«Секс и нежность»
Юно безучастно слушает, пока лектор в очередной раз ругает их группу за просроченный отчёт, за косяки и ошибки. Сам Чон куда более заинтересован тем, как работает его связь с истинным. Пока он точно уверен в том, что она есть. И работает в одну сторону. По крайней мере, Юно без проблем может передавать свои эмоции, слова своему альфе, и тот, в коем-то веке, слушается их, будто приказов. Это в какой-то степени, забавно. Однако, при всём том, сам омега не так часто получает обратную связь в таких же размерах. Кажется, что он остался на обонятельно-словесном уровне, если так можно выразиться. Потому что Децзюня он всё ещё ловит строго по изменениям в аромате, и верно следует его словам. Хотя хитрый китаец зачастую думает больше. Пока преподаватель надрывается, ругая отчёт бедного Донёна, Юно приходит к странному выводу: «Если его связь с моей стороны сильнее, поэтому он так легко меня обходит. Если я получу обратную связь в том же объёме, то я смогу его обманывать. Есть вариант, что у него больше бонусов из-за того, что он ведёт в постели, пока я расслаблен. Он первым целует. Он всё это делает. Вариант этот слабый, но именно поэтому может оказаться действенным». И парень решается кое-что опробовать. / Пока Децзюня нет дома, Юно рассматривает себя обнажённого в зеркале. Час назад он тщательно вымылся-выбрился. Так что да, сейчас омега просто оглядывал свои мышцы при максимально ярком свете, появившиеся граммы на руках и животе (отсутствие тренировок, нерациональное питание, постоянное сидение за учёбой — да будьте вы прокляты!). Так что сейчас Юно всё же заходит в их спальню, выпрямляет все складочки на простыни, а потом ныряет в свой ящик за нераскрытой упаковкой белоснежных брифов. Он какое-то время крутит их в руках, а потом разрывает полиэтилен и разворачивает ткань: пахнет заводом, и по-хорошему, надо было бы простирать, прополоскать хотя бы. Но как-то лень, да и некогда, да и вообще. Парень натягивает трусы, а потом открывает шкаф и достаёт с одной из полок длинный шёлковый халат, который чудом прижился в гардеробе этого омеги. Ах да, это — подарок дедушки, который Чон принял со словами: — Я буду носить, честно! Хотя бы потому, что на спине такой шикарный дракон! Да, на зелёном шёлке был вышит чёрный дракон с широко раскрытой пастью, с длинными тёмно-синими усами и такой же синей чешуёй на извивающемся хвосте. И если уж совсем честно, то иногда Юно доставал этот халат только для того, чтобы касаться необычно красивой вышивки и ловить кайф от прикосновений. А сейчас струящаяся ткань целует плечи, длинный чёрный пояс так и норовит развязаться, а полы — разойтись и открыть не только грудь омеги, но и живот, и кое-что ещё. Он проходит в зал и хватает в руки телефон, чтобы прочитать всё то, что упустил из-за учёбы — посмотреть все вышедшие за пять месяцев клипы популярных k-pop групп. Что он делает? Всё просто. Сегодня он проявит инициативу. Больше инициативы во всём. Впервые попытается сосредоточиться не на своих чувствах, но на своём истинном. Чтобы получить те же знания, те же ощущения той самой связи между ними. Дверь открывается. Чон подбирается как-то сам по себе и смотрит в коридор. Сяо скидывает короткие зимние кроссовки, вешает куртку сперва мимо вешалки, матерится, вешает на нужное место, обнимает рюкзак, осматривает место вокруг себя, снова матерится и присаживается — поднимает эирподс — и только потом входит в зал. Он устало выдыхает и смотрит на омегу с непониманием, устраивает рядом с тем рюкзак и уходит в ванную. — Ну охренеть теперь, — Юно поднимается на ноги, плотнее запахивает халат и идёт следом за альфой, опирается бедром о дверной косяк и какое-то время молча наблюдает за тем, как Децзюнь просто полощет руки в раковине, устроив локти на бортиках той, низко склонив голову, — Что случилось? — Shit happen, just be happy, — бубнит младший, протягивая ладони к мыльнице, роняет ту, упускает кусочек мыла в слив, снова матерится уже на китайском, — Я приду в норму, будь спокоен. — А ты меня не успокаивай, — вдруг заводится Чон, подходит к истинному и поднимает того за плечо, вглядывается в глаза, — Что? — Просто заебался, — альфа закатывает глаза, — Куньхан ещё этот, и аппа — все хотят праздновать новый год вместе. А у меня стажировка, и спортклуб… Зайди к Куну-гэ хотя бы на чай. Сяо смотрит в глаза старшего, устало выдыхает и опускает щёку на его ладонь, примирительно потирается. — Не играй так мило, — предупреждающе шепчет Юно, но в ответ получает только частые-частые моргания и мягкую улыбку, — А если я начну? — Удиви меня! — младший вдруг хватает Чона за запястье, подносит к губам, оставляя звонкий поцелуй, заглядывает в глаза с вызовом. И, разумеется, что омега вскидывает брови, строя очаровательный домик, а потом дует щёки, смыкая полные губы в бантик, и немного опускает подбородок: — Джуни-оппа так хорошо заботится обо мне всё это время! — выдаёт нарочито-высоким голосом. И тут уже альфа выпадает в осадок от такого своего истинного. Он круглыми глазами смотрит на того, желая навсегда-навсегда запомнить и это проявление его сущности. Расцепляет объятия их рук. Так что Чон вскидывает ладони к щекам, касаясь их кончиками ногтей, подмигивает и игриво наклоняется в бок: — Джуни-оппа заслужил моего внимания! «Джуни-оппа», пребывая в лютом ахере, оказывается за считанные секунды раздет и впихнут в душевую кабинку со словами: — Ты должен быть чистым! Оставшись наедине с собой в этом замкнутом пространстве, Децзюнь не сразу осознаёт происходящее. Хотя бы потому, что Юно — его Юно — так никогда себя не вёл. Это странно. Мило, но немного…. Много выбивается из типичного поведения. Не пугает, но настораживает. Парень не замечает, как под горячими струями воды из головы вымываются все текущие проблемы, кроме истинного. — Да что за нахрен? — альфа вытирается полотенцем и вдруг понимает, что у него нет сменной одежды, — Да и похрен! Он повязывает то на талии и выходит в зал. На прежнем диване Юно будто бы тянет из картонной коробки банановое молоко через трубочку, закинув ногу на ногу. Соблазнительно, но непонятно. Глаза омеги очаровательно округляются, а губы только сильнее обнимают пластик, когда шёлк скатывается с колена вниз по голени, а потом повисает в воздухе, обнажая ноги по самые бёдра. — Юно-я? — Сяо невольно облизывает нижнюю губу, когда вновь и вновь пробегается взглядом по такому истинному, — Что ты задумал? Скажи мне сразу, чтобы я убедился, что ты в трезвом уме и здравой памяти. Помните: Юно думал, что Джонни отвезёт его в психушку, если омега вдруг начнёт вести себя согласно типично омежьей модели поведения? Ну так вот, «китайчонок» обогнал немного, или сработал вовремя. Так что Чон грустно хмыкает и убирает от лица руку с напитком, отворачивается, но всё же признаётся: — Я в порядке, просто хочу, чтобы и ты расслабился, отдохнул. Хочу и сам сделать тебе приятно. — Сделал бы свиные рёбрышки в лаоганьма. — Ты сейчас серьёзно? — старший резко поворачивается на истинного, сверлит того суровым взглядом и понимает, что тот его немного не понимает, а потому дополняет пояснением, — Я бы хотел кое-что попробовать, если ты не против, и в настроении. Децзюнь офигивает. Потому что желание Юно кажется ему чудом, чем-то волшебным и искренним. И этого не хочется лишаться. — Нет-нет-нет, — как сквозь шум волн в своей голове повторяет парень, подходя ближе к омеге. Он опускает ладонь на его макушку, играется с каштановыми волосами и мягко улыбается на порывистом выдохе, а потом наклоняется и касается губами лба: — Продолжай и не смей останавливаться. Я буду … — Сяо двигает шеей, склоняя голову к уже покрасневшему уху, когда завершает, -…. послушным мальчиком. Децзюнь выпрямляется и сверху-вниз смотрит на то, как истинный ставит на пол коробку, как обнимает пальцами его икры, смотрит исподлобья своими шоколадными глазами так преданно, медленно поднимая руки выше. Вот он уже касается бёдер под полотенцем, справляется с махровым узлом, обнажая альфу. Чон рассматривает его член и облизывает свои губы. Омега не знает, как надо начать. И не уверен, что они выбрали нужную позу в нужной комнате. Но рука истинного опускается на плечо, и голос Децзюня звучит мягко: — Я люблю начинать с поцелуев, — садится на диван рядом, помогает старшему устроиться на своих коленях. Юно целует первым, обхватив его щёки. Медленно, в какой-то степени невинно. Пробовать губы друг друга, играться ими. Давно так не целовались. В последние разы каждый раз завершали только дрочкой, а потому получалось смазано. Зато теперь омега ощущает, как по губам растекается горячим шоколадом страсть и пряная любовь истинного. Как сладкая дымка окутывает его подсознание, руководит остатками мозга, отвечающими за здравомыслие и логику — и то, только чтобы успевать целоваться и не забывать дышать. Он шумно выдыхает в нос альфы, наклоняя голову под другим углом. Ему не хочется трахаться сегодня. И не хочется отсасывать. Сука! — Я могу просто целовать тебя? — Юно резко отстраняется, боясь получить отрицательный ответ. — А почему нет? — Децзюнь поддерживает его за поясницу, не скользит выше или ниже, смотрит приятно-помутнённым взглядом. — Потому что… — парень называет себя последним дураком, опускает взгляд на гладкую кожу широкой груди младшего. — Бля, малыш, только не говори, что всё это время думал, что люди целуются только ради прелюдии к сексу? — Чтоб ты знал: именно так я и думал. Между ними на секунду возникает напряжённое молчание. Но потом альфа прижимает истинного к себе, утопает в пряной яблочной мяте после дождя, наслаждается ярким ароматом около самой ароматной железы. — Ты у меня такой дурачок, Юно-я, — шепчет с насмешкой, невесомо целует шею, не распаляя, но успокаивая, — Люди целуются, чтобы выразить свои эмоции, даже негативные. Чтобы показать свою любовь, занять губы и морально отдохнуть. Поцелуи — это не секс, Юно-я. Они бывают разными, мы же с тобой знаем, — его ладони поднимаются выше по спине омеги, — Почему ты думаешь, что я мог пресытиться простыми поцелуями? Зачем ты насилуешь себя поцелуями каждый раз, морально готовясь к чему-то большему? Ты хоть знаешь, что именно поэтому у нас нихрена не получается? Так вот теперь знай. — Ты же знаешь, что я сильно-сильно люблю тебя? — Чон зарывается носом меж густых чёрных волос, чтобы лучше ощущать сладость своего альфы. — Теперь точно. И кстати, любовь всей моей жизни, когда у тебя течка? — в глазах парня фиалковый блеск серьёзности. — Через неделю, — пожимает старший плечами. — Вовремя, как же вовремя, но спасибо, что сказал. — Ты бы просто ушёл к этому своему Куньхану. — Хорошо, ладно, я просто… — Сяо заминается, потому что у него были немного другие планы — а уже и не важно, какие — но потом предлагает с добродушной усмешкой, — Давай продолжим? И Юно вновь целует его первым. Касается пальцами плеча и задней части шеи. Вдыхает горячую камфору и расслабляется на бёдрах альфы. Всем собой уплывает на волнах нежности и чувственной признательности. — Мне не хватало тебя, — бормочет омега, спускаясь губами к подбородку. На мгновение Децзюнь даже удивляется этому заявлению, а потом понимает. До конца понимает. — Мне тоже не хватало тебя, малыш.«Кто-то влюблённый»
— Привет? — Децзюнь рассматривает незнакомца на кровати своего друга в прежней комнате общежития. Проще простого договориться было с комендантом о том, чтобы неделю перекантоваться в прежней комнате. Китайцу это даже ничего не стоило. Но стоя сейчас в дверях, господин Сяо начинает о чём-то подозревать. Незнакомец широко раскрывает сияющие розовым отливом глаза из-под русой чёлки, жмётся к стене и не отвечает. — А ты у нас кто? — альфа переходит в наступление, просто потому что — мало ли кто роется в комнате друга в его же отсутствие. Он делает два шага, подходя ближе к парню, и замирает от осознания: по опыту знает, что значит такой аромат. Что значит жжёный миндаль в аромате Куньхана, который переплёлся с тягучестью чего-то похожего на смородину. — Я — Децзюнь, друг Куньхана, — Децзюнь протягивает руку омеге, но тот вдруг шмыгает носом, — Как тебя зовут? Скажи мне своё имя, — его голос становится мягче. — Шотаро, — выдаёт парень, сжимая руки в кулачки на уровне бёдер. Крошечный хныкающий комочек в оверсайз-пуловере бордового цвета и выцветших трениках. Он навязчиво пахнет сливой. Нет, не так — не простой сливой. — Ты тоже по обмену? — альфа натягивает на губы мягкую улыбку, проходя к своей кровати, пока омега и дальше мнётся на прежнем месте. — Ага. — А, наверное, ты тоже друг Куньхана? — Я — его младший, на год младше, — уклончиво отвечает Шотаро. — Первокурсник? Ах, я тоже на первом курсе был тем ещё стесняшкой! — Сяо разбирает свои вещи, довольно отмечая, что прежнее место чистое, как и его тумба. — Я проснулся один, — омега вскидывает голову и с надеждой смотрит на старшего, — И ничего совсем не понимаю. — Охренеть, — всё, что выдаёт Дезюнь перед тем, как выйти в коридор и набрать друга, который — предсказуемо — не берёт трубки. Парень начинает нервничать. Но возвращается в комнату и кивает младшему: — Думаю, что ты не завтракал, так как боялся покинуть комнату. Так что давай поедим вместе? Если ты не против. — Осаки Шотаро, первый курс, направление «Япония-Корея», — склоняется в поклоне омега, а потом резко выпрямляется и неловко жмётся на месте, — Я могу и просто уйти, когда Децзюнь-сан тут. Альфу немного клинит от подобно обращения, но он смаргивает наваждение, припоминая о том, что это — что-то вроде нормы обращения у японцев и шумно выдыхает, упирает руки в боки: — Я бы хотел позавтракать с тобой и узнать про своего друга, если ты сможешь рассказать. И хотя японец соглашается на завтрак в кафешке за углом общежитского городка, его слова лишь изредка связываются в полные предложения. И дело тут не в языке или разнице культур, или страхе перед незнакомцем. Наоборот — в какой-то момент «информатик» даже ловит невесомую сливовую сладость, которая никак не выветривается с «педагога», не хочет угасать под ароматом специй — и это только больше начинает волновать. Так что старший решается сделать так, как обычно делает его истинный — сходу в лоб: — Ты влюблён в Куньхана. И вчера вы переспали, а утром он сбежал. Шотаро приоткрывает рот и роняет голову на грудь, вновь прячась под чёлкой. Он начинает плакать, опускает приборы на стол, закрывая ладонями лицо. — На самом деле, Куньхан ещё никогда не сбегал, — продолжает Децзюнь, чем заставляет младшего только горше плакать, — Всё прошло нормально? Вот ведь блять. Китаец и сам понимает, что следом за Юно стал сводить все неловкие моменты между парами в горизонтальную плоскость интимной близости. Он не ждал ответа, но вдруг слышит громкое: — Всё было замечательно! Я был не так уж и сильно пьян, а он был достаточно мягок. И именно поэтому я не понимаю! Посетители начинают оглядываться, но Децзюнь как-то забивает. Он протягивает руку и опускает ладонь на макушку младшего: — Я тогда тоже не знаю. Но давай обменяемся контактами, чтобы хотя бы я смог тебе рассказать, что произошло? Омега кивает. / Куньхан входит вечером в свою комнатку общежития, не сразу осознаёт чужое присутствие, но потом становится поздно сбегать. Потому что Децзюнь прижимает его к стенке, больно прикладывая затылком об полку: — Что за херня встретила меня утром в этой самой комнате, когда тебя и след простыл? В ответ «педагог» только грустно усмехается. Он придирчиво щурится: — Его же сейчас нет? Значит — всё в порядке. — Его нет потому, что я угостил его завтраком и дал обещание узнать, что за херня была утром. Ты просто обязан мне рассказать. «Информатик» отходит от друга, садится на стол и кивает на стул перед собой. О да, он подготовился. Вон неспешно занимает своё место, неуместно смеётся: — Что-то из ваших ролевых игр с юристом? — Что-то из жизни моего друга стало обходить меня стороной, — парень закидывает ногу на ногу, — С каких пор ты цепляешь влюблённых малолеток и трахаешься с ними, чтобы утром просто сбежать? Я вообще не помню ни одного такого случая. Куньхан выпрямляется и растирает колени ладонями. Между ними повисает напряжённое молчание, когда «педагог» продолжает: — Шотаро влюбился в меня. Вот так просто. Я заметил это первым: у него как бы особо не получалось скрывать. Он красивенький, милый. Только вот потом я понял, что зря дал ему надежду. Вместо ответа Децзюнь только вскидывает брови. — Какие нам отношения, если это — не истинность, как у тебя. И что потом: мы разлетимся по миру? Курортный роман как-то не входит в мои планы. «Информатик» опускает подбородок и неуверенно кивает. Он понимает. Сяо знает историю Куна-гэ и от первого лица, и со стороны своего омеги. Сейчас перед ним стоит та же картинка, в других лицах, новых именах и направлениях подготовки, другие страны и, только может, несколько отличный ход развития событий. Но суть та же. Децзюнь не находится с ответом, слышит пренебрежительный хмык своего друга, провожает взглядом того в душ. А ночью пишет наиболее понятное сообщение тому самому Шотаро. Просит прощения за своего «бестолкового друга». Получает через полчаса короткое «спасибо». И сразу же ставит пометку: познакомить Юно с Шотаро. Омеги должны держаться вместе разве нет?«Порыв»
Децзюнь переступает порог их съёмной квартиры спустя полторы недели. Следом входит Юно. На улице идёт снег, приближается Новый Год. В этот раз альфа загадал истинному куджольпхан, услышал в ответ, что должен подготовить «нормальный сюрприз!» и уже даже отложил немного накоплений. А ещё они договорились впервые позвать к себе гостей. — Кстати, Юно-я, — Сяо провожает взглядом забежавшего в ванну омегу, обнимает свой рюкзак с ноутом, проходит в зал. Он продолжает только когда старший выходит, отряхивая ладони от воды. — Юно-я, я бы хотел позвать своего друга Ёсана и мальчишку Шотаро — помнишь, рассказывал о нём? — Оу, — Чон теряется на время в пространстве, а потом продолжает, размышляя, — Ладно, если нас четверо, или даже шестеро. Но Джуни, ещё двое — и наша квартира будет похожа на вписку! Если ты согласен убираться следующим утром, то так и быть — я не против хоть маленькой китае-японо-корейской орды! — Какие ещё двое? — альфа подходит к истинному, — Кого ты собрался звать кроме Джонни с Тэёном-щи? — Ну как, — тут же теряется омега, — Кун-гэ и Чимин. — Ага, а ты забыл, что если идут эти двое, то автоматически надо ждать в гости ещё человек десять? — Да и похрен? — Юно строит бровями домик, так что младший сдаётся и кивает. — Давай сразу закажем пиццу и… Уберём ковёр из зала? — Верно — про ковёр. / Дун Сычён принёс колонки. И это ещё один повод двум истинным (да и Куну-гэ) и любить, и опасаться этого парня: никогда не знаешь, что выкинет. Так что американский хип-хоп 2000-х заполняет квартиру. Шотаро танцует в зале под восторженные вскрики неожиданно улетевшего от одной бутылки слабоалкогольного коктейля Чимина. Тэён поразительно внимательно слушает одну за другой истории Куна-гэ, не переставая сметать с кухонного стола всю доступную еду, а за какой не дотягивался, ту китаец любезно подавал. Джонни толкает в плечо засыпающего прямо на полу Чону, который проник в квартиру каким-то волшебным образом. Тот самый БэмБэм крутит бутылочку, не переставая смеяться с того, что в их круге сидят четверо альф и только двое омег. Юно же сидит под окном на бетоне лестничного пролёта между этажей, Децзюнь — рядом. — Меня не оставляет чувство, что нас выгнали оттуда, — омега усмехается, делает несколько глотков пива. — Да ладно, пусть отдохнут. Ты сам вышел сюда. Или тебе противна моя компания? — альфа опрокидывает в себя стеклянную бутылку с коктейлем. — Я не против тебя, как я могу? А ещё я подумал о том, что совсем скоро всего этого не будет. Сяо садится спина к спине со старшим, ощущает, как тот роняет голову ему на плечо. — Я бы хотел всегда так: гулянки, дедлайны, «Джонни-терапия» и неловкий Тэён, доставучий Кун-гэ и тот танцующий мальчишка Шотаро. Беззаботность. — Я хочу поскорее стать старше, чтобы взять ответственность за тебя. Чтобы у нас реже были эти самые эмоциональные качели. Чтобы ты реже плакал и больше не выгонял меня из квартиры. Чтобы у нас была своя квартира. Чтобы уже была просто работа, а не эта стажировка с копейками и «дай-подай-иди нахуй — не мешай». По лестничному пролёту сквозит сизая дымка. Пряность мелко размельчённой мяты утопает в горячем шоколаде поверх табака кого-то курящего парой этажей ниже. — Я на втором курсе был тем ещё придурком, — усмехается омега, допивая свой напиток, — Почему ты такой серьёзный? Это моё плохое влияние? — Это твоё хорошее влияние. Если бы ты не заметил меня, не привлёк внимания, я бы был таким же бестолковым и хуже, как Куньхан. — Как думаешь, Шотаро справится с этим? — Откуда мне знать? Моя цель ограничилась новым ему кругом общения. Остальное — его выбор. Но я хотя бы решился помочь ему, — парень оборачивается и ловит в руки падающего истинного, прижимает к своей груди, заглядывает в глаза, — У меня есть свой омега, за которым глаз да глаз! — Аж зубы сводит, до чего ты сладкий! — Аж в горле першит: до чего ты мятный! Они неловко смеются. Омега отставляет пустую жестянку в сторону и тянет руку к лицу младшего. Проводит пальцами по его острой скуле, губам, скользит по подбородку. Альфа медленно сгибается, потирается своим носом о нос истинного, целует место под глазом. Ощущает, как парень сжимает его ворот, наклоняется ниже и целует в губы. Юно переворачивается в руках Сяо, целует порывисто, на самом деле — пьяно-бредово. Только вот альфа отвечает ему также — взволнованно-бессознательно. Крепче сжимает в руках Чона, едва слышно рычит, когда тот шумно выдыхает в губы. Целоваться на лестнице, когда в собственной квартире бедлан? Да нефиг делать! Ладонью Децзюнь скользит под широкую футболку своего омеги, оглаживает напрягшиеся мышцы живота, поднимается выше. Выгибает истинного под себя, и тот слушается, цепляется за сильные руки своего альфы, откидывает голову, подставляясь под слабенькие укусы, тянется коленом к его паху. — Они заняли всё, вообще всё, вот ведь! — вдруг смеётся младший, отстраняясь от Юно. — Ванная: она должна быть всегда свободной. А мы запрёмся, — Чон подрывается с места и тянет истинного за собой, — Давай, торопись. Они спускаются, забывая о мусоре, залетают в открытую дверь и сразу — в ванную. Под ползущие на лоб брови омеги, Сяо поворачивает замочек, а потом хватает старшего за талию и притягивает к себе. Поцелуи по шее и плечам, грубые руки по животу и спине. Тёплая футболка сменяется холодом кафельной плитки. Жар страсти подкашивает колени, и Юно, скользя ладонями по швам одежды младшего, опускается на пол, дергает клетчатые штаны того ниже и поднимает взгляд. Глаза альфы отливают страстью, он неуверенно кивает, скидывает и свою рубашку. Чон влажно целует его колени, поднимаясь выше по внутренней стороне бедра, поворачивается к другой ноге, усмехается, трётся носом о ткань трусов. Сяо вплетает пальцы в густые волосы истинного, подбадривающе щекочет. Раскрепощённый донельзя омега стягивает брифы по ногам альфы, накрывает пухлыми губами самый кончик его члена, сглатывает вмиг образовавшуюся слюну. Наскоро берёт плоть глубже, едва не целиком, смеётся с ощущения того, как член альфы становится тяжелее и больше прямо на языке. — Спокойнее, малыш! — шипит Децзюнь, закусывая губы, чтобы только не ронять стоны. Кто-то выключает свет в ванной, пару раз стучится, но потом толпа под уверенный крик Куна-гэ «да ссы в бутылку!» улетает за пределы квартиры. Истинные смеются. Юно пользуется этим отрезвляющим моментом, чтобы одной рукой огладить бедро младшего, второй ладонью — обхватить его ствол, подстроить под себя, вновь обнять губами. Он приподнимает подбородок, желая увидеть во мраке тот самый фиолетовый блеск в глазах Децзюня — они сталкиваются взглядами. Альфа поглаживает большим пальцем его мягкую щёку: — Не спеши, не обращай внимания. — Я хочу, — говорит омега, выпуская со рта его член, — Я просто хочу сделать это, потому что действительно хочу. Мне очень хочется порадовать тебя, и хочется узнать, почему он так меня пугает. — Когда у тебя есть все шансы откусить его, то он не такой пугающий, да? — Вот именно. Они снова смеются. И Юно проявляет энтузиазм в своём первом минете. Он пускает слюну по всей длине истинного, отстраняется до кончика, чтобы заглотить едва ли не по корень — а его рот прекрасно позволяет взять больше. Омега ощущает, как по собственным бёдрам стекает смазка, как в глазах мигает от нехватки кислорода, а ещё — только совсем немного, где-то будто на фоне — как альфа сжимает его волосы. Вперёд-назад, ладонью по коже бедра выше, нащупывая выступающую венку, и ниже меж кубиков пресса. Касания и контрасты, игры ароматов и всплески эмоций сквозь. Тягучая сладость шоколадного мусса впервые раскрывается камфорным дурманом, выбивая остатки разумного из головы Юно. Он согласен поклоняться грёбаному члену своего истинного, скользить языком по этой крупной вене, сжимать пальцами яйца и вновь и вновь глотать влагу предэякулята, смазывающую глотку своей вязкостью — всё, лишь бы это чувство не прекращалось. Вкус и терпкость, напряжение мышц и влага вокруг — омеге не нужно становиться под струи душа, чтобы стать сейчас полностью мокрым в ванной комнате. Он ощущает, как потеет, как более-менее приличные домашние штаны становятся неприличными, как смесь их жидкостей стекает с подбородка по шее к груди. И не нужно заниматься физическими упражнениями, чтобы начало сводить ноги, чтобы мышцы спины были напряжены до предела — это всё сексуальное, предвкушающее, властное и при этом подчиняющееся. При всех прочих входящих данных — Юно ведёт сейчас Децзюня. От этой мысли Чон преисполняется новой волны страстного желания свести младшего с ума, а потому работает не столь скоро, наоборот — замедляется. Он почему-то чувствует это напряжение Децзюня, и хочет растянуть удовольствие. Может, Юно бесталанный в этом плане, а может, ещё научится, но помимо органа меж своих губ, он более озадачен чувствами истинного. Впервые раскрывает его, получает эту обратную связь. Он готов поклясться — сколь бы банально это не прозвучало — что может читать мысли Децзюня, угадывает его желания. А потому скользит ладонью по колену и по задней поверхности бедра, где мышцы устают больше, и сжимает их. — Ммм! — альфа довольно стонет, крепче поджимая губы, жмурится. Потому что Чон верно разобрал эту нотку, угадал мысль, фантазию. И этим доказал самому себе наличие личного «рычажка власти» над истинным. Это даёт ему уверенность и возможность идти дальше, не страшась сделать следующий шаг, отдаться целиком, как омеге, который при всех своих особенностях может достойно выйти и из этой ситуации: проиграв битву, но не всё сражение. Юно резко отстраняется, когда ощущает солёность спермы на языке, позволяя той орошать губы и подбородок. Он поднимает голову на Децзюня, но мало видит в темноте. Одна ладонь альфы так и лежит на голове истинного, вторая плотно накрывает собственный рот. Грудная клетка ходит с широкой амплитудой: его лёгкие горят в стремлении насытиться воздухом в этой комнате, но безрезультатно. Так что омега поднимается на крупно трясущиеся ноги, наощупь подталкивает их к душевой кабинке. Они раздеваются уже только тут, кидают вещи на пол, включают воду. — Джуни-оппа, — зовёт Чон, когда парень спускается ладонями по его животу ниже, — Сможешь сделать это? — Прости, малыш, не сегодня, — Децзюнь покусывает изгиб плеча старшего, — Там люди, ты забыл? — А может ну их нахрен? — Малыш, не два раунда сегодня. Отмывшись и выветрив кое-как смешение ароматов, они надевают какие-то тряпки из машинки, отправляя в пасть той сегодняшнюю одежду: большинству присутствующих уже глубоко наплевать на вероятную затхлую вонь. Оказавшись вне пределов ванны, истинные проверяют все комнаты. Что ж, гости ещё не разошлись. Чимин спал на полу в обнимку с Чону и Шотаро, хотя кто кого тут обнимал — вопрос открытый. На диване сидел Джонни, а на его коленях — довольный и сытый Тэён. Кун-гэ тряс Сычёна, пытаясь уверить остальных присутствующих, что тот жульничает в их какой-то карточной игре со смутными правилами.