В тебе и во мне

Миха нервно дёргал ногой и глотал омерзительно тёплое пиво. В суд на оргов подать надо за то, что пенное хранить не умеют. Нахер ему вот эта горькая дешёвая моча из ближайшего алкомаркета? Горшок тряхнул волосами и картинно вылил одонки в мусорное ведро, хрустнув в пальцах пластиковым стаканом. Девушка напротив сбледнула с лица. — Ну, скоро там эти ваши, — Миша еле проглотил ругательство, — журналисты? Князь развалился в кресле рядом, и Миху не тормозил. Он последнее время вообще вёл себя так, будто ему на всё похуй. Вот только вчера в раздевалке… Вспомнив, Миша сорвал с ручки, лежащей на столе, колпачок и разломал его пополам. Да, вчера Андрей попросил показать… Ну, то самое. А Миха взял и залупился. Нехуй тут нахуй. А теперь Князь с отстранённым видом задумчиво скрёб щетинку на подбородке и поправлял лацканы пиджака. Ё-мое, кабздец он красивый в этом костюме, Михе крышу сносит на раз-два, и в жар бросает. Миша выдохнул, застегнул побольше пуговиц на своей рубашке, повернулся в полоборота к Андрею. — Слышь, Князь, я пошёл, разберёшься тут сам. — Михаил, ну ещё пару минут, мы же договаривались! — взмолилась организаторша интервью. Из-под прозрачной ткани её блузки еле заметно проглядывал ажур телесного цвета бюстгальтера. Миха удержался от срача и подумал, что надел бы такой. Девица хихикнула, заметив его взгляд, Князь кашлянул. Как же заебало всё, а… Десять минут ожидания, ещё полчаса тупых вопросов и стёбных ответов с подколками, понятными только им, и они вырвались из редакции на свободу. Миша размашистым шагом рванул к выходу, но пиво дало о себе знать, пришлось искать туалет. Князь завернул за ним и вдруг спросил в спину тоном интервьюера: — Михаил, а позвольте поинтересоваться, насколько совпадают ваш внешний и внутренний образы? Быть может, внутри вы юная профурсетка? Миха заглянул в озорные княжеские глаза и не выдержал, подавился смехом. Вот всю жизнь так, умеет Андрюха высказаться, что смех изо всех щелей льётся. Даже сейчас. — А я вам наглядный ответ продемонстрирую, Андрей… Андрей Сергеевич, — Миха рванул над писсуаром зиппер. Под брюками были те самые, красные, ажурные и тонкие. Миха смотрел на Князя через зеркало и едва не обрызгался, прокосив. — Красиво. Удобно? — голос Князя изменился лишь каплю. — Тоже хочешь? Могу это… Отправить тебе… Ну, как ее? Ссылку, ё-моё, на магазин. Твоим титькам пойдёт лифчик. Бля, чё он несёт, Андрей его ушатает сейчас. Но Князь молчал. Косился и молчал. Миша застегнулся и ушёл, угрюмо бросив через плечо, что ждёт в машине. Нужно было ехать на саундчек. На концерте Миху попёрло, подхватило с первой песни и унесло. Он всегда тащился от энергетики и сублимировал на сцене всё, что тревожило в обычной жизни. Здесь он бог, король, шут, вурдалак и тень, здесь он сама жизнь, яркая и кипучая. Он может съесть кого угодно, а может трахнуть воздух. И Андрей здесь кажется ещё более красивым и желанным, и бельё обжигает пах всё сильнее, и член встаёт твёрже, ярче, бодрее. Миха наклонился, выставил вперёд ногу, чтобы в первых рядах не было так заметно, облился водой. Он знал, что будет делать после биса. Клуб большой, гримёрок несколько, Миха узнал это заранее, потому схватил Андрея за руку и потянул за собой, как осла на привязи, сразу же, как спустились со сцены. Князь по дороге объяснялся с кем-то впопыхах, успокаивал, извинялся, Миха не слушал. Втолкнул его в маленькую комнатёнку, усадил на стул, сам встал посередине. — Сиди. Миха с силой повёл по своей груди, сжал мышцы и кожу там, где красовалась свеженабитая анархия, потёр сосок, возбуждаясь и возбуждая. За спиной Андрея висело зеркало, Миша видел в нём своё отражение. Кончиками пальцев пробежал по кровавым анархическим подтёкам, чувственно лаская, поглаживая, прищипывая. Соски затвердели, налились, затопорщились. Смотри, Андрей, смотри, ты же хотел. Миха качнул бёдрами, изгибаясь, очень медленно стянул рубашку, остановив её на полпути, расправил ссутуленные плечи, плавно взмахнул рукой. Лёгкая ткань заструилась вниз. Пальцы непроизвольно замерли на рытвинах подшивок, огладили выпуклую свежую торпеду, спрятанную под кожей, а потом упёрлись в гребни подвздошных косточек. Андрей быстро и незаметно облизнулся, взялся за початый коньяк, отпил из горлышка. Ага, нравится тебе, Княже? Миха втянул живот, напряг вполне себе подкаченный пресс и грациозно вытащил из шлевок ремень. Щёлкнул им, как хлыстом, зажал в зубах, подался ближе к Андрею, отобрал из безвольно расслабившихся пальцев бутылку. Бросил ремень на пол, облизал горлышко подобием поцелуя, недвусмысленно пососал и только потом, открутив крышку, сделал несколько обжигающих глотков. Попрыгал на месте, покачался, спустил брюки так низко, как смог, не расстегивая ширинки. Ткань натягивалась, вырисовывая контуры члена. Андрей выразительно приподнял бровь, Миху встряхнуло, обвило липкой лентой воспоминаний. Извиваясь и обнимая себя, он с ухмылкой вышагнул из брюк. Помимо красных трусиков на длинных ногах красовались чулки в крупную сетку, член теснился среди кружев, игриво высовывая головку. Андрей сдавленно охнул, потянулся к нему руками, хотел что-то сказать. Миха замотал башкой, волосы разлетелись в стороны. Зачем нужны слова? Никогда Миша не умел с ними обращаться, вылетало изо рта вовсе не то, что было в голове. Никто с первого раза не понимал. Никто, кроме Андрея. Он же помнит? Всё помнит? Врубается, зачем и для чего это? Соображает, что Мише плохо сейчас и очень-очень нужно вернуться туда, в то время, где было хорошо. Туда, где были они вместе. Ведь можно ещё всё исправить? Он встал вплотную к Андрею, поставил одну ногу на стул, прижимаясь ближе, сдавливая ладонями его плечи. — Чего ты хочешь? Чего добиваешься? — в голосе Князя прорезались низкие бархатистые ноты, пальцы поползли вверх, к паху, к кружевным резинкам, и замерли. — Мих, ты… Какой же долбоёб… — Чё? — Миша, конечно, не ждал сладких признаний в любви, но такое ругательство прозвучало как оплеуха. Лицо Андрея как-то подозрительно перекосилось. — Тебе не больно? Миха перевёл взгляд на тонкую кожу: красную, мокрую от пота, прелую и местами стёртую в кровь. Только сейчас он сообразил, что в паху пощипывает и жжёт вовсе не фигурально. — Мишань, ну блин… Ты эти кружева свои вообще не снимаешь, что ли? Пошли давай в номер к тебе. — Не надо. Сам, — Миха рывками оделся и гордо вывалился в коридор. Да, Андрей, Миша долбоеб, да, этого не изменить, и ещё раз да, Миша гордится своей упёртостью. Смотри, Андрюха, какой я крутой, стёр в кровь ляжки ради… Ну понимаешь же, да?