю, было намного тяжелее, чем просто с вампирами, но если не зевать, то и это возможно. Не понимаю, чем я заслужил твое недоверие? Неужели ты думаешь, он покончил жизнь самоубийством, или я проглотил криптонит? — усмехается. — Я верю тебе, но я должен быть уверен. — Когда уже я отправлюсь в Лондон? — Ги заканчивает раздражающий его разговор. — Терпение, я должен подготовить все, а не только твою дислокацию. Лондон пронизан паутиной Азари, и торопиться не будем. Главное, запомни, закончи в Маскате все быстро и покинь его до четверга. — Почему такая спешка? — Он вышлет за тобой Раптора. Источники докладывают, что тот готовится к отправке. — Значит, Раптор сам за мной придет, — не может скрыть возбуждение в голосе Ги. — Гидеон, с первородными не шутят, особенно с Раптором. Азари вышлет за тобой самое главное оружие, и я не могу позволить вам столкнуться, потому что живым ты после этой встречи не выйдешь. — Я убил Оркуса, и с ним справлюсь, — Ги побаивается Раптора, но в то же время падение Оркуса вселило в него веру в себя, и если сработало с ним, то сработает и с властелином тьмы. — Оркус всего лишь первородный, а Раптор — древнейшее зло. Мы так и не знаем, что он, но знаем, что он опасен, ведь даже Каан с ним считается. Поэтому запомни, в четверг тебя уже не должно быть в Маскате. Пока Раптор будет исследовать Дубай, а потом как пес пойдет по твоему следу в Эр-Рияд. У тебя достаточно времени все закончить в Маскате и исчезнуть. — Я понял, — вешает трубку Ги и, прислонившись к стеклу, смотрит на ночной город. Риксби все равно прав, что пытается отсрочить их встречу, но Юнги боится, что не доживет до встречи с главным злом, что пусть огонь жизни в нем поддерживает месть и ненависть к первородным, он так и погибнет на одном из мелких заданий.***
Погруженную во тьму спальню освещает только свет луны, падающий из широкого окна. На большой кровати, прямо посередине комнаты лежит Каан, стеклянным взглядом уставившийся в потолок. Покрывало перекинуто через бедро обнаженного альфы, вокруг его губ капли чужой засохшей крови, а рядом с ним на насквозь промокших когда-то белых, а сейчас бордовых простынях лежит обнаженный омега, который своей красотой больше никогда не ублажит ничей взор. Еще пару минут назад его стоны эхом отскакивали от стен, а гибкое тело плавилось в сильных руках его убийцы, который забрал его жизнь, оставил на, казалось бы, безмятежном лице отпечаток так дорого давшегося несчастному удовольствия. Удовольствия, которое Каан сам не получил. Если посчитать количество его партнеров за прошедшие столетия, то ими спокойно можно было бы заселить целую страну, но если спросить, кого из них он запомнил, он не ответит. Секс всегда был одним из любимых занятий Каана, но даже он уступает его жажде завоеваний и новых вызовов, а завоевывать человека — не то, что когда-либо было целью Азари. И зачем завоевывать, если каждая и каждый сами готовы раздвинуть ноги перед ним, опьяненные его красотой, харизмой и, самое главное, властью. Каан Азари не сталкивался с «нет», не знает, как оно звучит, и не представляет, что когда-то родится тот, кто посмеет ему это сказать. Это будет последнее, что сорвется из уст смельчака, потому что пусть Каану и скучно, отказ порождению ада — непростительное удовольствие. Каан откидывает покрывало и, поднявшись на ноги, тянется рукой к метке на спине. После прилета из Дели она его почти не беспокоила, и когда такое происходит долго, он надеется, что она так же внезапно исчезла, как и появилась. Прежде, чем пойти в душ, он берет с тумбы телефон, вновь опускается на кровать и, открыв папку с файлами, снова включает видео, лишившее его покоя. Каан изучил омегу вдоль и поперек, разглядел каждую деталь, но снова смотрит на стройного парня невысокого роста, который определенно не смог бы завалить такого зверя, как Оркус. Жажда увидеть его пытает Каана, ему кажется, если он взглянет в его глаза, то найдет ответы на все вопросы, а еще его мучает любопытство. Хочется рассмотреть его лицо, узнать, какой у него голос, какого цвета его глаза, и главное, откуда в нем такая хладнокровность, ведь убивает с такой жестокостью только сам Каан. Конечно, он возбуждает его интерес из-за вопроса безопасности, из-за желания альфы докопаться до правды, и совсем скоро, когда она ему откроется, его интерес погаснет, и он снова заскучает. Каан высылает за омегой своего личного Цербера, того, кто никогда с пустыми руками не возвращается. И если бы омега был вампиром, Каан долго и сладко пытал бы его в своем любимом месте и насытился бы его воплями. Но раз он человек, то Каан его сожрет, омоет руки в его крови, потому что убивший одного из них определенно должен умереть. В этом правиле исключений нет.