Лето 1979

До вожделенной дыры в заборе Денис бежал, по ощущениям, целую вечность. А как только нырнул на территорию лагеря, устремился к мерцающей вдали вывеске медицинского пункта. Неизвестно почему, он решил, что новость о погибших в лесу людях первым обязан узнать именно доктор. Острые иглы елей хлестали вожатого по лицу, однако на царапины парень не реагировал. Гораздо больше беспокоила его сейчас истина. Как-то, что случилось под соснами вообще возможно? Как человек может превращаться в истлевшую на глазах мумию, да ещё и буквально за доли секунды? И кто тот молчаливый гигант в балахоне? Едва молодой ельник закончился, Денис выскочил на асфальтированную, давно потрескавшуюся от корней деревьев, дорожку и насколько смог, снова ускорился. Страх придавал сил, а ощущение бегущего по пятам человека в плаще, наполняло вены адреналином. Никогда ещё в своей жизни Лагунов не бегал так быстро и не был настолько взволнован, как в эту злополучную ночь, отчего совершенно позабыл об отправленном на дежурство полковнике. — Эй-эй, парень, погодь бежать так. Я здесь! — Перепуганный больше его самого, военрук встретил Дениса уже где-то у корпуса. — Чт-о-о там стряслось? И кто-о-о так… кричал? — Дед заикался, повторяя, как заведённый одно, и тоже. Тут только Лагунов осознал, что забег закончился. Обернулся, убедился, что никто за ним сзади не гонится, и, хватая, как рыба ртом воздух, остановился. Перевёл дух, силясь успокоить выпрыгивающее из груди сердце. — Я… не видел… — от дикой нехватки воздуха, фраза получилась из двух половин. — Чев-о-о бежал то тогда? (Вот, как рассказать? Не объяснять же ему, в самом-то деле, что там случилось. Кондрашка, ещё блин, старика хватит прямо у здания. Оправдываться потом устанешь. Вот же дали помощника. Хорошо хоть, спровадить удалось вовремя, не то лежал бы сейчас под кустом, с теми самыми зэками) — Собак… и-и-испугался. — Соба-а-ак? Не обращая больше на деда внимания, Денис рванул ручку двери и скрылся в стенах медицинского корпуса. (Так. Носатов, это вроде, вторая дверь справа) Он добрался до нужного поворота и, оказавшись внутри небольшой приёмной, громко позвал: — Валентин Сергеич? С минуту в помещении было тихо, а потом где-то за ширмой возникло движение. — Ну, … Сергеич, и… што? — Донесшийся оттуда голос принадлежал человеку, который явно до этого мирно и беззаботно дремал. Лагунов отодвинул мешающую обзору белую ткань, обнаружил, что на столе, рядом с валяющимися абы как медицинскими инструментами стоит пустая бутылка водки, а доктор, облокотившись спиной о стенку, смотрит на него вопросительным, но явно мало что соображающим, одичалым взглядом. — Там лю-юди! Мёртвые! — тремор медленно отпускал, отчего предложение на сей раз вышло практически идеальным. — Лю-ю-юди? — Носатов принялся вяло шевелить хмельной головой. — Люди… тогда хорошо. Тогда… можно сказать … замечательно… если… лю-ю-юди. Он, наконец, выбрался из-за стола, проковылял к рукомойнику и, набрав полные пригоршни воды, вылил её себе на лицо. Повторил процедуру трижды, после чего влага определённо подействовала. — Бррр! Доктор явно стал понимать, что он ещё жив, находится сейчас где-то на территории лагере, а перед ним, периодически открывая рот в желании сообщить некую важную новость, стоит незнакомый пацан, в майке с боевым вертолётом. Хотя как незнакомый? Вроде же этот, как его… — Ты же ведь вожатый? Из пятого? — Соприкоснувшись с холодной водой, голова доктора стала соображать лучше. — С четвёртого. Денис Лагунов. — Точно. С четвёртого. — Носатов осторожно пошарил в карманах, выискивая затерявшуюся там одинокую сигарету, — и что ж тебе нужно то, вожатый с четвёртого? Он с упоением закурил. Затянулся, пытаясь окончательно сконцентрироваться на том, что способен стоять, и выпустил к потолку облако вонючего, синюшнего дыма. — Я только что видел, как один человек, — Денис без приглашения сел на стул, — хотя нет… вряд ли это был человек. Я видел, … как какая-то сущность убила в лесу пятерых человек. Доктор слушал настолько спокойно, словно Лагунов рассказывал ему про волка из Красной шапочки, который мимоходом сожрал в лесу пятерых дровосеков. — Причём убил это ещё мягко сказано, — видя, что собеседник не реагирует, Денис решил добавить в дело подробностей, — он их каким-то образом выпил! Носатов затянулся ещё два раза, после чего затушил сигарету в пепельнице. — Понятно, — доктор подошёл к Лагунову поближе и подал ему старенький, вымазанный зелёнкой, градусник, — поставьте-ка под руку, молодой человек и заодно откройте, пожалуйста, ротик. Денис механически сунул термометр под одежду, отвесил вниз челюсть, но секунду спустя захлопнул её обратно. — Причём здесь мой рот, доктор?! Вы хоть соображаете, что я вам говорю? Там зверь!!! Он на людей напал! И ведь не сразу напал, а выжидал, примерялся вначале! Понимаете? — Как не понять? Понимаю. Мыши меряли кота, от усов и до хвоста. — Бормоча себе под нос какую-то несусветную ахинею, Носатов направился к медицинскому шкафу. — Мыши шьют коту пижаму, кот мышам даёт сметану. Понятно же всё. Слушая весь этот, абсолютно не относящийся к ситуации бред, Денис снова не выдержал. — Какие мыши, Валентин Сергеевич?! Вы что несёте?! Доктор достал из шкафа шприц, разломав ампулу с бесцветной жидкостью, набрал внутрь лекарство. — Серые, Лагунов, обычные, серые мыши. Он без предупреждения вколол Денису иглу чуть выше уровня локтя. — Ай! — От неожиданности тот дёрнулся, — это ещё зачем? — Витамины. Сейчас полегчает. Денис развернулся, вырвал из-под мышки градусник, положив его рядом на стол. — Не верите мне? — Он посмотрел доктору прямо в лицо. Носатов в ответ неопределённо пожал плечами. — Отчего же, не верить. Верю. Только если и было там что, то не так, как ты напридумывал. Померещилось тебе, Лагунов. От страха, видать, показалось. Страх он такой. Глаза у него велики, как известно. Сейчас, полегчает, — повторно пообещал он. Минут через пять лекарство и в правду начало действовать. Стены комнаты приняли размытые очертания, эмоции в душе поугасли и постепенно Денис осознал, что всё, о чём он только что пытался сообщить доктору не так уж на самом деле и важно. Ну, подумаешь, кого-то убили. Если глубоко разобраться, что же в этом такого особенного? Каждый день ведь что-либо подобное происходит. Эка новость. Где-то вдали отворилась и захлопнулась дверь, затем вдруг снова открылась. Заскрипели её давно не мазанные машинным маслом старые петли и приглушенные расстоянием голоса, принялись шептать друг другу о чём-то абсолютно не нужном. «Здесь… слышно? " «зачем… отпустил…? " «а… где? " — долетали оттуда обрывки фраз. Денис не пытался понять, что конкретно они обсуждали, ибо в освобождённой от тревог неведомым лекарством голове наконец-то стали рождаться здравые мысли. «В самом-то деле. Даже если и было убийство, чего я сюда-то припёрся? В медпункт! В милицию надо было идти. Точно, в милицию! А что милиция? " — Тут, так хорошо начавшая вырисовываться логическая цепочка в его голове на секунду прервалась. — «… милиция… а милиция это… ? … милиция это свисток! …свисток однозначно… а что свисток? А ведь свиток я уже сегодня использовал! Не работает ваш свисток … и… значит… и значит, что миссия моя выполнена. Ловите теперь сами этих ваших преступников.… баста… как же я сразу то не догадался? прав доктор… понятно ведь всё…» — Спа. си-и-ибо, Валентин Се-е-ергеевич, — с трудом шевеля в миг спекшимися губами, прошептал Лагунов, — я фсё уже-е-е… по… ял. Заплетающимся языком слова выходили теперь совсем уж неряшливыми. — Ну вот, подействовало, кажись. Лучше тебе? — Медик участливо заглянул Лагунову в глаза. — Матвеич вон пару минут назад забегал, тебя спрашивал. — Ка-а-а-акой… ма-а-атвеич? — не сразу сообразил Денис. — О-о-о-о! Выходит реально уже полегчало. Так ты не видал кто орал то? — Не-е-а. — А с ногой твоей что? — Не-е-е помню. Спо-откнулся? — Споткнулся, споткнулся. Давай отдыхай. Полечу рану твою, а ты парень, до утра баиньки. Постепенно витамины доктора перенесли Лагунова куда-то в иную реальность. Состояние, в котором он теперь находился, сном назвать было сложно, ибо Денис ощущал в нём себя абсолютно осознанно. Лагунов почувствовал что стоит посередине какого-то огромного зала, каждая из сторон которого заканчивалась бесконечными коридорами с несметным количеством однотипных дверей и, вращая головой по сторонам, с интересом разглядывает диковинное сооружение. Сверху у зала имелся стеклянный купол. Поделенный на равные части блестящими металлическими пластинами, он пропускал внутрь слабый лунный свет. По коридорам, в местах, где те примыкали к огромной комнате, бродили люди. Заглядывали в одни двери, сомневались, о чём-то раздумывая, заходили в другие, а затем появлялись из третьих. Старые и молодые, чем-то опечаленные и беззаботно смеющиеся, едва переставляющие ноги от тяжелых болезней и бодро куда-то спешащие. Никто из них не обращал на Дениса никакого внимания, отчего создавалось впечатление, будто он наблюдает за их действиями со стороны. В эту минуту от группы собравшихся отделился человек в грязном медицинском халате. Пересекая зал, он направился прямо к Денису, и когда меж ними остался десяток шагов, парень понял, что это Носатов. Сказать по правде, выглядел доктор довольно неряшливо. На его голове имелся мятый колпак, какой носят повара в советских столовых, шея была забинтована, а на перепачканной кровью одежде, яркой полосой выделялась надпись: «Равнодушие — худший порок» Валентин Сергеевич подошёл ближе, взял парня под локоть и повёл вглубь одного из заполненных людьми, коридоров. Когда прошли метров десять, он неожиданно вожатого оглядел и вынул из руки Лагунова (неизвестно, как попавший туда) трехглавый подсвечник. Отбросил его далеко в сторону, после чего недовольно буркнул. — Этого не полагается. Блеснувший в свете луны предмет ударился о стену и, разлетевшись на три равные ветви, остался валяться на полу никому ненужной кучей обломков. Едва они миновали третью часть коридора, Денис услышал, как в прозрачный купол крыши что-то ударилось. Он поднял вверх голову и к своему изумлению обнаружил там разбившегося насмерть скворца с окольцованной лапкой, хотел было указать на него доктору, но в следующую секунду рядом с первой, упала ещё одна птица. Затем ещё и ещё одна. Не прошло и минуты, как чистый стеклянный купол покрылся кровью пернатых от верхушки до самого основания. — Не вникай, — заметив испуг на лице Дениса, сказал Валентин Сергеевич, — наше дело маленькое. Они бы всё равно ведь когда-нибудь умерли. Доктор протащил его за руку ещё несколько метров и неожиданно остановился у открытой настежь двери. — Входи. Но здесь Лагунов ослушался. Он вдруг заметил, что коридор в этом месте резко сворачивает влево, а у поворота имеется квадратная, наполовину заложенная кирпичом ниша, в которой, прикованные цепями к стенам, стоят некие странные существа. Денис освободил свою руку и направился прямо туда. — Не стоит к ним приближаться. — Носатов тут же бросился следом. Пять шагов и парень застыл, как вкопанный. Перед ним, притянутые к основанию здания прочными звеньями, обнаружились две невероятных размеров летучие мыши. Ростом с шестилетнего ребёнка обе стояли на задних лапах, низко опустив свои серые головы. Упершись в пол шипами на перепончатых крыльях, они пребывали, казалось, в неком забвении. — Что это? — вздрогнув от неожиданности, спросил Лагунов, однако, заметив, как взглянула на него одна из мышей, мгновенно поправился, — кто это? — Не вздумай смотреть им в глаза! — запоздало предупредил его доктор. Поражённый взглядом летуньи в самое сердце, Денис не отреагировал. Не было никаких сомнений в том, что существо наблюдало за ним глазами Татьяны Мартыновой! Он ни с кем бы, не спутал эту голубую, манящую к себе озорством и свободой, бескрайнюю бездну. Вот только теперь глаза её были наполнены необъятной вселенской печалью, смертельным ужасом и обречённым безвыходностью своего положения, безразличием. «Но как?! Как это возможно?! Кто они в таком случае на самом-то деле?!» Он захотел было подойти к пленницам ближе, сделал шаг навстречу, вот только врач ему не позволил, ухватил за одежду и силой потащил прочь от странных существ. — Нельзя тебе с ними общаться! Не то сам на их место встанешь. То ж Тяжбы! Ступор Дениса от этого только усилился. — Кто?! — едва дыша, переспросил он. — Тяжбы!!! — голос доктора сделался грозным, — те, кто предназначен идти на заклание, кем прорежают кровь человеческую. Лагунов не понял ни слова из сказанного и осознал себя лишь, когда вновь очутился ровно против распахнутой настежь двери. — Зачем?! — он попытался выяснить у Носатова, как можно больше важных подробностей. — Затем, что грехи наши бесконечны, — доктор кивнул в сторону снующих по длинному коридору людей, — бродить человечеству меж ними целую вечность, если кто-нибудь на роль Тяжб не отыщется. За всех, за нас, они лямку тянут. Таковы правила. Он подтолкнул Лагунова в спину и тот вдруг очутился в спальном своего отряда. В помещении было жарко и пыльно, пахло хлоркой и почему-то духами Натальи Борисовны. Тринадцать детей стояли каждый подле своей кровати и смотрели на вошедших радостно-выжидательно. — И что нам здесь делать? Денис обернулся к Носатову в надежде услышать ответ на вопрос, однако на месте врача стоял теперь тот самый Потапов Иван Петрович, бывший токарь 6 разряда из соседнего с Лагуновым дома. — Садись на койку, пацан, — пенсионер облокотился плечом о дверной косяк, положив огромную свою мозолистую ладонь на старенький язычок выключателя, — таковы правила, — повторил он слова Носатова. Лагунов почему-то медлил. Собравшиеся в спальном также хранили молчание и в комнате на секунду повисла напряжённая тишина. — Что же вы, Денис Павлович? — Первой образовавшийся в комнате вакуум нарушила звеньевая отряда Полина Ломша, поправила свисающий с шеи галстук и вдруг плотоядно ему улыбнулась, — садитесь, я сделаю вам хорошо. Лагунов почувствовал, как у него подогнулись колени, ступил назад и рухнул на скрипнувший панцирь ближайшей кровати. — Хорошо, — сказала девчонка, — теперь моя очередь. Свет в спальном внезапно погас. В кромешной тьме детей видно не было, но когда электричество вновь зажглось, каждый из них за исключением самой Ломши, оказался на метр к Денису ближе. — Что вы задумали? — Лагунов попытался пошевелиться, вот только тело его больше не слушалось. Конечности неожиданно онемели, и он понял, что двигаться не может по причине банального нервного напряжения. Пионеры смотрели на него жадно, словно на пищу, сглатывая нетерпеливо слюну, и на губах каждого играла теперь решимость уверенного в себе хищника. Через секунду свет отключился заново. На этот раз пауза вышла дольше первой, что позволило детям безо всяких движений приблизиться к вожатому ещё на несколько метров. Когда электричество отключилось в четвёртый раз, Денису вдруг стало казаться, что по мере к нему приближения внешность подростков также меняется. На подбородках и носах детей появились теперь тёмные пятна, щёки осунулись, а лоб и виски, лишая юность её красоты, прорезала сеть глубоких морщин. — Да что такое здесь происходит?! — Лагунов почувствовал, что в довесок к отказавшимся работать конечностям, чужой становится и вся левая половина туловища. В этот момент темнота вновь накрыла спальное помещение, и в ней (судя по сопению у изголовья кровати) подобравшиеся вплотную дети обступили Дениса со всех сторон. Трясясь всем телом, он подобрался, мысленно приготовился к худшему, но тут неожиданно вспыхнул свет в открытом проёме дверей. Чья-то рука внесла в комнату тот самый, отнятый у Дениса доктором подсвечник с горящими в нём свечами, но теперь трёхсвечие вновь было целым. Кто именно его держал, оставалось загадкой, однако исходящий от двери свет, проник в помещение словно луч спасательного фонаря. Мощно и целенаправленно. Бегло обследовал стены, изучил мимолётом лежавшего на койке Дениса, обшарив его с головы и до пят, после чего замер на лицах, скривившихся от яркого освещения пионеров. Под воздействием церковного света на груди у ребят странным образом ожило пламя на пионерских значках. Слабые его язычки зарделись, закачались из стороны в сторону, будто соображая, куда именно им повернуть и вдруг вскользь коснулись длинных концов пионерских галстуков. Лагунов никогда не видел, чтобы точка от слабой искры разгоралась на ткани настолько стремительно. Не успел он и глазом моргнуть, галстуки на детях полыхали уже ярким пламенем. Но самое страшное стало происходить, позже, когда алая материя на шеях ребят сгорела дотла. И если бы Лагунову пришлось сейчас выбирать, какой из страхов в нём в конце концов пересилит (за себя, либо за то, что стало твориться с подростками) вероятно парень больше бы испугался последнего, ибо то, как нападавшие стали выглядеть повергло сознание в шок. Едва пионеры лишились защиты алого кумача, их кожа в свете луча начала сохнуть. Вначале, уподобившись Пике, дети принялись стремительно уменьшаться в объёмах, а затем, когда кожа на лицах превратилась в тёмный пергамент, рассыпались на глазах у Дениса в прах. Первым истлел стоявший у Лагунова по правую руку Ваня Зайцев. На месте где только что находился подросток, осталась теперь на полу полоса серого пепла, причём трупная пыль сложилась у кровати определённым образом и, устремив взгляд себе под ноги, Денис отчетливо различил непонятные цифры: 09.07.79. Затем настала очередь Гены Трофимова. Он также, как и Иван, разлетелся в пыль миллионом невесомых частичек. Оставил после себя: 05.10.79. и передал смертельную эстафету Алине Караевой с подругой Катей Пузыч. Эти, по какому-то никому неведомому замыслу, сложили строку из цифр вместе: 04.11.79. Денис ощутил, что по мере исчезновения пионеров странный его паралич постепенно проходит. Он попытался пошевелить левой ступнёй, убедился, что та его слушается и в следующий момент осторожно поднялся на ноги. Пионеры (точнее то, что от них к этой минуте осталось) не обращали больше на Дениса никакого внимания. Осыпались прахом ровными рядами, продолжая оставлять на полу необъяснимые даты: 01.02.80; 02.03.80; 30.04.80. Когда из поля зрения Лагунова пропал последний подросток, исходящий от двери луч света также исчез. На негнущихся ногах вожатый двинулся в направлении выхода и у самых дверей нос к носу столкнулся с Иваном Потаповым. Пенсионер убрал, наконец, от выключателя руку, а затем посмотрел на Дениса полными слёз глазами. — Эх, парень, и как же теперь помочь то? — Опечаленно спросил он. Лагунов ничего старику не ответил. Выбрался из комнаты в коридор, обернулся в направлении ниши с двумя распятыми Тяжбами и к огромному своему сожалению убедился, что существа с глазами Татьяны Мартыновой, там больше нет. На месте пропавшей летуньи, вращаясь в хаотичном порядке, позвякивала теперь прочными звеньями лишь толстая, ржавая цепь. Он рванулся было туда, чтоб разобраться, что с Тяжбой стало, но оступился, упал и… Внезапно ударившись головой о кровать, вскочил в холодном, липком поту.