Лето 1979

На вид ему было лет восемьдесят. Редкие сальные волосы, сморщенное, словно мочёная груша лицо, петушиная шея со шрамом у тощего кадыка. И лишь пепельного цвета глаза смотрели молодо и задорно. С каким-то особым, по-воровски, лукавым прищуром, словно бы говорили Денису: «Ша, фраерок, залётный мы уж знаем, чё ты удумал! " — На пузо вались! — указав ножом в землю, неожиданно скомандовал незнакомец, — и лапы кверху верни, не то на раз начисто сделаю! Он попытался было двинуться с места, но не смог. Оправившись от минутного шока, Денис разглядел, что вторая нога беглеца зажата между двумя бетонными плитами. Судя по всему, под храмом в этом месте имелся подвал. Нарушенная взрывом конструкция разошлась парой продольных трещин и в попытке скрыться от погони, мужик явно в неё угодил. Ступня оказалась неестественно вывернутой, однозначно сломанной при падении, ибо не может человеческая конечность сама по себе торчать в противоположную сторону. Денис сделал полшага назад, понимая, что в таком состоянии заключенный его не догонит. Странно ещё, как он сохраняет спокойствие с такой-то травмой. Тут впору выть во всю глотку, а чувак сидит себе в углу молча, ещё вон угрожать как будто пытается. Блефует, конечно, но надо этим воспользоваться. Лагунов медленно, стараясь не накалять ситуацию отдалился ещё на шаг и, развернувшись лицом к проёму в стене, собрался выбираться наружу. На него вдруг накатило непреодолимое желание куда-то бежать. Он не отдавал себе отчёт куда именно, но чувствовал, что сейчас должен двигаться. Быстро, без остановок и главное подальше отсюда, чтобы даже взглядом не встречаться с выжившим в ту злополучную ночь зэком. Однако в момент когда уже готов был рвануть в темноту без оглядки, спиной почувствовал, что обстановка в комнате изменилась. В сердце закралась тревога ибо Лагунов осознал, что убежать ему не удастся и произойдет через мгновение в ветхой сторожке нечто ужасное. Что-то такое, что заставит его пожалеть о своём визите. Денис обернулся в надежде убедить себя, что ошибся, и вдруг примёрз к земле застывшей каменной глыбой. В восьми шагах от него, на месте, где только что сидел попавший в западню заключённый, чёрным проломом зияла пустая дыра в полу. Сам же мужик стоял в метре правее на коленях лицом к стене, но при этом голова его, развернувшись ровно на 180 градусов, смотрела в лицо Денису. Ощутив, как волосы на затылке медленно встали дыбом, Лагунов решил, что ему померещилось. Он зажмурился, ожидая, что наваждение как-то исчезнет, но вдруг услышал позади себя шорох. Секунда и лезвие раскладного ножа коснулось шеи парня у самого основания. — Так ты не мент чё ли? — голос зэка прозвучал у самого уха и Денис осознал, что на семь метров переместился тот за долю секунды. — Просто мытарь кабальный? Нервный спазм свёл челюсти стальными клещами, но каким-то чудом Лагунов сумел просипеть сквозь плотно сжатые зубы. — Вожатый я. Из лагеря. Он вдруг почувствовал, как помимо собственной воли его левая скула вновь начала дёргаться. — Вожатый?! — Незнакомец наклонился к лицу Дениса, презрительно поджав тонкие губы, — Шавка безмозглая ты, вожа-а-атый. — смачно сплюнул он в угол, — Верно базарю я, мытарь ты. Шестёрка в системе. Барное место лагерем не зовут. Заборы, колючка, баладоха* ещё какой-нить на воротах имеется. Та же зона, считай, только вместо собак вертухаи* карманные, под начальников ряженые. Так что хлебать тебе, фраерок, баланду ихнюю до скончания века. Мытарь ты. Как есть, мытарь. Он неспешно убрал клинок от горла Дениса и спрятал его в карман. Затем, осторожно вышел из-за спины парня, остановившись в метре напротив. Первым делом Лагунов почему-то взглянул зэку на шею. Видимо, искал там следы механизмов, что могут вращать голову в обратную сторону, но только вот шея у мужика была совершенно обычной, старой и дряблой. И ничего противоестественного, кроме широкого, пересекающего пополам угловатый кадык шрама, на ней не имелось. — Ну, чё, баклан тряпочный*, мусорам жучил*? Байровали* тя лунавые* майонеза* к раковой шейке* распячь*, как пить дать? — спросил беглец. Из всего услышанного Лагунов понял лишь, что речь сейчас идёт о конфетах и ещё, о каком-то майонезе особом. «Раковые шейки» ему тоже жуть как нравились, вот только как их связать с майонезом, в голове не укладывалось. То ли на этих самых конфетах приправу делали, то ли ещё какой способ имелся их вместе использовать, Денис не сообразил. — Не понимаю я. — Он развёл руки в стороны, отрицательно замотав головой. Зэк при этом раздражённо поморщился. — Не отдупляет* он рыбий язык*! Вот же мякиш утлый! Роденый* я. Сиделец со стажем. Ясно теперь? Денис молча кивнул. — Следаки прессовали? — Спросил он на гражданский манер, вопросительно при этом посмотрев Лагунову в лицо. — Баланду мне пальцем хлебать, если не за мной тебя под купола отослали. Постепенно Денис стал понимать, о чём спрашивает его незнакомец. — Нет. Я сюда по другому делу пришёл. — По друго-о-ому?! — Показалось, тот даже немного расстроился, — по какому другому? Лагунов в ответ неопределённо пожал плечами. — Оставила здесь вожатая из лагеря кое-что, когда в прошлый раз на развалины приходила. — Была в глазах зэка какая-то сила, некая скрытая ото всех правда, отчего врать ему Лагунов попросту не решился. За стеной, вспарывая острыми крыльями воздух, выпорхнула из кустов орешника беспокойная стайка пронырливых воробьёв. — А-а-а. Мужик с лицом вяленой груши, казалось, поверил. Выглянул осторожно в рамку окна, но, не обнаружив там ничего подозрительного, опустился перед Денисом на пятую точку. — И ты ландай* ближе. Падай, давай. В ногах правды нет. — Закончил он на человеческом языке. Постепенно, охватившее Дениса волнение отступало. Исчезло нахлынувшее на него минуту назад чувство смертельной опасности, ушло желание, немедленно куда-то бежать и, даже вздрагивающая беспрерывно щека, перестала его беспокоить. Взамен родился к беглому скрытый интерес и стремление выпытать у того нечто важное с каждой новой секундой только росло. — Как звать то тебя? — вновь заговорил незнакомец. — Денисом. А вас? — Клеем зови. — Это как это Клеем? — Обычно, Клеем. По-полному, ежели, то Гришка Калина. Не уловив связи между кличкой и именем, вожатый не стал вдаваться в подробности. — Так вы тот, за кем милиционеры охотятся? — превозмогая окончательно не утихший в душе страх, спросил он. — Харэ уже выкать аки я граф какой. Базарь просто, Клей. — Огрызнулся мужик в рваной одежде, — охотятся. На зайцев в лесу охотятся. Эти считай, обратно распять хотят. — Вы ранены. — Денис указал на промокшее от крови бедро собеседника. — Язык вырву. — Ты ранен, Клей, — сделав ударение на последнее слово, поправился Лагунов. — Красава, мытарь, — похвалил вдруг Калина, — шустро свыкаешь. Мужик разорвал оставшуюся от правой брючины тряпку на две равные части, повращал несколько раз вокруг оси, сооружая канатик, и ловко перетянул бедро выше раны. — Чё у тебя в рюкзаке? — Зэк устремил взгляд на ношу Дениса. Тот развязал тесемки мешка и вывалил содержимое на траву. — Не густо, вожа-а-атый. — подтрунил над парнем Клей. — Бинта бы мне. И спирта, рану промыть, Он без интереса покопался в горке вещей у своих ног, забрав оттуда платок, сушки и бутылку «Боржоми» Подумал и добавил к изъятому моток верёвки Назибова. — Два дня кряду не жравши, — засовывая в рот целый сухарик, промычал он. Денис дождался, пока у мужика перестала кровоточить рана, бутылка с водой опорожнилась наполовину, а на дне пачки осталась одна единственная, самая хилая с виду сушка. — А я видел вас… тебя… на поляне. И того человека, что друзей твоих убил. — Он решил не откладывать дел в долгий ящик и попытаться ошарашить Калину признанием. Узнать затем всё, что получится, пока беглец озадачиться новостью. Однако Клей на слова Лагунова не среагировал. Жадно откусил от сушки крупный кусок, пожевал, вылавливая во рту зёрна изюма, и сделал затем изрядный глоток минералки. Взглянул на Дениса глазами майора Сарычева (пристально-изучающе) после чего дожевал чёрствый хлеб до конца. — Так ты, стало быть, орал в ельнике, как в ж. пу ужаленный? — Спросил, когда сухариков в пачке совсем не осталось. Выглядел он абсолютно спокойным. Отрешённо над чем-то раздумывающим. Новость, казалось, не возымела на зэка действия, и, ожидавший бурной реакции Лагунов, стал сомневаться, стоило ли сейчас об этом рассказывать. — Выходит спас меня? — Спросил вдруг Калина, смяв пачку от сушек в руках. Денис снова не захотел в открытую врать, выставляя себя героем, поэтому ответил, как есть. — Испугался я тогда больше, чем о спасении чьём-то думал. — Молодчик. Коридором не водишь* — Снова оценил правду Клей. Кивнул коротко головой, давая понять, что согласен, но тему продолжать не стал. — Кто он? Тот человек, что в плаще на поляне стоял? — Лагунов же, напротив, проникся неким особым поисковым инстинктом, почувствовал, что Калина знает, то, что пригодится ему в расследовании. Беглый бросил пустую бутылку «Боржоми» себе под ноги и вновь занялся раной. — Рамсишь, я ливер? Распикать меня собрался? — усмехнулся он, но взглянув в растерянное лицо Лагунова, тут же поправился, — думаешь идиот я, так просто тебе расскажу? Где-то за окном неожиданно громко хрустнула ветка, и мужик мгновенно вдруг подобрался. Вжался спиной в пыльный угол, напряжённо прислушиваясь. Однако вечернюю тишину леса ничто больше не потревожило. Издали, от реки доносился натужный гул одинокой, идущей вверх по течению, баржи, в кронах деревьев спорили за лучшее место для сна суетливые птахи, да усилили песни в траве звонкие, лесные цикады. — Хотя лады. Бодягу водить* не стану. Скажу, раз дело такое, что ведаю. Тока взамен ты тоже должен мне подмогнуть, — внезапно передумал зэк, — сам видишь, схорониться мне надо на время. И лапу свою подлечить. Иначе не выберусь. Денис подумал, что Калина захочет укрыться где-нибудь в лагере, попросит подыскать ему место потише (план однозначно выглядел бы полным безумием) но, тот заговорил о другом. — Бинтов принеси мне. Рулек под пять. И спирта возьми у доктора. Бутылку. Скажи ему, Пика послал, тоды не откажет. Говорил беглый абсолютно уверенно, не сомневаясь, что Денису это по силам. — Не даст он столько, — попытался урезонить его Лагунов, — бинта ещё куда ни шло, но спирта? Бутылку? Точно не вырвать. — Я же сказал, что даст. Вякнешь, мол, Пика просил. Носатый упираться не станет. Тот факт, что заключённый знает Носатова, настолько вожатого поразил, что он позабыл даже, о чём конкретно собирался расспрашивать. — Откуда… — Костоправа вашего знаю? — перебил его Клей, — так часто он у нас ошивается. Базарит за жизнь с кумом* в подсобке, лавы* по-тихому ему подгоняет. Интерес у него в зоне. — Какой? — Денис нутром почувствовал, что наткнулся на нечто важное, шёпотом спросил, словно опасаясь, что кто-то услышит. А Клей замолчал. Видно сообразил мерзавец, что парень уже на крючке и выполнить согласится всё, что попросишь. — Лодку ещё сюда приведёшь. В посёлке их штук десять у берега. Возьмёшь из тех, что в середине ряда припрятаны, тогда глаза не особо мозолит. Он вновь выждал паузу, ожидая, видимо, согласится ли его собеседник. Но тот уже готов был на что угодно. — Попробую, если получится. — Попробуй. Токо лучше, чтоб срослось всё, аки ёлки в лесу. Не то амба* тебе, фраерок, — он как-то по-особенному посмотрел Денису в глаза, — сечёшь, о чём говорю? Лагунов во второй раз молча кивнул. — Ладья, тоды. — Калина полез в то, что осталось от карманов тюремной робы, покопался в грязном тряпье и вытащил наружу какую-то завернутую в обрывок газеты, стеклянную капсулу с лежащими внутри бесцветными шариками, — это коновалу вашему отнесёшь. Взамен за спирт и бинты пакованные. — Что это? — Денис изумлённо пялился на прозрачный флакон, который почему-то «прилип» к кончикам пальцев беглого зэка. — А это, мытарь, то, за чё кипишь весь в киче* зачат. За чё даже Иван Иваныч* и две изебровых биксы* вчера сюда прибегали. Видал? Пилюли, какие лакерные. — Он потряс перед лицом Лагунова тонкой бутылочкой, — одну сожрал и всё. Горы тебе нипочём. Денис взял у Клея флакончик с таблетками. Насчитал там ровно двенадцать штук, повертел в руках, рассматривая содержимое лучше, и спрятал затем в боковой карман рюкзака. — А как про Пику сказать? Он же погиб. — Погиб?! — Калина неожиданно рассмеялся, — видал ты, сколько раз шили его? Кумекаю, лепилы* наши из лабы* повозятся пару дней и заново затем Пикового изваяют. Лагунов смотрел на странного человека с фиксой во рту и всё ещё не понимал, на каком языке тот разговаривает. В некоторые моменты ему и вовсе казалось что вся, происходящая в «Буревестнике» несуразица, не более чем сумасшедший спектакль. Нелепый, устроенный кем-то из местных розыгрыш. Безумная театральная постановка со счастливым концом. Сейчас вот Калина этот сбросит рваную свою тюремную робу, отмоет мастерски наложенный кем-то из помощников режиссёра грим и окажется обычным актёром театра драмы имени Горького. Либо из-за разбитой в начале века стены покажется довольное лицо ассистента главного оператора, который в радостном возбуждении крикнет на всю съёмочную площадку: «Стоп, товарищи. Снято! Поверил нам Лагунов!» И всё закончится. Но шло время, ночь вступала в свои права, а, ни весёлого ассистента, ни гримёра с мокрыми от воды салфетками, ватой и вазелином для снятия макияжа, ни даже того, кто просто помог бы артисту Калине избавиться от вонючей, рваной в клочья одежды тюремного заключённого, в храме не появлялось. С каждой новой минутой в маленькой комнатушке становилось темнее и в размытом освещении сумерек, лицо беглого Клея воспринималось застывшей от избыточного количества грима, ужасной маской. — Про Фому выпытываешь? — Вопрос зэка вернул Дениса в реальность, — скажу, раз поладили, как на духу, но и ты, что обещал, апосля сделаешь. Лагунов ничего не ответил по причине полного раздрая в душе, и, воспользовавшись тишиной в помещении, Калина, тщательно подбирая слова, начал. — Первый раз я увидел его лет сорок назад, а мот даже чутка поболе. Тода я пацаном совсем был, таким, как ты сейчас, зашуганным мудозвоном. По дурке угодил за решётку. Не стану язык о зубы метелить*, почему, да за что. Какие правила в те годы на киче водили и какой баландой нас тогда потчевали, тоже не вякну. Скажу, тока, время то ещё было. А вот Фома тогда уже свекрухой по норам ходил, ну с операми, выходит секретно сотрудничал. Чем дольше Лагунов слушал опасного, похожего на затаившегося хищника человека, тем больше убеждался, что никакого хорошего финала у истории с беглыми зэками не будет. Никакой это не розыгрыш, как бы ему того ни хотелось, не спектакль, со счастливым концом и раз уж он сам сунулся во всю эту таинственную историю исчезновения Олеси Мартыновой, то и выбираться из неё придётся исключительно самому. Калина рассказал, что в молодости тот, кого звали Фомой, работал в тюрьме надзирателем. Охранял однажды какого-то красного командира из НКВД. Со слов зэка выходило, не обычный был офицер. За что проштрафился, и как он в тюрьме очутился, никто толком не ведал. Звали заключённого вроде Матвеем, но Клей уже точно не помнит. Знает только, что выл человек тот по ночам, что зверь раненный, силой владел немерянной, за что и прикован был к стене толстенной цепью. Но в одну из ночей цепь не выдержала. То ли истерлась она от постоянных рывков заключённого, то ли прослабла, а может и помог ему кто кандаки изломать, не суть важно теперь, главное, что офицер из оков своих вырвался. Бросился к окну под потолком изолятора, и вот тут Фома в камеру к нему и вошёл. Попытался совладать с узником, но где там, сдавил тот надзирателя обрывком цепи и стал душить. Неизвестно чем бы всё кончилось, не сумей Фома достать из-за пояса нож. Вывернулся он, ударил смутьяна в шею, да сам кровью каторжного и залился. Думал, убил сидельца, бросил бороться, вот только рана проблем особых у того не вызвала. Поднял офицер Фому, аки пушинку безвесую, да и переломил хребет ему о колено. Калина оборвал рассказ на полуслове, зашёлся вдруг длинным гортанным кашлем, сухим и лающим. — Дальнячок*, сука, боком выходит. Он перегнулся напополам, свесив голову ниже колен, и матерно выругался. Сплёвывал в паузах между словами то, что осталось от искалеченных северными этапами лёгких. — После такого вряд ли кто-то бы выжил, но Фома, сдохнуть ему трижды, очухался. — Приступ кашля постепенно оставлял зэка в покое, и, слегка оклемавшись от сотрясающих тело спазмов, он продолжал, — а соперник его, напротив, тут же на полу и загнулся. Поговаривали, Фома что-то нашептывал ему перед смертью. Вроде просил о чём-то. А может тайну, какую узнать хотел. Не знаю, зря базарить не стану, но только после той ночи произошли с Фомой странные перемены. Калина вновь неожиданно замолчал. Затаился в углу, словно стерегущий добычу зверь. Склонил голову набок, к чему-то напряжённо прислушиваясь и секунду спустя, посмотрел на Дениса наполненными животной злобой глазами. — Навёл таки, мытарёк? — Мужик вдруг хищно оскалился. — Жучок* легавый. Базарил, сам по себе в развалинах шаришься? Ссучился, падла, по-тихому. В ломбард меня сдал*? Только хрен угадал. Я сразу рюху прочухал*. Подохнем оба тогда. Живым я им в лапы точно не дамся. Его и без того мрачное лицо под воздействием бурлящей в душе ненависти превратилось в сплошную злобную маску. Клей потянулся было в карман за «бабочкой», но, в то же мгновение, снаружи доживающих свой век стен, грозный, усиленный мощным динамиком, голос властно скомандовал: — Гражданин, Калинин, церковь окружена. Сопротивление бесполезно. Предлагаем бросить оружие и сдаться. Выходить с поднятыми над головой руками. В противном случае мы откроем огонь на поражение. «Каким чудом милиция отследила маршрут? Может быть, они двигались за мной от самого лагеря? Либо я прошёлся где-то мимо скрытого в зарослях схрона и бойцы увязались следом? Хотя нет. Это вряд ли. Ночью движение за спиной я бы заметил. Вероятней всего они обложили церковь много заранее, ещё до того, как я в развалинах появился», — соображать следовало быстро, но мысли путались, наслаивались как назло одна на другую. — «И зачем меня тогда в храм пустили? Могли ведь перехватить ещё на подходе, если знали, что беглый внутри ошивается? " Денис не решил, что в данном случае ему предпринять. Броситься наутёк, в надежде, что как-нибудь удастся из здания выбраться, либо попытаться лишить Калину оружия и передать затем в руки милиции. Оба варианта имели свои недостатки, но поразмыслив секунду, от второго он всё-таки решил отказаться, ибо сразу вспомнил, насколько быстро перемещается Клей в случае надобности. — Не знал я, что они здесь, — покачал головой Лагунов, — когда шёл, никого за спиной не было. Клей больше ему не поверил. Оторвался от стены, в пару умелых движений привёл нож в рабочее состояние и двинулся в направлении Лагунова. Обнажил зубы в хищной улыбке, явно предвкушая расправу, однако, когда до Дениса оставалось несколько метров, в соседней комнате возникло движение. Вначале в проёме дверей показалась фуражка с тульей из сукна цвета маренго, затем рука с пистолетом, а через мгновение, снимая с углов старую паутину, в каморку протиснулся огромного роста сотрудник милиции. Едва он узрел заключённого, поднял на него оружие и, голосом, заставившим слететь пыль с уцелевших балок, гаркнул: — Верх руки, Калина, чтоб я их видел! Он сделал вперёд два осторожных шага, внимательно наблюдая за реакцией беглого, но не заметил сидевшего за смежной стеной Лагунова. — Лапы, базаришь, до верху поднять? — предложение казалось мужика позабавило, — а чё, мусорок, это можно. И тут Клей вытворил невероятное. Рухнул на землю прямо там, где стоял, в мгновение ока крутанулся внизу на живот и, изображая «звездочку на воде», разбросал по сторонам конечности. Ожидавший от зэка чего угодно, кроме непонятных гимнастических упражнений, милиционер, на секунду впал в ступор. «Что делать? — Читалось у него на лице. — Стрелять или надеть на арестанта браслеты? С одной стороны беглый ведь команду его не выполнил, руки не поднял, стало быть, есть все основания оружие применить. Но с другой стрелять по лежачему, вроде, как и не принято. Сопротивления ведь он не оказывает. Валяется себе на земле, бестолково топорща клешни. Тогда подойти?» Пока он раздумывал, с Калиной стало твориться нечто ужасное. Вначале он развернул голову себе за спину (в первый раз оказывается не привиделось) и клацнул зубами, словно бешеный пёс. Затем правая рука заключённого изломилась сама собой в обратную сторону, как будто собрана была на шарнирах, ладонь же, напротив, осталась параллельной земле. А после того, как странная трансформация, одну за другой постигла остальные конечности, человек (либо то, во что он сейчас превратился) оттолкнулся от пола, перевернулся в воздухе животом кверху, и, приземлившись на вновь обретённые лапы, рванул в угол комнаты с такой скоростью, что у Дениса перехватило дыхание. «Это что, чёрт побери, сейчас было?!» Парень попытался подняться с земли, чертыхнулся, вовремя вспомнив про застывшего в проёме сотрудника, и вернулся на прежнее место. Лицо же служивого выражало крайнюю степень отчаяния. Не соображая, что происходит, он вращал ошалело глазами, открывал периодически рот, в надежде видимо, позвать подкрепление, но, сию же секунду захлопывал челюсть обратно. Убеждался, что голос куда-то исчез, а шёпота его всё равно ведь никто не услышит. Калина тем временем добежал до стены. Облокотился на неё передними лапами. Растопырил пальцы, превратив кончики их в присоски, и двинулся по стене вверх, чем заставил человека в дверях беспомощно опуститься на пятую точку. В эти минуты Лагунов осознал, что вероятней всего он попросту сходит с ума. Вид свободно перемещающегося по стенам Калины, выбил почву у него из-под ног, лишил мозг остатков здравого смысла, заставив парня сомневаться во всём на свете. «Но не может ведь этого быть! Не может быть ложью, то чему его так долго учили. Законы физики, биологии, да анатомии, наконец! Ведь все они теперь под сомнением! Как это прикажете понимать?!» Парень зачем-то силился вспомнить классификации членистоногих. На ум пришли подтипы хелицеровых, когда он услышал за спиной первый выстрел. Пришедший в себя сотрудник милиции поднялся с земли, изготовил ствол, и, следуя рукой за хаотично мечущимся по вертикальным поверхностям Калиной, нажал на спуск. Раз. Другой. Третий. Пули безжалостно крошили красный кирпич, отбивали со стен и без того едва держащуюся на них штукатурку, отскакивали от металлических закладных, противно звеня, но ни одна из них так в цель не попала. Существо, в которое превратился Калина, передвигалось настолько стремительно, что поразить его во время движения никакой возможности не было. Человек же с пистолетом охотой увлёкся. Не обращая внимания на команды снаружи, бросился следом за тварью в соседнюю комнату, совершил там еще несколько выстрелов, после чего погнал Клея к единственному, уцелевшему в здании куполу. Неизвестно чем бы их гонка закончилась, не окажись стрелок после очередного выстрела ровно посередине старой звонницы. На месте висевших здесь некогда колоколов, торчали теперь из стен рассохшие балки, на одной из которой и сидело то, что осталось от Клея. Милиционер увидел зэка когда тот уже изготовился прыгать. Торопливо прицелился, нажал на курок, но патроны в магазине закончились и вместо звонкого выстрела, пистолет выдал лишь металлический, короткий щелчок. — Дзы-ы-ынь. Услыхав осечку, существо на карнизе скрываться от преследователя в раз передумало. В поисках других милиционеров повращало по сторонам головой Клея, и убедившись, что в зале никого больше нет, прыгнуло вниз, нацелившись в лицо бедняге четырьмя корявыми лапами. Удар сбил охотника с ног. Стукнувшись головой о камень, тот лишился сознания и рухнул на спину, открыв для атаки плечи и шею. Денис пришёл в себя, когда услышал, как от укуса огромного паука хрустнули у мужика кости. Вскочил на ноги, догадавшись запихать в рюкзак разбросанные по траве вещи, и стремглав бросился прочь. Однако, не успел сделать десятка шагов, как вновь резко остановился. В ближайшем окне, указывая ладонью куда-то за угол здания, оживлённо жестикулировал незнакомец в спортивном костюме. Приказывая невидимым сообщникам обогнуть храм со стороны Рейки, он достал из плечевой кобуры пистолет, полез в проём. Лагунов успел спрятаться в последний момент. Присел рядом с разломанным надвое алтарём и вобрал голову в плечи. Желание быть пойманным отсутствовало у вожатого напрочь, и единственной его целью сейчас, было выбраться из храма по-тихому. Сотрудник органов профессионально укрылся за одинокой колонной, повёл стволом по периметру, но убедившись, что беглеца в зале нет, осторожно проследовал в соседнюю комнату. Денис сидел на поросшем травой полу ни жив, ни мёртв. От бешенного, лишающего рассудка ритма событий, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а на левом виске, натянутой до предела струной принялась пульсировать одинокая вена. Если сейчас его здесь обнаружат, проблем в институте не избежать. Да что в институте! Тут уже и о личной жизни впору подумать. В лучшем случае пойдёт по делу свидетелем. В худшем попросят объяснить, в чём его интерес, а также, зачем он во всё это дело ввязался. В искренний альтруизм парня и желание помочь в поисках Олеси Мартыновой явно ведь никто не поверит. Лагунов подождал пока милиционер скрылся из виду, привстал и, ступая на цыпочках, направился к выходу. Юркнул в круглую брешь в стене и упал плашмя в битый кирпич прямо в проёме. Напротив него, похожие на мужика в спортивном костюме как две капли воды в окна старого храма лезли новые милитоны. По одиночке и парами, они брали внутреннее пространство здания в кольцо, надеясь отсечь твари с головой Клея путь к бегству. Денис рванулся было обратно, в надежде успеть заскочить в сторожку, однако одетые в гражданку сотрудники органов были и там. Когда понимаешь, что выхода нет, накатывает чувство отчаяния. Кажется на мгновение, что это конец и что бы ни делал, ничего тебе уже не поможет. Стоит опустить руки, как ты уже проиграл, ибо любое поражение зарождается в голове. Но Лагунов решил действовать ситуации вопреки. Если нет возможности из храма выбраться, никто ведь не мешает тебе в нём спрятаться, переждать, пока всё здесь утихнет и вернуться затем незамеченным в лагерь. Он осторожно, чтобы не создавать шума, разворошил ладонями огромную груду мусора у древнего алтаря, сделал в ней нечто вроде лежанки, и собрался было нырнуть внутрь, когда обнаружил на дне приямка глянцевую поверхность плиты. От искусно некогда расписанной картины теперь осталась лишь часть. Денис смахнул с неё остатки битой лепнины и в недоумении воззрился на сверкнувший в центре старой иконы нимб. Свечение длилось всего секунду, но Лагунов успел заметить, что фрагмент изображает Святого в военной кольчуге с мечом в левой руке. Плечи неизвестного мученика покрывал алый плащ, а в правой ладони имелся тонкий металлический крест. Воин указывал им куда-то за спину Лагунову, словно предлагая вожатому обернуться. Поддавшись странному, нахлынувшему на него чувству слабой надежды, Денис последовал за крестом взглядом и к вящей радости, обнаружил в трёх шагах от себя торчащее из пола кольцо. В диаметре не более пяти сантиметров среди прочего хлама оно было практически незаметным. Парень развернулся на животе и далее путь проделал ползком. Добравшись до места, потянул за кольцо руками. Присыпанное осколками битого кирпича и слоем пыли, оно скрывало под собой чугунный люк размером с крупную тыкву. Крышка поддавалась с трудом, но сжав челюсти до хруста в зубах Денис, в конце концов, с ней справился. Неохотно сдвинувшись с места, та открыла перед вожатым узкий, дохнувший подвалом и холодом лаз. Нора уходила куда-то вниз вертикально, но Лагунов даже не раздумывал о том, куда та в итоге его приведёт. Опустил в отверстие ноги, протиснул плечи, и убедившись, что внутри подземного хода можно дышать, мягко прикрыл за собой покрытую толстым слоем песка крышку.