«Экстра 1»
Юно выхватывает из толпы студентов Шотаро. Мальчишка, в самом деле, яркий, привлекательный, ещё и характер замечательный. Только вот опять ошивается рядом с какими-то мутными типами. Чон даже думает, что у японца напрочь отсутствует критическое мышление. — Шо! — «уголовник» хватает младшего за локоть, перетягивая на себя. — Ох, Юно-сан! — парень мило улыбается, так что Юно даже теряется на мгновение. — Шотаро, мне нужна твоя помощь, знаешь… Ну да, это кринж, это — последняя ступень в его развитии. Просить помощи. Ага. Ну ладно, умение просить помощь — это необходимый навык любого человека современности. Но то, о чём хочет попросить этот омега младшего — штука презанимательная. На самом деле, в этом нет ничего такого, просто многолетние загоны самого господина Чона играют с ним злую шутку, раз за разом ловя то в одну, то в другую ловушку. — Юно-сан? — участливо обращает на себя внимание японец. — Слушай, ты же занимаешься всеми этими танцульками? — тон нарочито небрежный, потому что «уголовник» идёт издалека. — Да, — неуверенный кивок. — И у тебя, наверняка, с собой куча косметики? На лице студента Осаки расцветает очаровательная улыбка. Он подносит ладони к груди: — Ты хочешь, чтобы я накрасил тебя? «Как десятилетки на первой ночёвке!» — Юно едва не закатывает глаза, и обречённо кивает. — О, я с удовольствием! — парнишка ударяет в ладоши, — Тебе очень срочно? У меня ещё две лекции, а потом только я буду свободен. Заодно спрошу у ребят из коллектива что-то подходящее тебе, и… — Мне бы… — Чон закусывает губу, отводит взгляд, — Мне бы что-то соблазнительное, на вечер. — Ооо, — Шотаро прикрывает рот ладошкой, смущённо хихикает. Но Боже правый, эти жесты не бесят Юно. Он видит в омеге перед собой понимание, готовность помочь. При всём своём мнении о халатности и, определённо — наивной в силу возраста бестолковости — «уголовник» вдруг понимает, что даже краткие моменты общения с этим младшим его не угнетают, а радуют. Только вот загадка: это влияние природного очарования японца, или его скромности, или его чудаковатости? Или Юно начинает как-то спокойнее относиться к омегам? К одному этому омеге, или всем прочим — тоже? Спустя пару лекций, усевшись в переходе между корпусами на педагогическом факультете, Чон решается не думать об этом. Потому что Шотаро встречает его до жути радостно, полностью готовый к своей работе. «Педагог» усаживается на лавку первым, достаёт из рюкзака круглую косметичку, тоненькое зеркало с рисунком волн в аниме-стиле. Весь такой сам по себе анимешный. Так что «уголовник» снимает пальто и садится напротив, перекинув ногу через лавку. Он внимательно рассматривает, как младший прыскает на руки антисептиком после того, как достал какие-то тюбики. — Шо, а можешь рассказать, что тут что? — неуверенно спрашивает Юно, осторожно касаясь пудры. Его знания в косметике начались и закончились помадой-гигиеничкой, а Шотаро достаточно прост и непритязателен, чтобы быть тем, кто спокойно расскажет старшему о бутыльках и тюбиках. — Ох, Юно-сан совсем-совсем далёк от косметики? — он даже спрашивает без упрёка, и не с любопытством, не ожидая ответа — тут и так всё ясно, — Я буду очень осторожен. У Юно-сана хорошая кожа, и весьма выразительные черты, так что я не буду переусердствовать, даже если это «на вечер». В его голосе рассудительность, искрящаяся искренность. На задворках сознания Чон понимает, что такое отношение младшего — влияние Децзюня: его какая-то там жалкая помощь мальчишке-первокурснику обернулась их неожиданно частыми и очень приятными встречами. Если вдруг сравнивать вот его и того же Ким Донёна, который старше, и красивее, и сообразительнее, то вот Юно выберет японца. За искренность. И за то, что тот… Адекватный? Забавный? Неловкий омега? Ага, такой же неловкий, как и сам Чон. — Я нанесу немного «базы» — это только пудра, цвет должен подойти, — «педагог» с мягким прищуром уверенно растушевывает кистью какой-то беж порошок на лице старшего, — Оу, прикрой глаза, и задержи дыхание прям на минуточку! «Уголовник» хмыкает, но делает. — Так, а теперь подводка, — Шотаро осторожно касается руки старшего омеги, — Это чёрная краска с кистью, мои собственные, из Японии. — Ох, это.? — Всё в порядке. На самом деле, я просто подведу тебе глаза, без всяких там стрелок или извращений. Тебе нужен просто выразительный взгляд, — парнишка кивает, — Широко раскрой глаза и смотри наверх. «Педагог» говорит и говорит, наслаждаясь процессом. И это вовлекает Юно во всё происходящее. За мелкими обсуждениями косметики, учёбы, время пролетает незаметно. Незаметно оно летит и для их случайного наблюдателя. Он смотрит исключительно на очаровательного японца, чьи руки ловко справляются с кистями и тенями, а розовые губы растягиваются в сладкую улыбку. И всё идёт просто прекрасно до тех пор, пока взгляд омеги не сталкиваются вдруг с его. — Куньхан-хён? — Шотаро неловко опускает глаза в пол, Юно оборачивается. В самом деле, тот самый друг его истинного. Неряшливая укладка чёрных волос, розовая рубашка выправлена поверх светлых узких джинс, сумка через плечо, на которую наброшена ярко-синяя куртка. Альфа выглядит растерянным, осунувшимся, но не испуганным или удивлённым — только застигнутым врасплох. — Спасибо, Шотаро, — Чон даже не проверяет результат долгой работы, поднимается на ноги, собирает вещи и замирает, — Или ты пойдёшь со мной? — Я… — младший теряется. Так что «уголовник» подходит к Куньхану, бросает короткое: — Обидишь его ещё раз, натравлю кружок Куна-гэ: по частям в Китай возвращаться будешь. *** Любовь — штука многогранная. И никогда не знаешь, когда она свалится на тебя. Вот ты помогаешь перваку с документами, ведёшься на его мягкие улыбки, увлекаешься японским акцентом и поражаешься тому, сколько аниме вы посмотрели «вместе» порозень. Тебе кажется, что вы очень близки. А потом ты ловишь нотку умэ в аромате омеги, и начинаешь окончательно сходить с ума. Куньхан не планировал влюбляться, оставаться в Корее, или вообще — ехать в Японию. Для него переезд из дома родителей — уже подвиг. Он загорелся идеей учиться заграницей следом за Децзюнем, потому что по юношеству считал это крутым. А ещё другая страна — свободнее нравы. Ну, тогда так казалось. Учёба давалась парню легко, общение с окружающими — тоже. Постоянные вечеринки и новые знакомства то на факультете, то в общежитии. В отличие от друга, Вон не горел желанием записываться в какие-либо секции, больше проводя времени на всевозможных вечеринках или семинарах-однодневках, чтобы просто «подцепить» кого-нибудь. И при всём прочем он ограничивался жаркими поцелуями с омегами, хотя ладно — пару раз весьма скорой и не очень кайфовой совместной дрочкой, парочкой минетов. Но явление японца смешало все карты этому альфе. Это не истинность. Вообще не она. Опыт общения буквально «со всеми» вокруг ярко давал понять. А ещё: аромат и эмоции. Но именно это — отсутствие истинности, и её следствие — загадочность — удивительно общительного и улыбчивого омеги лишали Вона сна и покоя снова и снова. А потом Куньхан увидел в чужих блестящих глазах любовь. Первую, трогательную — яркими нежно-розовыми искорками она вылетела из-под ресниц мальчишки неконтролируемым потоком. Шотаро догадывался об этом, чаще отводил взгляд. Только вот цветущая умэ никуда не девалась. Желание видеться чаще и при всём том сокрыть столь сильную симпатию делали омежку максимально неловким и потому ещё более очаровательным. Куньхан поддался чувствам. Раз, ещё раз, снова. И вот он уже ждёт хубэ под зонтиком, вот оставляет на его щеке уверенное касание губ, вот они вместе отмечают какой-то праздник на третьем этаже в общежитии, а вот они в одной кровати. Робкое: — Будь нежнее, сэмпай, ты у меня первый. Срывает альфу с тормозов. Разгорячённые алкоголем, они поддались своим желаниям. Секс был просто замечательным. Не то, чтобы у обоих был опыт, но сам Вон даже подумал в какой-то миг, что обогнал своего чопорного друга-соседа-придурка. Просто нежность. В чём-то дружеская схожесть, настроенность друг на друга, чёткое следование словам и очевидной физической реакции — всё это вознесло их. Только вот Куньхан первым рухнул на землю с рассветом. Потому что жизнь — штука жестокая, тут надо думать головой наперёд, постоянно что-то рассчитывать. И утром он впервые решился подумать. Китаец смотрел на парня, с которым провёл ночь, с которым за столь короткое время нашёл общий язык, в котором увидел друга и в которого сам влюбился — смотрел и прикидывал, готов ли бросить всё в своей жизни ради этого маленького человечка. Это не истинность, а значит — это переезды, это споры с родителями, новая культура, которая как бы сильно не прельщала, не сравнится с родной, продолжая оставаться сокрытой под пологом киноиндустрии и прочих явлений… А Вон не готов. Не готов к ответственности, к более серьёзным отношениям, новым путешествиям и объяснениям. Не готов упустить шанс на встречу с «тем самым», и не готов перекрыть собой надобность этого омеги также в «том самом». Никто не может дать гарантии, что после пяти лет брака эти «те самые» найдутся, и с ними всё сложится, или не сложится. Непонятно. Децзюнь сказал, что с мальчишкой надо поговорить. Только вот Куньхан всё не набирался смелости. Ему хватило того, что друг принял его позицию, и кое-как помог японцу прийти в себя. Вон смотрит на человека, которого … В которого влюблён. Сильно, по-настоящему, без оглядок на что-то. На человека, которому должен отказать, и объяснить всё, что творится в голове всё это время. Два месяца? Да, именно. — Шотаро, — зовёт альфа, подходит к лавке, садится на самый краешек, — Прости меня, что вообще… Не договаривает. — Ох, я вроде как понял, Куньхан-хён, — омега на секунду поднимает глаза, снова возвращая взгляд к оставшейся косметике, — Сладкая ошибка, что-то вроде курортного романа, который только на время, пока все есть тут. — Я не думал так, — Вон опускает плечи, сводит руки вместе, сплетая пальцы в замок, — Но я никогда не думал о последствиях, просто ты очень мне понравился, и я не смог устоять, прости. — Ох, я такой очаровательный! — мальчишка приободряется, начиная собирать свои вещи. Старший коротко смеётся, но потом продолжает серьёзнее: — Я не хотел сделать тебе больно… — Ага, только — приятно! — хихикает японец, — Я всё понимаю, — замирает тему. — Нет, подожди! — китаец хватает его за запястье, не позволяя встать, отстраниться, сбежать, — Выслушай до конца. Осаки с присвистом выдыхает. Даже это он делает очаровательно. Настолько, что альфа рядом замирает на миг, вспоминая все разы, когда касался этих розовых губ омеги, когда мог наполнять себя ароматом японской сливы, когда ловил реакцию младшего, когда гадал о его мыслях, когда наблюдал… Когда тот занимал все его мысли, как и сейчас. — Шотаро, почему ты не думаешь о том, что будет после того, как мы отучимся? Я имею в виду: к чему заводить отношения, если ты потом встретишь истинного, если мы потом разъедемся по разным странам? Зачем нам начинать то, что обречено на провал? — Истинность и расстояние — только это твои проблемы? — Наши. — Твои, — Шотаро резким движением высвобождая руку из захвата, — Если это — любовь, то эти проблемы — не проблемы, — он поднимается на ноги, — Ты ждёшь провала, и не думаешь о том, как это можно исправить. Да сколько на свете ходит «неистинных»? Да что такое: разные страны? Может, я готов к переезду, имею для этого все возможности? Или, допустим, мы вообще улетим вместе в Финляндию?! Там холодно, и всё вообще на каком-то абстрактном языке, ни души на сотни километров вокруг! Вот! И там нас не найдёт кто-то возможный истинный! Столько всего можно придумать, чтобы быть вместе, — парнишка накидывает на себя куртку, хватает планшетку, — И ещё миллион причин, чтобы навсегда расстаться. Куньхан-хён, я понял. Юно-сан пытался намекать, но только вот у него не получается так: он просто выдал мне всё, о чём говорил вместе с Децзюнем-саном. И я понял, давно понял. И я принял это, Куньхан-хён. Тогда и ты прими, хорошо? Омега уходит. Он идёт уверенно. Чувства остались, но внутри что-то сгорело. Или сгорела та первая любовь, а её пепел остался. Возможно. Внутри оставшегося наедине со своими мыслями альфы начинает закручиваться ураган. Он сам виноват, оттолкнул первым, но всё равно оказался брошенным. Хотел уберечь своё сердце, задушил под куполом. Хотел не обижать младшего — дал тому силы и свободы идти дальше, быть внимательнее и осторожнее — дал тому горький опыт. Им обоим горько. Отказаться от любви, тонкой и нежной. Но не истинной.«Конец экстры 1»
«Любовь на одной из финальных стадий»
Юно делает это не-специально. Он не-специально надевает тот самый халат, когда вытирается насухо. Не-нарочно гасит свет в гостиной. Не-преднамеренно медленно подходит к расположившемуся на диване с ноутбуком на коленях Децзюню. Не-просто так прокашливается, привлекая к себе внимание, и совсем нисколько незаметно не кидает на голову парня пять упаковок презервативов. — Я понял, ещё когда ты вытащил этот соблазнительный халатик, — альфа захлопывает крышку ноута и поднимает взгляд на истинного, — Всё ждал, в какой момент ты закипишь. — Ты сдался на презиках, — омега самодовольно улыбается, снимая с колен младшего ноут и убирая тот на стол, подальше от края. Чон возвращается к истинному, перекидывает ногу через его бёдра, усаживаясь верхом: — Знаешь, чего я хочу сегодня? — Догадываюсь, — Сяо оглаживает спрятанные под тканью упругие ягодицы, приподнимает брови. — Не догадываешься, — Юно наклоняется к его уху, крепче сжимая пальцами плечи, шепчет, — Я хочу, чтобы ты по-настоящему взял меня. Омега выпрямляется на коленях альфы, гордо вскидывает голову, роняя с влажных ещё волос капли воды. — Ты выдал свой замысел презервативами и этой замечательной позой, — Децзюнь отрывает спину от дивана, перехватывает старшего за талию, фиксируя на месте, долго рассматривает игривые огоньки в глазах того, — Нужен твой аромат, а ещё твоя смазка: начнём с поцелуев. Чон сдувает чёлку с лица истинного, обхватывая ладонями его острые скулы. Он целует пока только медленно, жуёт верхнюю губу младшего, устраивается удобнее на его ногах, в его руках. Приоткрывает рот, скользя своим языком по чужому. Сяо позволяет омеге вести — пусть тот заведёт сперва сам себя. С собой альфа легко справится. Точнее, ему надо держать себя в узде до финала. И, зная их, парень сомневается, что сегодня они дойдут до настоящего дела. Децзюнь сильнее сжимает ягодицы сквозь ткань, прижимает Юно к себе, скользит ладонью под полу халата, оглаживая бедро. По гладкой коже ко внутренней части бедра, ближе к поднявшемуся члену, и обратно — до колена. Омега начинает дышать чаще, опускает ладони к шее альфы, запрокидывает голову, подставляя грудь и плечи под скользящие поцелуи. Сяо любит такие — когда языком над ключицей, короткий засос, а потом снова оставить влажный след до плеча, втянуть солёную кожу меж губ и поднять взгляд на старшего. И Чону нравится такое — ощущать власть альфы вокруг себя, знать, что тот сильнее его не столько физически, сколько по духу. Омега согласен умирать под таким своим истинным, когда горячий шоколад разливается в пространстве между ними, когда камфорная нотка только-только пробивается, мешаясь с собственной марокканской мятой. Ему кажется, что слюна Децзюня впитывается его кожей для того, чтобы превратиться в смазку — только такие касания вызывают в нём столь сильное возбуждение. Юно начинает покачиваться на бёдрах младшего, желая получить больше трения, больше касаний. Только вот встречает улыбку Децзюня: — Малыш забыл, что омегу надо подготовить к первому половому акту? — Я…? — омега теряется, потому что не забыл, но просто пытается соображать, чего от него сможет стребовать альфа. — Тогда послушаешься меня? Чтобы только начать, а потом делай, как сам чувствуешь, — Сяо приподнимает брови, но видит растерянность в глазах истинного, — Малыш, приём? Ты понял? — Чон отрицательно машет головой. Да блять, если сейчас этот китаец ссадит его с колен, попросит самому заняться этим, то Юно выкинет его из окна, и даже отсидит. Да ладно — на суде его оправдают! — Так, Юно-я, — альфа поднимает ладонь и касается ей пунцовой щеки омеги, — Будет лучше, если ты устроишься довольно жёстко на моих ногах, обнимешь за плечи, и будешь вовремя отвечать на вопросы, или хоть как-то, окей? — Я понял. Хватит болтать, давай делай, — Юно понимающе усаживается удобнее на бёдрах младшего. Парень садится так, чтобы у младшего была возможность перехватить его ноги и не позволить зажаться. Чон ладонями скользит по пылающей коже истинного к его плечам, за шею, немного ниже, устраивает подбородок на трапециевидной мышце того, в разы ближе ощущая шоколадную сладость. Децзюнь чуть шире разводит свои ноги, крепче держит омегу за талию, пока второй рукой по бедру скользит под халат, оглаживает ягодицу. Юно напряжён. Альфа чуть поворачивает голову, и целует его шею, втягивает кожу до синяков. Ощущает новые волны истинного: в движениях, пряном аромате, тщательно приглушаемых стонах. И только теперь касается подушечкой пальца влажной дырочки. Он достаточно свободно проникает первой фалангой внутрь. Второй. — Спокойно, омега, — поразительно низким голосом Сяо осаждает приподнявшегося старшего, царапающего через ткань одежды спину. — «Спокойно»? Может, начнёшь работать активнее, придурок?! — Чон предупреждающе сжимает пальцами кожу на лопатках младшего. — Хочешь быстрее? — не дожидаясь ответа, парень топит внутри омеги все три фаланги, ощущая, как на ладонь стекает горячая влага. Юно жмурится — пока не особо-то приятно. Оно и понятно. Децзюнь растягивает его аккуратно, продолжая свободной рукой разминать спину, а губами целовать шею до красных пятен. Но вот Децзюнь проталкивает два пальца. Медленно продвигает их глубже. Он тоже делает это впервые, и ему самому странно ощущать себя так внутри своей омеги. Ощущать, как сильно сжимаются его стенки, и как легко поддаются, как смазка стекает с ладони на собственные ноги, как она пахнет, всё больше и больше раскрываясь, становясь насыщеннее. Наконец-то Юно под руками истинного раскрывается с этой стороны. Своей сексуальной, которую игнорировал и не понимал. И все эти новые оттенки его аромата, новые звуки — гораздо выше, слаще обычного тембра парня, его мясистые ноги и сильные руки — всё это, всё только для Децзюня. И всё это альфа получает осознанно, едва ли не на блюдечке с золотой каёмочкой. Он долго ждал своего приза, самого лучшего. Но стоит ли упоминать, что его омега и сам воспринимает это настоящим блаженством, заслуженным, отвоёванным? Если да — то вот да. — Оух! — Юно поджимает пальцы на ногах, потому что теперь оно становится понятнее, внутреннее трение начинает раздражать, хочется большего, и он двигает тазом на пальцах парня, когда резко вскрикивает, — Джуни! — О-май-гад? — Сяо вскидывает голову, будто пытаясь смахнуть с барабанной перепонки этот вскрик, — Порядок? — Ты можешь лучше! — глаза Чона широко раскрываются, когда тело вне контроля разума движется ещё и ещё, неспешно, как в лодке, чтобы задеть особое местечко внутри вновь, — Да! — Понял тебя, — усмехается младший, принимаясь целенаправленно поглаживать пальцами простату. Вот это люди называют сексом? Типа, когда член попадает по той точке, то всё будет забубенно? И типа всё? Юно как-то разочарован. Только обдумать до конца не успевает — три пальца. На глазах выступают слёзы. Потому что: — Сейчас будет так здорово… — А? — Децзюнь медленно трахает его пальцами, жутко увлечённый процессом. — Когда же ты войдёшь в меня своим членом? Да я кончу только так! — Спо-… — Иди нахуй! — омега подрывается на колени. В глазах темнеет, ноги гудят от неудобной позы. Чон хватается руками за спинку дивана, приходит в себя, а потом смотрит на растерявшегося истинного, продолжающего поддерживать его за спину и бедро. Так что старший выразительно закусывает нижнюю губу и скользит ладонями по мокрым плечам Децзюня ниже, к животу, тянет футболку вверх. — Ты красивый, — Юно как-то по-новому смотрит на альфу. Сексуальное желание. Одна из тех штук, про которые можно сказать «аппетит приходит во время еды». Не у всех конечно. Кто-то вечно голодный. Ох, и про еду. Боже, Юно готов сожрать Децзюня. И да, отгрызть мясца с бицепсов, и с прорисовывающихся кубиков пресса. К чему и приступает, неудобно согнувшись, а затем ставя стопы на пол — целует и покусывает потную кожу парня, жадно, голодно: — Ты такой сексуальный, — ни на секунду не отрывая взгляда от того, ласкает ладонями рёбра и напряжённые бёдра, — Ты просто восхитителен. Децзюнь тупо растерян. Он как-то привык уже быть ведущим в постели, и происходящее его выводит из обычной колеи. И все его способности свелись к принятию и наслаждению таким проявлением внимания и любви к себе. Потому что у Юно горячий рот, ленивый язык, и вязкая слюна — и всё это только сильнее заводит, распаляет. Чёрт, кажется, старший ещё не раз удивит его. — Я так сильно хочу тебя, альфа, — Юно спускает ткань халата с плеч и хватается за резинку домашних треников Сяо — парню приходится молча повиноваться и приподнять таз, позволяя раздеть себя. Откинув вещи подальше, омега рассматривает своего истинного, а потом выдаёт: — Я понял, почему ты любишь раздевать меня. Теперь и я люблю раздевать тебя — как упаковка от подарка. Альфа самодовольно хмыкает и тянет руку за пачкой презервативов, разрывает упаковку и вытряхивает квадратик ещё одной упаковки, небрежно разрывает ту и раскатывает латекс по уверенно стоящему члену: — Раз так сильно хочется такой подарок, сможешь принять? — Да Юно вновь забирается на бёдра Децзюня, но тот отрицательно качает головой: — Мы не знаем реакции, давай в первый раз по-другому? — Как? — Извини, но или ложись, или на колени, — альфа умоляюще моргает. Потому что травм во время секса им нахер не надо. Обоим. Омега понятливо кивает в ответ и поднимается на ноги: — В спальню. И знаешь, это надо делать быстро и… — он почему-то тушуется, — Сделай это, когда я не буду готов. — Хорошо, — Сяо подскакивает с места, хватает старшего на руки и уносит в их спальню. Альфа роняет омегу на кровать, накрывает поцелуем и без того опухшие губы, покусывает их. Ладонями он щекочет рёбра, оглаживает грудь, пропуская соски — не их тема. Чон сам разводит ноги в стороны, подставляется под касания. Важная штука рефлексы, даже условные. А ещё привычка, привычка — вторая натура. Спальня — сакральное место, где эти двое уже много раз грешили. На этой кровати Юно привык лежать под Децзюнем во время их совместной мастурбации. Так ему приятно ощущать поцелуи, или как пальцы альфы сжимают мышцы на ногах. Тут потолок кажется роднее, а подушки под спину — ближе. Все эти мелочи позволяют Юно расслабиться настолько, что парень даже как-то не сразу понимает. Не сразу ощущает, как стенки слишком резко раскрываются под напором вошедшего члена. Юно как-то растерянно смотрит на младшего. Децзюнь крепко держит его под коленями, пристально смотрит из-под чёлки. А потом судорожно выдыхает с коротким смешком. И его веселье, общая атмосфера нервного напряжения, которое срывается последней ниточкой на толстом канате — передаётся и омеге. Он тоже выдыхает, так что альфа погружается глубже. Ещё толчок — входит полностью. — Тебе что, блять, нормально? — Сяо нависает над самым лицом истинного. И вместо ответа тот отрывает лопатки от матраса, обнимает младшего за плечи и утягивает за собой на кровать в сумбурном поцелуе, потому что: — Ая-а! Ой., — слишком резко и глубоко, до крупной дрожи по всему телу. — Юно, рас-… — омега только сильнее цепляется за крепкие руки, не позволяя младшему двигаться. — Ох, Джу-Джуни! — Сяо пытается выпрямиться на локтях, но всё тщетно, потому что истинный в попытках успокоиться тянет губы в умоляющем поцелуе — в таком нельзя отказать. — Нет, подожди… — Децзюнь пытается вразумить старшего, скользя коленями по покрывалу, щекотно касаясь губами истерзанной кожи шеи того. — Я не могу больше ждать! — Каприза! — вскрикивает альфа, резко двигая тазом вперёд, чтобы преподать урок своему своевольному омеге, которому приспичило обниматься и целоваться, когда они ещё не освоились. Децзюнь всё же сдаётся и опускает локти на матрас, потому что держать на себе в таком положении Юно просто невозможно. А ещё он ощущает, как сильно тот обнимает голенями его бёдра, заставляя двигаться быстрее. Секс — это та ещё физкультура. И для качественного оргазма неплохо бы позаниматься спортом. Только вот в первый раз всё равно выйдет какой-нибудь кринж. Что-то вроде того, что Чону хватило несколько фрикций, чтобы кончить, сжать член младшего — довести и того до болезненного оргазма. Децзюнь целует уплывшего в экстазе Юно удивительно нежно. Скользит языком по ранкам на губах. — Сяо Децзюнь, — шепчет омега, найдя в себе силы на то, чтобы ещё и руку поднять, закинуть её на спину опустившегося рядом на кровать альфы, — Почему мы раньше этого не делали? — Ты серьёзно? — парень смеётся, когда сквозь поволоку на глазах видит игривый блеск в глазах старшего, — Хитрюга, совратитель, — на каждом новом слове он оставляет всё новые и новые касания на горячей коже истинного, неизбежно приближаясь к шее, кусает жилки, играючись. — Ты готов был ждать до тридцати. — Ложь. — Обманщик и манипулятор! — И я горжусь этим! Они лениво смеются. Юно поворачивается на бок, устраиваясь под рукой младшего, смотрит с таким теплом и трепетом, что Децзюнь не сдерживает умилительной улыбки: — Я люблю тебя. — Чтоб ты знал, — омега прикрывает глаза, выдыхает с силой, чтобы точно по этой идеальной чёлке младшего, — Я тоже люблю тебя.