***
— Попрошу минуту вашего внимания! — громко заявила МакГонагалл, привлекая внимание заспанных учеников, который собирались приступить к завтраку. — В связи с уходом профессора Слизнорта, место на должность преподавателя Зельеварения займёт профессор Снейп. Все присутствующие факультеты в зале, кроме Слизерина, тяжко вздохнули. Пошла волна перешептывания по всему Большому залу, но директриса вновь вернула внимание к себе: -… Защиту от тёмных искусств будет вести мистер Лэрд — наш новый профессор. На этом все, приятного аппетита! Ученики дружно захлопали новому профессору, с интересом рассматривая мужчину, что только скромно поднялся из-за стола и кротко кивнул в знак приветствия. — Такой молодой, — пролепетала Дафна Гринграсс, хищно окидывая взглядом нового преподавателя. Пэнси, что сидела напротив блондинки, закатила глаза и презрительно фыркнула. Распутности у этой дамочки не занимать. — Дафна, дорогая, я ещё моложе, — игриво подмигнул Блейз, надеясь своей природной харизмой очаровать девушку. — Молодость означает неопытность, милый, — с явным подтекстом сказала Гринграсс, продолжая играть в гляделки с мулатом. — Могут заверить опыта у меня достаточно, чтобы тебя впечатлить, крошка, — обворожительно блистнул белоснежной улыбкой Забини. Гринграсс уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но Пэнси её перебила, со звоном бросив вилку на полупустую тарелку: — Заткнитесь, меня сейчас стошнит! Эта слащавая блондинка и никогда не закрывающий свой рот Забини, её ужасно раздражали. Раздражал этот шум, который поднялся из-за нового профессора. Раздражала эта яичница с беконом, что стояла уже поперек горла. Но больше всех раздражал Поттер. Он прожигал в ней дыру своими изумрудными глазами совсем не обращая внимания на рыжего друга, который что-то эмоционально рассказывал с набитым ртом. Какого черта он так смотрит, словно она Йоркширский пудинг, что подавали только на пиру? Замечает, что Джинни Уизли сидит вообще за столом Когтеврана рядом Лавгуд и одной из сестер Пантил. "Неужели Рыжая как-то узнала о нас с Поттером? Или он сам рассказал? Бред, он же не идиот, чтобы самому рассказывать о измене. Хотя, кто знает этих гриффиндорцев, " — Пэнси настолько погрязла в своих мыслях, что не замечает большого филина Малфоя. Сове не хватало места, чтобы удачно завершить посадку. Приземляется рядом с Паркинсон, задев хвостом стакан с тыквенным соком, который тут же запачкал юбку и чёрные капроновые колготки. — Черт! — вскрикивает девушка, соскачив со скамейки. Добрая половина на учеников обращает внимание на крики слизеринки, которая, судя по лицу, находилась не в лучшем настроении. -Экскуро, — Драко спокойно взмахивает палочкой, и одежда Пэнси вновь становится идеально чистой. — Смотри за своим дурацким филином по-лучше, Драко! — шипит Пэнси. — Какое паршивое утро! — Согласен, — зевает, рядом проходящий, Теодор. Утро, действительно, паршивое, хотя бы просто потому что погода отравтительная. Ночь тоже прошла не лучше. Его мучали кошмары, главной героиней которых являлась малышка Блэкки и отец, что раз за разом выпускал зелёный луч прямо в сердце девчонки. "Даже во сне нет от неё покоя, " — думает Нотт, ища глазами несносную ведьму за столом. Но её не было, и это неудивительно после вчерашнего костра, что она устроила в заброшенном кабинете. Ожоги выглядели серьезно, и грозились превратиться в шрамы, если во время не обработать. Маленькая склянка, которую он украл из запасов Снейпа сегодня утром, оттягивала карман брюк, напоминая, что её нужно отдать Блэкки, и забрать свою мантию. Тео усмехается. Ещё никогда прежде он никому не давал свои вещи, будучи собственником во всём. Вспоминает, как они с Дэвис как-то ходили в Хогсмид. Температура упала на несколько градусов, противный мелкий дождь заставлял продрогнуть до костей и по-лучше кутаться в тёплые мантии. Рядом шла Трейси, вцепившись в плечо Нотта, и тряслась в лёгком шифоновом платье. На самом Тео был накинут сверху школьный пиджак с эмблемой змеиного факультета. Впереди шла парочка, кажется, с Пуффендуя. Парень заботливо снял мантию и накинул на возлюбленную. Дэвис оставалось только тяжко вздохнуть, и смотреть с самой настоящей и искренней завистью на счастливую пару. Нотт ничего подобного не собирался делать, даже если бы она шла голая в зимнию пургу. И дело было не в воспитании или отсутствии манер, просто у него другой взгляд на всю эту романтическую чушь, который он непременно озвучил, когда Трейси кинула на него ещё один жалобный взгляд и затряслась от холода с новой силой. — Проклятье, Дэвис тебе напомнить согревающие заклинание? — раздраженно шипит Теодор. Ему порядком надоели эти намекающие взгляды на то, чтобы он отдал ей свой пиджак, оставшись в одной тонкой рубашки. Черта с два. Он не какой-нибудь влюбленный идиот, которому нравится мерзнуть из-за дуры, что не может нормально одеться. — Причём тут согревающие заклинание? Ты разве не понимаешь… — начинает возмущенно говорить Трейси, и тут же останавливается, понимая, что Нотт не относиться к категории людей непонимающие намёки. Напротив, он всегда отличался особой проницательностью. — Нет, это ты, кажется, не понимаешь. Я не романтик, как вон тот придурок, — ядовито усмехается, кивнув в сторону влюбленного пуфендуйца. — Мне похуй на всю эту романтическую херню. Трейси кивнула, поджав нижнюю губу. Действительно, глупо ожидать чего-то подобного от такого, как Теодор Нотт. Он славился далеко не романтическими поступками, а скорее харизмой и грубым поведением. Будь он нежным парнем со слащавым языком, то явно бы Дэвис не стала за ним бегать, и цепляться за любую возможность, хоть ненадолго задержаться в его постели после секса. Из воспоминаний выдёргивает холодный, как сталь, голос Драко. — Угомонись! Ты можешь говорить тише?! — Малфой грубо хватает за плечо взбесившуюся не на шутку Пэнси, и уводит в сторону подальше от любопытных глаз, а их было не мало. Даже Поттер не отрывал внимательного взгляда от кусающихся друзей. Теодор решает вмешаться, встав из-за стола, оставляет так и нетронутый завтрак. — Нет, Драко, и ещё раз нет! Как ты можешь меня о таком просить после всего… — Пэнси не успевает договорить, почувствовав на талии чужую ладонь. — Пэнс, отойдём? — спрашивает Теодор, встав между ругающимися друзьями. Паркинсон в немом вопросе вскидывает брови, но увидев за ухом Нотта торчащую сигарету, понимающи кивает. — Пойдём, иначе я в какого-нибудь запущу Аваду, — разраженно фыркает брюнетка, желая, как можно быстрее убраться от Малфоя.***
«Дорогой, Драко! Как у тебя дела? Слышала от Северуса, что ты хорошо справляешься с обязанностями старосты школы. Люциус бы тобой гордился. Недавно удалось его навестить (сам понимаешь, что без помощи мадам Блэк не обошлось, у неё свои связи в Министерстве). Он просил передать тебе письмо. Обязательно прочитай, не будь упрямцем и не держи на него зла (он всё-таки твой отец). Ещё сообщаю тебе, что к нам на следующей недели пребудет семья Лепарж. Жулиан Лепарж — партнер твоего отца из Франции, ты должен его помнить. Он с женой и дочками остановиться у нас на время. Я уже предупредила Северуса, он отпустит тебя на выходные, чтобы мы смогли их встретить. С любовью, мама. » В который раз вчитывается в витиеватый почерк Нарциссы, пока идёт до башни Старост. Письмо от отца было на много короче. Всего пару предложений, но именно они испортили настроение на весь оставшийся день. Даже из камеры в Азкабане он управлял его жизнью. Эти напыщенные французы приезжают не просто так. Отец намеревался женить его на одной из дочерей Лепарж. На счастье Драко официально не было договора о помолвке или женитьбе, но это не отменяло факта, что эти Лепарж принесут ему не мало проблем и головной боли. Конечно, родство с богатым и чистокровным французским родом — это большая удача для Малфоев, которые находились в шатком положении. Но Драко не планировал заводить жену в девятнадцать лет, пусть и богатую жену с полезными родственниками. — Грейнджер? — удивленно вскидывает брови, застав заучку у себя в комнате. Драко лениво проходит к стулу, что стоял возле кровати, и закинув ногу на ногу начал выжидающе прожигать взглядом растерянное лицо ведьмы, которая так и замерла с чужим письмом в руках. — Малфой? — невинно спрашивает, чувствуя, что щёки пылают огонем. Испытывает самый настоящий стыд за то, что бессовестно рылась в чужих вещах, но тут же вспоминает чьи это вещи. Того, кто почти все школьные годы донимал своими оскорблениями и насмешками. Сейчас от прежнего хорька осталась лишь оболочка. Теперь он смутно походил на трусливого слизняка с грязным языком. — Какого дракла, ты здесь делаешь? Гермионе кажется, что температура в комнате упала на несколько градусов от холодного голоса Малфоя, а в совокупности с глазами цвета льда так вообще грозился пойти снег. — Я…нас, то есть тебя просила позвать МакГонагалл, — мямлила староста, на ходу придумывая очередную ложь, а после голос стал уверенее, — Я зашла, окно было открыто и все твои письма разлетелись. Решила, что правильнее вернуть всё, как было. Звучит убедительно. Ещё бы, ведь за последние годы она стала мастером в вранье. Драко почти ей поверил. — Грейнджер, откуда знаешь, что там письма, м? Читала, значит? — больше утверждает, чем спрашивает Драко. Конечно, она их все прочла, но ничего занимательного или компрометирующего найти не удалось. На что она надеялась? Просить помощи у Малфоя — это тоже самое, что ждать жалости и милосердия от дементора. Все шесть писем были от Нарциссы, и в каждом она упоминала разных девушек благородных кровей. Так тонко и завуалированно намекала на помолвку, что ей даже стало смешно. Какой из Малфоя муж? Безусловно, он красив и богат, но Гермиона, как никто другой, за семь лет учебы знала ужасный характер слизеринца. От такого муженька, она бы сбежала в первый же день. — Грейнджер, я тебя спрашиваю один раз: что ты искала и для чего? Это тебя Поттер подослал? — чеканит каждое слово Малфой, преодолевая расстояние между ними всего за пару широких шагов. Зажимает её между столом и собой настолько сильно, что деревянный угол столешницы больно впивается в поясницу. Если бы не такая ситуация, то Гермиона сочла бы расстояние между ними весьма интимным и смущающим. Но это трудно сделать, когда длинная палочка Малфоя угрожающи была приставлена прямо к тонкой шеи. — Малфой, ты совсем с катушек слетел?! Отойди от меня сейчас же! — повышает голос Гермиона, толкнув нахала не слабо в грудь. Резко достает палочку из кармана джинсов, и быстро произносит заклинание, — Остол… — Экспеллиармус, — быстро реагирует Драко, и палочка заучки уже в его руках. — Легилименс! Проникнуть в сознание Грейнджер не составило труда, потому что она явно этого не ожидала. Словно альбом с колдографиями просматривает воспоминания. Вот он видит посиделки в гостиной Гриффиндора, каникулы у нищего семейство рыжих неудачников. Святочный бал, детский обмен слюнями с Крамом. Глупые страдания по Уизелу. Одним словом — скукота. Разговор с МакГонагалл, слёзно просит вернуть память родителям, которую она сама же и стёрла. Куча книг, куча свитков, много бесполезной информации, и так по кругу. Жизнь Грейнджер, действительно, проводила среди старых фолиантов. Драко уже решает покинуть сознание девушки, но натыкается на интересное воспоминание, которое заставлет его задержаться. — …Не трать силы в поисках ответа, полагаясь на школьные книги. Тебе может помочь только волшебник, которой умеет очень хорошо копаться в голове. Его кузина стояла в гостиной старост и мило щебетала с Грейнджер. — Легилимент? — хмурится заучка. — Именно, — щёлкает пальцами Лира, а Драко передёргивает плечами: его дико раздражала странная привычка Блэк. — Я знакома только с двумя, — продолжает ведьма. — Снейп и мой кузен. Удачи, Грейнджер. <tata> "Так вот оно в чём дело. Лира дала ей наводку, что я могу помочь, но Грейнджер не так глупа. Она знает: просто так и пальцем на мизинце не пошевелю, а для неё тем более. И лохматая заучка решила порыться в моих вещах, чтобы найти для меня причину ей помогать. Не такая уж ты и умная, Грейнджер," — губы Малфоя изогнулись в хищном оскале, и он встал рядом с гриффиндоркой, облокотившись на стол. -Что будешь делать дальше, Грейнджер? Пойдёшь рыться в вещах Снейпа? — издевательски растягивает слова Драко, наслаждаясь ступором гриффиндорской зазнайки, которая впервые не знала, что сказать. Малфой раскусил её пощелчку пальцев. Теперь просить его помочь — это самая глупая и провальная идея, а Гермиона никогда не делал выборов, успех которых ровнялся нулю. Но невыносимая тоска по родителям и беспомощность заставляли заткнуть голос разума, и если есть хоть малейшая возможность вернуть им память, она готова умолять Малфоя, терпеть его насмешки, пропитанные змейным ядом. Она готова на всё. — Если будет нужно, то пойду. Какое тебе до этого дело, Малфой? — устало говорит Гермиона, без привычной дерзости и раздражения. — Никого, — жмёт плечами, — выметайся с моей комнаты, и надеюсь тебе хватит мозгов больше сюда не заходить. Иначе, в следующий раз так просто ты не отделаешься. Не будь она в таком безвыходном положении, то обязательно бы съездила по этой наглой роже. — Что ты хочешь? — спрашивает Гермиона, тяжело вздохнув. — А что ты мне можешь предложить, Грейнджер? — в открытую над ней насмехается, наслаждаясь ситуацией. Непокорная гриффиндорка сейчас была полностью в его власти, и эта мысль доставляла Драко настоящий экстаз. — Ладно, я помогу вернуть память твоим маглам, но взамен ты окажешь мне маленькую услугу. — Какую? — тут же взволнованно слетает с языка. Гермионе даже было страшно представить, что для неё может придумать Малфой. — Побудешь моей невестой. — Что?! Ты по-моему перепутал меня с Паркинсон! — хочет думать, что ей послышалось, потому что более абсурдного желания Гермиона и предположить не могла. Что угодно: пробежать голой по всем этажам, распевая гимн Хогвартса, делать домашние задания за него, наорать на Снейпа, поцеловать Филча, но только не то, что она услышал. Драко бы и сам рад попросить об этом Пэнси, только вот ещё утром у неё была почти такая же реакция. И было большой глупости с его стороны просить брюнетку после недавнего расставания, но Паркинсон идеальный вариант: красивая, чистокровная, умная, знает что говорить и как себя вести. Но поскольку она отказала, оставалась Грейнджер, которая будет делать всё по правилам и вести себя так, как он ей скажет, ведь Драко единственный, кто сможет помочь. — Не хочешь? Тогда удачи со Снейпом, — Малфой садиться обратно на стул, и взяв с тумбочки первый попавшийся учебник, начинает непринужденно его читать, словно и не стояла в его комнате Гермиона Грейнджер. Гриффиндорка стоит ещё пару минут, скрестив руки на груди и нахмурив густые брови, но взвесив все за и против, твердо произносит: — Я согласна, что нужно делать? — Я вышлю тебе своим филином магический контракт, там будут написаны все условия, — довольно произносит Драко, с характерным звуком захлопнув учебник. — Магический контракт? — глаза Гермионы удивленно округляются. — А ты что думала, Грейнджер? Всё будет по-взрослому, — ухмыляется Драко.***
Лира уже минут десять стояла возле кабинета директрисы, но ни её, ни Снейпа не было. Весь день она провалялась в Выручай-комнате, залечивая раны, и только под вечер боль уменьшилась, а ожоги начали заживать. " Ну, и долго мне тут стоять? " — думает ведьма, подавляя зевоту. Горгулья, что охраняла вход в кабинет дериктрисы, словно услышав причитания Блэк, отодвинулась в сторону, приглашая зайти. Кабинет оставался почти таким же, каким был при Дамболдоре, и только несколько цветков в глиняных горшках, выдавали нынешнюю хозяйку. Внимание привлекает легкая дымка и свечение над каменной чашей наполненой какой-то странной жидкостью или, возможно, газом. — Вы знаете, что это такое, мисс Блэк? — неожиданно раздается голос с портрета Дамблдора, что висел над директорском столом. — Конечно, профессор, — кивает Лира. — Это Омут Памяти. На Гриммо раньше был такой, но бабуля его куда-то дела. — Всё верно, — удовлетворительно улыбнулся Дамблдор и загадочно продолжил, — Омут Памяти опасен, особенно для тех, кому есть что скрывать. Но, весьма полезен, чтобы вновь освежить память. Лира завороженно смотрела на поверхность неизвестного ей вещества, замечая какие-то размытые силуэты. — Думаю Минерва будет не против, если ты им воспользуешься, — заметив заинтересованный взгляд ученицы, проговорил бывший директор. Лире на секунду показалось, что ярко-голубые глаза Дамблдора хитро блеснули из-под очков в виде полумесяца. Она ещё раз оглядывается, убеждаясь не идёт ли МакГонагалл, бросает растерянный взгляд на портрет, который теперь пустовал, и нерешительно окунает лицо в каменные чашу, что так и манила своим таинственным свечение. Складывалось ощущение, словно она упала в тёмную пропасть, и пока летишь можно было вдоволь по-размышлять о своей жизни. Блэк ещё ни разу не доводилось пользоваться Омутом, и эта неизвестность здорово щекотала нервишки. Вот она наконец-то, словно упала на дно этой самой бездны, и вновь оказалась в директорском кабинете. — Серьезно? Это такая шутка? — недовольно фыркает Лира, пока не замечает, сидящего за столом Альбуса, который не обращал на неё равным счётом никого внимания. Он самую малость отличался от того Дамблдора, что она видела при жизни и на портрете. Тут он моложе, а на лице не было привычной добродушной улыбки. Напротив лицо слишком суровое для доброго и эксцентричного директора Хогвартса. — Мерзавец, хоть и отличается редкостной дурностью взболомошеного характера, но он скорее бы сам сгинул, чем предал чету поганных Поттеров! Этот сварливо-командирский тон с нескрываемыми нотками высокомерия Лира узнает из тысячи. Подходит ближе и узнает в собеседнике Дамблдора мадам Блэк. Именно мадам Блэк, а не горячо любимую бабулю, которую она привыкла видеть дома наедине. Вздернутый подбородок, надменный тон, и поза, как будто она сидела не на обычном кресле, а королевском троне, принимая положение хозяйки всей магической Британии. — Я понимаю, ваши возмущения Вальбурга, невиновность Сириуса доказать не удалось. Но в моих силах, договориться о встрече. Возможно, вы хотели бы с ним поговорит? — спрашивает Альбус, смотря на собеседницу из-под очков, что скатились на нос. — Какой вздор! Этот гнусный предатель мне не сын, чтобы вести с ним задушевные беседы! — вскрикивает Вальбурга, не слабо хлопнув по столу ладонью, прибывая в негодовании. Лира даже вздрагивает от громкого голоса бабули, поражаясь выдержки бывшего директора, который и ухом не повел, а лишь понимающий кивнул, словно знал всё без лишних объяснений. — Впрочем, речь сейчас не об этом дурном паршивце. — Я так понимаю, разговор будет о девочке? — Именно, — твердо кивает мадам Блэк, перебирая по столу длинными ногтями цвета красного вина. — Лира поступит в Хогвартс, конечно, я могла бы отдать её в любую магическую школу мира, но девочка должна быть под чутким присмотром, ты же понимаешь о чём я, Альбус? Я боюсь, что кровь этой русской дурнушки сильна и непредсказуема. Лира может с ней не справиться. — Напрасные переживания, — покачал головой Дамболдор, мягко улыбаясь уголками губ. — Ванесса и Сириус — сильные волшебники, не думаю, что их дочь будет в чём-то им уступать. — Дочь? — Вальбурга закатилась громким смехом, словно услышала что-то очень смешное. — Родная мать бросила её на крыльце дома, как безродного щенка, а отец гниёт в Азкабане, кормя дементоров своей душонкой! Да она настоящая сирота при живых родителях! — Думаю, она так не считает, вы хорошо заботитесь о девочке, Вальбурга, — тонко подмечает Альбус, завидев в чёрствой и суровой волшебнице привязанность к внучке. — Забочусь, — подтверждает ведьма, закуривая сигарету в длинном дамском мундштуке, ни разу не стесняясь Дамболдора, который делал вид, что не замечает вызывающего поведения мадам Блэк. — Она моя единственная наследница, и для её же благо не знать, чья на самом деле в ней течёт кровь, поэтому это станет нашей с вами тайной, Альбус. — Как пожелаете, Вальбурга, но уверяю вас, что даже самые сокровенные тайны становятся явными. Воспоминание обрывается, и Лира вновь оказывается в пустом кабинете, абсолютно одна. Слёзы, что непрошенными гостями начали течь ещё в Омуте памяти, покатились с новой силой. Не разбирая дороги бежит подальше от треклятого кабинета. Жалеет себя, как это не сделает никто. Жалеет, потому что ей всю жизнь врали, скрывали правду. Жалеет, потому что оказалась, что родная мать сама от неё отказалась. Жалеет, потому что отец всё это время был рядом, а она его презирала, считая убийцей и предателем рода Блэков. От переизбытка информации, что свалилась снежным комом, оседает на каменный пол и с новой силой возвращается к рыданиям. — Эй, Блэкки, чего тут расселась? — спрашивает грубый голос с хрипотцой. Нотт возвышался над ней, пиная носком своего ботинка её лакированные чёрные туфли. Пинает до тех пор, пока она не поднимает на него свои заплаканные глаза. — Мантия моя где? — На кухне у эльфов, они отличной моют ей полы, — едко выдавливает сквозь всхлипы Лира. Что же он за существо такое бессердечно? Даже не спросил почему плачет, о трепьё своём печётся. Хотя чего стоило ожидать от Нотта: его ничего не заботит, кроме себя любимого. — Льёшь слёзы заранее, зная, что я с тобой за это сделаю, Блэк? — Нотт рывком поднимает девушку с пола, заставляя встать на ноги. Больно сжимает плечо, припечав к стене с такой силой, что Лира была уверенна — на ней останется след её силуэта. — Мне плевать, что ты сделаешь, Нотт. Так что не трать время на пустые угрозы, и проваливай! — кричит Лира, брыкаясь всем телом: махает руками, пинает ногами, вертит головой. Она чувствовала себя полной неудачницей. Родители бросили, когда ей было несколько дней от роду. Единственный родной человек все восемнадцать лет врал ей в лицо. Стихийная магия, которая, скорее всего, передалась от матери, медленно её убивала, причиняя невыносимую боль. А глупое сердце для любовных страданий выбрало кудрявого засранца, который ненавидел даже её имя, предпочитая каверкать фамилию. — Я не Блэкки, а Блэк! — возмущается двенадцатилетняя Лира, когда Нотт вновь её дразнил, без конца каверкая фамилию. — Нет, ты теперь Блэкки, глупая девчонка, — продолжал издеваться Теодор и одним движением руки взлохматил девичьи волосы. — Почему ты называешь меня Блэкки? — по-детски надув губы, спрашивает Лира. — У меня есть имя между прочем! — Отвратительное имя, поэтому всегда и называю тебя по фамилии, глупая. — Я не глупая! — Глупая, — вступает в спор Нотт, насмехаясь на девчонкой. — Не глупая! — теряя терпение кричит маленькая Лира, и кидается в очередную драку с Теодором, в которой обычно она нападала, а он, как истинный джентльмен только защищался от хлестких ударов. Вот и сейчас, Теодор стойко терпет истерику Лиры, лишь лениво отбиваясь от ударов маленьких ладоней, и когда ему это вдоволь наскучило, берёт девушку в тиски, прижимая к себе и фиксируя хрупкие запястья в одной ладони. — Хватит. Лира замирает, и уткнувшись в грудь Тео, вновь беззвучно начинает плакать. Нотт чувствует, как чёрная рубашка мокнет от соленых слёз, а в груди начинает что-то болезненно щемить. — Не реви, — грубо приказывает Нотт, и чуть мягче добавляет, — мантия всё равно была уже старая. Блэк сквозь слёзы выпускает смешок. Как же бы она хотела, чтобы причиной слёзы являлась чертова мантия Нотта, но ей глубоко плевать на испорченную тряпку. Теодор это прекрасно понимал, и уверен, что Блэк разводит сырость по более серьезной причине. Аккуратно проводит ладонью по волнистым волосам. Этот успокаивающий жест вводит Лиру в ступор, и она перестаёт всхлипывать, кажется, забыв, как вновь вздохнуть. — Мне больше нравится, когда ты в ярости, моя маленькая ведьма, — хрипло шепчет Теодор, положив подбородок на русую макушку, — нежели, когда ты ревёшь. Живот скрутило в тугой узел оттого, что стая чертовых бабочек, замахала своими крыльями, а Лира просто стояла, вдыхая всей грудью запах шоколадных сигарет и хвойного леса.