«Экстра 2»
Джонни нравится, что в этой съёмной квартире всегда пахнет садом. Потому что собственный аромат — травянистый, душистый, терпкий ветивер. Потому что владелец — пожилой омега с лавандовым ароматом, сокрытым налётом некогда яркого тимьяна. А теперь в комнатах витает аромат роз. В каждой — будто свой собственный. Тэён облюбовал себе балкон и кухню, как особую территорию. Но раз за разом возвращается в их спальню, прячется за широкой спиной истинного, утыкается в ту носиком и успокаивается. Взаимные уступки, понимание, сопереживание и готовность к ответственности — всё это повлияло на омегу, на его решения, на него всего, превратив из отчаянного хулигана и замарашки в яркий цветок. И Тэён уверен в Джонни. Даже больше, чем в себе самом. А потому он, скользя носками по полу, заходит на кухню, обнимает стоящего у плиты истинного со спины: — Я поговорил с отцом, обсудил кое-что важное. — Что именно? — альфа только приподнимает брови и разбивает яйца в лапшу. — Расскажу, как сядем, — омега отрывается от него и занимает своё место за столом, вновь утыкаясь в телефон. Это нормально — виснуть в телефоне, не рассказывать всего-всего, или задерживать информацию до «десерта». Для них нормально не говорить вечерами под телек, подавать друг другу предметы по утрам, целоваться в коридоре перед маленьким зеркалом до пунцовых щёк. За всё это время оказалось не сложно построить доверительные отношения. Джонни даже съездил к отцу Тэёна, познакомился, получил благословение и кучу наставлений. И они вместе провели течку омеги. Возможно, всё это и повлияло на решения Тэёна, но только возможно, потому что причина была несколько иной — отчаянное желание жить и подарить новую жизнь, и всё это умноженное на желание обрадовать отца до «того момента». Хотя Ли не знает, что будет делать, если не успеет. Юно назвал бы его идиотом, совратителем, и как-нибудь ещё, но Тэёну всё равно. Он вновь и вновь смотрит на своего истинного, а потом не выдерживает — блокирует экран, складывает локти на стол и выдаёт как-то резко, бросая будто нарочно безразлично: — Я хочу стать твоим мужем. — Надеюсь, обернувшись, увидеть кольца, — усмехается Джонни. — Я очень серьёзно. И хочу ребёнка, очень. Со ощущает это напряжение и оборачивается. Он на автомате мешает рамен, рассматривая своего истинного, его напряжённое лицо, вынужденное ожидание и считывает эти потаённые желания. Альфа оборачивается только на несколько секунд, выключая газ, а потом подходит к омеге, опускает ладонь на его щёку: — Ты очень серьёзно настроен. — Разумеется! — Тэён дёргает его за предплечье, вынуждая сесть рядом, — Зачем тянуть? Зачем нам оттягивать приятные моменты брака? — Потому что это всё стоит денег, — замечает Джонни, сжимая ладонь истинного в своей, — И мне нужно будет устраиваться на работу, определиться со страной и конкретной должностью. — Мы просто поставим штамп в паспорте, и уплатим налог. Зачем ты всё усложняешь? — Я напоминаю о том, что мои родители живут в другой стране, и очень бы хотели увидеть день моей свадьбы, подарить тебе что-нибудь, — они молчат какое-то время, а потом Со приосанивается и по-новому смотрит на истинного, когда вспоминает, — Ты сказал про ребёнка? — Я бы хотел, — бубнит Ли, — Но раз ты не хочешь… — Я не сказал так, — альфа отрицательно машет головой, — Может, ты расскажешь, откуда всё это пошло? Откуда в твоей голове возникли эти идеи? Он флиртует. Неуместно немного. Так что омега злится, пытается сорваться с места и сбежать, но оказывается утянут на колени Джонни; он ощущает его губы на своей шее, слышит его дыхание и кажется, что даже видит эту успокаивающую ауру вокруг себя, и только поэтому признаётся: — Мы всё равно истинные. А жизнь уходит. Так всё и совсем может уйти, понимаешь? Со знал, на что шёл, когда предлагал Тэёну съехаться, когда помогал ему, когда они стали заходить дальше в отношениях. Он так-то знал, что однажды женится на предназначенном омеге, только и подумать не мог, что так скоро, такими обстоятельствами, получив предложение. Родители предупреждали старшего сына, что такое поведение Ли может завести их к чему-то «может не очень желательному на твой выпускной год». Знал, но забыл. Как и всегда. Потому что его всё устраивает. — Я оформил загранпаспорт, — заявляет Тэён, когда тишина между ними затягивается чем-то вязким. — Что? — Загранпаспорт, уже на руки получил, чтобы ехать за тобой хоть на край света, — повторяет Ли и вскакивает с колен Со, чтобы через несколько минут вернуться на кухню с документом и показать тот, — Сыграем свадьбу тут, что-нибудь скромное, для близких друзей и родителей, дождёмся твоих. А после твоего выпуска можно хоть в Антарктиду, понимаешь? Это то, чего я хочу. Альфа рассматривает документ. У него самого — почти такой же. Гражданства разные, и ещё несколько деталей в формате оформления. А ещё у Ли пока пустые листы. Джонни ощущает, как расцветает сладость истинного, как новым витком сахарной ваты разливается густым дымом по лёгким с характерной цветочной пыльцой. Он с запозданием, но понимает, что дело далеко не в том, что его омега хочет что-то успеть, а просто он сам хочет семьи. Своего полноценного угла. Своего мужа. Своих собственных детей. Он хочет следовать за ним, готовый помогать всегда и во всём, чтобы быть «равным», а не просто «подходящим», быть «достойным», а не сухо «соответствующим». Да, Ли очень странный, понять его сложно — и в этом то самое очарование, на которое Со покупается раз за разом, от которого теряет дар речи на долгие минуты, не всегда зная, как следует поступить в той, или иной ситуации. Тэён — это не открытый, по-грубоватому честный Юно, который рассказывает весь бред в своей дурной голове, потому что постоянно пребывает в характерном нервном напряжении. С ним поэтому весело и по-свойски приятно общаться, проводить всё свободное время — понятно. Тэён — это не загадочный Юта, по которому американец сох с момента их знакомства в аэропорту, когда коллегия от университета встречала иностранных студентов. Жизнь часто сталкивает Джонни с этим японцем, позволяя на краткие миги ощущать эту родственность душ, дымку влюблённости и очарования особенностями внешности, уникальным ароматом и чем-то ещё. С ним — картинно никак. Тэён — это копошащийся клубок, который выдыхается, если не находит себе занятий. Постоянно в движении, занятый чем-то не особенно важным, но «серьёзным» — как-то самому омеге кажется. Ли — это нежность, спрятанная под ледяным замком, это граница решимости и страха, это выбор «беги», а потом только — «бей». И при всём том, истинный Джонни — это умение рассчитывать свои силы, готовность к долгим диалогам и умение внимательно слушать. — Я позвоню родителям, чтобы предупредить, а потом подадим документы, хорошо? — альфа заглядывает в глаза своего омеги и тепло улыбается. … — Тихо! Тихо все! — Кун-гэ осматривает всех собравшихся в зале боевых искусств, но видит, что его не слушают, а потому орёт во всё горло, — Заткнулись нахуй!!! И удивительно просто, но во всём помещении сразу становится тихо. Оглядев всех присутствующих ещё раз, председатель спортивного клуба ударяет в ладони: — У господина Джонни Со есть объявление, так что, холопы, будьте добры услышать. И едва ли не синхронно все присутствующие переводят взгляд на «международника». На это альфа только заправляет пряди волос за уши и заявляет: — Я буду жениться в мае. И вы все приглашены. Говорю сразу — денег нет. Так что давайте мутить что-то вместе. — Ну ты и отжёг, мелкий! — спустя затянувшуюся минуту выдаёт Кун-гэ, когда срывается с места и налетает на Джонни с объятиями, тут же начиная поздравлять его. И в следующие секунды начинается настоящий хаос. Потому что один из младших Джонни предлагает ресторан своего отца — двухэтажное здание, почти на выселках, но очень красивое. Кун-гэ предлагает собрать «дань» со всех присутствующих, Юно расталкивает Децзюня на «поговорим со звукорежиссёром и у вас будет дискотека!». И идея дискотеки оказывается поддержана с ещё большим энтузиазмом. Так что господину Цяню приходится опять громкими матными криками успокаивать возбуждённую толпу. Потому что в зал проходит сам Тэён. Он круглыми влажными глазами смотрит на малознакомых людей — о многих только из рассказов истинного — а потом сгибается в поклоне и благодарит. — Какой ты милый! — оживает Кун-гэ, вновь первым срывается с места в сторону Ли. — Ты такой маааленький! — смеётся Кибом, обнимая Тэёна. — Тише! Не задавите! — Юно привычно расталкивает приятелей локтями, приближаясь к объявленному жениху, ловит того в свои объятия, — Не хнычь! Джонни! Джонни помоги! — Справляйтесь сами! — отмахивается альфа, когда видит, что кто-то из ребят уже несёт соджу из запасников председателя их клуба, а кто-то тащит припрятанные закуски. … — Со Тэён, — омега лежит на их кровати с ногами на стенке, пролистывая ленту соцсетей. Его альфа сейчас готовит отчёты, и убаюкивающая тишина обнимает их. Тэён вновь и вновь перекатывает на языке свою будущую фамилию, иногда похихикивая, открывает сборник имён и уже начинает выбирать подходящее их ребёнку. Должно быть что-то уникальное. — Джастин, — хмыкает Джонни и снимает очки и переводит взгляд с монитора на истинного, — Если ты там ищешь имя для ребёнка, то я хотел бы американское. — Чем плохи корейские имена? — роняет ноги на матрац и переворачивается на живот, откидывает телефон в сторону и смотрит на своего альфу. — Они прекрасны. Но первого ребёнка хочу, чтобы звали именно так. Это было детским обещанием моему другу, — Со пересаживается к истинному, устраивает ладонь на его макушке, невесомо гладит выбеленные пряди, укладывается рядом, чтобы глаза в глаза, — Будем чередовать имена, как тебе идея? — Чередовать? Сколько детей ты бы хотел? — Ли двигается ближе и закидывает ногу на талию Джонни. — Чем больше, тем лучше, — усмехается тот, — Но ты всегда можешь использовать стоп-слово. — Чем больше, тем лучше, — Тэён ладонями накрывает плечи истинного и укладывает того спиной на матрац, садится верхом на его бёдрах и призывно улыбается, — Начнём сейчас? — Сейчас? — и всё же лапы американского корейца находят себе место на аккуратной попке омеги. — Зачем откладывать на потом то, что можно сделать сегодня? — ёрзает, дует губы, очаровывает, — Я за тобой: до края земли и даже — в космос. … Децзюнь видит, с каким восторгом Юно наблюдает за свадебным обрядом. Более того, он ощущает удивительно светлую радость, будто детскую. Омега скрещивает руки на груди, закрывает глаза и медленно выдыхает, когда молодые обмениваются кольцами. Ещё пара фраз и поцелуй. Смех, музыка, аплодисменты. Тэён хотел «что-то небольшое», только вот его истинный — Джонни. И два этажа того самого кафе оказываются заполнены, так что передвигаться приходится телом к телу. Сяо сидит за стойкой диджея вместе со звукачом с юридического факультета, так что без проблем покидает своё место в поисках истинного. Он чувствует, что тот зовёт его. Хитрец, научился пользоваться их связью. Альфа смеётся, обнимаясь на ходу с забавно пьяненьким Шотаро, повиснувшем на каком-то парне (а заодно цепляет незнакомца за ухо и выкрикивает вполне понятную угрозу, если японец уронит хоть одну слезинку). Юно стоит на крыше, играется с жидкостью в стакане и рассматривает город, поля, дорогу, неоновые вывески. У этого места есть своя особая атмосфера, свой вайб — как это модно говорить. Тёплый, будто ленивый ветер всего лишь обнимает тело омеги, даря характерные ощущения покалывания. Так что Чон оборачивается и широко улыбается: — Ты хорошо постарался. — Джинён-хён лучше, — честно отвечает Децзюнь, устраивая ладони на талии истинного, опускает лоб на его плечо, — Совершеннолетие — хрень полная, по сравнению с тем, как я буду ждать дня нашей свадьбы. — Так сильно ли тебе нужны все эти документы? Или это из-за визы? — смеётся Юно. — Нет, это чтобы если я опять не доглядел, то никто не прыгал в «последние вагоны», потому что этот омега — занят, — альфа спускает ладони ниже по спине старшего, сжимает его ягодицы через тонкую ткань льняных штанов. — Сяоцзюнь, — в голосе омеги угроза, так что Сяо вмиг выпрямляется, возвращает ладони на прежнее место. С некоторых пор связь истинности заметно укрепилась между ними, открывая новые возможности. Китайцу нравится играться со старшим, наблюдая за своей силой. Да и Чон теперь чувствует себя увереннее, когда одним словом, верной интонацией, короткой нотой в аромате может не только «позвать» истинного, но и вот так — «отодвинуть». — Хватит сосаться! — Кун-гэ дёргает за шнур, и хлопушка срабатывает, мелко нарезанная бумага сыпется в воздух, и фотограф — На Джемин, тоже какой-то знакомый, непонятно откуда взявшийся, но слишком напоминающий Ким Чону: фотография ради искусства и постоянные бессонные ночи в работе ради вызова самому себе — делает серию кадров, где Юно, изогнувшись в позвоночнике, виснет на Децзюне, и альфа склоняется над его лицом с поцелуем. — Вы такие секси-и-и! — тянет Джемин, оббегая их с трёх возможных сторон, потом проверяет время на наручных часах и кричит, — Пора в зал! Выносят торт! То-о-орт! Еда-а-а! Фотограф скрывается за дверью, потом Кун-гэ. А Чон наконец, выпрямляется, смеётся: — Отлично. Знаешь, на день своей свадьбы я бы хотел такую же движуху. — Завтра же подаём заявления? — Нет! … Джонни переводит взгляд на Тэёна. Его супруг обнимает себя за плечи и опускает голову только ниже. А потом снова подскакивает на ноги и скрывается в ванной комнате. Альфа накрывает лицо ладонями. Через два дня у него защита этого чёртова диплома. Нет, у студента Со уже всё готово, на красный диплом он никогда не шёл, да и на защите тема у него слабоватая. Однако волнение, общее нагнетение обстановки, недавно вытрепанные нервы с этой свадьбой — даже если было здорово, даже если было круто, переживаний по поводу и без хватало с лихвой. И сейчас Джонни явно ощущает, что что-то не так. Не понимает до конца. Откидывает распечатанный текст речи и хватает в руки телефон, смотрит на дату и время. И только теперь вспоминает. Как всегда, когда о чём-то забыл на заморачиваясь, а потом вылавливая это чувство внезапного будто озарения. — Тэён, — альфа входит в ванную и видит расположившегося на полу супруга. Тэён как-то глупо хныкал, усевшись под раковиной, накрыв лицо локтём. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Джонни садится рядом и игриво улыбается, желая приободрить и дать подсказку, что кое о чём уже догадался. — Мне так плохо, — вместо ответа. — Ты думаешь, что съел что-то не то? Или переработал сегодня на жаре, да? — альфа поджимает губы, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться — кажется, что его омега и сам не понимает, что происходит. — Сейчас так жарко. Но это не похоже на тепловой удар. Меня бы не выворачивало на изнанку из-за этого, и температура нормальная! — возмущается младший, гневно оборачиваясь на мужа. Джонни всё же смеётся. Потом успокаивается сам, протягивает руки Тэёну и помогает тому выбраться из «убежища», сажает на крышку корзины для белья и гладит по взъерошенным волосам: — Кто-то очень хотел ребёнка, не припоминаешь, кто же это был? Омега в шоке раскрывает рот. Он растерянно смотрит куда-то в стену: — Нееет. — Что значит твоё «нет»? — Не может быть. — Почему «не может быть»? — альфа дразнится, только вот его муж не ведётся. — Да ну как это, так внезапно? — Закономерно. Тэён моргает, прислушиваясь больше к себе, передёргивает плечами, не ощущая чего-то «нового». Поднимает голову и вглядывается в сияющее лицо истинного: — И сколько ему может быть, по-твоему? — Месяц, два? Или как оно считается? Как мы должны считать? С какого момента? — Джонни вдруг и сам теряется, осознавая, что вот сейчас они вместе стоят на пороге нового жизненного витка, к которому оказались абсолютно не готовы, о котором знают буквально «сказочно-былинные» истории от третьих лиц. … — О-май-гад, — всё, что выдаёт Сяоцзюнь, когда после всех защит диплома Кун-гэ собирает прежнюю компанию в спортивном зале для нового объявления от семьи Со с вполне конкретным «у нас будет ребёнок». — Ты когда успел? — как-то растерянно спрашивает председатель спортивного клуба, чтобы только прервать тишину. — Ну, вот так как-то? — Джонни разводит руки в стороны, а потом прикрывает своей грудью супруга от наплыва тех, кто ожил и устремился поздравлять будущего родителя, — Осторожнее! И хотя волна желающих поздравить схлынула, остальные студенты, влекомые желанием отпраздновать хоть что-то, воодушевились на новые подвиги, и был назначен день, выбрано новое кафе, даже начали пересчитывать сколько надо скинуть денег и кому для оплаты среднего чека. *** Лёгкий на подъём Шотаро тут же подбегает к ответственному за сбор «дани» Ким Чону и протягивает тому стипендиальную карту: — Можно же как-то безналом? Альфа бросает короткий взгляд на имя студента, запоминает цифры, и только потом закрывает глаза, отодвигая ладонью протянутый пластиковый прямоугольник: — Ты бы мне ещё пароль от этой карты сказал. У тебя разве не было уроков «цифровой безопасности»? — Были, — тушуется японец, возвращает карту к себе, но потом вновь улыбается, — Но можно же как-то безналом? — Можно. Мне нужен твой телефон, — «информатик» кивает головой из стороны в сторону и вновь смотрит на знакомого «педагога». И пока Шотаро мягко улыбается, прячет руки за спиной, диктуя корейский номер, Чону вновь и вновь бросает на младшего подозрительно-проницательные взгляды. Только вот омега не тушуется. Вообще не боится. Типа, он не знает, кто такой Ким Чону? Или у него отсутствует инстинкт самосохранения? Альфа убеждается во втором, когда тем же вечером из любопытства взламывает страничку японца. Он бегло просматривает его профиль, диалоги, друзей, музыку и видео. Парень дует губы, когда перечитывает диалог на японском с каким-то другом, задерживается на упоминании о каком-то «сонбэ», разбирает символы и понимает, о ком шла речь — не о нём. И хотя Ким тут же выдыхает и лезет в диалог с Куньханом, вновь напрягается. — Какой идиот шлёт нюдсы через соцсеть в открытом доступе? Негодование альфы не знает пределов. Почему этот первокурсник такой бестолковый? Вроде не тупой, раз тусуется в компании с Чон Юно. Ну, наверное. Да быть не может, что мальчишка просто не знает, как это всё работает? Он же не в прошлом веке живёт? Под тихое от Куна-гэ: — Куда? — У себя просто буду, — Чону запирается, едва ли не впервые за всё время совместного съёма жилья вместе со старшим, он запирается, и набирает того самого Шотаро; когда омега снимает входящий, Ким начинает без приветствий, — Во-первых, ты меняешь все свои пароли. Во-вторых, запомни раз и навсегда, что нельзя слать интимки через инет, особенно всяким мудакам, которых знаешь без году — неделя. Как понял? — Понял, Чону-сонбэ, — как-то растерянно. — И ещё, — альфа поджимает губы, бегает взглядом из стороны в сторону и всё же говорит, — Раз ты такой бестолковый, то я хочу помогать тебе. — Что? — Давай встречаться, бестолочь! На какое-то время между ними повисает странная тишина. Только два дыхания в трубку, которые динамики передают с треском, надломом. Именно так. — Чону-сонбэ? — тихо тянет Шотаро, — Так внезапно. — Так ты подумай, — убирает телефон от уха, добавляет куда-то в сторону, где расположен приёмник, — У тебя есть неделя на подумать! И сбрасывает. Убирает телефон и обессиленно падает на кровать, рассматривает потолок и улыбается: — Я это сделал. Потому что Чону давно уже приглядывается к этому омеге. Но всё в маленьком Шотаро казалось более зрелому и изощрённому Киму каким-то… Сладким, глупым, легкомысленным. Да, Шотаро именно такой, и это настолько бесит, что единственное, о чем думает альфа — да как же этот омега справится? И вроде бы: не его собачье дело, но вот Шотаро протянул ему карту, мило улыбнулся, случайно открыл доступ ко всей личной информации, и сердце Чону окончательно растаяло, превратившись в теплеющую лужу, из которой пробивается росток ещё неуверенного чувства к японцу. *** Замотавшись со всеми праздниками, отчётами в деканат и ректорат, Цянь Кун всё же успевает купить билет до Китая на транзитный рейс из Тайланда. Альфа вбегает в салон под недовольные взгляды остальных пассажиров. Занимает своё место у окна и вытягивает ноги под переднее кресло. Мимо проходит стюард, и студент порывисто вдыхает душный воздух малопроветриваемого салона, по которому гуляет созданный кондиционером ветерок. Глаза Куна распахиваются, когда парень ощущает это. Нетипичная сладость, разъедающая губы фруктовой кислотой. А ещё уверенность и надменное кокетство. Альфа встаёт коленями на сидение и оборачивается на прошедшего мимо парня, дожидается, когда тот по долгу службы пойдёт обратно к пассажирам первого класса. Лёгкая походка, мягкая улыбка, подёрнутый носик, бейдж с китайскими иероглифами, отлично сидящая форма. Удивительный аромат. Кун еле сдерживается, чтобы не выжать самого себя сейчас до сока — только бы истинный обратил на него внимание, и только бы сам Цянь не ошибся. Стюард бросает на пассажира заинтересованный взгляд и замирает. Потом подходит ближе. У Куна больше нет сомнений. Он садится обратно на место, закинув колено на соседнее кресло. Читает: Ли Юнцинь, и поднимает взгляд на лицо своего истинного: — Ты же не женат, да? И парня нет же? — Какой дурак согласится на парня, который чаще бывает в небе, чем дома? — хмыкает омега, дёргая уголком губ. — Я соглашусь. Чаще бываю в походах-перелётах-переездах, чем дома. Цянь Кун, — он протягивает руку. — Для Китая — Ли Юнцинь. Рад, наконец-таки, встретить истинного. Ещё и тут, — Юнцинь пожимает протянутую ладонь.«Конец экстры 2»
***
Десять лет спустя
— Сука, бля, ненавижу, — Юно ногами разрывает коврик у двери, пытаясь успокоиться перед тем, как войти в квартиру после длинного рабочего дня. Омега закатывает глаза, делает глубокий вдох, медленный выдох, ослабляет галстук и вставляет ключ в замок, открывает дверь, переступает порог: — Я дома! — он снимает пиджак и вешает на крючок, скидывает обувь, когда из глубины квартиры к нему вылетает четырёхлетний ребёнок, — Привет, котёнок! — Аппа, смотри, что я сделал сегодня! — раскосые глаза мальчишки отливают мягким сиреневым огнём, выдавая омежку. Мужчина наклоняется и рассматривает абстракцию на белом листе. Юно не особо смыслит в современном импрессионизме, выраженном аппликацией, а потому поднимает брови и широко улыбается сынишке, треплет того по каштановым волосам: — Ты у меня такой умничка, Чонсу, это же лес? — Нет, — Чонсу переворачивает лист к себе, рассматривает наклеенные обрывки цветной бумаги, не понимая, как аппа не разгадал, — Это фрукты на столе, на-тюр-морт! — Ого, как, — омега уже вытирает руки о полотенце и проходит на кухню, когда спрашивает у следующего хвостиком ребёнка, — Чем занят наш папа? — Он по телефону с Си… Си… — Чонсу закидывает лист на кухонный стол, пока ещё с трудом забираясь на высокий для себя стул. — Набери побольше воздуха, и скажи по слогам, — советует Юно, когда открывает холодильник и улыбается — Децзюнь всё же успел сварить мясной бульон. — Си. Пур-пур, — его сынишка пару раз кивает головой — прямо как отец, а потом принимается весело болтать ногами, — Мы с Хисыном сегодня играли в футбол. — Ооо, — стонет омега, ставя кастрюлю на плиту. Потому что больше работы его теперь беспокоит младший сын Джонни с Тэёном — альфа Хисын, оказавшийся истинным его ребёнка. И хотя чета Со уже который год шутит едва ли не в унисон: — Зато смотри, как им удобно! Сам Юно думает, что это — херня полная. И с этим у его ребёнка могут потом возникнуть проблемы. Под лепет Чонсу мужчина осознаёт, сколько всего успело произойти за десять лет. « С чего бы начать? После защиты диплома Джонни собрал нас всех в спортклубе, усадил Тэёна на стол председателя и заявил: — Мы ждём ребёнка! Вообще было странно осознавать, что они так быстро освоились в своей семейной жизни. И да, первого сына назвали Джастином. Он альфа, вполне себе хороший мальчишка, копия Джонни, вообще — хороший мальчик. В бокс они его записали, в международной школе учится. Ага, у господина Осаки Шотаро. Он так и не сошёлся с Куньханом. Кстати, о господине Воне. На нашу свадьбу этот тип приехал вместе со своей парой. Какой-то конченный омега, младше его на три года вроде, ЯнЯн. Ржал всю дорогу, напился и тверкал на столе. Это было незабываемо! Они, кстати, не истинные, зато им жуть как весело друг с другом. Ну это Джуни так рассказывает. Я к этим двум — ни ногой. Они какие-то оба с приветом, так что ну их нахрен! Да ладно, ЯнЯна переплюнул только истинный Куна-гэ. Вы не поверите, если узнаете, кем тот работает. Стюардом. Пока Кун-гэ мотылялся по свету в своих походах, его истинный летал. Не спрашивайте, как они познакомились, и как живут теперь — это ужас полный. Давайте остановимся на том, что господин Цянь так и мотается по свету по делам унаследованного бизнеса, живёт на несколько домов, пытается воспитывать пятилетнего омежку. Такого же шубутного, как двое родителей вместе взятые! Да ладно, семья Цянь относительно часто бывает у нас в гостях. Децзюнь шутит, что эти двое однажды забудут ребёнка у нас и вспомнят о том только после очередного рейса — кто куда. Ах да, наш малыш Шотаро. С ним случилась самая мутная история. В какой-то момент Ким Чону взял его в оборот, и наш японский друг умудрился поучаствовать в ряде международных конференций, устроился учителем начальных классов при Посольстве и три года назад всё же стал супругом Чону. Кем работает тот — даже не спрашивайте: какая-то важная шишка в службе безопасности; я вот в такие высокие материи не лезу и никому из вас не советую. И да, они тоже не истинные, но живут до завидного счастливо. Что касается моей семьи, то тут всё куда прозаичнее. Остановимся на том, что я — сотрудник следственного комитета. А мой муж — работник цифровой компании отдела инженерного обеспечения. Но это всё так — красивые названия, чтобы Вы знали, какие есть профессии. Потому что моя работа — это читать скучные дела по кражам, помогать нести бумажки туда-сюда, и только иногда готовить досье на всяких придурков. А придурков много. А Джуни так и ковыряется в своих девайсах, договаривается с поставщиками электронных деталей, проводит тестирования — на самом деле, он рассказывает мне, чем занимается, только я не могу запомнить. Не моя тема. Оу, кажется, я упускаю самое важное? Моя свадьба состоялась через год после выпуска Децзюня — были сложности с его документами, гражданством и прочая неинтересная мелочёвка (вытрепавшая все нервы). Свадьба оказалась не такой весёлой, как у Джонни, но вполне себе уютной (кроме придурка ЯнЯна!). А что — все люди взрослые, представительные. И вот где-то тут мы с Джуни пришли к решению, что пора завести ребёнка. Было прикольно. По началу. Потом начался Ад. Если так важно, то Джуни сидел на успокоительных последние месяца три, и даже взял отпуск к рождению Чонсу. А ещё приехал его отец. От которого помощи было никакой. Но зато было весело. Дядька он так-то не брезгливый, только вот на корейском — ни бум-бум. Но общий язык мы нашли ещё при знакомстве. Это, в какой-то степени, забавно вот так общаться…. Чонсу. От меня ему досталась разве что форма губ, в остальном — Сяо Децзюнь в своей мини-версии. Такие же глаза, такие же привычки, даже увлечения! Мне вот как-то обидно: я его родил, а он на меня не похож! Ему больше нравится возиться со всеми этими оригами, гитарами, машинками и болтиками! Хотя ладно, главный его плюс — это спокойный нрав. Нет, пару раз в месяц он, как это бывает, закатывает истерики, но потом огребает. Не от меня — рука тяжёлая, у Джуни легче получается. И при всём том, Чонсу тот ещё ласковый котёночек. Мы его так и зовём. Ах, чёрт! И тут вдруг выясняется, что этот самый Со Хисын — его истинный! Я матерился и орал. Стыдно, немного. Но куда деваться. Типа, вот Вашему чаду три года, и тут он вдруг подбегает и заявляет: « — Аппа, мне очень нравится Хисын, его аромат» « — А какой у него аромат?» — я ещё не сразу понял, « — Рождественский» Вот Вам бы стало понятнее? И мне — нет. « — Ну аппа, он дополняет меня» — добавил Чонсу. И я понял. Корица Чонсу и анис Хисына. Охуенно!!!» — Котёнок, у нас как-то тихо? — Юно оборачивается на что-то уже рисующего ребёнка, прислушивается и понимает, что супруг спит — слишком спокойная атмосфера дома. — Кажется, папа договорил с Си-пур-пуром, — кивает омежка. — Син-га-пу-ром, — поправляет мужчина, когда убирает тарелки в раковину, — Тогда и мы пойдём спать, правильно? — Правильно, — мурлычет ребёнок, продолжая что-то раскрашивать. Сяо Юно на это только хмыкает. … — Вы опять меня выгоните? — спрашивает Чонсу, когда аппа несёт его на руках в отдельную спальню после горячего душа. — Тебе пора привыкать жить одному. — Я не хочу жить один. Когда у меня появится братик? — и брови вскидывает. Нокаут одним для этого родителя. — Какой братик? — Юно спотыкается на ровном месте, едва не роняя сына. — Смотри, у Хисына же есть брат… — Никаких Хисынов в этом доме до шестнадцати, понял меня? — мужчина ловит непонятливый кивок, а потом крепче сжимает ребёнка в объятиях, оставляет множество суетных поцелуев на лице, — Спокойной ночи, котёночек. — Спокойной ночи, аппа! — Чонсу трётся носиком о нос родителя, смеётся, когда тот морщится. Проверив двери, все ли выключены приборы в квартире, Юно заходит в их с Децзюнем комнату. — Как и ожидалось, — омега хмыкает. Потому что его муж спит лицом в стол, сжимая в одной руке ручку, а в другой — телефон. Прямо перед ним стоит включённый ноутбук, поверх которого лежит раскрытый блокнот. Юно включает свет и подходит ко вмиг ожившему Децзюню, обнимает того: — Настолько плохо? — М, — неразборчиво. — У меня тоже был ужасный день. Давай закончим его поскорее? Альфа вскидывает руки, ловя лицо истинного в свои ладони, запрокидывает голову, чтобы получить поцелуев. Он тоже хочет немного Юно перед сном, тоже очень ласковый и податливый. … Децзюнь гасит свет в комнате, возвращаясь из душа, ныряет под одеяло к мужу, жмётся теснее, обнимает крепче. — Сяоцзюнь, — стонет старший, — Брысь от меня, пока не огрёб. — А может, я хочу огрести от тебя? — Чего сказал? — омега трёт лицо ладонями, а потом подскакивает на месте от предположения, — Это ты науськиваешь Чонсу не братика? — Вот и нет. Тэкхи-аппа. — Да бля! — Юно со шлепком накрывает лоб ладонью и падает на место. — А ещё Тэён-ши, — участливо добавляет Децзюнь, — Я отмахнулся от него сегодня тем, что мы очень-очень заняты работой, и самим Чонсу. А потому внимания для второго ребёнка просто не хватит. — Он что-то ответил? — омега нервно закусывает нижнюю губу. — Задумался. — Бля-я-я. Чонсу умный. Может, пока ему не даётся алфавит, тяжело идёт счёт, зато у него хорошая память на песни, и талант к поделкам. А ещё наследственная склонность к задумчивости и анализу. Получается пока вяленько, но омежке только четыре года! — Джуни, после четырнадцати ты будешь воспитывать его один, — сквозь нервный смех заявляет Юно. — Это почему? — мужчина едва не подскакивает с места от такой новости. — Я не вынесу такого. — Да ладно, — Децзюнь укладывается обратно, устраивает ладонь поверх груди истинного, заглядывает тому в глаза с заискивающей улыбкой, — Моя омега самая сильная…. — Я же сказал, что у меня был хреновый день. Ещё слово — будешь спать на диване, — напевает старший. — Ай и пожалуйста, не больно-таки и хотелось! — альфа возвращается на место и рассматривает потолок. — И всё? — смеётся омега. — А? — Может, на что-то короткое и тихое меня хватит, а? — О-май-гад, так бы сразу и сказал!