Лето 1979

Всю дорогу до «Буревестника» у Лагунова не шло из головы поведение волка, когда они с Деяном стали прощаться. Зверь подошёл к нему, низко опустив морду, будто бы уважительно поклонившись, и когда Лагунов присел, положил голову вожатому на колени. Прикрыл веки, наслаждаясь секундой блаженства, а затем вдруг глубоко вздохнул. — Эка милота (какие нежности) — изумлённо уставился на волка Деян. — Вняти вти ближька истынь? (Почуял в тебе родственную душу?) По всему выходило, таким старик видел зверя впервые. Денис также не удержался от подобного проявления чувств и прижался щекой к макушке Лешего. — Ну что ты, дружочек, свидимся ещё, — Он благодарно потрепал волка за холку. Тот в ответ ткнул ладонь мокрым носом, и, не оборачиваясь, скрылся в еловом лесу. В «Буревестнике» тем временем жизнь текла своим чередом. Когда Лагунов просочился сквозь калитку обратно на территорию лагеря, вожатые отводили детей на завтрак. Ровными колоннами пионеры маршировали в сторону деревянной столовой, а снующие меж ними взрослые, старались, чтобы именно их отряд громче других горланил речёвку по поводу утренней трапезы. Не успел Денис миновать клумбу на центральной аллее, как нос к носу столкнулся с Таней Мартыновой. Девушка едва в него не врезалась. Спешила обратно к корпусу. — Привет! — При виде парня, Татьяна смущённо потупила глаза. — Привет. Встреча отчего-то вселила в сердца обоих необъяснимую робость, словно и не было подаренной друг другу ночи, жарких объятий и обжигающих откровением поцелуев. — Девочек я уже отвела, — Будто оправдываясь за свой поступок, сообщила Мартынова, — завтракают сейчас в столовой. Заглянула в спальное, тебя нет, так что взяла на себя ответственность, решила и твоих туда отвести. Бегу вот за мальчишками. «Умничка. Чтобы я без тебя делал,» — хотел было сказать Лагунов, но не решившись в присутствии посторонних, выдавил из себя лишь сухое: — Спасибо. «Проку от меня в эту смену, прямо скажем, как с козла молока, — подумал он, — и если бы не Танюша с её умением вовремя подстраховать, выгнала бы меня Свистунова, как пить дать, без отработки практики» Лагунов дождался, пока парочка знакомых ребят пройдёт мимо них и наклонился к Мартыновой ближе. — Не могу сейчас всего тебе рассказать, времени мало. Давай встретимся вечером, после отбоя. За баней, там, где плакучие ивы растут, помнишь? — Помню, конечно. Во сколько? — Часам к десяти приходи. Таня в ответ согласно кивнула. — И вот ещё что. Ты должна будешь мне помочь. — Денис полез в карман брюк, пошарил там, в поисках нужной вещи, но, запоздало о чём-то вспомнив, лишь чертыхнулся. — Вот, идиот, я ж её в комнате выложил! — Он зажмурился, что-то быстро соображая и, отыскав в голове решение, сообщил, — ладно, давай тогда ты сделаешь всё, о чём Носатов тебя попросит. Не спрашивай почему, просто сделай, как он передаст. Договорились? — Денис, что-то произошло? — В глазах Мартыновой зародился испуг. — Произойдёт. Может, точнее произойти, если мы этому не помешаем. И поверь, некому уже, кроме нас. Ну, всё Танюшка. Время вышло, мне надо бежать. Иначе, товарный на станции без меня в город укатит. — Какой товарный?! — Девушка вопросительно на него посмотрела. — Тяжёлый, Тань, очень тяжелый, желательно. Если повезёт, груженный песком либо щебнем, либо шпалами уж какими-нибудь на худой конец. Мартынова рассматривала Дениса с таким интересом, словно видела парня впервые. Она открыла, было, рот для очередного вопроса, но Лагунов не дал ей этого сделать, развернулся, собравшись бежать. Однако прежде чем устремиться за поворот, выбрал момент, пока в поле зрения никто не маячил, обнял и крепко поцеловал девушку в губы. — До вечера, милая. Он скрылся из вида, а Мартынова так и осталась стоять у него за спиной, взволнованная, смущенная, ошарашенная открытым проявлением чувств. А Лагунов уже приближался к своему корпусу. Задача стояла забрать необходимые вещи, заскочить сначала к Степанычу, затем на железнодорожную станцию, успев до отправления поезда и позже в медпункт к Носатову. При этом двигаться предстояло таким образом, чтобы никто из вышестоящих нигде его не увидел, иначе хандец, припашут обязанности свои исполнять, не отобьёшься потом. До спального удалось добраться никем не замеченным. Денис открыл осторожно дверь в комнату и облегчённо вздохнул, когда Назибова внутри не оказалось. Сказать по правде, сей факт сильно поднял ему настроение. Объясняться с приятелем на предмет ночного конфликта, ни времени, ни желания у него сейчас попросту не имелось. Лагунов пробрался к своему шкафу, достал оттуда рюкзак, убедился, что все вещи целы и добавил к ним подаренную Деяном наручь. После чего перекинул мешок за плечи и отправился к центральным воротам искать сторожа. Степаныча удалось обнаружить с первого раза. На удивление трезвый, он сидел возле своей коморки, ремонтируя дрожащей рукой рыбацкое снаряжение. — Как успехи у рыболовов? — Приблизившись к мужику, весело поинтересовался Денис, — клюёт рыбка? Степаныч в ответ смерил его недовольным взглядом. — По праздникам и то, только если закуска хорошая, — буркнул в ответ. — Вот те на, а что ж так? — А вот так. Вся моя жизнь, как эта рыбалка. Сижу здесь как дятел пряничный, жду чего-то, бухаю периодически. День для общения с мужиком Лагунов выбрал явно неподходящий. Судя по пожёванной физиономии, накануне «рыбалка» у того вышла более чем удачной. И в самом её разгаре Степаныч вряд ли уже отличал наживку от закуси, поэтому проснуться, как следует к этому времени, ещё не успел. — Выпить хочешь, дружище? Денис решил не ходить кругами. Если планируешь у подобных личностей что-то узнать, бить в цель следует с первого раза. А лучшего повода, чем бухалово, для знакомства с такими людьми просто не существует. — Издеваться над болящим грешно, — сторож осуждающе покачал головой, но уже через секунду, с зародившимся в голосе интересом переспросил. — А есть что? Отработанным до автоматизма движением он несколько раз щёлкнул пальцем по горлу и на покрытом красными прожилками лице мелькнул слабый лучик надежды. — За этим сюда и пришёл. Так будешь? — Ухмыльнулся Денис. — Брешешь, кудилка. Не мог ты знать, что мне лечение требуется. Но ход твоих мыслей мне нравится, — мгновенно оживился Степаныч, — Уточняю значит: когда, сколько и где? Взглянув в повеселевшие глаза мужика, Лагунов понял, что проблем с общением теперь не возникнет, нужно только спиртное вовремя подвезти. — Найти для начала надо бы. — Предложил он. При слове «найти» мужчина недовольно поморщился. — Пф-ф-ф. Чего искать то, есть в деревне кудесник. Первак у него такой, что после первой же рюмки до костей пробирает. Только вот дед, тот ещё скупердяй, на вексель не отпускает. Деньги нужны, а у меня, как назло, голяк полный. — Он вывернул перед Денисом карманы, демонстрируя, что не обманывает. — Разве что у тебя пара целковых имеется? — Обижаешь, Степаныч, — вожатый достал из рюкзака кошелёк, — без денег я бы не заявился. Так сможешь в деревню смотаться? При виде наличных лицо у мужчины засияло от счастья, засверкало, словно медный таз в солнечную погоду. — Наш человек! — Уважительно кивнул он. Перспектива «поправить здоровье» сегодня же, грела мужика настолько сильно, что он, не раздумывая, бросился вытаскивать из сарайчика старый велосипед. — Смогу, конечно. Минут двадцать туда и на крыльях обратно. Закуси ещё по огородам, какой нащипаю. — Отлично. Так и сообразим. — Сколько брать то? Одну? Вдвоём бухать станем или Захваткина ещё пригласим? Хороший мужик, в принципе, нужный. И разговором всегда компанию поддержать может. Зовём? — Лучше Капустина пригласи. Он как-никак капитан дальнего плавания, а мне с детства рассказы моряков хотелось послушать. — Без колебаний предложил Лагунов. — Тоже мне, мореход, — усмехнулся сторож, — он дальше Рейки, нигде и не плавал. — Ходил. — Чего?! — Правильно говорить, ходил, а не плавал. И если с Палычем выпивать станем, тогда бутылки три покупай. Он отсчитал мужику нужную сумму. Увеличение количества приобретаемых бутылок выглядело настолько веским аргументом в пользу Капустина, что Степаныч одобряюще крякнул. — Три?! — Он приподнял на парня глаза, хотел спросить, может за много среди белого дня, планировалось вроде, как только пожар внутри притушить. Но Лагунов отреагировал на немой вопрос по-иному, — Точно. Трёх может и не хватить. Лучше четыре вези. Денис добавил в ладонь охреневшего от удивления мужика денег, после чего приободряюще похлопал того по плечу. — Ну, всё, Степаныч пошёл я. До встречи часа через два. — Ага, — вконец изумленный сторож только лишь вяло кивнул в ответ головой, — бум ждать. (Окей. Полдела, считай, сделано. Теперь ноги в руки и бегом на станцию. Важно перед составом участок ещё подходящий найти, чтобы с первого раза всё получилось. Как ни крути, второго шанса уже не будет) Парень закрепил рюкзак на плечах, затянув до упора лямки. Бег с весом хорош, только если тот не качается, не бьёт тебя по спине при каждом неверном шаге. Пока он двигался в сторону станции, мысли переместились далеко в прошлое, и память услужливо отмотала Денису лет пятнадцать назад… …Вот ему десять и он с друзьями стоит на склоне поросшего старым репейником косогора. Пацаны, с замиранием сердца, ждут, пока вдали послышится монотонный перестук тяжелого поезда. Надеются, что сегодня тот окажется как можно более длинным, ведь в этом вся суть. И когда на горизонте появляется густой дым тепловоза, готовы бежать. Надо успеть спуститься по узкой тропинке, минуя густые заросли лопухов, положить на ближайшую рельсу, длинный, украденный на «трудах» в школе гвоздь, и вернуться затем обратно. Бывали ведь случаи, когда таких как они ловили дорожники, после чего родителей отчитывали в школе директор с милицией. Нельзя попадаться, короче, иначе звиздец. Вертись, как можешь, но миссию свою выполни. Именно так, ведь Волька сказал: «Если хочешь ходить в нашей банде, докажи чего стоишь на самом деле». А он самый старший, как ни считай. В одиночку Денис на такое бы век не решился, но если уж друг, в нём сомневается, значит сделает. Только бы сегодня не заводская летучка шла. Проку от дорожного тягача, что с дохлого червяка приманка. Платформа лёгкая, сверху всего-то гора песка насыпана. Ну и рабочих пяток для видимости. Они за пацанами, из смежного класса в прошлый раз и гонялись. Как увидели на рельсе гвозди, колымагу свою оранжевую бросили и бегом по кустам шерстить. Попадос в общем. Тяжёлый состав, дело другое. Чаще всего он спаренный. Локомотивы сами по себе больше ста тонн весят, плюс вагоны ещё, груженные, чем ни попадя. Эти-то точно гвоздь его в щепки расплющат. Подточить малёха затем, и классная финка выходит. — Пора, — когда дым сдвоенных двигателей накрывает пустырь, командует приглушённо Волька. Он хватает Дениса за руку, и друзья бегут к эшелону первыми, а остальные устремляются за ними вниз по откосу… … Сейчас всё было практически как тогда, в далёком, наполненном беззаботной бравадой детстве. Состав тяжёлый на горизонте, звук перегруженных двигателей и «гвоздь» в руке, что непременно надо расплющить. Точнее не гвоздь, а найденный в храме луч от подсвечника. Справится ли локомотив с серебром? Хороший вопрос. Вроде должен, но, как бы там, ни было, отступать уже поздно. Он спустится вниз, определит путь, по которому движется поезд, а дальше посмотрим. Денис несколько раз оглянулся по сторонам, не заметив, ничего для себя подозрительного и осторожно ступил на вьющуюся по склону тропинку. Перестук колёс приближался намного быстрее, чем он ожидал, поэтому прятаться времени не было. Преодолев поросший травой склон, Лагунов добрался до насыпи в тот момент, когда длинная, туша товарняка выползла из-за поворота и, оказавшись на ровной прямой, стала плавно набирать ход. Парень упал в густую траву и принялся наблюдать, какая из рельс «оживёт» под тяжестью неповоротливого состава первой. Денис хорошо помнил, как в детстве Волька учил его прикладывать к рельсу ухо, безошибочно определяя нужный им путь. «Ту-у-у-у!» — Протяжный стон локомотива согнал с путей птиц, мелкую, некстати, зазевавшуюся там живность, отозвавшись в сердце вожатого лёгкой тревогой. Лагунов потрогал ладонью ближайшие рельсы, определил, что те «молчат», значит, состав катит через одну от него колею. С края насыпи туда было не дотянуться, поэтому пришлось приподняться с земли и сделать несколько шагов в направлении нужного полотна. Однако, перевалив пути, Денис обнаружил за ними огромную лужу разлитого креозота. Средство для пропитки деревянных шпал полностью исключало какое-либо движение через него, потому, стремясь не упустить время, когда эшелон промчит мимо, Лагунов бросился к нужной колее в обход. Метров тридцать пришлось бежать прямо по насыпи, а дальше дорогу преградил новенький стрелочный перевод. Крестовина с контррельсами на нём была сдвинута влево, но вожатый абсолютно не предал мелочи такой значения. Проскочил, по инерции, десяток шагов, не осторожно ступив на подвижный «остряк» Он собрался уж было перепрыгнуть оставшуюся часть лужи, но когда оттолкнулся от рельсы, кеды предательски соскользнули с отполированного до блеска металла, ступня поехала в сторону и Лагунов со всего маху грохнулся наземь. Больно ударившись о пути левым коленом, не стесняясь, выругался. Помассировал ушибленное место руками, и в эту минуту стрелочный перевод неожиданно заработал. Его острая часть пришла в движение, со звуком потревоженного шмеля, сместившись вправо. Денис осознал, что если сейчас не вырвет застрявшую в стрелке ногу, ему конец. Рванулся вперёд, стремясь как можно быстрее освободить кед, но тот уже заклинило между основной и движущейся веткой железнодорожного полотна. Лагунов просто физически ощутил, как через секунду лишится пальцев. Спешно принялся расшнуровывать обувь, дергая в паническом ужасе не за те части шнурков. А локомотив, тем временем нёсся на него с чудовищной скоростью. Дыхание железного монстра ощущалось совсем уже близко, когда машинист заметил копошащегося на путях человека. Он рванулся к пульту управления, дал длинный резкий гудок, одновременно активировав систему аварийного торможения. В следующее мгновение в голове у Дениса образовалась какая-то каша. Ему показалось, всё, что здесь сейчас происходит, творится не наяву и не с ним. Он словно бы видит себя распятым на рельсах со стороны, как будто бы в страшном сне исполняет безумную роль за кого-то другого. Дёргает, раз за разом чужую, непослушную ногу, не в состоянии ни высвободить ту из плена, ни хотя бы просто проснуться. Секунду спустя парень понял, что и руки его больше не слушают. Вместо того чтобы помогать, дрожат мелкой дрожью от излишнего напряжения, да и сам он уже практически выдохся. Суетится слишком, чтобы реально что-то исправить. Однако стоило ему столкнуться со смертельной опасностью, когда разум уже готов был сдаться, а сердце смириться с печальной участью, в него неожиданно вселилась некая сила. Это было так неожиданно, что Лагунов на мгновенье опешил. Он буквально прочувствовал, как за доли секунды та наделила его богатырским здоровьем. Тело практически потеряло вес, мышцы наполнились кислородом, а пальцы вновь стали лёгкими и послушными. И самое удивительное, скрежет несущегося на него поезда, больше не порождал в душе паники. Денис осознал вдруг, что всё у него получится. Необходимо просто слегка ускориться и теперь он знает, что для этого нужно сделать. Вожатый взялся за кед руками, потянул его с удвоенной силой, на что тот разорвался ровно напополам. Носок залип где-то между стрелками, а крепко стянутый шнурками задник остался на пятке. Кеду конец, зато с этой минуты Денис был свободен, и дело осталось за малым. Обломок трехсвечия следовало положить под реборду колес эшелона правильно. Раз передние катки заклинило в экстренном торможении, нужно успеть сунуть серебряный прут под вторую и третью колесную пары. Лагунов рванулся назад, откатившись с насыпи прямо перед носом высекающего искры состава. Заметил краем глаза, каким одичалым взглядом смотрел на него машинист. Лицо у мужика было полностью белым, словно застывшая на восковом манекене маска, а руки вцепились в контроллер хода с усилием сомкнувшего челюсти на противнике боевого питбуля. Затем Денис уже мало что понимал. Осознал только, что мечется по насыпи между вагонами с какой-то совсем уж фантастической скоростью. Он положил часть трехсвечия на ближайшую рельсу, прямо перед накатывающим на него колесом, и убрал пальцы за мгновение до того, как каток серебро расплющил. Вытащил после этого плоскую, словно отвертка, деталь наружу, прикинул, что в ней нужно ещё исправить и сунул под другие колёса несколько раз. Причём делал это с каким-то особым спокойствием, словно сидел сейчас не в метре от изрыгающего искры и грохот состава, а где-нибудь в механическом цехе, возле пресса для штамповки деталей. На пятой закладке серебряный прут принял наконец нужную форму. Края его сделались острыми, длинна увеличилась наполовину, а основание, там, где всё ещё значилось «а на реснота яти» стало квадратным. Буквы на серебре, не взирая на давление многотонной махины, сохранились на удивление чёткими. Лагунов сунул пруток обратно в рюкзак и стремительно скатился с насыпи в заросли лебеды. Состав в итоге остановился. Из дверей тепловоза наружу вывалился грузный механик. Повернулся спиной вперед, ухватился руками за поручни и, стеная что-то себе под нос, начал спускаться. Знакомство с разгневанным машинистом, объяснения по поводу экстренной остановки, либо, что хуже, дача показаний в милиции, в планах Дениса явно не значились, поэтому стоило парню подняться на ноги, он тут же бросился наутёк. Охватившее его минуту назад состояние необузданной удали, медленно отступало. Ощущения от движений вновь стали прежними, тело обрело вес, а ноги отяжелели настолько, что как Денис не старался, на обратную дорогу ушло не менее часа. — Лагунов! — стоило вожатому появиться в лагере, его тут же засекла Свистунова. С каким-то толстым журналом под мышкой она спешила в корпус дирекции, поэтому лишь издали погрозила подчинённому кулаком. — Где ты постоянно шляешься? — В голосе женщины слышались раздраженные нотки, — проку от тебя, что с козла молока, Лагунов. (В точку, Наталья Борисовна) — Но знай, не возьмёшься за ум, характеристику я тебе поиспорчу. Станешь потом в универе своём объясняться. И что бы мы без Тани Мартыновой делали, даже не представляю. Сама разве что с твоими б детьми возилась. Она махнула на парня рукой, быстрыми шагами отмеряя путь к зданию. (Пока на Колыбалова не нарвался, надо скорее отсюда сваливать) — Посетила мысль. Когда Лагунов добрался до сторожки Степаныча, тот с Капустиным уже сидели за наспех накрытым «столом». Под навесом возле сарайчика имелся спиленный в стародавние времена дуб, к останкам которого гвоздями закрепили огромную, не менее метра на метр, шахматную доску. На импровизированной столешке в клеточку стояли четыре бутылки чего-то мутного, лежала тройка, очищенных от корней луковиц, хлеб и кусок нарезанного длинными ломтиками, деревенского сала. — О, а вот и наш донор пожаловал! При виде Лагунова Степаныч резко поднялся, схватил первую, попавшую под руку, бутылку и, выдернув из горлышка свернутый в трубочку обрывок газеты, стал нетерпеливо разливать по стаканам белесую жидкость. «Донор» неприятно резанул Денису слух, однако, чтобы не нагнетать обстановку, он промолчал. — А то мы с Палычем уже заждались. — От прилагаемых при дележке спиртного усилий, Степаныч высунул наружу язык. — Не рановато? — вдруг как-то не слишком уверенно поинтересовался Капустин. — Ты чё, Иван, в старые добрые времена в это время мне уже собаки морду лизали.- Улыбнулся Степаныч. По всей видимости, под «Буревестником» в этот момент случилось землетрясение, потому как бутылка в его руках запрыгала по краю стакана, словно рассыпанный по полу горох. — Зараза! — Сторож перестал проливать водку на стол, перехватив тару свободной рукой, — волнуюсь, ещё чутка. — Давай уж я, — Потянулся к нему Капустин. — Как раз у тя волнение после первой утихнет. На что Степаныч обиженно вскинулся: — Сиди уже, справлюсь. Ты ж знаешь, Палыч, рука у тебя тяжёлая. Пол-литра после твоей разливайки выпьешь, на утро, как по башке кто огрел. Все разом гудят, звонарь и мухи. Наполнить стаканы мужику удалось с третьего раза, после чего он взял один и придвинул ближе к Денису. — Ну. Давай, молодёжь. Как гориц-ц-ца… за подрастающее поколение. Они с Капустиным выпили залпом. Поморщились от термоядерного самогона, взяли со стола хлеб с ломтиками слезящегося свежестью сала и стали с аппетитом зажёвывать. Лагунов же только пригубил свою порцию. Закашлялся, согнулся напополам и, под гогот обрадовавшихся такому его поведению мужиков, незаметно вылил спиртное под стол. — Чё, водка горячая? — Блеснул чувством юмора хозяин сторожки, — ха-ха-ха! А я те говорил, бомба у деда первак! Алкоголь поднял ему настроение, «поправил» здоровье, и душа Степаныча вовсю жаждала продолжения праздника. — Ладно, пацан. Давай ещё по одной. Вторая, она ж завсегда лучше идёт. Протолкнёт первую, раз та застряла, а там уже самогон, что водичка станет. Из Рейки. Судя по одинаковым дозам в стаканах, подземные толчки в лагере его больше не беспокоили и бутылка в ладони теперь не прыгала. — Ну, бум, малой. За тебя! — Стаканы в руках мужчин громко чокнулись. За вторым последовали следующие тосты. Пили за мир, за Родину, за «Вергилий», за «Пролетария на коне», а когда очередь дошла до тоста «за любовь», Капустину отчего-то взгрустнулось. Капитан отодвинул стакан в сторону и опустил голову на могучие руки. — Да брось ты, Иван, в прошлом всё! — Заметив состояние друга, сказал Степаныч. Он втихаря подмигнул Денису, давая понять, что тему эту лучше не трогать. — Забудь. Её уже не вернёшь. Давай лучше выпьем ещё! Степаныч похлопал Капустина по спине, но вместо того, чтобы приободриться, моряк вдруг в голос расплакался. — Предатель я. Сука последняя, раз Олеську в трудный момент оставил! Палыч размахнулся и, что есть сил, ударил кулаком по столу, отчего бутылки на нём подпрыгнули, а еда разлетелась в разные стороны. — Э-э-эх!!! Он поднялся на не твёрдых ногах, окинул собутыльников размазанным взглядом и Денис отметил про себя, что глаза у мужика абсолютно пустые. — Иван! — Степаныч неуверенно потянулся следом. — Погоди. Давай, обмозгуем. —Э-э-э-эх, — ещё громче вздохнул Капустин. Оттолкнул приятеля и раскачиваясь, из стороны в сторону, как потерявший такт часовой маятник, двинулся к своему кораблю. — И предлагал ведь сразу Захваткина звать. А то с Ванькой кажный раз одна и та же песня выходит, — Наблюдая за окончательно расклеившимся другом, сам себя пожурил Степаныч. — Не следвало нам за любовь подымать, хотя кто ж знал то. Столько лет уж прошло, а он всё ещё помнит, как выяснилось. Со стороны «Буревестника» послышался звонкий сигнал пионерского горна. Лагунов сообразил, что время перевалило за 16 часов и горнист трубит «Слушайте все!» объявляя сбор на занятия в кружок «Юных горнистов» — Что с ним стряслось? — спросил, когда капитан «Вергилия» поднялся на корабль по сходням. Из семи выпитых совместно стаканов, шесть с половиной Денису удалось незаметно вылить, поэтому сейчас он однозначно оставался за столом самым трезвым. — Любовь, говорю ж, у него случилась. С вожаткой местной. Олесей Мартыновой, — осоловело вращая глазами, сообщил сторож, — но как-то всё потом не заладилось. — Характерами не сошлись? Лагунов почувствовал, что наступает момент, ради которого он и разыгрывал из себя любителя выпить. Ещё немного, несколько правильно оформленных фраз и Степаныч расскажет ему подробности той давней трагедии. Ведь в состоянии «закадычного собутыльника» всегда легче делиться секретами, а то что сторож знает о пропаже девчонки много больше других, у Дениса не вызывало сомнений. — Если бы, — взмахнул мужчина ладонью, — украли её. — Украли?! Кто?! Степаныч на секунду прервался, обернулся опасливо себе за спину и сделав знак, чтобы вожатый максимально приблизился, зашептал дальше приглушенным шёпотом. — Инопланетяне, кто же ещё. Язык у мужика постепенно начинал заплетаться. Он то и дело утирал нос ладонью, стараясь не показывать вида, что его развезло. И тут Лагунов осознал, что четвертый флакон брать, явно не стоило. Если сторожа станет и дальше разбирать такими же темпами чего доброго в детали истории вникнуть уже не получится. Денис улучшил момент, когда Степаныча качнуло особенно сильно, и убрал со стола последнюю, едва откупоренную бутылку водки. Движения Лагунова мужик не заметил. — Ты чё, страсти у них были — сходи, утопись. — Громко икнув, продолжил он. — У Палыча сто процентов кукуха в тот год вылетела. Как увидал девку, поплыл. По форме стал одеваться. Цветы, фифли там разные ей дарить, морозиво опять же с города привозил. Но главное бред писать начал, — неожиданно что-то вспомнив, сторож принялся вяло цитировать: — «Сгораю на хрен в адских муках, приди ко мне не будь же сук*й» Ну, не идиот ли? Степаныч подцепил со стола луковицу с длинными перьями и смачно откусил от неё чуть ли не половину. — Может быть: «Схожу с ума от нежных чувств, прости, любимая, я трус», — припомнил Денис строчку из дневника Олеси Мартыновой. — Ну… а я как сказал? — Безразлично согласился мужчина. — Смысла то, один хрен нету. Я почитай без малого двадцать лет в «Буревестнике» обитаю. Такого тут насмотрелся, расскажи кому, не поверят. Но чтобы норма-а-альный мужик из-за девки крышей подвинулся, видел впервые. Не, ну я понимаю, конечно, обжималки в кустах, перепихоны там разные. Сам таким был, дело житейское. Но чтоб собраться за этим жениться?! — Словно выдвигая основную версию обвинения, он выразительно покрутил у виска указательным пальцем. — Ну, а потом то, что? — Осознавая, что разговор уйдёт сейчас далеко в сторону, уточнил Лагунов. — А что потом? Спохватился Палыч. Олеська то, с мошками в голове оказалась, стала околесицу ему нести всякую. Про то, что детей её в лагере кто-то использует, про заговоры, про упырей вроде даже как сообщила. Короче, сидели мы как-то с Ванькой, вот так как с тобой, — он обозначил меж ними близкое расстояние, — а он мне и затирает: «Боюсь я её, Степаныч. Как есть говорю, боюсь. Другой она стала к окончанию смены. Понимаешь, дружище? Не в себе словно» — Прикинь. Иван и боится! — Мужик многозначительно поднял вверх указательный палец. — И?! — Что «И»? Не гони лошадей, пацан. Давай-ка опрокинем ещё по одной, память заодно прояснится. Глядишь, припомню ещё чего особенного. Он потянулся за выпивкой, но к великому своему изумлению бутылки на столе не обнаружил. — А где …? — Степаныч озадаченно повращал вокруг себя головой. — Лекарство? — Так уговорили его. — Да-а-а?! — Точно. До донышка. Вращения головы прекратились, но лицо сторожа вновь приняло угрюмое выражение. — Вот жеж. — Он вздохнул, озадаченно почесав ладонью затылок. — Ладно, тогда. — А что с Капустиным дальше произошло? — Важно было не дать хозяину стола переключиться на поиски новой дозы спиртного, поэтому Денис решил действовать быстро. — Дальше-е-е? — Глаза у мужика стали периодически подвисать, — а дальше… иду я, значит, как-то… ночью… по тир… тер… — Территории, — подсказал Лагунов. — Ага… И вижу… Мартынова эта… в душе купается. — Пауза, затем новый, тяжёлый вздох, — ну я… не то, чтобы засмотрелся… так… в окно… обратил внимание… забавы ради… Гляжу, намылилась девка… и… подбирается к ней… хрен пойми, что… сзади… Степаныч сгорбился, едва ли не до стола отвесив челюсть, изображал, видимо, как в ту ночь пришелец из космоса выглядел. — Морда длинная… и рёбрами вся… как будто доску гладильную мудак проглотил… а локти евоные… в стены клешнями тычут. — С шипами? — Что? — Локти его? — Может и с ними… Я ужно там не разбирал. Помню только… зубы из пасти торчат… Зубами этими он девку, и укусил. — Ну, а она? Для продолжения диалога топлива мужику уже явно не доставало. Отправив в рот кусок сала с мясными прожилками, он вяло его прожевал и стал, затем клонить голову на руки. — Эй-эй-эй, Степаныч, не спи! — Лагунов не сильно похлопал его по щекам, — Что потом-то с Мартыновой стало? Массаж на секунду подействовал. — Потом он её… Оратору, как ни крути, требовался приободряющий стимул. — Блин. Не надо было столько ему наливать! — Денис полез под стол за бутылкой, плеснул в стакан новую порцию, — смотри, мужик, чего есть! Он покрутил водкой перед лицом собеседника. Пары спиртного подействовали на сторожа лучше любого будильника. Его нос уловил знакомые запахи, голова стала медленно подниматься, а в глазах на секунду мелькнуло осмысленное выражение. — Так что он с Олесей сделал? — Кто? — Уё. ш этот с клыками! Степаныч опрокинул в себя самогон, с наслаждением выдохнув. — А-а-а, брат по разуму. А что он мог сделать? Не тр*хнуть же девку… хотя… лучше бы, наверное, тр*хнул. Но он её обратил. — То есть, как обратил? — Как, как. Да хрен его знает, как! Говорю же… летучей сделал. Или ты думаешь… почему её в тот год не нашли? А? Потому что… плохо искали? Вот хрена с два.… менты тут за месяц… каждый кустик обшарили… улетела, потому что… как пить дать… в окно… серой мышью выпорхнула. Когда запас прочности у Степаныча иссяк окончательно, голова его, не выбирая точки опоры, уткнулась в стол между репчатым луком и толстыми ломтями душистого хлеба. Дыхание мужика перешло в храп, и Лагунов осознал, что больше тот ему ничем не поможет. Вожатый подложил под голову пьяницы полотенце, спрятал себе за пазуху початую бутылку водки и двинулся затем обратно к центральным воротам. Времени до полнолуния оставалось всё меньше и меньше, а подготовиться к решающей ночи требовалось основательно. И следующим, кто способен был в этом помочь, являлся Носатов. Куда не раскинь, он единственный из оставшихся в лагере, кто в разговоре с Денисом также упоминал летучих мышей.