Лето 1979

Как ни пытался, Лагунов так и не смог взять в толк, куда делся ржавый наручь с обрывком цепи, который он отыскал в подземелье старого храма. Денис хорошо помнил, что положил его в свой мешок, после того, как достал из тайника Олеси Мартыновой. Затем пробрался в подвал, повстречал там таинственного незнакомца и бросился прочь, обнаружив спасительный выход. Добрался до лагеря, швырнул рюкзак в шкаф, пообщался с Назибовым, после чего отправился спать. И всё на этом. Больше в рюкзак он не совался. Кто же тогда мог наручь взять за время, пока его в комнате не было оставалось загадкой. Назибов? Или может быть Вяземцева опять заходила? Вожатый сложил вещи обратно в походный мешок, сел на кровати, озадаченно почесав подбородок. «А зачем Илье кусок ржавой цепи? Собаку только есть у кухни к будке привязывать? И что? Надо это ему? Прямо скажем, весьма сомнительно. Тогда Верка осталась? Но она ведь о находке даже не знала, не успели с ней после возвращения из ночного дозора спокойно поговорить. Выходит, у Ильи вначале не плохо бы поинтересоваться» Спрятав рюкзак обратно в шкаф, Лагунов выключил свет, плюхнулся спиной на кровать, и стал размышлять о Тане. Мысли быстро вернули его к событиям этой ночи. Денис вновь ощутил, как касается нежной груди девушки, спускается ниже, осторожно продвигая ладони. Снимает с любимой бельё, а затем… Сладостная истома, зародившись где-то внизу, поднялась по спине парня, ударила в затылок тёплыми волнами, и он мгновенно утратил счёт времени. Невыносимо хотелось мечтать и потягиваться от счастья, в предвкушении повторного удовольствия продолжать смаковать волнующие тело моменты, но, осознав, что в таком разе он с чувствами, просто не справится, Денис вовремя себя удержал. Он не знал сколь долго провалялся в постели в расслабленной дрёме, но где-то под утро, расслышав снаружи осторожные манипуляции с ручкой двери, сел на кровати и стал ждать, когда уже Назибов появится в кубрике. Однако едва тот ввалился, разговор пошёл совершенно по другому сценарию. — Не спишь, брат? — Обрадовался техник, разглядев в полумраке сидящего на постели Дениса, — хорошо, что не спишь. Иначе я просто лопну сейчас от кайфа. Нужно срочно с кем-нибудь радостью своей поделиться. Он осторожно, чтобы не наделать в коридоре шума, прикрыл за собой дверь. — Но, чувак, какие, же у неё, — мечтательно прошептал Назибов. Он включил в комнате свет и, вытянув ладони вперёд, изобразил, что сжимает ими две большие, выпуклые окружности, — глаза! — У кого? — не сообразил Лагунов. — У этой же, как её, — Теперь Илья, словно прося помощи у Дениса, протянул руки к нему, — помнишь, волосы ещё так необычно уложены? Ну, с сумочкой жёлтой, педагогичка из КгПИ. Видя, что друг по-прежнему не улавливает о ком речь, Назибов недовольно пощелкал в воздухе пальцами. — Блин, Ден, не тупи. Ты ещё соль у неё в столовой просил! — А-а-а, Нина что ли? Лукьянова? Тут Илья радостно хлопнул приятеля по плечу. — О! Точно, чувак, Лукьянова! Видишь, можешь, когда захочешь. А то глаза на меня по пять копеек выкатил: «Не догоняю, Илья Владимирович, о ком вы мне говорите?» Довольный собой, Назибов камнем рухнул на свою койку. Привычные к подобному обращению панцирные пружины жалобно скрипнули под весом хозяина, но, обрадовавшись видимо, что тот сегодня один, мгновенно вернулись в исходное положение. — Завтра опять схожу. — Мечтательно сообщил в пространство сосед по комнате, — пока масть идёт, надо брать. — Смотри Колыбалов прочухает, попрёт нафиг из лагеря. — Колыбалов? Дэн, я тя умоляю, он сам похлеще меня за девками увивается. — Но это ведь как-то неправильно. Не по-советски, Илья. Неужели не надоело, каждую смену за разными бегать? Тоже мне, ловелас, блин, подержанный, — вроде как осудил Лагунов. — Чё, ловелас то, сразу, — обиженно встрепенулся Назибов, — я, если хочешь знать, в этот раз может быть даже женюсь! А что, запросто! Вот только не надо мне тут ухмыляться! Ты со своими подругами в начале иди разберись. Мужчина указал пальцем на дверь, будто бы требуя, чтобы Денис отправился делать это немедленно. — Да ладно, мне всё равно. Я про другое, хотел у тебя спросить. — Про что другое? Губы Ильи по инерции ещё улыбались, но лицо уже отражало некоторую степень обиды. — Случайно в рюкзаке моём не копался? Не брал оттуда кое-что из личных вещей? Если бы Лагунов поинтересовался у него, к примеру, о Вяземцевой, спросил зачем он наблюдает за ней тайком, когда та моется в душе, ну, или напрямую спросил, нравится ли ему девушка? Или задал вопрос про периодически исчезающую с кухни еду, про обжималки на столе Свистуновой, про «насвай» попробованный по пьяни, либо, на худой конец, попытался бы зацепить Илью, какой-нибудь другой, сокровенной для него информацией, ответ парня вышел бы менее резким. Но, вот так вот запросто оскорбить, практически обвинив его в краже личных вещей, это уже, ни в какие ворота не лезет! — Ты… хочешь сказать… я… что-то там… у тебя спёр?! — Делая паузы после каждого слова, уточнил техник. — Не спёр. Просто взял, не спросив разрешения. Назибов больше не улыбался блаженной улыбкой. Его лицо застыло траурной маской, и он немедленно сел на кровати. — А я-то думал, что мы друзья, — едва слышно произнёс он. — Илья, к дружбе это никак не относится. Мне просто необходимо узнать. — Да как ты мог такое подумать?! — Неожиданно взорвался Назибов, — чтобы Я-я-я! да начал шариться по чужим сумкам? Ты в своём уме, Ла-гу-нов?! У нас в роду воров отродясь не было! — Извини, Илья, я не преследовал цели тебя обидеть! — Денис примирительно протянул вперёд руку. — Да пошёл ты на хрен, чувак, а ещё друг называется, -— тот на рукопожатие не ответил, подхватил куртку и хлопнув дверью, не в пример громче Вяземцевой, вышел на улицу. «Удаётся, же мне, в последнее время, друзей заводить», — пришла мысль, — «прям фонтан эмоций от них получаю. Хотя в этот раз, что я такого сказал? «Ловелас» может быть ему не понравилось? Ладно, остынет, поговорим. Теперь ещё как-то у Верки про наручь надо спросить?» За окнами тем временем уже рассвело, и Лагунов отправился к умывальникам привести внешность в порядок. После бурно проведённой ночи лицо выглядело мятым и сонным, поэтому, чтобы прийти в себя, Денис разделся по пояс, подставил плечи упругим струям воды и, покряхтывая от удовольствия, принялся растирать тело холодной влагой. «Душ» привёл его в чувство настолько быстро, что Лагунов отправился искать Вяземцеву сию же минуту. И хоть до подъёма оставалось ещё пару часов, Денис решил, что следует использовать время по максимуму. Её корпус стоял ближе других к центральным воротам, но в ранний час внутрь Лагунов не пошёл, не стоило будить прям сразу всех его обитателей. Парень бесшумно прокрался к окошку Вяземцевой, убедился, что за ним никто не стоит и осторожно постучал по раме костяшками пальцев. — Вера-а-а… Внутри было тихо. Его стук разбудил лишь дремавшую в оконной раме и не успевшую с вечера смыться на улицу одинокую муху. Нарушая покой маленькой комнатки та принялась вдруг танцевать на стекле танец отбойного молотка. Упорное насекомое молотило в стекло с завидным усердием, по-видимому, рассчитывая всё же в последний момент разбить его головой. — Вера! — чуть громче забарабанил Денис. Вместе с мухой у них случился дуэт. Частый перестук головы насекомого, разбавляли теперь ритмичные удары пальца о раму, отчего разрозненный шум превратился вроде как даже в мелодию. — Дзынь-дзынь-дзынь, тук-тук-тук. Дзынь-дзынь-дзынь, тук-тук-тук. Выходило занятно. Но на второй минуте финальной «Коды», окно неожиданно отворилось, и освобожденный из плена крылатый аккомпаниатор, упорхнул куда-то высоко в небо. — Чего тебе? — Лицо выглянувшей из окна Вяземцевой не сулило Денису ничего хорошего. — Да так. Зашёл поздороваться. — Начал он издали. — В пять тридцать утра?! — Не начинай, Вера, а то ты снова на ровном месте со мной поссоришься. — Ага! Выходит, это я виновата?! Девушка запахнула на груди тоненькую ночную сорочку. — А разве я? — Пф-ф-ф, — вдруг возмущённо фыркнула Вяземцева, — не, ну это нормальный расклад! По-мужски, главное. Он девку, у меня на глазах обхаживает, а мне молчи. Сопи, как тюлень, в две дырки и жди, пока тебя позовут. По-твоему, это нормально? — Кого это я обхаживал? Мы просто вместе работаем! В десятый раз вроде как тебе повторяю! Однако ответ его девчонку не убедил. — Скажи ещё, ничего между вами не было? — Не унималась подруга. — Вера! — Что, Вера? — Вяземцева посмотрела парню прямо в глаза, — или всё-таки сбросила тебя кобылица? Лагунов не знал, что ответить. Лгать подруге ему не хотелось, а сказать правду он не отважился. Да и что говорить? Отношения с Таней абсолютно ведь никого не касаются. Ну, может потом как-нибудь, Вяземцевой он бы и рассказал, но не прямо, сию, же минуту, как на допросе свидетеля. Нет, ну так не делается вообще, кем это она себя возомнила? Он постоял и, молча, отвёл глаза в сторону. — Вера, мне не хотелось бы это сейчас с тобой обсуждать. — Не сбросила, — сделала заключение Вяземцева, — не зря выходит я в ней сомневалась. Она печально поджала тонкие губы. — Чего пришёл то, тогда? Сообщить мне о вашей помолвке? Или как там это теперь у краль называется? — Вера, я просто хотел спросить у тебя о своём рюкзаке. — О чё-ё-ём? — Девушка не сразу поняла про что речь. — О походном мешке. Помнишь, синий такой, с канатными стропами? Я малому ещё обещал его подарить. — Десантный? — Уточнила девчонка. — Да. — Конечно, помню. И что? — Ты ничего из него не брала? В разговоре возникла неловкая пауза. Наученный уже горьким опытом Денис приготовился к взрыву эмоций, но Вяземцева отреагировала более чем спокойно. — Погоди, Лагунов. То есть ты считаешь, что покуда пялишь в лесу какую-то мымру, я втихаря рыщу по твоим личным вещам? (Осторожнее, — подумал Денис, — необходимо сказать ей, что конкретно я имею в виду) — Не по вещам. Я подумал, может быть, ты брала из него наручь. Верка изумлённо приподняла брови. — Что, прости? — Наручь. Штуковина такая. Вот сюда одевается, — парень указал себе на запястье. — Я ведь так и не описал тебе ночные свои похождения. Хочешь, детально сейчас расскажу? — Имея в виду, посещение храма, спросил он. — Нет уж, уволь меня от интимных подробностей. — По-своему истолковала его предложение девушка. — Танюше теперь рассказывай, где и как тебе было приятно. Я думаю, шалашовке твоей понравится. — Вера! — Ну, что опять, «Вера»? Шёл бы ты уже в задницу, Денис Лагунов! Она резко закрыла перед парнем окно. Такой злой подругу он видел впервые. Рот девушки превратился совсем уж в тонкую линию, глаза сузились, а в глубине изумрудных зрачков пылала ярость. — А наручь?! — На хрен! — огрызнулась из-за стекла Вяземцева. «Второй раз за ночь. Да уж, денёк начинается, — подумал вожатый. — Погоди-ка, так если и Верка кольцо не брала, может я тогда его потерял? В момент, когда бежал той ночью от храма до лагеря? Если так, придётся проделать весь путь обратно. Хорошо хоть время прошло немного, да и по чаще в тех местах мало кто гулять отважится. Лежит, небось, цепь где-нибудь в зарослях клёна у входа в тоннель и спокойно его дожидается. Точно, там дебри такие, что чёрт ногу сломит» Денису показалось, он вспомнил, как выронил наручь именно в окончании лаза. Нора там настолько узкой была, что он сам с трудом сквозь неё просочился. Задел, вероятно, рюкзаком за ветки кустарника, а мешок невзначай развязался. Стоило определиться с местом, где надо искать, на душе сразу же полегчало. Не слишком долго раздумывая, он сверил время на наручных часах, прикинул, что до побудки в лагере должен управиться и быстрым шагом двинулся в направлении леса. Когда подходил к калитке, возникла опаска, что Сарычев мог ведь кого-то у церкви оставить. Не прям, чтобы контролировать местность, а так, понаблюдать втихаря, что после задержания Клея (если оно, конечно, случилось) вокруг «Буревестника» будет. Возможно. Но волка бояться в лес не ходить. Прикинув в итоге все «за» и «против», Денис решил действовать, как было задумано. Вышел за территорию и, убедившись, что за забором никого нет, юркнул в заросли молодого орешника. Утренний лес это всегда нечто особенное. Раскачивается ли он от порывов ураганного ветра, прижат одеялом белого снега, либо, как сейчас, мирно затих в девственной своей красоте. Он всякий раз заставляет собой любоваться. Денис, как и большинство его одногруппников, очень природу любил. Старался бывать в лесу при первой возможности. Восхищался корабельными соснами, кристально чистым, звенящим от тишины воздухом, который, ещё немного и можно будет пить, словно утренний кофе, солнцем, пробивающимся сквозь широкие кроны деревьев, грибами и ягодами на мшистых буграх. Лагунов ценил время проведённое на лоне природы, поэтому двигаясь сейчас к разрушенной церкви, не упускал возможности понаблюдать за повстречавшимся в кустарнике зайцем, перехватить по пути раннюю землянику и, дотянувшись до веток ели, сорвать с них забавы ради, длинную шишку. Не взирая, на возраст, где-то в глубине души он по-прежнему оставался ребёнком, поэтому, когда рядом никого не было, не стеснялся себе в этом признаться. Миновав знакомый овраг с поющим на дне ручьём, вожатый приблизился к группе старых деревьев, внутри которых и прятался вход в подземелье. Остановившись неподалёку от зарослей, Денис приготовил фонарь и с опаской протиснулся внутрь не хоженой чащи. Ветви хлестали его по лицу, больно кололи пальцы, но он не сдавался. Нагнув голову и прищурив глаза, упорно двигался к своей цели. Где-то на половине пути Денису показалось, что впереди что-то шевелится. Кто-то, хорошо, если достающий ему до пояса, копошился в прошлогодней листве, рыскал там, и тихонько поскуливал. Серая тень, заслышав человека, также насторожилась. Лагунов ни испугаться толком не успел, ни даже подумать про себя что-нибудь страшное. Как шёл, согнувшись, так и замер при следующем шаге, неловко сгорбившись. Обнаружил, к своему удивлению, что возле приваленного камнем лаза боком к нему стоит тот самый волк с металлической лапой. То, что конечность у хищника была рукотворной при дневном освещении не вызывало сомнений. В лучах восходящего солнца лапа отливала никелем и имела не пять, как обычно бывает у псовых, а только четыре когтя, каждый из которых загибался книзу особым образом (раздваивался в основании и смотрел в землю двумя острейшими иглами). Выходило, что доведи до конца создатели зверя свою работу, с таким арсеналом, тот имел бы не восемнадцать, а целых тридцать два боевых когтя. Зверь, ощутив постороннего, повернул к нему лобастую голову, но на этот раз не рычал, набычился только на чужака широкой мордой и, молча, смотрел, словно раздумывая, как ему действовать дальше. Люди постепенно ко многому привыкают и со временем Денис Лагунов также значительно изменился. Его не волновал больше вид зэков с деформированными конечностями, не трогали светящиеся в ореоле подростков, подвешенные в пространстве сердца, как и не пугала сейчас железная лапа зверя. Он скорее смотрел на него с нескрываемым интересом, и вздрогнул, когда за спиной неожиданно прозвучал старческий голос. — Пошто (зачем), Леший, гостей то так преще (грозно) встречаешь? Не тать (вор) это. Аль не признал в нём нашева присетителя (посетителя)? Признал, вижу. Опашь (хвост) вон таперича (теперь) аки метлой стелешь. При звуке голоса незнакомца, хвост зверя и, правда, несколько раз прошёлся по траве из стороны в сторону. Словно по мановению волшебной палочки злобный хищник в один миг превратился в послушную дворовую псину. Денис стремительно обернулся и в очередной раз застыл в немом изумлении. (Как он сумел, так бесшумно подкрасться? Ни одна ведь ветка под ногами не хрустнула!) Метрах в пятидесяти от него, одетый в холстяное длинное вретище, стоял человек. В одной руке незнакомец держал лукошко с мелким картофелем, а второй опирался на толстый ореховый посох. Ноги у старика были босыми, седая борода доставала до пояса, но голову укрывала казённой формы фуражка с выцветшим галуном. — Здравствуйте, — неуверенно поздоровался Лагунов. Каким-то седьмым чувством осознал, понял вдруг, что перед ним тот самый человек, которого встретил он в подземелье старого храма. — И вам не хворать, гражданин хороший, — ответил ему мужчина. Дед склонил голову набок, проявляя к собеседнику уважение. — Я… — Денис не знал, как лучше сказать, зачем он сюда пришёл, — хотел спросить… На полуслове парень осёкся. «О чём спросить? О том, как поиски вчера закончились, либо о наручи, которую, считай у него и украл?» — подумал он. — Не гоже, с благим то (хорошим) гостем на варгане (заросшее высокой травой место в лесу) разговаривать. Следвает в истоп внити (следует в дом войти), а то вона и Леший аки выжлец какой (гончая собака) изывается (крутится), в избу требует. Денис слушал старика, молча, через слово, понимая, о чем тот говорит, но, затаив дыхание, невольно наслаждался, как по-особому мягко звучит давно позабытый людьми, славянский язык. Он подумал, что хозяин храма поведёт его к узкому, ведущему в подвал лазу, однако тот, словно угадав мысли продолжил: — Пошто нам в удолию (нору) лезть, аки мы звери лесные, людя́м ест оные (иные) выходы, — он указал рукой на расположенную невдалеке и оставшуюся практически не разрушенной стену церкви. Когда они подошли к фрагменту здания, старец надавил на одну из плит правой рукой, и часть стены бесшумно отъехала в сторону. Держащаяся на останках арматуры, она выглядела настолько тяжёлой, что Лагунову и в голову бы не пришло пробовать её отодвинуть. — Проходь. Отсюда путь в подземелье оказался коротким. Тропинка вниз, затем поворот направо и уже знакомая Денису дверь с мощными рычагами. Старик подошёл к ней первым. По подобию стены, толкнул куда-то в среднюю часть, после чего та без усилий открылась. — Седай за стол, сичас кормыхатися (кушать) будьмо. — Он, чиркнув спичкой, зажёг в комнате огарок свечи. Лагунов не стал старику перечить. Опустился молча на длинную лаву, которую не заметил в первое своё посещение, а Леший улёгся прямо у его ног. Пушистая шкура зверя коснулась ступней, и Денис ощутил, насколько мех волка тёплый. — Церковный бирев я. Староста, по-простому. — Видя, что парень ждёт объяснений, произнёс незнакомец. — В миру Деяном звали. При церкви по чину служил, имею дажво мундир X класса! Старик достал откуда-то из тёмного закутка накрытый крышкой чугунный горшок. Посудина выглядела изрядно законченной, потому в центр стола он её не поставил, а опёр о стену с краю и принялся накладывать из чугунка в две алюминиевые тарелки разваристую картошку. Когда блюда заполнились наполовину, дед придвинул одно Лагунову, выставил на стол квашеную капусту с клюквой, чеснок и четыре маринованных огурца. Где он раздобыл всё это богатство Денис уточнять не стал, но, чтобы не обидеть хозяина, взяв такую же как и тарелки армейскую ложку, принялся есть. — Не взыщи, человек, алкаем (голодаем) мы. Днесь алчба Петрова (сегодня пост Петров) Мяса нет. Еда показалась Денису на удивление вкусной. Картофель был крохким и тёплым, а щедро приправленная клюквой капуста, похрустывая на зубах, словно с мороза, добавляла ему приятного послевкусия. Съев пару клубней, Лагунов обратил внимание, насколько внимательно наблюдает за ним лежащий на полу волк. Водит глазами за каждым, отправленным в рот куском, но пищи не просит. И как обходится без мяса огромный зверь, Денис тоже уточнять, благоразумно, не стал. — Как звать-то тебя? — Насытившись, спросил староста. — Денис. Я вожатый из лагеря. — Парень также отложил свою ложку в сторону. — Ведем мы тя с Лешим (знаем, каков ты есть) туне (нет надобности) стрекотать. Ответь лучше, пошто сызнова к нам жаловал? Денис смущённо опустил голову. — Потерял я тут кое-что… — Ну, уж известно што. Окову стратилатову. — Что-о? — застыл парень. Старик вытер руки куском ветхой ткани, промокнул её же бороду, расправил седые усы. — Гиблое место тут. Нечистью давно облюбованное. Оттого и храм в старину люди в долине реки возвели. Спасались, значит. Вот только добрались до него вурдалаки в 40-х. Взорвали, аки ест. — Хотя Лагунов ни о чём подобном не спрашивал, стал рассказывать староста. — Мне говорили, его комиссары взорвали. — Комиссары, белые, не всё ли одно? Упырю без разины (разницы) в какую форму рядиться. Деян выбрал из чугунка большую картофелину, положил себе на ладонь, щедро обмакнув перед тем в капустном рассоле. Опустил угощение волку и тот, не выказывая неудовольствия, съел! От изумления у Лагунова отвисла челюсть. — Раненым его на ернишном лесу (мелкий малорослый кустарник) сыскал, — старик сложил ладони лодочкой, — убёг, сиромаха (убежал, бедняга) от изуверов. Абие тако бяше (сразу таким он был) васнь (будто) лиса хитрючей зенкой годился (пялил глаза). Стерёгся (боялся) мени. — А с лапой тогда что? Она ведь и, правда, у него железная? — Аки (как) ест! Ту язву (увечье) му (ему) костоправы острожные (врачи тюремные) изваяли коды ще (когда ещё) подранком был. Дай длань (ладонь) Лагунов послушно протянул старцу руку. Тот взял парня за локоть, вытащил из-за стола и, показав жестами, что нужно присесть, положил его ладонь на загривок волка. Пальцы мгновенно утонули в густой шерсти животного, но, коснувшись черепа, упёрлись в некий, вмонтированный в затылок зверя, металлический диск. — Юза оная (оковы его) — сообщил Деян, — зри му сквоз нышные девятины, тя улучити (загляни в его прошлое, ты сможешь) Не успел он дать наставление, как Лагунов обнаружил себя сидящим в клетке посередине тюремного двора и осознал, что наблюдает за событиями прошлого, глазами волка, словно вдруг неким непостижимым способом проник в его память. Вокруг стояли такие же запертые на замки огромные лари, внутри которых, метались в страхе пойманные в лесу звери. Леший тут был ещё совсем маленьким, пушистым волчонком с поврежденной капканом конечностью. К клети подходит угрюмого вида детина, наподобие тех, что грузили останки зэков в металлические фургоны и ударом палки о прутья проверяет, жив ли ещё находящийся внутри зверь. Дэн при этом почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом (хотя, может быть, то была лишь шерсть на загривке волка?) Охранник отпирает тяжелую дверцу, просовывает в клетку руку в железной перчатке и ловко хватает ею рычащего от ярости волчонка за поврежденную лапу. Тот, визжит от боли и страха, огрызается, пытаясь мужика укусить, однако получив в довесок удар палкой по голове, жалобно скулит. «Они ставят опыты не только на людях», — появляется в голове парня новая информация, причём теперь Дэн абсолютно точно уверен от кого та исходит. Женский голос в его сознании с каждым последующим контактом становится всё более выразительным и знакомым. Далее Лагунов видит стол на высоких ножках, грязные от крови, рваные простыни, мутные окна под потолком и страшные, сверкающие серебром, инструменты. Такие же неряшливые, как эта комната, врачи в резиновых фартуках вместо белых халатов, пристегивают волчонка к столу. Безысходность и ужас, исходящие от бедного зверя вгоняют душу в уныние. Затем выздоровление волка и новые бесчисленные издевательства. Уколы, побои, требования выполнять приказы. Потом вдруг провал в памяти и Леший затем воспринимается им уже взрослым, молодым хищником на длинных лапах. Осенний вечер под проливным дождём. Сердитый мордоворот в камуфляже тянет руку в узкую клеть, берёт волка за закрепленный на шее ошейник и стаскивает с пасти намордник. Кладёт затем ладонь на тот самый диск на затылке животного, после чего пытается им управлять. Шагах в десяти от Лешего на четвереньках стоит человек. Он опустил голову в землю и лицо его скрыто под балахоном, но Лагунов и так знает, кто там внутри. Пальцы человека нетерпеливо комкают влажный песок, готовясь к схватке, а лаборант за спиной волка внушает зверю команду к атаке… «В лаборатории КГБ всерьёз работали над созданием управляемых оборотней и волки лучшие на то кандидаты», — сообщает голос. Поединок выходит злым и коротким. Леший бросается вперёд серой молнией. Отталкивается от земли всеми четырьмя лапами и в высоком прыжке устремляется к горлу соперника. Однако существо в балахоне сбивает волка на землю раньше, чем тот успевает до него дотянуться. Всё те же, неуловимые глазу движения, которые Денис видел ночью у лагеря. То же мгновенное перемещение за спину зверя и вот уже Леший прижат к земле острым коленом. Лежит, хрипя от ярости, вдавленный в мокрую почву и в следующую секунду Фома одним, коротким движением отрывает зверю фалангу передней лапы. Леший заходится в диком вое. Волк вкладывает в него всё, что испытывает в этот момент: боль, ужас от ощущения страшной потери, ярость и желание отомстить. Он косит глазом, смотрит на Фому так, что Денис отчётливо понимает, это ещё не последняя встреча. Монстр в капюшоне видимо также это осознаёт, потому что хочет завершить дело немедленно, заносит кулак для решающего удара. Но тут в поединок вмешиваются люди с оружием, не позволяют чудовищу в капюшоне добить раненое животное. Растаскивают противников по сторонам и, секундой спустя, Денис снимает ладонь с затылка зверя. Теперь он знает, что Леший такой же, как Клей результат сумасшедших опытов в «гэбэшной» КОТ. И также, как зэк, со своими подельниками, люто ненавидит Фому. — Веси вътълчение? (Видел сражение?) — спросил Деян, едва только Лагунов вышел из состояния охватившей его минуту назад странной прострации. — Видел. — Беденьство, аки акрида (бедствие, как саранча) с небеси въвергнула (с неба упала) Старик поднялся из-за стола, сгорбившись, направился в дальний угол тёмного помещения. Порылся там, в сваленных в кучу вещах, и через минуту вернулся обратно. — Эво истаял? (Это потерял?) В руке Деян держал тот самый наручь, что Лагунов обнаружил в тайнике Олеси Мартыновой. — Его. За ним я вернулся. — Всуе блазнь (напрасное искушение). Залаз вьялицей ты исчет внеже въсхытити (Опасность вьюгой лесной за тем рыщет, кто им владеет) Он положил оковы с цепью на стол перед Лагуновым. — Егда антихристы женуть ту потяти… (когда красные пришли сюда убивать, меня внутри храма не было. По делам в город отправился. А как вернулся, обнаружил, что тот в руинах. В 34-м я служил в церкви управляющим церковным имуществом, и как обитель взорвали, с тех пор в развалинах и живу. Леший вот позже прибился. Вдвоём, куда ни кинь, веселее. — Старик с благодарностью потрепал волку мохнатую голову. — Знаю, я кого ищешь. Но только одному со стратилатом не справиться, силён больно. Тот, что сейчас в лагере заправляет в личину благопристойную рядится, за хорошего человека себя выдаёт. И не подумаешь на него, ведь каждый день с тобой рядом ходит. А так-то их двое. Как повздорили, считай, полвека назад, так территорию эту меж собой делят. Серп, Матвея, брата то свово большевикам продал, не захотел властью огромной делиться, но только тот в последний день перед смертью, силу свою охраннику передал, тому, кого ты Фомой называешь. С той поры Серп за ним и охотится. Бились не раз. Статуй детский, даже перед входом в лагерь сничтожили. Вот только без оного, победить ни один не сможет. Церковный староста кивнул головой в сторону лежащей на столе наручи. — Когда силу свою сатанистскую отдавал, Матвей в этой цепи был. В полнолуние. И оно, стало быть, договор диавольскый и скрепило. Теперь наручью этой стратилата можно сдержать. Не уничтожить, конечно, а лишь на время лишить активности. Но ежели с полнолунием подгадать …— Деян на секунду о чём-то задумался, — может и выйдет чего. Упыри, они от крови сильно зависимы. Не дать им вовремя человека испить и всё, стратилату конец. Вот только наручь теперь изломана, детали важной в ней не хватает. — Старик указал пальцем в основание металлического кольца, в котором не хватало фиксатора. — Ежели разрыв тут не закрыть, ничего не получится. — А чем закрыть? Деян неопределённо покачал головой. — Этво я не знаю. Отверстие узкое, обычный прут не поможет. — Сколько времени до полнолуния? Старец стал медленно загибать на левой руке палец за пальцем. — Так сутки вперёд… Они проговорили ещё около часа. Деян объяснил парню, как выманить из носителя стратилата, как дать ему возможность себя обнаружить, и правильно, после этого использовать наручь. Рассказал, зачем он научил Дениса читать мысли Лешего, и для чего в храм приходила Олеся Мартынова. А также сообщил, что девчонка пока жива. Пообещал, что в нужную минуту ему помогут. Поэтому, когда Лагунов возвращался в лагерь, он уже точно знал, как ему следует поступать.